Я просто хочу чувствовать.

      Я помню себя… Я помню как стояла рядом с Гарри и Роном на краю обрыва и чувствовала облегчение. Всё закончилось… Закончилась постоянная борьба с тем, кто уничтожил наше детство, закончился постоянный бег и череда событий, которая и привела нас троих сюда. К этому разрушенному, покалеченному и израненному мосту и величественному, но изрядно потрёпанному Хогвартсу. Месту, ставшему домом.       После этого воспоминания всё остальное казалось таким сумбурным, таким жутким и бесчеловечным, что мне правда хотелось плакать. Я не помню, когда мир Магии стал таким… бесчеловечным. Таким убивающим и неправильным. Мы считали, что победили монстра, но не стали ли другие волшебники уподобляться Ему? Не стали ли они сами ХУЖЕ самого Волан-де-Морта? Я не знала ответа. И Гарри не знал. Мы смотрели на этот разрушающийся мир и не могли осознать, почему эти люди ненавидят друг друга? «Ничто уже не будет так, как прежде». Эта фраза, последняя фраза, которую Сириус успел сказать мне перед смертью, стала сопровождать всю мою жизнь после победы.       Нас троих все обожали. Нам стали верить и чуть ли не поклоняться, стали обожествлять нас. И если для Рона и Гарри всё это было не так унизительно, то я, прекрасно понимая то, что это всё не для меня, постоянно пыталась сбежать.       А потом был суд. Множество судебных заседаний, на которых Министерство Магии решало судьбу Пожирателей Смерти. Для большинства там даже не проводилось никаких разбирательств: их сразу отправляли в Азкабан, гнить до конца своих дней среди дементоров, океана и каменных стен. Меня и Гарри постоянно дёргали, вызывали на слушания, чтобы мы вставляли свои мысли по — поводу той или иной личности. Будто нас кто — то слушал. Да и… что я могла сказать в оправдание Фенрира или Антонина Долохова? Я не знала их… Я не знала ни плохого, ни хорошего, не могла ни оправдать их, ни сказать, что так они и заслуживают. В моих глазах они все, каждый Пожиратель Смерти, были людьми.       Я не боюсь смерти. Я уже давно поняла это. Мне не страшно посмотреть в глаза убийцы или почувствовать у себя на шее острый нож. Но и у меня есть свои страхи. Я боюсь убивать. Отнимать жизнь у человека, который, возможно, даже заслуживает этого. Потому что я чувствую всё, пропускаю эту боль через себя, позволяю ей захватить себя. Во время Битвы за Хогвартс мне пришлось отключить сострадание. Я видела, как волшебник убивал волшебника, я видела этот захватывающий ужас и понимала лишь одно: мягкость собственного сердца тут ни к чему. Но сидя в зале суда и смотря прямо в глаза тех, кто боялся и тех, кто ничего не мог сказать в свою защиту… Там я боялась. Я смотрела прямо в лицо Министра Магии и чётко видела, с каким упоением он произносит это жуткое слово. «Виновен». И всё. Больше ничего не скажешь, ничем не поможешь. Можешь только чувствовать боль волшебника, который молча уходит из зала. Волшебника, закованного в наручники. Волшебника, который умрёт. — Гермиона, — почувствовала я резкий толчок со стороны Гарри и взглянула на мальчишку. Он повзрослел, стал мужественнее и серьёзнее. Казалось, что Поттер многое приобрёл за время Войны, но я видела его насквозь. Эта борьба… она убила в нём ребёнка. Несмотря на то, что Война задела каждого, Гарри она коснулась по — особенному. И даже сейчас, спустя два месяца после победы, ему никто не давал забыть об этом ужасе. Повезло лишь Рону, ставшему Мракоборцем и укатившему во Францию до того момента, пока всё в мире Магии не успокоится. — Гермиона, мы приехали.       Я очнулась. Кивнув своему другу, я оперлась на его руку и вылезла из кареты, подвезшей нас прямо к Министерству. — Ты как? — осторожно спросила я, итак осознавая, что «хорошо» всё точно быть не может. Они приезжают сюда уже третий раз за неделю. — Устал… Когда это всё уже кончится? — Министр говорит, что ещё недолго, но я уже не могу там находиться. Там судят детей. Тех, кто учился с нами пять или шесть лет. Судят их родителей… — мне пришлось закрыть лицо руками, потому что иначе слёзы снова покатились бы из глаз. — Ну всё, Миона, успокойся. Мы справимся, правда ведь? — Гарри смотрел с улыбкой, но глаза выдавали и его. Ему тоже тяжело, а я тут закатываю истерики. Но у меня не получается держать себя в руках, просто не выходит.       Мы вошли внутрь здания и по уже протопанной дороге прошли к лифту, не обращая внимания на возгласы прохожих или крики с просьбой вручить им свой автограф. — Неужели для них это всё так… просто? — непонимающе воскликнул Гарри, когда створки лифта закрылись и мы оказались одни. — Быть может мы сами всё слишком усложняем? — Не будь всего этого бардака, я уже давно бы обвенчался с Джинни и уехал куда — нибудь подальше. Как Рон. Кстати, он не писал тебе? — Нет, не писал. Я не разговаривала с ним после того, как он уехал. А как Джинни? — Держится. Скучает по Фреду и проклинает Рональда за то, что он их всех бросил, — пожал плечами Поттер. — Мне кажется, он и впрямь собрался слишком быстро… Сразу после похорон. — Мы бы тоже уехали, Гарри… Я, по крайней мере, точно. Меня душит этот город, душит Министерство и все эти чёртовы люди, считающие нас какими — то… — я замолчала, потому что лифт резко остановился. — Я понимаю, — кивнул мальчик и уверенно взял меня за руку. Нам редко удаётся поговорить с ним по душам. Возможно, это и к лучшему, ведь иначе я бы чувствовала себя виноватой за то, что постоянно напоминаю ему о битве.       Идя по изумрудному коридору, я смотрела в пол. Казалось, ничто сейчас не сможет заставить меня вынырнуть из собственных размышлений, но всё оказалось не так. Голос… До боли знакомый голос, который постоянно оскорблял и не считался ни с чем. Мы с Гарри одновременно переглянулись и он шепнул: — Это ведь Малфой.       Я остановилась. — Нет, нет, нет… — продолжала я повторять. — Гарри, я не вынесу этого, я просто не вынесу, слышишь? Прошу, скажи, что я заболела, я не могу смотреть, как его и его семью судят! — Миона, успокойся, — обнял меня Поттер, в то время как я вытирала слёзы об его рубашку, пытаясь успокоиться. — Мы должны быть сильными, помнишь? — Он учился с нами шесть лет, ты ЭТО помнишь? А сейчас его, на наших глазах, будут судить за то, что он — Пожиратель Смерти. — Пойдём, — твёрдо сказал мальчишка, войдя вместе со мной в зал суда.       Я огляделась. Стул ещё был пуст, но на скамье подсудимых сидели трое. Люциус Малфой, Нарцисса Малфой и Драко Малфой. Глаза главы семейства горели огнём, казалось, что дай ему палочку или развяжи руки, как он тот час же кинется рвать всем глотки. Женщина была тиха. Она не смотрела на мужа, она, казалось, даже не верила в то, что находится здесь.       Я дёрнула Гарри за рукав, не давая ему пройти вглубь зала, где семейство нас сразу бы увидело. — Она ведь не имеет метки, — прошептала я, имея ввиду Нарциссу. — Она помогла Малфою — старшему и Министерство считает её не менее опасной. — Гарри, она не сказала Волан — де — Морту о том, что ты жив. Она спасла тебя! — Альбус Дамблдор спас меня, а не она, — жестоко ответил Поттер, входя в зал, пока я, не понимая, что произошло, замялась в арке.       Драко выглядел понуро. Его волосы сбились в комок, а костюм весь испачкался и порвался. Это унижение. Это казнь, сродни унижению для всей этой чистокровной семьи.       Услышав шаги, Малфой — младший вскинул голову и в его глазах потух последний огонь. Гарри остановился, смотря прямо на него. Два врага… Но врага ли? Я испытывала сожаление и оно просто жгло меня изнутри. Казалось, что именно из — за него мне не удавалось сдвинуться с места и пройти на сидение рядом с Поттером. — Грейнджер, входи уже, зачем ты мнёшься там! — услышала я возглас Драко и испуганно посмотрела на него, проходя в зал. Охранник, подойдя к нему, уже закинул руку, стремясь дать ему пощёчину, но я оказалась быстрее. — Не нужно, — прошептала я, обращаясь к высокому мужчине, в руках которого сейчас сосредоточилась власть. — Но, мисс Грейнджер, ему запрещено говорить! Он нарушил правила, а за нарушением следует наказание! — изумился мужчина, пытаясь донести до меня смысл своих действий. Я молчала. Я знала правила и знала, что нарушать их не стоит. Но смотря в глаза Малфоя, видя его взгляд, впервые не содержавший насмешки или презрения, я просто не могла пошевелиться. — Я знаю… — снова прошептала я. — Но сейчас, я… прошу Вас, — я метнула взгляд на бейдж, — я прошу Вас, Грег, ради меня, не делайте этого. Он не сказал ничего такого, ведь верно же? — Ну…да, — пожал плечами мужчина. — Хорошо. Вам нужно занять своё место, мисс Грейнджер. Суд скоро начнётся. — Да — да, конечно.       Прежде чем уйти я вновь взглянула на него. Он не виноват. Я знала это. Я каждой клеточкой своего тела знала, что просто обязана сегодня сделать всё, чтобы вытащить отсюда его и Нарциссу.       Постепенно в зале начали появляться люди, смотревшие на семью Малфоев с презрением и жестокостью. Я ловила их взгляды, их эмоции и фразы: «Их всех нужно поместить в Азкабан!», «Чистокровность не даёт им права уничтожать других!». — Гермиона, сегодня тебе лучше молчать, — шепнул мне на ухо Гарри, кладя свою руку поверх моей. — Сегодня я, пожалуй, сама решу, что стоит говорить, — с улыбкой произнесла я, всем своим видом показывая, что мне лучше не указывать сегодня. Лучше не пытаться заткнуть меня, когда я пытаюсь понять, как вытащить отсюда двух волшебников.       Министр, облачённый в белую мантию, вошёл в зал суда и занял своё место недалеко от нас. Осмотрев присутствующих, мужчина встал и громко произнёс: — Заседание объявляется открытым!       Первым на стул сел Люциус. Его бешеные глаза метались из стороны в сторону, а руки цепляли кресло изо всех сил. После часа криков и скандалов, был вынесен приговор: «Виновен». Нас с Гарри даже не спросили… Мужчину тут же увели. Я не знала, что там за комната, но чувствовала, каким холодом веяло оттуда. — Нарцисса Друэлла Блэк-Малфой! Вы обвиняетесь в пособничестве своему мужу, Люциусу Абраксасу Малфою и Тёмному волшебнику, лорду Волан — де — Морту, а также в причинении вреда магглорождённым волшебникам и осуществлению тёмных магических обрядов, в результате которых мог быть причинён вред волшебникам и людям. Вы осознаёте свою вину? — Да, осознаю, — прошептала женщина, стеклянными глазами смотря в пол. — Вы осознаёте, что были причиной смерти волшебников? — не переставал давить Министр. — Да, осознаю, — ещё тише ответила Нарцисса и я словно почувствовала её боль. Почувствовала её страх и надежду на искупление. Но Министру было мало, он пытался достать до самого «нутра» этой женщины и заставить её сделать то, что позволит суду вынести приговор. Ведь пока то, что сказал Министр, не граничило с отправлением в Азкабан. Не стоило поцелуя дементора. — Кто может что — либо сказать в защиту миссис Малфой? — громко сказал мужчина, словно сразу собираясь вынести Нарциссе приговор. Я посмотрела на Гарри. На абсолютно молчавшего Гарри, вжавшего руки в колени и не собирающего вставать. Он не сделает этого… Не скажет суду. Чёрт, чёрт, чёрт… Мысли спутались, ноги дрожали, но я знала лишь одно: если я не попытаюсь, если не скажу слова защиты… Её осудят.       Поднявшись с сиденья, я осмотрела зал, в котором тут же наступила тишина. — Я могу сказать слова в защиту миссис Малфой! — выкрикнула я достаточно громко для того, чтобы мои слова пронеслись по залу суда громом, чтобы они дошли до каждого. — Мисс Грейнджер, сядьте. Вас не вызывали! — прикрикнул Министр, пытаясь пригрозить мне. Я чувствовала накаляющееся напряжение и страх, сковывающий душу, не переставал липкими лапами окутывать сердце. — А кого Вы можете вызвать, Министр? Здесь сидят лишь люди из двух палат Лордов, которые ничерта не знают ни о войне, ни о Нарциссе Малфой. Разве вы позвали нас с мистером Поттером не для того, чтобы защищать тех, кого мы считаем невиновными? Разве Вы позвали нас не для того, чтобы ГОВОРИТЬ? Или же мы сидим здесь для красоты?! Для того, чтобы прикрыть Ваши действия и осуждения тех, кто всего лишь оступился?! — Мисс Грейнджер, я повторяю Вам, сядьте и замолчите. Вы не имеете права… — Я как раз, господин Министр, имею право. Так КОГО Вы можете вызвать? — вскричала я и почувствовала, как весь страх отступил. Была лишь злоба, не выговоренная, забитая и оставленная глубоко в душе. — Миссис Малфой никогда не была Пожирателем Смерти. Она верная жена, отличая мать и женщина, которой пришлось делать всё это для защиты своей семьи. Она боролась не за победу или проигрыш, она спасала свою семью. — Она предательница Родины! — выкрикнул кто — то из зала. — Кто Вам это сказал? Вы были там? Вы видели её или знали лично до того, как она оказалась тут?! — Но ведь её семья причинила Вам лично не только моральную, но и физическую боль, мисс Грейнджер, — сказал Министр Магии, наконец вступая в спокойный диалог. — Семья, но не она лично. Миссис Малфой спасла Гарри Поттера. Она не выдала его жизнь Волан — де — Морту, она солгала Тёмному волшебнику под страхом смерти. Именно поэтому Гарри сейчас сидит здесь, именно поэтому вы все сейчас сидите здесь и судите их. Нарцисса Малфой СПАСЛА мистера Поттера, именно эта смелая женщина повлияла на исход войны. — Мисс Грейнджер, не хотите ли Вы сказать, что все остальные смерти никак на него не повлияли? Не хотите ли Вы обесценить их? — спросил заместитель Министра и взглянул мне прямо в глаза. — Вы прекрасно поняли, что я сказала. Если бы Гарри Поттер был мёртв, если бы Нарциисса Малфой сказала Волан — де — Морту о том, что он ЖИВ, то никто из Вас не сидел бы здесь. И вы все это знаете. — Спасибо, мисс Грейнджер. Вы можете садиться. Суд учтёт ваше заявление и внесёт его в дело. А Вы, мистер Поттер, хотите ли Вы сказать что — то суду? — язвительно спросил Министр. — Нет, — ответил Гарри вяло. — Моя подруга уже всё сказала. — Хорошо, — кивнул мужчина. — Тогда суд отправляется на обсуждение. — Что ты делаешь? — спросил Поттер, поворачиваясь ко мне, когда все лорды покинули залу. — Ты понимаешь, что с тобой сделают после заседания? — И что же? — Вчера Министр звонил мне и просил не упоминать о Нарциссе Малфой и о её сыне ничего. Он собирался вынести всей семье приговор «Виновны». Ты понимаешь, что срываешь планы Министерства?! — С каких пор ты подчиняешься Министерству, Гарри?! — воскликнула я даже громче, чем оно того стоило. — С каких пор ты стал считать нормальным невинную смерть? — Гермиона, прости, — прошептал мальчик. — Сейчас у меня нет выбора. И у тебя его нет, если хочешь выйти отсюда целой и невредимой. — Гарри, что вообще происходит? — я и впрямь не понимала, почему тот, кто всегда боролся за справедливость, сейчас считает возможным бросить всё на самотёк. — Тебе лучше замолчать, ясно? Министерству вообще не стоило позволять тебе присутствовать сегодня, — буркнул Поттер. — Да пошёл ты, — прошептала я и спустилась вниз. Всё внутри меня просило уйти, не слушать больше всего этого бреда, но я… Внутри себя я знала, что если уйду, Драко Малфоя отправят гнить в Азкабан, где он проведёт как минимум лет семьдесят.       Я снова посмотрела на него. Он слышал. Малфой слышал эту ссору, Нарцисса всё это слышала. А вот Грега видно не было. Наверное, ушёл вместе с лордами.       Я подошла к миссис Малфой и села на колени около неё. Никто не знал, ЧТО для меня делала эта женщина все эти годы. Никто… кроме нас двоих. — Я вытащу Вас отсюда, слышите? — прошептала я так тихо, как только была способна. Глотая слёзы, я смотрела на неё и пыталась понять, почему жизнь оказалась такой… несправедливой. — Не нужно, Гермиона. Ты уже сказала всё, что было в твоих силах и сейчас моя судьба уже не в твоих руках, — пожала плечами Нарцисса и ласково посмотрела на меня. — Подойди поближе, прошу.       Я знала, что это было запрещено. Я уже нарушила три правила, оказавшись рядом с ней и заговорив. Но, несмотря на всё это, я подошла ближе. — Помоги ему. Помоги моему сыну. Меня не могут просто так отпустить, но его — да. Вытащи отсюда Драко… Прошу тебя… — Я сделаю всё, чтобы не дать ему попасть в Азкабан, миссис Малфой, — также тихо ответила я. — Береги себя, милая... - прошептала Нарцисса, прежде чем я отвернулась.       Я вернулась на своё место. Гарри молчал, но я знала, что у него очень много вопросов. Но ни он, ни я говорить не хотели. Лорды вернулись, но Нарцисса выглядела уже гораздо спокойнее. Она знала, что какой бы приговор ей не вынесли, я сделаю всё, чтобы помочь её сыну. Своему «врагу». — Итак! — начал Министр и замолчал, дожидаясь полнейшей тишины. — Учитывая слова защиты со стороны мисс Грейнджер, палаты и я вынесли приговор. Вы, Нарцисса Друэлла Блек — Малфой, приговариваетесь к году заключения в Азкабане. Вы лишаетесь всех титулов и денег, которые Вы имеете и Вам будет оставлено лишь поместье, как знак благодарности за спасение мистера Поттера. После заключения Вам придётся пройти аттестацию на вменяемость и осознанность, и лишь после этого Вам вернут Вашу палочку. Вы меня понимаете? — Да, господин Министр, я Вас понимаю, — прошептала Нарцисса тихо, но я ликовала. Всего год… Не пожизненное заключение, год жизни… Жуткий год, но если она справится, то у неё будет жизнь. — Вы хотите поприсутствовать на суде Вашего сына? — спросил Министр. — Да, — кивнула женщина. — Хорошо.       А на стул посадили Драко. Лицо мальчишки было спокойным, но руки явно дрожали. Он знал, что двух его друзей — слизеринцев направили в Азкабан на всю жизнь и явно не хотел последовать за ними. — Драко Люциус Малфой! — снова начал мужчина. Это имя, как мне показалось, останется в моей памяти на всю жизнь, так сильно оно ударило по голове и ушам. — Вы обвиняетесь в том, что присягнули на верность Тёмному Лорду, в попытке убийства Альбуса Дамблдора, в предательстве всего магического сообщества. В результате ваших действий чуть не погибла девочка и многие другие волшебники. Вы осознаёте свою вину? — Да, осознаю, — твёрдо ответил Драко и вскинул голову. Волосы упали назад, оголяя светлый лоб. Только сейчас я увидела на нём ссадины, словно от ударов. Меня передёрнуло. Слишком жутко. — Сколько Вам сейчас лет, мистер Малфой? — Семнадцать, господин Министр. — Но скоро будет восемнадцать, не так ли? — Через два месяца, сэр. — Вы молоды, но на ваших руках уже столько крови. Вас не ужасает это? — Кровь не только на моих руках. — Это не ответ, — твёрдо произнёс Министр. — Вы не боитесь возмездия за столь ранние убийства? Семнадцать лет, столь юный возраст, но уже столько убийств!       Я сидела и чувствовала, как всю меня трясёт. Кровь, убийства. Да разве дело в этом? — У нас не было детства, господин Министр, — поднялась я вопреки всем, но мужчина, осознав, что меня сегодня просто невозможно остановить, промолчал. — Ни у кого из нас не было детства. Его забрала война. Его забрал Волан — де — Морт. — И Пожиратели Смерти, коим и является подсудимый, конечно же! — воскликнул заместитель. — Да, и Пожиратели Смерти тоже. Мы все до сих пор дети. Мы могли бы спрятаться, уйти и оставить всё Вам, взрослым и умным, но у нас не было выбора. На моих руках тоже кровь. Мне приходилось убивать, чтобы защищать свою жизнь и жизни своих друзей. И, поверьте, я помню каждое своё убийство. — Мисс Грейнджер, вы боролись на светлой стороне, так что к делу это не относится. — Относится. Почему вы видите только ту кровь, что пролилась на «тёмной» стороне? Ему семнадцать. И, как вы правильно заметили, он ребёнок. Такой же как я или Гарри. Без детства. Без выбора. Влезший во всю эту кутерьму. Я не понимаю Вас, Министр. Неужели Вы правда считаете, что у ребёнка, у человека, отец которого являлся одним из главных Пожирателей Смерти, был выбор? Неужели Вы правда считаете, что он с улыбкой на лице пошёл за меткой или же убивал? Я открою Вам тайну, наверное. Дети не наслаждаются убийствами. Дети не убивают ради забавы именно потому, что они дети. Потому, что мы всё чувствуем. Боль, страх. Страх за свою семью, за себя. Мы чувствуем разочарование, когда понимаем, что наши близкие делают то, чем сложно гордиться. Но они НАШИ близкие, мы не можем взять и выбрать других. И поверьте, мы сделаем всё, чтобы этих самых близких защитить. — Мисс Грейнджер? — начала задавать вопрос одна из дам Красной палаты. — У Вас с мистером Малфоем ведь была постоянная вражда, не так ли? — Всё верно, — кивнула я. — Он причинял Вам моральный вред? — Тот, с которым я не могла бы справиться — нет. — Вы можете отвечать чётче? — Да, конечно. Мистер Малфой не причинял мне морального вреда. — Но как же оскорбления в Ваш адрес? — не успокаивалась женщина. — Чего Вы пытаетесь добиться? — возмутилась я. — А Вы? — Доказательства того, что он не виновен, — твёрдо ответила я, смотря в глаза Министра, сжавшего в руках палочку. — Выведите мисс Грейнджер из зала суда, — сказал мужчина. — Она перевозбуждена. — Нет. Не сейчас. Я уйду тогда, когда каждый из вас поймёт, что вы сошли с ума. Вы судите детей, считаете себя чуть ли не Богами! Вы создали ещё больший ад, чем был во время бойни. Вы создаёте цензуру, устраиваете показательную расправу с теми, кто оказался Вам не угоден. Хотите заставить меня заткнуться? Хорошо. Пытайтесь. Но прежде я закончу. Драко Малфой невиновен. И каждый из Вас это понимает. И каждый из Вас знает, что те дети, которых Вы отправили в Азкабан — невиновны. Но вам придётся жить с этим. Жить с осознанием того, что Вы убили детей. Чем Вы лучше Него? Чем Вы лучше того, с кем я, Гарри, Рон и другие боролись долгие годы? Ответьте сами себе. — Уведите её, — твёрдо сказал Министр. — Палаты удаляются для обсуждения приговора.       Я видела, как на меня смотрел Гарри, когда Грег и ещё один охранник взяли меня за плечи и вывели из зала. Я видела благодарные глаза Нарциссы и абсолютно недоумевающее лицо Драко. Я всё это видела. Меня могли возненавидеть за то, что я сказала, но в глубине души каждый и впрямь знал, что они осуществляют не правосудие. Они создают ад.