Isn't it lovely, all alone Разве это не прекрасно? Я совсем одна. Heart made of glass, my mind of stone Моё сердце хрупкое, как стекло, моя голова тяжела, как камень. Tear me to pieces, skin to bone Разорви меня на кусочки, от меня остались лишь кожа до кости. Hello, welcome home Здравствуй, добро пожаловать домой. Billie Eilish feat. Khalid lovely
Вы когда-нибудь видели во сне свою смерть? Скорее всего нет, потому как когда наступает момент X, мы просыпаемся за мгновение до нашей весьма бесславной кончины: подскакиваем на кровати и тяжело дышим, пока до нашего мозга не доходит, что это просто кошмар, который уже совсем скора забудется. Кстати, я частенько видела такие ведения. Даже если не брать в расчёт воспоминания Ренэйт их было довольно-таки много, больше, чем нормальных снов. А видели ли вы в кошмаре свою смерть со стороны? Как бы собственный труп. Нет? Да? В общем, мне такое, слава Королю душ, никогда не снилось. Зато удача «улыбнулась мне», и я увидела это наяву. Лаборатория Гранца не была такая жуткая, как у Куроцучи, но и здесь мне было не по душе. Особенно когда арранкар показал мне объекты «А» и «В», которые здесь называли «Эстрея» и «Флор». С испанского это значит «звезда» и «цветок». Что они из себя представляют? Лучше бы просто звёздную пыль да ромашку. В огромных капсулах доверху наполненных какой-то розоватой жидкостью, которая вечно пузырилась, находились две абсолютно голые девушки. Точнее сказать тела девушек. И нагота их априори не могла никого смутить, ибо на это обращал своё внимание пытливый взор наблюдателя (который сто процентов находился в шоке от этой картины, кто бы этот наблюдатель ни был) в самый распоследний момент, если бы вообще обратил. Утыканные проводами и трубками тела девушек были просто-напросто… Как бы это помягче сказать? Не целыми… Да, так цензура разрешит. Тело в капсуле с подписью «Эстрея» принадлежало Ренэйт. У него не было левой руки, а половина ранее длинных обсидианово-чёрных волос с этой же стороны была срезана. Несколько пальцев правой руки так же отсутствовали, как и ноги почти полностью, пострадавшие явно в результате сильного взрыва. Само тело было сильно обожжено. Грудная клетка вскрыта, сквозь кости можно было увидеть сердце. Небьющееся сердца. Небьющееся вот уже век сердце. Во втором резервуаре находился труп Урахары Поллукс Эрики. У неё сохранились волосы длиною до середины бёдер, правда концы их сильно подпалены. На этом плюсы и закончились. Её белое, как мел, лицо было исполосовано глубокими ранами от каких-то когтей. Один из них проходил через глаз, скорее всего тот не пережил встречу с таким-то маникюром. Когти задели не только лицо: дважды на правом плече, левом и правом предплечье, несколько на талии и грудиной клетки и т.п. — везде были устрашающие отметины. Ногам Эрики повезло больше, чем ногам Ренэйт — оторвана только половина левой, кожа оставшегося обрубка и правой ноги лишь сожжена. Зато половины правого бедра отсутствовала, как и левый бок, будто они были вырваны зубами огромного зверя. Казалось, Эрика сражалась не с Ренэйт, а с волком-переростком, впавшем в бешенство. На обоих телах виднелись следы рассыпания на духовные частицы, остановленное когда-то Киске. — Это… мы?.. — что-то еле слышно сорвалось с моих губ, но Заельапорро услышал. Наверняка у него какой-нибудь модифицированных слух. — Сила госпожи Айзен и твоя истинная действительно устрашают, — кажется, он чуть не забился в сладострастном приступе, когда произносил это, параллельно глядя на заспиртованные, или в чём они там плавают, трупы. — Не хотел бы я встретиться с вами в бою. — Как ты можешь этим восхищаться? — ужаснулась я, вздрогнув в очередной раз, когда посмотрела на гигантские капсулы. — Это мог сделать только монстр! — Тебе прочитать лекцию о монстрах? — усмехнулся только что вошедший в лабораторию Айзен. Этот бес улыбался во все свои белоснежные зубы, с прищуром осматривая нас. Я даже допустила мысль, что у него не получилось исцелить свои близорукие глаза и что бутафорские очки, которые он носил все эти годы после операции, ему до сих пор нужны. — Спасибо, не надо… — я скуксила лицо и перевела взгляд на спутников мужчины. Вместе с Айзеном в лабораторию зашли Локи, Улькиорра, Ямми и Гриммджоу. Ямми Льярго, этот трёхметровый шкафище мускулов, я вижу не часто. Единственный раз, когда мы разговаривали, это момент нашего «знакомства». Айзен как-то притащил меня на собрания своих прихвостней и заставил всех представиться мне. Более странного дня у меня в Лас Ночес ещё не было. Когда мой взгляд встречался со взглядами арранкаров (ну и сына Соскэ), они делали жесты приветствия и каждый в своём стиле. Локи махнул рукой и улыбнулся, Улькиорра смерил долгим взглядом, Ямми стрельнул в меня глазами и что-то прогромыхал по типу «Здорово», Гриммджоу же нахально усмехнулся и подмигнул. Я закатила глаза на его действие и вернула своё внимание Айзену. — Я к вам с гостинцем, — произнёс он и отступил в сторону, являя мне и Гранцу свою новую заключённую. Орихиме была такая же, как я запомнила её. Яркие пламенно-рыжие волосы, огромные светящиеся жалостью и любовью ко всему в мире карие глаза, голубые заколки, полученные от хогьёку, застенчивый вид и поза. Её одели или заставили одеться в белую одежду арранкаров: плотная ткань скрывала всё её тело. В целом наряд выглядел громоздко, но элегантно. Не шёл в сравнение с моей больничного цвета и фасона сорочкой с завязками на спине и длиной до середины того, что раньше звалось бёдра. Я смогла выцепить даже самую малейшую эмоцию из её взгляда, как только она оторвала его от пола и посмотрела на меня. Сперва удивление, радость, почти восторг, а затем словно ужас, непонимание, снова удивление и в конце концов — жалость. Да. Мне и самой уже себя жалко. С нашего разговора с Айзеном о его жене и сыне прошла неделя, а на мне уже мешком висит его подарок. Я превратилась в костлявую сушёную воблу со впалыми щёками, выпирающими рёбрами и тоненькими, спичечными конечностями. Кожи еле-еле хватала на тёмные круги под глазами от недосыпа и недомогания, губы стали обескровленными полосками плоти, волосы на ощупь были хуже соломы и такие же пожухлые. Я была олицетворением ожившей мумии из какого-нибудь ужастика, весьма среднего качества. — Госпожа Урахара, — пискнула Иноуэ, сложив руки на своей груди, кстати, тоже такой же роскошной и красивой, как и в моей памяти. Сердце вдруг пропустило удар — часть моего безвозвратно утерянного прошлого сейчас стоит передо мной и смотри на меня без капли предрассудства. Она шагнула вперёд, потом ещё раз, заметила, что никто не преграждает ей дорогу и рванула вперёд, уже через несколько мгновений заключая меня в объятия. — Я так скучала по Вам! — сорванным голосом пролепетала она, после чего резко отстранилась. — Мне страшно Вас сломать… — тихо-тихо заявила она и убрала руки за спину. Я бы улыбнулась ей в знак радости встречи и поддержки, но просто не смогла. Тут Орихиме заметила «Эстрею» и «Флор». Её веки расширились от шока, она застыла в немом изумлении, судорожно бегая взглядом от одной капсулы к другой. Когда Иноуэ поняла, что одно из тел с моим лицом, она в страхе посмотрела на меня. — Это… — шепнула она совсем тихо. Я через силу кивнула, поджав губы. «Да» — говорили мои глаза, а глаза Орихиме стали выражать крайнюю степень жалости и стремительно наполнились слезами. — Сможешь их восстановить? — спросил Гранц, до этого молча стоявший в сторонке и изучавший нового человека в замке. Школьница испуганно дёрнулась и посмотрела на него, после чего сперва неуверенно, но затем собравшись с духом заявила: — Смогу! Это были самые громкие слова Орихиме, которые она произнесла за всё время своего заключения.***
— В Сейрейтей сейчас полная неразбериха. Я слышала, что Главнокомандующий хотел вызвать капитанов в отставке и призвать на помощь благородные кланы. Но на совете другие капитаны отклонили эту идею. Куросаки-кун встретился с другими такими же полупустыми. Они зовут себя вайзарды. Они стали его тренировать. Исида-кун, Садо-кун и Кучики-сан тоже занялись тренировками. Капитан Хицугая с Рангику, Ренджи, Юмичика и Иккаку сейчас в Мире Живых — отбивают атаки сильных пустых. Все сильно взволнованы. А капитан Кучики вовсе места себе не находит, его только неделю назад восстановили в должности капитана. — Восстановили? — переспросила Нацуми, до этого жадно впитывающая каждое слово рыжеволосой красавицы, сидящей в её комнате на кровати напротив. Орихиме кивнула и добавила: — По приказу сотайчо его временно отстраняли от должности и сажали под домашний арест. — Почему это? За что?! — Урахара подскочила на месте в негодовании — как с этого практически святого в плане капитанствования синигами могли снять полномочия да ещё и в доме собственном запереть. Уму не постижимо! — Ну… я так поняла… — Орихиме замялась, подбирая слова, — ну он сказал, что хочет спасти Вас и что ему никто не запретит… а потом с ним поговорили Хицугая-тайчо и Зараки-тайчо, и он вроде как успокоился. Я его не видела, но Рукия говорила, что он три дня не ел и почти не пил, сидел в Вашей комнате и никого не впускал. Да и сейчас выглядит как робот какой-то, я теперь из-за него не хочу стать киборгом… — Как романтично. Сейчас пойду блевать радугой и бабочками от этой слезливой истории, — протянул на заднем фоне мужской голос. Нацуми недовольно взглянула на растянувшегося на нескольких дзабутонах Гриммджоу и запустила в него декоративной подушкой. — Почему ты всегда такой грубый? — Урахара бросила ещё несколько подушек в Джагерджака, от которых он, хрипло смеясь, уворачивался, после чего успокоилась. — Потому, что я монстр из детских страшилок для карапузов синигами, — просто ответил он и, воспользовавшись элементом неожиданности, резко и точно бросил одну подушку прямо в лицо девушке. Удар был такой сильный, что она повалилась сперва на бок, а потом не справившись «с управлением» собственного тела сорвалась с края матраца и упала на пол. Орихиме, взвизгнув, поспешила ей помочь подняться под дикий хохот шестого. Нацуми присела с помощью подруги, но на кровать пока не спешила возвращаться. Вместо этого она оперлась на матрац руками и стала недовольно пилить взглядом арранкара из своего укрытия. В любой момент девушка готова была уклониться от следующего снаряда, но пока что Гриммджоу лишь держался за дырявый живот и заливался раздражающим смехом. — Вы не ушиблись, госпожа Урахара? — участливо спросила Иноуэ, и тогда бывший капитан третьего отряда посмотрела на неё, не забывая не упускать из вида Джагерджака. — Всё хорошо, — ответила она, и тут открылась дверь. Одномерными шагами в комнату вошёл Улькиорра. Он медленно осмотрел своего «коллегу», валяющегося на дзабутонах и уже почти не смеющегося. Потом Нацуми, сидевшую на полу за кроватью и слегка пригнувшуюся за неё. И наконец его взгляд остановился на Орихиме. — Женщина… — позвал он её. — Заельапорро подготовил тела. Тебе приказано немедленно явиться в лабораторию. — Да… да я сейчас, — Орихиме суетливо встала, разгладила невидимые складки белого наряда дрожащими и резко вспотевшими ладошками, а потом повернулась к Нацуми и улыбнулась ей. — Я пойду… простите… — Ничего, детка, — губы Урахары дёрнулись в подобии фальшивой улыбки для Иноуэ. — Ты только не бойся. Тебя не тронут. — Хотя кое-кто очень хочет, — гогоча от собственной шутки, не смешной по мнению всех остальных присутствующих, произнёс Гриммджоу и в добавок похабным взглядом окинул Орихиме. Та зарделась и даже прикрылась руками, будто арранкар мог видеть сквозь одежду. Нацуми, воспользовавшись моментом, ответила ему залпом в лицо многострадальной подушкой, однако её удар не был таким сильным, как у Джагерджака минутой ранее. Хотя мысль о том, что наглое выражение лица мужчины сменилось раздражённым, ей очень понравилась.***
Улькиорра и Орихиме вышли из комнаты. Нацуми решила для себя, что больше не заговорит с этим неотёсанным мужланом с подозрительным цветом волос, оставшимся в её комнате смотреть за ней, гордо задрав нос, встала с места и прошла в ванную. Вода всегда успокаивала её, прямо как холодный душ возбуждённое недвусмысленным желанием тело. Она словно проникало в мозг и отравляло каким-то сильнодействующим седативным, размягчала мысли и напряжённые мышцы, а её запах ласкал обонятельные рецепторы. Вода в Уэко-Мундо была природная, минеральная. Единственный плюс этого места, не считая остановленных кошмаров и головных болей. Прошёл час, может, полтора — Нацуми вышла из ванны, обтирая голову полотенцем. В этот раз ей хватило ума и памяти взять с собой махровый немного короткий халатик с крепкими завязками и широким капюшоном и не появиться перед своим «компаньоном» практически в неглиже. Она прошла мимо наблюдающего за ней из-под полуопущенных век арранкара, который, кажется, с места не сдвинулся после её ухода, и села на кровать, продолжая высушивать на голове остатки от роскошной некогда шевелюры. — Я думал, ты утопла… — лениво протянул Гриммджоу, потянулся спиной и копчиком, разминая позвоночник, улёгся поудобнее и закрыл глаза. — Эта шутка стала бессмертной за время нашего общения, — хмыкнув, ответила Нацуми, складывая влажное полотенце на тумбу. — Это потому, что она всегда актуальна. Я скоро начну опасаться, что ты там планы по захвату мира строишь. Мало ли что может прийти в твою глупую голову… — «Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос. / Он носом тянется туда, куда душою не дорос»*, — тем противным поучительным тоном, медленно произнося слова, ответила на колкость девушка, приправляя цитату едкой улыбкой. Гриммджоу моментально вскочил с места, попытавшись схватить эту занозу на человеческой скорости, но Нацуми была готова к его этой вспышке и за мгновение до того, как мужская рука сомкнулась бы вокруг ткани её капюшона, запрыгнула с ногами на матрац и перебежала по нему на другую сторону. — Чё сказала?! — запоздало крикнул Гриммджоу, усмехаясь, и опёрся руками о кровать. Стоило ему дёрнуться вправо, как Нацу дёргалась влево, и наоборот. Они улыбались друг другу, как малые дети, которые устроили обоюдные подлянки, окончившиеся догонялками. В итоге Джагерджак мысленно плюнул на слишком обозревшую, по его скромному мнению, девушку и с размаха плюхнулся на широкий хорошо пружинящих матрац. Немного с опаской, но почти сразу же, рядом улеглась и Нацуми. — Совсем в сушёную воблу превратилась, — протянул Гриммджоу, осмотрев костлявые коленки Нацуми, которые он с неудовольствием наблюдает вот уже пять дней. — Такими темпами тебя и пытать неинтересно будет потом. Надеюсь, что твоё старое-новое-будущее тело способно выдержать хотя бы пару укусов. — Да-да. Снова угрозы. Очень страшно, — Нацуми усмехнулась и перевернулась на бок, лицом к мужчине. Гриммджоу смотрел в потолок, о чём-то задумавшись. На его губах была тень улыбки. Совсем не весёлой улыбки. — И чего ты вечно такой злой? Нацуми ни в коем случае не забыла тот ужас, которым наградил её Гриммджоу во время своего первого «дежурства». Близость смерти, запах крови в носу, противное склизкое ощущение на лице, принесённое и отпечатанное по-кошачьи шершавым языком, боль в шее, руке — да во всём теле. И голубые глаза напротив, горящие истинным безумием. Она помнила наизусть его угрозу, произнесённую в звенящую тишину коридора, образовавшуюся там после хлёсткой пощёчины. Но с того времени что-то изменилось. Гриммджоу изменился. Во время не своих дежурств он бывало ходил в Мир Живых один, или со своими фрассьонами, и возвращался оттуда обязательно в крови и будущими шрамами в виде разрезанной плоти мышц. Один из них красуется теперь у него на груди. После одного такого похода он вернулся особенно мрачный и злой и целый день дежурства промолчал и даже почти не двигался. Нацуми лично отмывала тряпкой, смоченной в тазике с водой, его кровь и обрабатывала мелкие ранения, но он даже малейшего стона или тишайшего шипения не издал. Девушка даже подумала, что Айзен превратил его в зомби, но уже на следующее утро он стал бесить и всячески раздражать её с тройным усилием. С того дня она больше не видела его помощников, зато замечала иногда появляющуюся в голубых глазах грусть и отголосок тоски. С того дня Айзен отдал ему дни дежурства Старка. Гранц же заменил Тию. Как-то Нацуми назвала его другом. Гриммджоу только громко рассмеялся и несколько раз несильно оскорбил её, потом даже припоминал этот случай не с не самыми приятными описаниями, но девушка знала — это маска. И она вот-вот треснет, как уже треснула его душа, впустившая в себя первые капли яда под названием «Урахара Нацуми Поллукс Эрика». — Я же уже говорил, — мрачно усмехнулся он, закладывая левую руку под голову, даже не посмотрев в сторону девушку. — Я арранкар. Мне положено быть сосредоточением вселенской злобы. — Что-то ты со мной только злой, — прищурив небесно-серые глаза, с оттенками недовольства в голосе ответсвовала она. Гриммджоу снова рассмеялся, и снова напоказ. — Слышали бы тебя другие арранкары, — выдавил он через гогот, всё-таки посмотрев на недовольную моську Нацуми. — Они бы сказали, насколько я «не злой» с ними. — Ты ведь добрый, — уверенно заявила Урахара. — Просто претворяешься злым. — Нет, — слишком резкий, но не громкий ответ. Гриммджоу снова отвернулся и уставился в потолок, его лицо практически перестало передавать эмоции, а те крупицы, что остались, Нацуми не смогла счесть. — Я не добрый, Эрика, — собственное имя уже почти не резало слух. — Тебе не стоит об этом забывать. Это станет твоей самой главной ошибкой в жизни. — Не главнее той, когда я разбила бутылку любимого саке Сюнсуйя, — попыталась разрядить обстановку шуткой девушка, но потом запоздало вспомнила, что Гриммджоу-то не знает, кто такой Сюнсуй. Однако тот почему-то растянул уголки губ в едва заметной улыбке. Его глаза стали передавать оттенки грусти. Наволочка шуршит крахмалом, и глаза Джагерджака снова уставляются в глаза Нацуми. — Жизнь в Уэко-Мундо жестока. И не только здесь. И чтобы выжить, тебе придётся смириться с этим фактом и научиться принимать его как должное. — Нельзя же вечно ждать удара от судьбы под дых, — девушка хмыкнула, но Гриммджоу качнул головой. — Можно. Они пролежали ещё несколько минут, не отрывая взглядов от глаз напротив. Нацуми молчала, молчал и Гриммджоу. Каждый думал о своём. Наконец, Урахара едва слышно подала голос. — За что? — неопределённо на первый взгляд спросила она. Но Джагерджак понял, что девушка имеет в виду. За что он поступил с ней так, в тот раз, в коридоре? За что выломал руку? За что прокусил плечо? За что сыпал угрозами? За что поклялся убить в муках? — За то, что ты не закричала от боли, когда я сжал твою ладонь при первой встрече, — медленно ответил он, не пряча взгляда. Нацуми вздрогнула от уровня серьёзности, с которым он произнёс свои слова, но ничего не сказала. Мужчина продолжил: — Не надо было пытаться казаться сильной. Я садист. И, встретив сильных людей, я пытаюсь их сломать. Такой вот я. Во мне нет доброты, милосердия, любви. Я пустой. А пустые ненасытны. Мы алчем чужих страданий и душ, чтобы утолить вечный голод. Эта жажда разрывает каждого из нас изнутри, и чем больше твоя сила, тем сильнее боль. — Не хотела бы я стать пустым, — грустно улыбнулась Нацуми. — Надеюсь, ты никогда им не станешь… — Почему? Гриммджоу не ответил.