Переломный момент

Никогда Ивушкин не чувствовал к себе такого отвращения, как этим утром. Зачем он вчера так поступил? Конечно, его план сработал, а Коля не хотел быть размозжённым фрицевским кулаком по стене, но, наверное, был другой способ решения проблемы. Николай сел на кровать и взялся руками за голову, пытаясь прогнать навязчивые и неприятные мысли. Сделать это было очень трудно, поэтому он резко встал, от чего потемнело в глазах, и направился принять ледяной душ. Вода всегда помогает освежить голову и мысли. Ему предстоял тяжелый и очень важный день, ведь выбор экипажа — это решающий момент. От команды зависит успех на поле боя, поэтому вчерашний инцидент не должен помешать Коле. Минут через десять, как он вышел из подобия ванной комнаты, дверь в его камеру приоткрылась и вошла Аня. На ней не было лица. — Доброе утро, — приветливо улыбнулся Коля, но не получил ответа на приветствие. — Что вчера произошло? — серьезно спросила девушка и, отдав еду, села рядом с танкистом и строго посмотрела ему в глаза. — Ты о чем? — опешил Ивушкин, подсознательно понимая, о чем она. — Вы подрались с ним? С Ягером, — в лоб спросила Аня. — С чего это ты решила? Сама посмотри — на мне нет ни синяков, ни ссадин, — он поворачивал лицо в разные стороны. — Я услышала. Несколько немцев в лагере обсуждают. Вчера к Клаусу после твоего посещения зашел один офицер, так Ягер был какой-то растерянный. Его таким, говорят, еще не видели. — Так, значит, — усмехнулся Коля. Всё-таки план сработал как надо. — Да, я же немецкий учила, — добавила девушка. — Ну, — Ивушкин съел ложку каши, — драка, конечно, могла была быть, но не произошла, — выпил чай, — по моей инициативе, можно сказать. — Хорошо, — девушка выдохнула и сделала мягкое выражение лица. Видно было, что вся эта строгость ей дается тяжело. — Не знаю, что это он так. Вряд ли из-за меня, — Николай пожал плечами и немного поежился от своего вранья, — мы с ним всегда так общаемся. — Я заметила, — улыбнулась девушка, — но будь по осторожнее, пожалуйста. — И не подумаю, — широко усмехнулся танкист. Аня посидела с ним еще какое-то время, а потом, взяв пустую посуду, ушла. Но Коля и двадцать минут не может побыть в одиночестве в своей камере. — Ивушкин, — раздался яркий немецкий акцент, когда открылась дверь в камеру. Уже по этому акценту танкист узнал вошедшего. Это был Тилике, у Ягера менее грубый слог, когда он говорит на русском. Боже, и когда он стал это замечать? Хотя и игнорировать это трудно, — на трЕнировку, — сказал офицер, делая неправильное ударение. — Ван минуте, — сказал Коля и сразу пошел переодеваться в лагерную полосатую форму, служившую ему тренировочной. Танкист больше не хотел повторять своей ошибки, когда он вчера бегал с курсантами. Почти не хромав и даже почувствовав приток сил, Ивушкин вслед за Тилике направлялся до площадки для тренировок. Офицер остановился у выхода из корпуса. На лавочке около тренажеров сидел Ягер и курил. — Я бы предложил, — Клаус показал взглядом на трубку, — чисто из вежливости, — он сделал пауза, делая вид, что задумался, — но не хочу, — ядовито улыбнулся немец. — А я бы тогда, совсем без вежливости, плюнул бы в неё, — парировал Коля и оскалился. Немец рассмеялся. — Нет, спасибо, мне твоих слюней и вчера хватило, -всё-таки Клаус не мог не упомянуть это. Закипая от злости, Коля посмотрел на стоящего у корпуса Тилике, но тот либо не слышал, либо делал такой вид. Пару раз выдохнув, танкист с невозмутимым лицом посмотрел на штандартенфюрера, — По идее, сегодня ты и не должен был сюда приходить, но я не могу отказать себе в удовольствии смотреть, как ты изматываешься. Но у тебя серьёзный и важный день, поэтому три круга бегом — как сможешь — вокруг лагеря. Тилике побежит за тобой. Коля хотел что-то сказать в ответ, но решил, что не нужно. Поэтому он просто побежал. Конечно, его бег был не как у курсантов, да и вообще это было сложно назвать бегом. Погрузившись в мысли, он незаметно для себя успешно преодолел полтора круга. А последнюю четверть третьего круга он уже просто тащился, тяжело переставляя ноги. Дойдя до заветной лавочки, он перевел дыхание, садясь рядом с Ягером. Тот же делал какие-то записи на непонятно откуда взявшихся бумагах, пытаясь максимально ровно писать, положив документы на колени. Ивушкин не то, чтобы украдкой, но посмотрел на Клауса, у немца на губе была темно-коричневая заживавшая ранка. «Видно сильно я его вчера», -подумал Коля с какой-то гордостью. — М? — вопросительно хмыкнул штандартенфюрер, переняв взгляд Ивушкина, — свободен, можешь идти в камеру, через час выбор экипажа. — Слушаюсь и повинуюсь, — дерзко и с сарказмом сказал Коля и поплелся куда ему сказали, у корпуса его начал сопровождать Тилике. Николай лежал на кровати и мысленно еще раз проходил по каждому досье о людях, которых он решил посмотреть. Подсознательно он, конечно, сделал выбор, но не мог вот так сразу сказать — с кем он может биться, не боясь удара в спину. Когда перед ним выстроили человек пятнадцать и назвали Ивушкина «Добрым человеком» танкиста передернуло, да и Степана Савельича тоже. Ягер стоял вместе с комендантом и другими важными людьми, по всему виду было понятно, что Клаусу весьма скучно и он мечтает уйти с этого подмостка. Когда Коля подошел к Степану Савельичу, то увидел подозрение в его глазах. — Я вижу, приоделся, командир, — сказал мехвод, сплюнув рядом с Колей. — А тебя не должно это волновать, Степан Савельич, — улыбнулся Ивушкин и кивнул. Товарища быстро толкнули вперед. Наводчика и заряжающего танк Николай выбрал без сомнений. Две противоположности, но с таким выявленным характером в глазах — то что ему и нужно было. Коля встал перед строем и кивнул Ягеру, показывая, что выбор закончен. Это весьма обрадовало немца. — Завтра все начнется, подробности и суть скажу тоже завтра, — обратился командир к команде. На него с сомнением посмотрели, но спорить не стали. Когда все уже стали расходиться, Ивушкин подошёл к штандартенфюреру. — Николаус, мне требуется пару листков и что-то пишущее. Желательно ещё лампу или хоть какое-нибудь освещение. — Думаешь, я тебе выдам это все только по твоему щелчку? — изогнул бровь в усмешке Клаус. — Я думаю, что это необходимо для получения весомого результата, — сквозь сжатые зубы сказал Коля. — Ну пойдём, — они дошли прямо до кабинета Ягера. Он открыл ключом дверь и зашел первым, Ивушкин прошел за ним. Немец прошел прямо к круглому столу, который был уже вовсю заполненным различными документами. Он разом сдвинул все листы и папки в одну половину. — Ненавижу всю эту бумажную работу, — прошипел он. Достав пару чистых листов и химический карандаш, он положил на свободную часть стола, — Можешь работать. — Прям тут? — Какие-то проблемы? -насмешливым тоном спросил Клаус. — Никаких, — Коля уверенно сел за стол и начал писать. А если точнее, он рисовал план лагеря, старался зафиксировать всё, что помнил. Из тренировки курсантов он приблизительно запомнил, как выглядит полигон. Ягер в это время сидел за своим столом, усердно работая. Когда он устал, то подошёл к танкисту, чтобы узнать его прогресс. — Я бы попросил не смотреть, — затылком чувствуя немца, раздраженно сказал Коля. — С чего это ты, щенок, мне будешь приказы давать? — штандартенфюрер взял листы со стола. Ну, а с чего бы Николаю думать, что в их взаимоотношениях что-то поменяется после вчерашнего? — А с того, — Ивушкин резко развернулся и выхватил листы, — что тебе вовсе не обязательно знать план действий моего экипажа. Тогда для меня это будет стопроцентный провал. Клаус хмыкнул, но все же отошел от танкиста. Он заложил руки за спину и стал медленно ходить по комнате. — Уже не боишься, что задушу, — едко спросил Коля, которого раздражали постоянные шаги по комнате. — Сейчас я услышу, как ты отодвинешься от стола. Стул немного скрипит. Да и тебе понадобиться сделать много движений, перед тем как добраться до меня. -Если так и продолжишь отбивать чечетку своими ботинками по полу, то меня и вышесказанное не остановит, — Коля злобно уткнулся в чертежи. Не прошло и трех секунд, как к его горлу прижалась холодная кожаная перчатка. Клаус потянул его к себе, тем самым перекрывая доступ к кислороду. Николай зашипел и пытался оттянуть немецкую руку от себя. — Не забывай, Ивушкин, кто здесь главный и в выгодном положении, — Ягер отпустил танкиста и Коля сделал глубокий вдох. — Знаешь, подушками было хуже, — ядовито сказал он, всё еще порывисто дыша. — Слушай, — Клаус задумался, пытаясь что-то вспомнить, — Как твое имя? — Тебе зачем? — огрызнулся Ивушкин. — Чтобы мы были на равных. Ты моё знаешь и даже коверкаешь. Отдышался уже, вижу? — с предупреждением спросил Клаус. — Николай, — буркнул танкист, — Коля. — Не сказал бы, что прямо приятно «познакомиться», но теперь понятно, отчего зовешь Николаусом, — сделал для себя вывод Ягер, — Значит, тезки… — многозначительно сказал он. Коля промолчал и начал быстро продолжать зарисовки, воспользовавшись задумчивостью немца. — Пожрать бы чего, — через час сказал Ивушкин, пытаясь понять, каким образом будет лучше вырваться за пределы лагеря — на танке что ли сигануть? — Тебе здесь не столовая, — раздраженно сказал Ягер из-за своего рабочего стола. — На сытый желудок и думается лучше, — ядовито сказал Коля. — Не мои проблемы, — Клаус даже не оторвался от протоколов. — Не, ну попытка — не пытка. — Весьма неоднозначно звучит, учитывая твое «место жительства» последние… года четыре. — Офигеть, это было подобие на шутку? — Коля сделал нарочито удивленное лицо. — Сейчас останешься вообще без еды. — Значит мне все-таки что-то полагается? Ловлю на слове, Николаус, — усмехнулся Ивушкин. Немец только устало выдохнул, подошел и выглянул в коридор. Он сказал что-то на немецком и вернулся. Через пару минут перед Колей поставили пару сэндвичей и чай. — Ничего себе, я думал это не сработает, — улыбнулся своей победе Коля. — Это сейчас ты так «Спасибо» сказал? — Будем считать так, — парировал Ивушкин, не зная, что ответить. В принципе, Ягер вёл себя так, как будто ничего и не было, и Коля был с этим полностью согласен. После этого вечера события завертелись с бешенной скоростью. Ему с трудностью далось убедить экипаж верить ему, но после оглашения плана побега, сомнений в командире не было. Дни были один на другой похожи — пробежка, работа с танком. Но какая же гордость охватила танкистов, когда их отремонтированный танк успешно прошел испытания. В голове у Коли кроме плана и, пожалуй, одного вечера, ничего не укладывалось. Это был вечер накануне решающей схватки с Ягеровскими курсантами. Они уже по какой-то привычке сидели в кабинете у штандартенфюрера, каждый занимался своими документами (В случае Ивушкина — чертежами). Но в какой-то момент зашла Аня. Коля вопросительно посмотрел на неё, а потом перевел взгляд на Клауса. — А, Ярцева, — небрежно сказал немец и поймал взгляд танкиста, — она будет здесь как рычаг давления на тебя. — Гад, — прошипел Коля. Он не волновался, что Аня выдаст их план, ведь она не меньше экипажа хотела сбежать. Но на ней была почти самая ответственная роль — взять карту, вот за это Ивушкин и переживал. — Как ты знаешь, завтра все и решится. Мне просто необходимо с тобой еще раз обсудить всё, — Ивушкин и сам понимал, что без этого никак, но ему было интересно, зачем девушка. Неужели Клаус думает, что ситуация повторится вновь… или он не хочет, чтобы это произошло сегодня — накануне побега. Коля выгнал из головы эти мысли. Что за бред? Конечно, они уже… привыкли что ли друг к другу, но борьба, ненависть до сих пор оставались между ними. За эту неделю танкисту угрожали… раз сорок, — Ивушкин, ты меня слушаешь? -кажется, Коля даже не заметил, как Ягер начал повторять план в очередной раз, — Николай? — Да-да слышу, — будто вынырнул из мыслей танкист. — Gut, — сказал Ягер и закончил план, — можете идти, — Аня вышла первая и ждала Колю в коридоре. Ивушкин собрал все свои бумаги и медленно, все ещё витая в облаках, поплёлся к выходу, — Николай, — остановил его голосом немец, — Знаешь, даже как-то неприятно, что завтра всё может закончится, — с грустной улыбкой сказал Ягер. Коля опешил, анализируя смысл слов, — Я не хотел говорить, но думаю, тебе нужно знать. Тех двоих, что я пристрелил перед тобой в камере… — Клаус помедлил, подбирая слова. Ивушкин почувствовал вновь злость за земляков, — я лишь облегчил их участь. Им в досье написали, что подлежат уничтожению, — Коля так и замер. — Подлежат уничтожению? — вскипел танкист, — да кто вам дал право распоряжаться чужими жизнями?! — Ты говоришь это на войне? — Я говорю это в концлагере! — Я думаю, что всё сказал, что хотел, — несмотря на внешнюю напыщенность, Коле запали слова Ягера в голове. Неужели он больше не считает Колю последней псиной? Ну или же думает, что Ивушкин помрет завтра? — До завтра, — выходя из кабинета, сказал танкист. Аня сделала вид, что не слышала этот разговорю — Коля, — серьезно посмотрела она на него, пока они шли к камере Ивушкина, — они поставили мины по периферии полигона. — Что? — конечно, он предполагал это, но тогда у экипажа останется только один выход — через главные ворота. — План отменяется? — с грустью спросила девушка. — Нет, конечно, — поспешно ответил Коля и добавил, — прорвёмся, не переживай. Тебе главное завтра выполнить свою задачу и ждать нас. — Хорошо, — улыбнулась Аня. — Спокойной ночи, — заходя в камеру, попрощался он. — Спокойной. Долгое время Коля не мог уснуть, все прокручивая в голове завтрашний побег. Легкая эйфория охватывала его, но при этом была какая-то тяжесть на душе, причину которой он никак не мог найти. Наконец, позже полуночи он смог забыться сном. Всё получилось даже лучше, чем ожидалось. Танк гнал по асфальтированной дороге к месту, где экипаж должен был встретиться с Аней. Девушка тоже справилась и с улыбкой отдала Ивушкину карту, ярко описав, что ей пришлось притвориться спящей в кровати Ягера. Точно, Клаус. Коля даже сначала и не понял, что ему будет не хватать этих ядовитых перепалок. Но Ивушкин постарался убедить себя, что Ягер — нацист. И хорошо, что Николай гонит сейчас на танке подальше от этого ужасного места, пропахшего муками, болью и смертью. Когда же они добрались до Чехии, Коля, скорее подсознательно, чем специально, не стал переодеваться. Себе же он позже объяснил это тем, что не хотел покидать танк, а экипажу было не совсем до него. Но переломным моментом, круто изменившим его жизнь, был дуэль танков на мосту. Он против Клауса. Будет только один победитель, и от этого сердце пропускало удары в лихорадочном волнении. У экипажа Т-34, в отличие от пантеры, был только один снаряд. Только одна попытка. Странным показалось то, что Клаус не стреляет на поражение. Он хочет подавить морально, полностью обездвижить танк, принёсший ему столько хлопот. Но не убить команду — нет. Ивушкин же не мог сделать того же, он подъезжал всё ближе, выходя на дистанцию поражения. Из-за побитой гусеницы его заносило и знатно отнесло взрывной волной. Пантера была уничтожена… Со звоном в ушах, Коля вылез из танка. Пантера балансировала на грани моста с возможностью упасть каждую секунду. Вдруг открылся люк и Ягер, перемазанный в крови, на руках выполз на свой подбитый танк. Ивушкин придержал ногой Пантеру, придавая ей хоть немного устойчивости. Клаус внимательно посмотрел на своего врага в этой дуэли и… протянул ему руку. Кисть дрожала, немцу было тяжело это сделать — признать поражение. Коля протянул руку в ответ и хотел уже вытягивать штандартенфюрера в безопасное место, но немец лишь сделал рукопожатие. — Это была…честная дуэль, спасибо, — тяжело сказал Клаус и расслабил ладонь. Пантера качнулась. — Ну уж нет, Николаус, — грубо прошипел Ивушкин и ухватил двумя руками немца, с усилием таща его на себя. — Что. Ты. Делаешь? — злобно спросил штандартенфюрер. — Тебя… спасаю, — между вдохами сказал танкист. Клаус был весьма не пушинкой. — Не надо, — попытался высвободиться Ягер. — Уж извини, теперь ты мне не указ, — с усмешкой сказал Коля и вытащил немца на кладку моста. Едва он убрал поставленную на танк ногу, Пантера с тяжелым грохотом полетела вниз и моментально утонула в воде. Ягер вздрогнул, смотря на это, а затем перевел взгляд на «спасителя». Из Т-34 вышел экипаж, вынося раненого Волчка и кладя его на носилки, найденные в танке. Все с удивлением посмотрели на фрица, сидящего у танка и облокотившегося на него. — Ты чего это, Микола? — обратился мехвод к Коле и посмотрел на него как-то странно. — Мы же не изверги. Хоть это и война, нельзя вот так бросать. Да и от него пользы больше будет у нас, — подозрительно спокойно сказал Ивушкин и взял одну ручку носилки. Экипаж сделал тоже самое. — Клаус, — усмехнулся командир, смотря на немца, — помогай, чё. Все вчетвером несли подбитого. Паршивее всех было на душе у Ягера. Вот так строить свою жизнь, делать планы, повышаться в должностях, чтобы сейчас, потеряв экипаж, нести гадкого русского, подбившего его танк. — Ну и что ты с ним будешь делать, горе-герой, — усмехнулся Степан Савельич, кивнув на штандартенфюрера. — Как что? — вопрос застал Ивушкина врасплох, — нашим сдам, пусть расспросят. Он то явно не последнее лицо у фрицев. — Правильно, — кивнул мехвод. — Д-да, — заикнувшись, подал голос Серафим. — Как же я жалею, что выучил русский, — с легким отвращением сказал Клаус. — Да ладно тебе, Николаус, — немец проигнорировал эти слова Коли. Встретив Аню, с удивлением смотревшую на Ягера, они объяснились с ней. Через два дня пути (какими транспортами они только не добирались, даже Волчку пришлось идти пешком, как только он смог это сделать), пришло время разделиться. Ведь все были из разных, хоть и соседних, городов. Крепко по-мужски обнявшись, команда попрощалась и все разошлись. Предварительно Ивушкин сообщил, что сам сопроводит нациста. Клаус большую часть времени молчал, что на него совсем не было похоже. Он всё думал о своем будущем. То, чем занимался немец, обернулось против него… Еле добравшись до какого-то села, Ивушкин улыбнулся и уверенно повел Ягера. Они остановились у старенького дома. Коля первый прошел через полу обвалившуюся калитку и, сильно надавивши плечом, отворил дверь. Пыли внутри было не так много, как могло бы быть, значит сюда кто-то всё же заходит… «Мама…» — подумал Коля. — Где мы? — немного грубо, но с неподдельным удивлением, спросил штандартенфюрер, зайдя в здание. — В моём доме. — Но, — хотел возмутиться Клаус. -Так рвешься быть пленником и на допрос? — усмехнулся Ивушкин, приподняв бровь, и подошёл к Ягеру.  — Не то, чтобы, но мне непонятны причины твоих действий, — серьезно сказал Клаус. — А если так? — Коля сократил расстояние между ними до минимума и впился в губы Клауса. Ягер с сомнением посмотрел в глаза танкиста, но не разорвал поцелуй, а наоборот, медленно моргнул, будто бы сделав для себя какой-то вывод, и резким движением вжал Ивушкина в стоящую рядом стену. Прямо как тогда… Только все изменилось — время, место, порывы, причины. Лишь только действие осталось то же. В этот раз немец сам начал наступать и покусывать русского, как бы отыгрываясь за прошлый раз. Ивушкин пытался перенимать инициативу, но все было тщетно. Ягер начал резкими движениями расстегивать пуговицы на рубашке Коли. На предпоследней у него терпение кончилось, и он просто резко рванул, отчего пуговицы полетели на пол, а рубашка вслед за ними. Коля тоже не отставал и уже стягивал потрепанный до неузнаваемости китель Клауса. — Нечестно, — прошептал он в губы немцу, — у тебя больше одежды, — Клаус усмехнулся и помог Ивушкину стянуть с него и рубашку тоже, — нам туда, — Коля слегка толкнул от себя Ягера, и они с поцелуями, похожими на соперничество, дошли до комнаты и ввалились в спальню. Клаус тут же повалил Николая на кровать, нависая над ним сверху, расставив руки по обе стороны от Коли и оперевшись на них. Тело Ягера было в превосходной форме — Коля сразу это заметил. Поджарое, накаченное тело, где-то виднелись давние, но не менее страшные шрамы, которые придавали только мужества. Странно, но Ивушкин перестал в последнее время думать о Клаусе, как о жестоком нацисте. Возможно потому, что они поменялись местами и теперь жизнью Ягера распоряжался он сам, это автоматически принижало все угрозы Клауса в глазах Коли. Когда немец наклонился за очередным поцелуем, Ивушкин сжал Ягера руками в кольцо и перевернул, поменявши и свое положение — теперь он был сверху. — А не сильно ли ты похрабрел, Николай? — усмехнулся Клаус, глядя снизу вверх. Он был не сильно доволен таким положением. — А ты теперь и не сильно то пугаешь, — парировал Коля. Не успел он сказать еще что-нибудь дерзкое, как вновь оказался под Ягером. — Позволь мне хоть здесь сегодня быть главенствующим над тобой, — несмотря на мягкие слова, Клаус сказал это довольно жестко и как будто бы безотказно. Ивушкин хотел еще что-то сделать и сказать, но Ягер уже расстегивал брюки на танкисте. Коля слегка приподнял таз и штаны полетели за пределы кровати. Ягер с желанием посмотрел на Ивушкина. — Боюсь, мне понадобится смазка или что-то в этом роде, — наклонившись, низким бархатным тембром сказал Клаус. Ухо Ивушкина обдало жарким паром. Он быстро вывернулся из-под немца и вернулся в комнату с баночкой в руке. — Подойдет? — сказал он, подойдя, и вновь целуя Ягера, возвращающего его в прошлое положение. — Вазелин? — рассмотрел штандартенфюрер, усмехнувшись, — Сойдет, откуда он у тебя, пожалуй, потом спрошу. — У каждого русского стоит дома баночка вазелина, хотя ей практически никогда не пользуются, — сразу ответил Ивушкин и немного поежился от температуры в доме. Клаус тут же это заметил, он сам, с легкостью, но торопливо, стащил с себя брюки. — Позволишь? — хищно спросил Клаус, взглядом указав на боксеры Николая, под которыми виднелся уже крепкий стояк, присутствующий также и у немца. — В первый раз не сопротивляюсь, — нагловато усмехнулся Коля. Через десять секунд после этой фразы он был уже абсолютно голый. Ягер голодным взглядом окинул всего танкиста, лежащего под ним… Он нетерпеливо открыл банку, на время присев на ноги Коли. Выдавив на руку мазь и растерев её, чтобы слегка согреть, Ягер прикоснулся пальцем к плотно сжатому кольцу мышц. Он медленно ввёл палец, внимательно смотря на раскрасневшегося Ивушкина. — Ты как? — спросил Клаус, начиная медленно массировать внутри танкиста и растягивать его. — В, — Николай порывисто вдохнул, — порядке. Николаус медленно ввёл второй палец. Ивушкин издал тихий стон. После уже третьего пальца, Коля стал извиваться под Ягером, требуя большего, — Не медли, Николаус, — закусив губу, слегка грубовато шепотом рявкнул Коля. — Как скажешь, — ухмыльнулся Ягер и наконец-то стянул с себя боксеры, которые стояк норовил порвать. Он поспешно нанес на свой член вазелин. Клаус встал на колени, положив ноги танкиста себе на плечи и приподняв его. — Главное — зрительный контакт, — пояснил он и, получив нерешительный кивок, приставил головку к растянутому анусу Ивушкина. — Уверен? — решил уточнить и одновременно поиздеваться Клаус. — Да, — решительно сказал Ивушкин. — Точно-точно? — усмехнулся Ягер. — Блять, Николаус, хватит тянуть, — выругался Коля. Ягер медленно, но сразу на всю длину вошел в Ивушкина. Коля довольно громко застонал, прикусив до крови губу. — Больно? — Плетьми по спине, конечно, было хуже. Но… неприятно, мягко говоря, — попытался пошутить Коля. Ягера этот ответ устроил — если шутит, то терпимо. Он довольно резко начал двигаться вперед и назад, выходя почти полностью из Ивушкина и возвращаясь обратно. Клаус одной рукой придерживал танкиста, а другой обхватил член Коли и начал мастурбировать ему, выравнивая ритм толчков и движений рукой. Ивушкин буквально извивался под Ягером, сжимая руками простыню под ним. Впоследствии он серьезно задумывался о причинах своего нерассудительного поступка, но объяснил себе тем, что у него давно ничего не было. Очень давно. Но это было в последствии. Сейчас же он скулил и стонал от получаемого удовольствия. Да-да именно удовольствия — после того, как Клаус начал задевать чувствительную точку, Коля уже и не обращал внимание на прежний дискомфорт. То и дело с губ танкиста срывались сдавленные стоны, что еще сильнее возбуждало немца. Ягер начал ускорять темп, чувствуя, что разрядка близка. Коля тоже это чувствовал. Николаус вовлёк танкиста в очередной дерзкий поцелуй. Ивушкин кончил первый, задохнувшись от всех ощущений. Кончил прямо в кулак немца. Ягер до максимума ускорил темп и, со стоном, более похожим на рычание, двумя сильными толчками излился в Колю. Ощутив разрядку, он пододвинул распластавшегося на всю кровать Колю и обессиленно упал рядом с ним, отрывисто и громка дыша. — Ты просто сводишь меня с ума, Ивушкин, — смотря в потолок, проговорил Ягер. — Сам от себя в шоке, — признался Коля. Тело начало остывать, доставляя дискомфорт. Поэтому Николай поёжился и, каким-то образом выкрутившись, укрылся простыней. Поняв, что это мало ему поможет, он протянул руку под кровать и вытащил оттуда одеяло. Постелив его поверх простыни, он накинул его и на Ягера, внимательно следившего за его действиями. — И как долго у тебя не было секса? — усмехнувшись, спросил Клаус после затянувшегося молчания — Лет пять, — сказал Коля пожав плечами. — Заметно, — улыбнулся Ягер, — мне это даже нравится. — Кто бы сомневался, — немного с обидой ответил Коля и оглядел комнату, — не был тут с начала войны… — Здесь всё выглядит чистым и убранным, — заметил Клаус. — А ты, я вижу, успевал еще и дом осматривать? — усмехнулся Коля, — Мама, наверно, заходит и убирает иногда. — Мама? — Да, она живет на соседней улице. Чуть-чуть отдохну и обязательно пойду к ней. -Цени её, Николай, — серьезно и немного болезненно сказал Ягер. И, в ответ на вопросительный взгляд, объяснил, — моя мама умерла, когда мне было три года, — он, точно задумавшись, добавил, — Конечно, я её почти не помнил, но это тяжело — терять близких. Папа же не вернулся с фронта, — Клаус почувствовал ком в горле. Коля придвинулся к нему ближе. После этих слов он понял, откуда эта металлическая стойкость и холод в характере немца. — Теперь у тебя все будет хорошо, — с попыткой приободрить, сказал Ивушкин. Ягер хмыкнул в ответ и легко перекинул руку через Колю, тем самым приобнимая его. Прошло не так много времени с того момента, война закончилась. Ягер ходил нахмуренный, но Коля его пытался приводить в чувства. По-своему, конечно, немного дерзко, но пытался. Вообще, их отношения так и сохранили ту легкую борьбу, хотя и приобрели совершенно другой характер. Они всё также любили поспорить и задеть друг друга. Клауса Ивушкин представил маме как его знакомого с фронта — русскоговорящего немца. Он соврал ей (только во благо!), сказав, что Ягер еще с детства переехал в Советский Союз. Также он сказал, что сдаёт немцу комнату в своем доме. Поэтому мама была не против их сожительства. Что касается Николауса же, то его взяли в местную школу учителем немецкого. После войны решили ввести этот предмет как обязательный, а тут еще и носитель языка появился в селе. А Ягеру дети напоминали его курсантов — поэтому он был даже рад этой должности. Еще и покомандовать можно, вообще счастье! В общем, один, всего один переломный момент, к которому они, сами не осознавая, шли долго, круто изменил судьбы обоих. Стало ли им лучше вместе? Конечно! Будет ли так всегда? Жизнь покажет…