***
Габриэль то и дело поворачивался к идущему позади Джеку, будто боялся, что тот отстанет или захочет избавиться от него. Сам парень, с нескрываемым очарованием наблюдающий за менявшейся вокруг картиной, был умиротворен и безмятежен. Но в его взгляде, останавливающемся то на шустрой колибри, то на рое разноцветных бабочек, виднелось внимание и сосредоточенность. Любой из ангелов или архангелов сказал бы, что тогда он походил на своего дядю Михаила, в любой ситуации имеющего вдумчивый и невозмутимый вид. И это было бы правдой. Вдруг улыбнувшись, Джек поравнялся со своим дядей, и тот, будто не доверяя ему, слегка отступил в сторону и наградил его натянутой ухмылкой. Всех этих перемен в настроении Габриэля парень не замечал, полностью погрузившись в раздумья о счастливом будущем. Вот оно — уже у них на ладони: светлое, благополучное, свободное… Он не мог отделаться от этого приятного преддверия победы, новой жизни и счастья. Теперь сомневаться в их успехе было глупо, думал он. Но Чак никогда просто так не отдаст своё законное место. — Держи, парень, — лицо архангела сияло наигранным дружелюбием, которое Клайн до сих пор не замечал. Он протянул ему золотую чашу с мелкими сапфирами и изящной филигранью. Они остановились возле скалы, к которой их привёл разрастающийся ручеёк. Вода журчащими струйками текла вверх, не поддаваясь ни единому закону физики — в Раю законы писал Бог, а не Ньютон. Джек дивился этому, подобно ребёнку. Габриэль молча вспоминал прошедшие годы, память о которых хранили эти кристаллические воды. Столько тёплых семейных воспоминаний хранила эта маленькая лагуна, окружённая камнями с тонким зелёным мхом. Это место когда-то было любимым местом молодых архангелов: безмятежная и мирная атмосфера, царящая здесь, наводила на правильные мысли, вода в источнике дарила энергию и дополняла силы, помогала ещё сильнее почувствовать единение с чем-то божественным. Но вскоре междоусобицы, войны и распри затмили разум архангелов, и те напрочь позабыли, как когда-то вместе проводили время в этом священном, в каком-то роде, месте. — Думаю, это самое лёгкое из испытаний. Верно? После экскурсии в Ад тебе надо просто выпить водички. Забавно как-то, — Габриэль стоял в метре от края лагуны, а Джек наклонился к воде и встретился со своим размытым отражением. Казалось, будто парень нарочно игнорировал дядю, устремив своё внимание на поднимающуюся по крутой скале воду. Он взял чашу — «Источник Благодати», как её называли в Книге Жизни, — и медленно опустил её в лагуну. Кожу обожгла ледяная жидкость, и Джек от неожиданности вздрогнул. Затем поднял чашу и многозначительно посмотрел на своего улыбающегося дядю, снисходительно наблюдающего за ним. Он сделал первый глоток, удовлетворенно закрыл глаза, глотнул ещё, но потом вдруг закашлялся и уронил чашу в воду. Брызги упали на траву алыми крупицами. От уходящей ко дну чаши вода окрасилась в багровый цвет, с каждым мгновением становящийся всё более и более насыщенным. Вскоре ветви ивы, склонившейся над лагуной, потеряли свой приятный изумрудный оттенок и потемнели, а сгнившие лепестки полетели к поверхности воды. Джек продолжал кашлять, вцепившись в раздражённое горло и лишь изредка успевая посмотреть вокруг. Его поражённые и испуганные глаза остановились на дяде, однако его силуэт за секунду изменился и показал подростку его злейшего врага. — Что это? — немощно прокашлял он, жмурясь от боли. — Какой я предусмотрительный, да, Джекки? — Чак с нескрываемым удовольствием любовался его бессилием, что с каждой секундой становилось все сильнее. Вода из столь священного источника отравляла его человеческую натуру, которая, хоть и в малом количестве, но всё же осталась в нем. — Люцифер не предупреждал тебя? Ах, да, он вроде даже и не знал об этом, — Джек попытался собраться с силами, но золотистый свет в его глазах задержался в них лишь на секунду. — Если ты все это время следил за нами, то почему… — Не пришёл раньше? Да брось, обгонять вас в самом начале — это как лишить себя всего удовольствия. Вы вон как далеко продвинулись. У вас и надежда появилась. Я даже начал беспокоиться за вас, — Чак подошёл к внуку поближе, наклонился к нему и ядовито улыбнулся. — Давай-ка найдём твоего папочку. Соберём семейный совет, так сказать.***
Приятный утренний свет ласкал кожу её лица, отражался в маленьком круглом зеркальце с драгоценными камнями и проходил сквозь редкие мягкие тучи. В Чикаго она всегда красилась именно на подоконнике и в столь отдалённом от дома месте была рада повторить эту традицию. Перед ней лежали маленькие баночки с блестящими, матовыми и перламутровыми тенями, а кисточкой Мэйвис аккуратно наносила понравившийся оттенок на веки. Это был переливающийся бледно оранжевый цвет, почти незаметный при обычном освещении. Остальные оттенки она пробовала на коже кисти и поражалась их стойкостью. Безмятежные звуки природы в саду развеивали все мысли о Конце Света и всех насущных проблемах, с которыми они сейчас боролись. Какой Апокалипсис? Какое уничтожение миров? Мэйвис в тот момент не беспокоило совершенно ничего. Если только не считать долгое отсутствие Джека и чересчур глубокий сон Люцифера. Первое подвергалось объяснению: ей как-то говорили, что в Раю время течёт быстрее. А из-за второго чародейка в какой-то момент даже специально начала шуметь, но, не достигнув никакого результата, занялась собой-любимой. — Серьезно? — сначала в комнате раздался негромкий мужской голос, а вслед за ним — звук сопротивляющейся напору двери. Девушка ловко выглянула из-за плотной жёлтой шторки, и этот шорох поймал внимание Люцифера. — Серьёзнее некуда. Нас заперли, представляешь? Вот это неожиданность, да? — как же ей нравилось играть перед ним. — И как такое могло произойти? Удивительно! — В последний раз, когда меня заперли, я выпустил Четырёх Всадников Аппокапсиса и чуть не уничтожил добрую половину человечества. Хочешь повторить? — он не смог сдержать самодовольную улыбку. В любых других ситуациях мог, но не здесь. — Знаешь, я вот на самом деле совсем не против. — Я тоже. С удовольствием, — она откинула волосы назад и гордо подняла подбородок, как бы показывая уверенность в своём ответе. Затем, обнадёженная, уже приготовилась юркнуть к Люциферу, но тот прервал её: — Так, это твоих рук дело? — поменяв тон на более строгий, он указал на неподдающуюся ему дверь и выжидательно изогнул одну бровь. — Да-да, а ключ я вообще спрятала. Ещё ночью, — она спустила одну ногу вниз и со вздохом облокотилась на углубление в стене, изредка посматривая на своё отражение в старом зеркальце. Было заметно, как на её лице промелькнула тревога, а прежнее спокойствие и безмятежность будто испарились. — Неужели? Какая ты у нас продуктивная! — Ещё бы. Стараюсь. — И как ты это всё успеваешь, а, Мэйвис? — обратился он к ней по имени и наигранно улыбнулся, однако уголки его губ всё время желали опуститься вниз. Чародейка быстро сменила озорное выражение лица на более раздражённое, опустила взгляд на мягкую кисточку для век и начала нервно перебирать её в руках. — О, ты ещё не забыл моё имя. Поздравляю. Это же третий, кажется, раз, когда ты вообще произнёс его, — она резко положила кисточку на подоконник и набрала воздух в лёгкие, будто желая сказать что-то ещё, но всё же промолчала. Удивлённо вскинув брови, Люцифер подошёл к окну и плечом опёрся на стену так, чтобы при разговоре видеть её лицо и каждую сменившуюся эмоцию. — Я всё никак не могу понять, к чему эти наезды? — в этот раз он по-настоящему хотел во всем разобраться и поставить в подобных вопросах точку. Из-за того, что, как ему казалось, Мэйвис постоянно накручивала себя, страдала не она одна. Это не самым лучшим образом сказывалось и на Люцифере, который просто не хотел углубляться в выяснения отношений и, по правде говоря, оттого вёл себя еще эгоистичнее. Но подобное поведение ему было не впервой, а потому он даже не задумывался об этом. Ему просто хотелось как можно скорее прекратить все эти распри между ними, ведь они занимали слишком много времени и сил. — Ты ведь при первой же возможности вернёшь себе силы? — она говорила это так, будто хотела надавить на его чувство стыда, и у неё это частично получилось. — Не будь глупышкой, а, ты ведь сама всё прекрасно понимаешь. Так, к чему это всё? — мужчина негодующе вскинул руками и чуток прошёлся по комнате, а через пару секунд его взгляд снова упал на Невилл. Казалось, будто над ней нависла тёмная грозовая туча, вызванная её неприятными эмоциями. — «К чему?» Не к чему, правда, — она пожала плечами и робко поправила тёмную прядку у щеки. — Я просто хотела убедиться в твоём понимании… Нет, лучше сказать, в твоих чувствах и твоём отношении к ним, — ей не удалось полностью скрыть своего обиженного и разочарованного вида. — Но как можно разговаривать о том, чего нет, правда? Её не устраивало то, что она, пройдя вместе с ним столько всего, с его стороны не ощущала никакой химии и взаимности. А тянуть всё на себе было задачей не из лёгких. Ко всему прочему, ей хотелось поскорее развеять этот туман надежд и мечт, который окутал её разум и не давал взглянуть на ситуацию свежим взглядом. Но одновременно с этим она до дрожи боялась последствий — слишком часто её чувства ни во что не ставились и отвергались, и встретить ещё один отказ Невилл была не готова ни морально, ни физически. Неужели она и вправду заслужила такое отношение к себе? — Философ из тебя, если честно, так себе. — Хватит! Все эти постоянные переводы тем… Бесит, правда, — всякий раз, когда она повышала на него голос, когда она осмеливалась повышать на него голос, у неё по спине пробегали боязливые мурашки. В тот момент Мэйвис уже была готова столкнуться с его яростью лицом к лицу, но ничего подобного не последовало. — Хорошо, тогда я тебя слушаю. Внимаю каждое твоё, черт возьми, слово, — мужчина чуть наклонился к ней, заглядывая глубоко в глаза и показывая, настолько он был близок к срыву. — Ты правда не хочешь остаться человеком? — Нисколько. — Даже если бы у тебя были такие же силы и влияние, как и прежде? Неужели для тебя это всё так чуждо и противно? И не говори, что всю жизнь пробыл архангелом и просто не привык. Я уверена, что и вы, чертовы пернатые, тоже зависите от всей этой химии в голове, подобно людям. Хотя, теперь и мне самой было бы предпочтительнее ничего не чувствовать, — Люцифер снисходительно посмотрел на расстроившуюся собеседницу и вскоре даже поймал себя на жалости к ней. Жалости из-за того, что она жила в своём выдуманном мире и надеялась на лучшее. Он никогда не уделял должного внимания своим ощущениям и эмоциям, а потому всё, о чем говорила Мэйвис, для него был пустой звук, каприз, очередная прихоть… Не разобравшись в своём существе, Люцифер разрушал надежды ни в чем не повинной девушки. И не чувствовал за это ни грамма ответственности. А ведь если бы они говорили об их отношении друг к другу напрямую и сразу, не тая основную мысль за бесконечными эпитетами и сравнениями, всё могло бы сложиться намного иначе. Они оба были неидеальны — и это губило их. — Ты закончила? Или скажешь ещё немного о той несправедливости, которая не даёт тебе покоя и которую ты, вот это неожиданность, сама себе выдумала? — за его вечным сарказмом и надменностью чародейка до сих пор не научилась видеть скрытый подтекст. — Может, это прозвучит, как самый приятный комплимент для тебя, но какой же ты всё-таки жестокий… Неужели тебе правда противно испытывать всё то, что ты испытываешь? Гребанная тавтология, — последнее предложение она произнесла сердитым и злобным шёпотом, а потом на некоторое время замолчала и медленно провела ладонью по предплечью. — Да о чем я вообще говорю? Ты ведь никогда не любил. И сколько тебе ни объясняй, ты никогда этого не поймёшь. — Ты правда так в этом уверена? — Да, потому что это всё правда! — её голос впервые за их разговор вздрогнул. — Я видела слишком много людей, подобных тебе. И, признаться честно, бесчувственные мудаки гораздо харизматичнее романтиков. — Обвинять меня в чем-то будешь непосредственно в Аду, — а сейчас лучше не говори о том, чего не знаешь, — Люцифер чуть подался вперёд и театрально усмехнулся, не давая ей понять, насколько эта тема на самом деле задевала его. — Умоляю, эта история уже стара, как мир! Если бы всё было именно так, как ты сказала, то ничего этого сейчас бы не было. Ни Винчестеров, ни двух последних Концов Света, ни Библии. Ни Рая, ни Ада… — он встретился с ней многозначительным взглядом, выпрямился и разглядел в ней долгожданное понимание, мимолётной искрой окутавшее её черты лица. Чародейка почувствовала себя неловко от столь пристального взора. — Повторюсь: не говори о том, чего не знаешь, Мэйвис… Так, где ключ? — его голос выразил прежний холод и незаинтересованность, больше похожую на надменность. — Под подушкой. — Серьезно? Какой именно? Их тут с десяток, моя дорогая! — он вскинул руки в стороны и подошёл к углу кровати. Обращение к ней он всё также произносил с театральной любезностью — это уже вошло к нему в привычку. «Моя дорогая… Какой же ты наглый лжец, » — хотела сказать она прямо ему в лицо, но промолчала и унизительно отвела взгляд. Затем с тяжёлым недовольным вздохом спрыгнула с низкого подоконника, быстрым шагом подошла к черному изящному изголовью, прислонённому к стене с множеством золотых элементов, и начала резкими неаккуратными движениями поднимать сначала мелкие, а затем и более объёмные перьевые подушки. А когда прошла мимо Люцифера, он даже уступил ей дорогу. Он как будто чувствовал, что внутри нее бушевали сотни невыраженных эмоций, которые вот-вот норовили выбраться наружу. В любой другой момент Люцифер бы с удовольствием подтолкнул её на это, но теперь у него не было этого заманчивого резона. Он будто перерос эти глупости и стал взрослее, подобно подростку, перешагнувшему опасный юношеский период: наслаждение от вида её гнева перешло теперь в раздражение и тяжесть. Ему гораздо приятнее было видеть то, как она саркастически отвечала ему, за каждым словом скрывая интересный подтекст, как смотрела на него, когда хотела сказать очередную глупость или несуразную идею, или как самоуверенно смеялась, постоянно прикрывая рот ладонью. Но он просто не отдавал себе в этом отчёт. В каждом её жесте чувствовалось напряжение и обида. Мэйвис обижалась в первую очередь на себя, но не могла в этом признаться, а потому делала всех остальных виноватыми. Всё, чего чародейка так хотела, рушилось прямо у неё на глазах, безвозвратно утекало сквозь пальцы, но она всё ещё считала себя невиновной. И к сожалению, спор между двумя упрямыми людьми никогда не приводит к чему-то хорошему. Через несколько секунд Мэйвис повернулась к нему и опустила взгляд на протянутую раскрытую ладонь. Пока она прилагала все возможные усилия, чтобы сдержать себя, он выглядел преувеличенно гармонично и уверенно. Это ещё сильнее раздражало ходящую по лезвию Невилл. Ничто, казалось, не могло стянуть с него эту горделивую и невозмутимую маску. Маленький длинный ключик в её руке блеснул на тонких солнечных лучиках, украдкой проникнувших в комнату. Она нарочно выдержала паузу, набираясь смелости и сил для своеобразного заключительного этапа. И одновременно с этим поражалась тому, как ещё держалась и почему до сих пор не заплакала. — Если ты и вправду знаешь, о чем я говорю, то ты тогда знаешь также, что я сейчас испытываю. — Более чем. — Прекрасно. Просто замечательно, — Невилл торопливо вложила ключ ему в ладонь, и Люцифер тут же сжал её в кулак. Выдерживать зрительный контакт становилось всё сложнее. — Вот, видишь? — он указал на собеседницу. — Разве ты ещё сама этого не заметила? Уязвима и открыта, как на ладони, потому что человек. Вас всех видно буквально насквозь, — Мэйвис раскрыла рот от возмущения и сделала глубокий вдох. — Ну, давай, скажи то, что ты так хочешь сказать уже который день. — Ты ведь знаешь, из-за чего это все. И ты ничего делать не хочешь. — Разве я должен что-то делать сейчас? Это ты себя накручиваешь. Ради всего святого… — Черт, ты ведь даже не пытаешься что-то изменить. Ты, блин, создаёшь проблемы вокруг себя, а потом просто уходишь по-английски, — её голос снова предательски дрогнул, и на этот раз они оба заметили это. Он прекрасно видел всё её отчаяние и как никто другой представлял её боль, каждую иголочку, пронзающую грудную клетку в наказание за наивное доверие. Но он не собирался унимать эту боль. Ни разу в жизни Люцифер ещё не встречал взаимности со стороны, а потому и не мог понять подобные чувства у кого-то другого. Обыкновенная психология. Однажды ему сделали больно, предали и оставили шрам на всю жизнь, а теперь, когда он стоял на месте этого самого предателя, он не мог поступить иначе. Он не знал как. Может быть, даже хотел и очень сильно, но просто не знал. — Ну, у тебя есть ключ. Ты можешь идти, всё, тебя никто не держит, — дрожащим голосом продолжила Мэйвис, указывая на дверь и всё чаще стараясь отвести взгляд в сторону, лишь бы он не увидел её слабость. — Так, уходи. — Выставляешь меня виноватым. До сих пор, — падший сделал пару шагов назад, развернулся и на последок остановился около самой двери. — Но ведь я не виноват, что ты в меня влюбилась. Оставив после себя одну лишь наглую усмешку, Люцифер перешёл порог комнаты и стал удаляться вглубь широкого коридора, обильно увешанного картинами. Эта усмешка будто молния поразила её и разбила на миллионы маленьких частиц. И облако из этих осколков теперь тяжёлым грузом осело в груди, не давая сделать спасительный вдох. Возмущение смешалось с грустью, обида — с ненавистью. За эти десять секунд она несколько раз отговорила себя сорваться с места и побежать за ним или для начала просто попросить вернуться. Теперь она бы душу отдала, лишь бы вернуть всё на свои места. Пространство вокруг стало давить на неё, и Мэйвис почувствовала себя маленьким испуганным ребёнком, на которого со всех сторон взирали высокие недосягаемые стены. На улице расцветало ясное тёплое лето, а по коже у неё вдруг пробежали мурашки. Будто, когда Люцифер ушёл, в комнату ворвалась зимняя неукротимая вьюга и забрала с собой всё. Ей оставалось только обхватить себя за предплечья и попытаться согреться, однако от каждого нового прикосновения ей становилось только хуже и тоскливее. Ей вдруг вспомнились те короткие, но трепетные моменты, когда Люцифер касался её: когда с нескрываемым желанием отвечал на её внезапный поцелуй или когда вёл за собой в тот роковой день во время безжалостного пожара, требовательно сжимая ладонь; когда проводил пальцами по краешку её футболки или майки, чтобы потом стянуть её, и нарочно дотрагивался до талии и втянутого от наслаждения животика или когда убирал её волосы с шеи и ключиц, чтобы потом усыпать их поцелуями. Он не был романтиком, однако иногда не мог удержаться от столь банальных, но сладостных мелочей. Всё это промелькнуло так быстро, что Мэйвис, придя в себя, ещё видела его отдаляющуюся фигуру в коридоре. И только она захотела отвести от ушедшего полный сожаления и печали взгляд, как у него за спиной появился невысокий мужской силуэт. Это точно был не Джек и уж точно — не Габриэль. Паника ударной волной охватила её и, сначала забрав несколько драгоценных секунд, побудила к действию. Резко подавшись вперёд, она громко и испуганно окликнула Люцифера по имени и даже успела встретиться с ним взглядом. В один миг лицо из самоуверенного и снисходительного превратилось в удивлённое и настойчивое. Но этот миг продлился недолго: звонкий щелчок эхом отразился от стен и забрал с собой и этот подозрительный силуэт и Люцифера. Тогда Мэйвис могла поклясться, что видела его в последний раз. Она была настолько поражена произошедшим, что не сразу услышала торопливые шаги по лестнице и последовавшие от Винчестера вопросы. Одно потрясение ещё не успело отпустить её, как подступило другое, более безжалостное и жестокое. Только тогда, когда Сэм положил ей руку на плечо и аккуратно назвал по имени, Мэйвис оторвала встревоженный взгляд от коридора: — Это был Чак. Я клянусь, что Люцифера прямо сейчас забрал ваш чёртов Чак! — закричала она, полная страха и негодования. — Он нашёл нас.***
Крик Мэйвис все ещё был слышен ему, но на деле это были лишь игры разума. Пустота вокруг лишала дара речи, глаза от чрезмерной яркости болели, стук сердца в висках, казалось, оглушал, а голова кружилась только от одной мысли, что под ногами на самом деле ничего нет. Рай до начала времен, небытие в лучшем своём проявлении… Это всё было так необычно и странно, но даже оно не заботило Люцифера так сильно, как стоящий перед ним Чак. Падший и не подозревал, что ненависть к отцу теперь была вызвана не только тем старым, как мир, поступком в прошлом. Он на подсознательном уровне злился на него и за то, что не смог объясниться перед Мэйвис. Улыбнувшись своему сыну, писатель сделал маленький шаг в сторону, и за его спиной материализовался Джек. Вид у него был по-настоящему жалок: душа болезненно реагировала на испитый яд, пожаром отдаваясь в груди; глаза буквально кричали от отчаяния, а с губ постоянно срывался сухой, разрывающий горло кашель. Он пытался что-то сказать, но каждый новый звук превращался в кашель или хрипоту. Тяжесть в груди становилась невыносимой. Люциферу не нужно было долго думать, чтобы понять, что именно здесь произошло. И внешне и внутреннее он постарался сохранить стойкость духа и собранность, однако его напряжение и тревога смогли откликнуться в едва заметных движениях и сокращениях мышц. Момент, которого Люцифер ждал всю жизнь, наконец, наступил, но совершенно не так, как он его себе представлял. — Прости, что забрал тебя от твоей подружки, — с неестественной жалостью заговорил Чак, но тут же засмеялся. — Ой, нет, я специально ждал, когда вы закончите трепаться. Умеешь же ты разбивать сердца, — даже Люциферу в тот момент показалось, что Чак поступил слишком жестоко по отношению не только к нему, но и к Мэйвис. — Да? У меня был хороший учитель, — сквозь зубы выпалил он. Не терпя такого отношения к себе, Чак посерьёзнел и гордо выпрямился. — Что ж, вы правда надеялись обхитрить меня? Все вы, — его голос в тот момент был эталоном надменности и самодовольства. — Серьезно? М-да, уверенности у вас хоть отбавляй. Как и глупости, — Чак свободным обыденным шагом улизнул немного в сторону, переставая быть преградой между отцом и сыном. — Вы проделали такой большой путь и не учли одного факта: я всегда на шаг впереди. — По правде говоря, были моменты, когда мы тебя опережали, — съязвил Люцифер, удивляясь себе и невольно вспоминая все те наглые фразочки Дина, которым он теперь непроизвольно подражал. — Умоляю, надо смотреть на ситуацию в целом! Чего ты пристал? — уперто и недовольно отстаивал своё мнение писатель. Затем резко повернулся к ним и выдержал паузу. — Мне нужно избавиться от вас. Думаю, вы оба это прекрасно понимаете. Чем скорее, тем лучше. Я не хочу тянуть с этим, но… — Дай угадаю, тебе гордость и тщеславие не позволяют закончить твою любимую историю скучно? Хлеба и зрелищ, да? — падший слегка прищурился, не упуская не единой эмоции, искрой проскользнувшей на лице у собеседника. — Поэтому ты каким-то только что изобретённым ядом отравил пацана и теперь умиляешься с нашей беспомощности. Твои замыслы насквозь видно. Всегда было видно и будет. — Допустим, но положение дел от этого не меняется, — Чак громко хлопнул в ладоши и довольно заулыбался, будто ребёнок, которому только что подарили новую игрушку. В его руке появился изящный ангельский клинок, и он направил его в их сторону. — Из вас двоих выживет только один, — и он кинул оружие прямо перед ними, смотря на то, как оно ловко закрутилось. В тот момент в голове Люцифера созрел опасный и очень самонадеянный план, который теперь являлся их единственной надеждой. Наконец, он решил положиться исключительно на себя, чтобы больше не зависеть от ошибок и недочётов других. Джек же судорожно следил за каждой новой эмоцией на лице отца и боялся, что тот всё же поднимет клинок. Но даже в таком случае нефилим не стал бы сопротивляться или пытаться одержать победу — слишком уж он был слабохарактерным и милосердным. И все трое знали это. Нужно было разыграть последний спектакль. И этот спектакль должен был понравиться Богу. — Ну же! Чего вы ждёте? — весело подбадривал их Чак, будто сейчас решалась не судьба всего живого, а лишь очередной ход в настольной игре. Встретившись заманчивым взглядом с сыном, Люцифер помолчал ещё несколько секунд, а потом медленно наклонился и обхватил рукоять клинка. Сталь показалась ему холоднее обычной, а вес — тяжелее. Ещё некоторое время мужчина заворожённо смотрел на клинок, пытаясь разыграть сомнение и боль. Затем он самонадеянно улыбнулся и указал кончиком лезвия на отца: — Когда-нибудь этот клинок окажется в твоём сердце, папочка, — Люцифер сказал это с такой широкой улыбкой, что потом даже усмехнулся. Эта шутка показалась писателю не смешной. — Но сначала, — клинок резко сменил направление и остановился на Джеке, что свел брови к переносице и с неподдельным испугом посмотрел на отца. — Ты ведь всегда хотел это сделать, — голос парня переборол кашель, но сделался тихим. Он не мог прочесть мысли отца, а потому уже приготовился к смерти от его руки. — Скорее да, чем нет, — Люцифер едва пересилил себя, чтобы сказать это. Он не считал так и не хотел, чтобы его сын думал о нем в таком ключе. — Ты всегда был обузой. С тобой всегда одни проблемы. Не могу поверить, что ты мой сын, — от каждой подобной фразы лицо Чака становилось всё довольнее, а глаза Джека — тоскливее и разочарованнее. Но чем больше падший врал, тем хуже ему становилось. С каждой новой фразой он убеждался в обратном и, наконец, начал понимать, что именно чувствовал к сыну. Меньше всего ему в тот момент хотелось лгать. Почему именно в тот момент, когда ложь была необходима, она была противна ему? Это было необходимо для плана, но ведь Джек, столь ранимый и добрый, воспринимал всё всерьёз и потом вряд ли смог бы забыть все эти жестокие фразы. Кажется, даже у Люцифера в тот момент проснулась совесть, а вот у Чака — нет. — И все-таки, да, Джекки, — Люцифер постепенно сокращал расстояние между ними, превосходно отыгрывая свою роль. — Каждый раз, когда я смотрел на тебя, я хотел сделать это, — только тогда, когда падший оказался в метре от Джека, последний начал боязливо пятиться назад. И это как нельзя лучше было им обоим на руку. — От смерти не убежишь. С этими словами Люцифер схватил сына за ворот футболки и притянул к себе, выдерживая с ним зрительный контакт. В таком положении, когда мужчина закрывал от глаз Чака лицо нефилима и стоял к нему спиной, он попытался показать ему, что всё это время просто притворялся. Он расслабил лицо, свел брови и попытался добродушно улыбнуться, но ничего из этого не помогло переубедить Клайна. Джек, едва доставая до земли носками кроссовок, смотрел на отца с ужасом и паникой. Он просто не мог поверить в происходящее, он молил о пощаде одним лишь взглядом, а светло-голубые глаза едва сдерживали слезы. Всю жизнь стараясь угодить отцу, пытаясь показать ему свою безмерную любовь, взамен Джек получил предательство. Эта ситуация невольно напомнила Люциферу о себе, когда-то оказавшемуся на месте побеждённого, и это осознание промелькнуло в сомневающимся выражении лица. — Подыграй мне, — шепотом кинул Люцифер и, не дождавшись реакции сына, резко полоснул его по шее, делая неглубокий надрез. Только вырвавшись из одного сосуда, благодать сразу же перетекла в другой и смогла скрыться от глаз Чака. Давно забытые ощущения приятной тёплой дрожью отдались во всем его теле, неся с собой что-то новое. На тот момент Джек был раза в два, если не больше, сильнее Люцифера в его привычном состоянии, и эту разницу последний прочувствовал сполна. Ему вдруг показалось, будто душа растворилась в этом потоке божественной энергии и слилась вместе с ней, восстанавливая его потерянную сущность. Благодаря испытаниям благодать стала сильнее, и вместе с душой архангела она образовывала единый мощнейший механизм. Глаза Люцифера мелькнули нежно-голубым. Он достаточно грубо, подстать ситуации, отпустил сына, и тот вцепился в горло двумя руками, невольно отворачиваясь от Чака. Сделал ли он это специально или нет, Люцифер не знал. Писатель пробубнил себе под нос что-то невнятное, похожее на победные восхваления себя-любимого. Но внимание Люцифера тогда было обращено только на Джека. Он, тяжело дыша от боли, едва вздрагивал плечами. Затем поднял умоляющий взгляд на отца и попытался что-то сказать, но был слишком эмоционально шокирован случившимся. Смотря на поверженного сына свысока, Люцифер ужаснулся, когда узнал на его месте себя. И ему стало так противно от своих недавних слов и от совершенного секунду назад поступка, что он по-настоящему возненавидел себя. Но тотчас же вспомнил, чью роль играл, и опомнился. Тень сомнения и негодования промелькнула на его лице, а затем исчезла и уступила место злости. Ещё никогда, он мог поклясться, его ненависть к отцу не была столь сильной, как в тот момент. — Можно было и поэпичнее, но и так сойдёт, — Чак из-за своего положения не мог понять, что Джек на самом деле приходил в себя от потери благодати, а не от ножевого ранения. Хотя, выглядело это уж слишком схоже. — «Поэпичнее»? — сквозь зубы переспросил Люцифер и повернулся к отцу. Тот засмеялся и положил ладонь на солнечное сплетение. — Да, именно, — после смеха оставив лишь самонадеянную ухмылку, ответил он, раскрыл глаза и ужаснулся. Гримаса страха и раздражения застыла на его лице на несколько секунд. — Ты хотел эпичного конца? — чувствах небывалый прилив уверенности, Люцифер решил выпендриться и, моргнув, на мгновение показал ему небесное сияние глаз. Видеть беспомощность в глазах врага самое приятное чувство на свете, и падший в очередной раз убедился в этом. — Да такого просто не может быть, — Чак неестественно засмеялся и торопился щёлкнуть, однако это не изменило буквально ничего. Его растерянный взгляд остановился на сыне, как никогда раньше уверенном. — Я же твой Отец. Ты не можешь, — только Люцифер сделал шаг навстречу, как писатель выкинул руку вперёд, и вслед за ней растянулась яркая белая волна энергии. Его противник быстро поглотил её, с невозмутимым видом отводя руку в сторону. — Знаешь, мне на самом деле плевать, сколько чужих жизней ты разрушил и сколько ужасного натворил, — признался Люцифер, прокручивая в правой руке рукоять клинка. — Ты испортил жизнь мне. И сейчас я не отыгрываюсь за всё человечество, нет, хотя стоило бы. Это личное. И ты как никто другой знаешь, насколько, — и падший не отступал, не поддавался на провокации и умело отражал каждый новый удар, пока Джек, пришедший в себя, со стороны наблюдал за ними. Люцифер выглядел гораздо солиднее Чака во многих смыслах, уверенней и даже — подготовленней. Он вершил правосудие, он выносил приговор и сам же заносил меч. Всю жизнь существуя с клеймом Дьявола, теперь он сражался с истинным его носителем. Но Люциферу без надобности было оправдывать себя — только отомстить за всё то ужасное, что ему пришлось пережить. Джек взволнованно следил за ними, едва улавливая их слова. Но и без слов ему всё было понятно. Поражаясь тому, как отважно отец вышел из тупиковой ситуации, парень не мог забыть его слова. Однако картина, разворачивающаяся прямо перед ним, отвлекала его от насущных мыслей. Подобно тому, как он схватил Джека, Люцифер поднял над землёй отца. А до этого обессилил до невообразимо жалкого состояния. Потом что-то сказал ему, насладился ужасом в глазах и, сощурившись, пронзил сердце клинком. Нефилим не увидел, с какой тяжестью, ненавистью и грустью одновременно посмотрел его отец на упавшего на землю писателя, чьё тело после этого распалось на миллионы кусочков и буквально растворилось. Резкая вспышка, подобно ударной волне, затихла также быстро, как и появилась. Простояв на том же месте с полминуты, Люцифер усмехнулся и со всей силы кинул белоснежно чистый клинок в сторону. Металлический грохот разорвал тишину. Затем мужчина тяжело задышал, осознавая случившееся, и опустил напряжённые плечи. Сквозь тишину Джек болезненно закашлял и вновь склонился к земле, чувствуя, как жизненная энергия безвозвратно утекала из его тела. Сосуд не мог долго жить без благодати и теперь постепенно увядал. — Отец? — тихо прокашлял он с зажмуренными глазами и, услышав внезапный щелчок, резко выдохнул. Тяжесть в груди и боль в мышцах ушла, уступив место благодатному теплу и мягкости. — Хватит тут прохлаждаться. Ты же не хочешь, чтобы твоя дорогая Мэйвис волновалась, — Люцифер протянул ему руку и снисходительно взглянул сверху вниз. Джек неловко отвёл взгляд. — Не бери в голову. Серьезно, — чуть наклонившись к сыну, он сам взял его за руку и потянул на себя, как бы оставляя все их недоговоренности в прошлом. Поравнявшись с отцом, Клайн с облегчением вздохнул и робко улыбнулся. — Мы сделали это, — тихо прошептал он и сделал глубокий вдох. — Мы сделали это, пап, — повторив это с большей уверенностью, Джек впервые за всё время обнял Люцифера и уткнулся головой в его плечо. — Оставь это для Мэйвис. Вот же она обрадуется, — он наигранно усмехнулся. Затем с некоторой брезгливостью положил руки ему на плечи и уже хотел вежливо оттолкнуть, как парень поднял на него взгляд и миловидно улыбнулся. — Ты не собираешься им сам обо всем рассказать? — Клайн отошёл от него и выжидательно изогнул одну бровь. — Избавлюсь от очередной встречи с Винчестерами, — мужчина положил руки в карманы, и самодовольная ухмылка засияла на его лице. Ему хотелось растянуть момент славы и победы на ещё чуть-чуть. — Им ведь не нужны проблемы с Богом. Опять.***
Звонкая пощёчина отогнала сон и заставила мигом взбодриться. Дин от силы удара чуть не свалился со стула и тут же схватился за щеку, на которой уже виднелся алый след. Стоящая рядом с ним девушка выглядела так же встревоженно, как и Сэм в другом конце комнаты. Вид главного зала в бункере ещё никогда не доставлял ему столько удовольствия, как в тот момент. Они вернулись домой, но совершенно не помнили как. — Ты никак не хотел просыпаться, а Сэм тебя бить боялся, — горделиво ухмыльнулась Мэйвис и наклонилась к нему. — Ой, ну спасибо, чёрт возьми! — недовольный голос Дина в тишине показался в разы громче. — Всегда пожалуйста, — она со вздохом выпрямилась и стала более беспокойной, чем раньше. — Ради всего святого, где сейчас Джек? Мне кажется, что у них с Люцифером проблемы, — начала расхаживать из стороны в сторону и нервно перебирать прядки волос. — Не похоже на то, что у них проблемы, — Винчестер сделал обобщающий жест руками и поднялся со стула, дабы размять ноги. — Мир не рушится, а значит, баланс в норме. — И сколько это уже длится? Думаю, что первым делом они бы… — не успела Мэйвис договорить, как у подножья лестницы материализовался нефилим и дружелюбно поприветствовал их. — Джек, — на выдохе прошептала она и закрыла рот ладонью. — Всё хорошо? Всё ведь правда хорошо? — Да. У нас получилось, — с его лица не сходила радостная ухмылка. — Всё снова на своих местах, — Винчестеры многозначительно переглянулись, однако Невилл не обратила на них внимание. Ей все хотелось задать самый главный вопрос, но она никак не решалась. — А как же… — неловкая пауза, которая мигом обратила на неё внимание. — Где сейчас Люцифер? — Мэйвис обхватила ладонями предплечья и свела брови к переносице, стараясь уловить малейшее сомнение на его лице. — Он сказал, что у него много дел в Аду. Да и в Раю теперь тоже.