Однажды осенью

— О чём задумалась, Галочка? — Да так… В квартире Круглова есть особая гордость — огромный широкий подоконник, укрытый подушками, на котором можно уютно расположиться и наблюдать за городом с высоты двенадцатого этажа. Именно на нём сейчас разместилась Рогозина, прислонившись к стеклу и смотря вдаль погрустневшими глазами. Коля мог бы списать всё это на усталость от работы, но в последнее время в ФЭС было относительно спокойно, значит, причина плохого настроения в другом. — А всё-таки, что тебя тревожит? Круглов подошел ближе и положил руки на плечи Гале, начиная лёгкий массаж. Она прикрыла глаза, наслаждаясь приятными движениями, а затем неожиданно спросила: — Как ты думаешь, Коля, чего нам может не хватать? Петрович задумался. Действительно, чего? У него есть прекрасная квартира в Москве, любимая работа, которой он готов посвятить всё свое время, рядом с ним сейчас любимая и желанная женщина, которую он готов носить на руках. У него есть свободные дни, которые он может посвятить любимой или увлечениям. А в ФЭС он нашёл верных друзей, готовых примчаться на помощь и выручить из любой беды. Разве что… Одна мысль засела в голове Николая, но он никак не мог решиться её озвучить. К счастью или к несчастью, но Рогозина думала о том же самом, и видя, что Круглов молчит, решила сказать сама. — Детей, Коля, детей. Именно это и мучило последние дни Галину Николаевну. Всё началось с очередного дела, где под суд пошла жена, заказавшая своего мужа. Её план удался, она стала вдовой и почти завладела деньгами погибшего супруга, но вот незадача: Тихонов смог раскрыть её тайные счета в офшорах, и весь план рухнул. Теперь её посадят, а её двое детей отправятся в детский дом. Перед глазами полковника промелькнула картинка. Коридор ФЭС, конвоир ведёт горе-убийцу, и тут из переговорки выходят её дети. Младший, семилетний сын, ещё особо ничего не понимал, просто он лишился отца, а вот теперь, кажется, и матери. Зато старшая, пятнадцатилетняя дочь, прекрасно осознавала, что её и брата ждёт дальше. Рогозина с содроганием вспоминает горящие болью и ненавистью глаза подростка, что стояла в коридоре и провожала глазами рыдающую мать. Она не проронила ни слова, лишь крепче прижимала к себе брата. Молчала она и после приезда службы опеки. И лишь в самом конце, когда младшего уже увели в машину, она обернулась к Рогозиной. — Вы посадили убийцу. Но обрекли нас на долгие годы жизни в детдоме вместо безбедного существования в доме матери. Оно того стоило? Слова подростка зацепили Галину, хоть она и бровью не повела при них и коллегах. Она привыкла соблюдать железный принцип: «Убийца должен сидеть в тюрьме», и это не первое её дело, где один из супругов убивал другого, а детей отправляли в детдом, или же преступление совершал единственный родитель, отправлялся за решетку, а детей забирали соответствующие органы. Да, Рогозиной всегда было жалко таких деток, но никогда ещё это не задевало её так сильно, как сейчас. Так сильно, что она не спит третий день. Так сильно, что её мысли только о детях. Так сильно, что нет сил говорить. — Это из-за того дела? — Круглов спросил скорее для галочки, он и так прекрасно понял унылое настроение своей возлюбленной. — Не только, — горько вздохнула Галина, выныривая из воспоминаний. — Просто думаю о том, что так и не стала мамой, не поняла, каково это, когда ты приходишь домой, а тебя встречают дети, каково ходить на родительские собрания и помогать делать домашнее задание, как покупать детям игрушки, как собирать их повзрослевших на выпускной… — Галочка, ну если ты хочешь детей, мы же можем обсудить это и подумать? — осторожно предложил Коля. Интуиция не обманула его: Рогозина сразу же оторвалась от созерцания пейзажа за окном и, недовольная, повернулась к нему. — Коля, сколько мне лет? — начала она спокойно, но в голосе явно проскальзывали гневные нотки. — Галя, родить можно и в твоем возрасте и после, — мягко начал Круглов, поглаживая волосы женщины. Это действовало успокаивающе, и она перестала злиться. — Да, возможно ты прав, — негромко заметила она. — Но это всё равно невозможно. — Почему же? Надо только попробовать… — Круглов потянулся было за поцелуем, намереваясь продолжить в спальне, но Рогозина ловко вывернулась. — Как ты себе это представляешь? — с болью в голосе спросила она. — Мы целыми днями на работе! — Уйдёшь в декрет, — предложил Коля и тут же понял, насколько это глупая идея. — И брошу ФЭС на три года?! Коль, да ты когда я в командировках была, звонил и спрашивал, как делать, что решить, говорил, что не хочешь идти на ковёр к начальству и спрашивал, когда я вернусь! Или, может, ты пойдешь в декрет? Оставим ФЭС без лучшего оперативника? Давай начистоту: для нас всю жизнь карьера была превыше семьи и детей и не в нашем возрасте уже менять свои привычки. Круглов молчал. Он действительно не знал, что на всё это говорить. Ясно было, что Галя права. — И даже если мы переживем декрет, — продолжала Рогозина, — то дальше-то что? Будем не приходить ночевать домой и найдём ребенку няню? Или кто-то из нас бросит работу? Я не могу, Коля, срываться каждый день в шесть часов, чтобы забрать малыша из сада и быть с ним, ты знаешь, что такое отчёты, что такое министерство и как зачастую я сижу сутками в кабинете. И ты, если ты уедешь на место преступления в соседний город? Если поедешь допрашивать кого-то вечером? Если убийство произойдёт не днём, а ночью? Мы оставим нашего ребёнка и бросимся спасать мир? Чем больше говорила Рогозина, тем мрачнее становилось настроение у Петровича. Он мысленно соглашался с каждым её словом. Антонова — человек, у которого в ФЭС есть семья и дети, столько раз жаловалась, что не может провести с дочками выходной, сходить с ними в кино или парк, отпрашивалась у Гали, чтобы отметить их день рождения, но потом срывалась обратно из-за неожиданных трупов. И при этом у Вали есть муж, который сидит с девочками, забирает их и следит за ними. А в их семье никто не сможет это сделать. Галя права: для них всегда на первом месте была карьера. — Прости, что загрузила тебя своими проблемами. — Рогозина, увидев, что Круглов задумался, подошла к нему и обвила руками. — На меня накатывает иногда грусть, но это пройдёт скоро. Коля повернулся, заключая Галю в свои объятия, а затем поцеловал её. — Всё у нас будет хорошо, Галочка, — произнёс он, желая верить в свои слова.

***

С момента разговора прошло около недели. В ФЭС поступили новые дела, было уже не до страданий по прошлым упущениям, а потому что Рогозина, что Круглов погрузились в каждодневную рутину. Впрочем, в голове Коли созрел план, но в связи с большой загруженностью полковника, он пока не мог его реализовать. И вот, когда дел стало чуть меньше, Круглов решился. — Галь, можно? — Он постучался в кабинет любимой. — Конечно, входи, — пригласила она его. — Возьми, пожалуйста, на завтра выходной, — начал он с порога. Рогозина от удивления аж ручку выронила. — Прости? — Выходной. Завтра. Сама скоро все узнаешь, — пообещал он. Наверно, раньше Рогозина начала бы спорить, затем заявила бы, что он раскомандовался и никакого выходного она брать не будет, но с Колей она заметила, как стала меняться. Ей было любопытно, а потому она просто кивнула и позвонила Майскому дать распоряжения на время своего отсутствия. На следующий день с самого утра Круглов разбудил Рогозину и велел ей собираться. Сам он таскал в машину какие-то пакеты и на все вопросы об их содержимом многозначительно улыбался. Как только Галя была готова, они наскоро перекусили и куда-то поехали. — Коль, ну ты мне скажешь, куда мы едем или как? — с нетерпением спрашивала Галя уже в третий раз. И Круглов наконец смилостивился. — Дело в том, что вот уже лет десять, как я помогаю одному детскому дому в соседней области. Во время отпуска на даче я поймал воришку, им оказался воспитанник этого детдома. Он рассказал, что у них мало еды, игрушек. Я поговорил с администрацией и выяснил, что у детдома очень небольшое финансирование. Я пытался решить вопрос с чиновниками, но это другая область, и меня просто выгнали. Тогда я сам стал раз в месяц привозить ребятами еду, игрушки, иногда вещи. Ты сказала про детей, и я подумал, что тебе может быть интересно побыть с ними. Они очень добрые, вот увидишь, вы подружитесь. Воспитанники детского дома встретили Круглова с распростертыми объятиями. Девочки с опаской посматривали на Рогозину, шепотом спрашивая у Коли, кто эта тетя, а Галя старалась как можно шире улыбаться, чтобы не напугать детишек своей строгостью. Но уже через несколько минут её обняла первая малышка, а за ней подтянулись и другие. Круглов накупил много настольных игр, раскрасок и фломастеров, машинок и зверюшек для самых маленький, лего и конструкторов для тех, кто постарше. Все они с благодарностью окружили Колю и Галю, наперебой рассказывая о своей жизни. — А давайте поиграем в футбол? — вдруг предложил кто-то. — А давай, — неожиданно для самой себя согласилась Галя. Она давным-давно не играла в игры, тем более в футбол, давно не носила кроссовки, но сейчас она не была похожа на суровую начальницу ФЭС. Вместо строгого пучка она убрала волосы в обычный хвост, пиджак и блузку сменила на спортивный костюм. А Круглов ведь как знал, что они будут играть: он специально положил в багажник машины сменную одежду для себя и Рогозиной. И вот суровый полковник и ее заместитель с улыбками на лице и смехом гоняют мяч по футбольному полю, забивая гол в ворота, а потом обнимают мальчишек и девчонок. Весь день Галя чувствовала, как слёзы едва не наворачиваются на глаза. Эти дети… Столько в них было искренней радости от того, что к ним проявили внимание. Хотелось приезжать сюда каждый день, чтобы просто видеть эти счастливые лица. — Спасибо тебе, Коля, — уже в машине по дороге обратно проговорила Галя. — Не за что, любимая, — с широкой улыбкой отозвался Круглов. — Может мы и не сможем стать родителями и дарить все свое время своим детям, но мы можем подарить частичку теплоты и любви тем ребятам, кому это очень нужно. Я езжу к ним каждый месяц, можем делать это вместе. Ты согласна? Благодарные глаза Рогозиной для Круглова были красноречивее ответа «Да».