***
Июнь, 1997 год. — Арс! Арс! Смотри, что я нашел! — Зеленоглазый высокий парнишка вырвал Арсения из раздумий и заставил обратить на себя внимание прыжками и презентацией какой-то книги. Нет. Не просто «какой-то», а вполне конкретной. — «Мертвые души»? Где ты нашел ее, Антон? — Парень встрепенулся и поднялся на ноги, но даже так не был и близко одного роста с юношей, который, хотя и был младше, был достаточно сопоставимым собеседником для Арсения, как в плане разговоров, так и внешне не казался младше. История взросления Антона тоже не блещет красками. Парень остался сиротой в 5, его рана все еще кровоточила. То ли в силу возраста, то ли в силу восприимчивости самого парня, оправлялся от этого он все еще, хотя прошло уже 9 лет. Его не редко одолевали приступы паники. Родителей он толком не помнил, но знал, что они любили его. Любили, берегли. Уберечь не получилось только себя самих. Антон подходил как раз под категорию людей, которые не слишком отчетливо помнили свое детство и то, что с ними в этот период происходило. Лишь общие очертания, наброски, добивать которые подробностями он совершенно не хотел, как по наставлению Арсения, так и по своим собственным ощущениям того, что рыть такую могилу сам себе он пока не готов. — В библиотеку привезли новые книги! — С новым наплывом энтузиазма подпрыгнул Антон и буквально впихнул Арсению в руки увесистый томик. Старший сначала смотрел на него ошарашенно, а после лицо его омрачилось недоверием. — И тебе, хочешь сказать, так просто позволили ее взять? — Вскинув бровь, Арсений старался не смотреть на книгу — иначе точно не отдаст. — Ну, — Антон слегка смутился, а после звонко рассмеялся. — Ну конечно! У них же всегда вот… — Врать ты не умеешь, Антон. Что ты им пообещал? Что целый век будешь драить столовую? Встанешь на помывку санузла? Что это было? — Арсений отложил книгу на лавочку, на которой пару минут назад сидел, скрестил руки на груди и подошел ближе к младшему. — Говори, я ведь, ты знаешь, все равно разузнаю все. — Арс… Я… Я отдал пачку сигарет этим болванам, — Юноша насупился и отпнул от себя какой-то мелкий камушек, явно недовольный реакцией старшего на его подарок. Он ведь очень хотел эту книгу! Еще с того самого раза, как к ним в приют приходила девушка из благотворительной организации, которая обещала привезти эту книгу в следующий раз, когда приедет! Это было 3 года назад. Она так и не приехала, но Антон помнил, с каким интересом его друг слушал краткое описание этой книги. Там были все старшие ребята, а Антона Арсений взял с собой потому, что не мог оставить малыша одного. Он был чем-то, что уже забылось, сильно напуган. — Сигарет? У тебя была целая пачка сигарет? — Ну, не целая… — Шастун! — Когда старший называл его по фамилии — это означало, что он начинает злиться. Что вот еще чуть-чуть, и полетят клочки по закоулочкам. И мало не покажется никому. В особенности Антону, который от повышенного, пусть и не сильно, тона Арсения спрятал голову в плечи и замер, кажется, прекращая даже дышать. Старший же, глядя на напуганного мальчика, делает шаг в сторону от него, прикрывая глаза. Все-таки, Антон явно хотел как лучше, здесь к гадалке не ходи. Да и к тому же, Попов действительно слишком давно мечтал об этой книге, стоило бы отдать должное мальчику, который, спустя несколько лет, не забыл об этом. Пусть и ценой пачки сигарет. Пачки, которая, наверняка, была неполной не потому, что он случайно нашел ее. — Прости, — Арсений аккуратно кладет руку на волосы младшего и слегка треплет их. — Спасибо, что до сих пор помнил об этом, — Парень лучезарно улыбается, а Антон в этот момент готов полмира отдать за эту улыбку и за светящиеся от счастья на солнце голубые глаза Арсения. — Надеюсь, она будет стоить твоих ожиданий! — В момент ободрившийся мальчик подается вперед и крепко обнимает друга. — Не сомневаюсь, — Все так же спокойно отвечает Попов, пытаясь выгнать из своей головы мысль о том, что этот ребенок остается наедине, выпуская клубья белого дыма в небо, загрузившись, наверняка, еще какой-нибудь слишком навязчивой мыслью. Старший как-то опасливо выдыхает и приобнимает Антона в ответ. «Как же тяжело будет расставаться», — Вдруг ловит себя на мысли Арсений и жмурится на выдохе, будто только что сделал затяжку от сигареты, но как тогда, в самый первый свой раз. — Арс, мы ведь будем дружить, когда сбежим отсюда? — Будто бы словив посыл внезапного тяжкого выдоха, спрашивает Антон. Арсений, впавший в секундный ступор, жмурит глаза сильнее и отговаривает себя отрицательно покачать головой. Ведь они не будут. Нет никаких «они». Жизнь раскидает их, как только… — Сбежим? — Арсению приходится приложить некоторые усилия для того, чтобы отодвинуть младшего от себя. — Что ты такое говоришь? — Ну… — Антон опускает взгляд вниз, не решаясь посмотреть на старшего, и обхватывает себя руками, слегка касаясь пальцами тыльной стороны ладони Арсения. Как бы невзначай, потому что тот держит его за плечи. — Я не хочу здесь находиться, я думал, ты заберешь меня с собой, иначе… Ведь когда тебе исполнится 18, ты уйдешь и… я останусь совсем один. — Что ты такое говоришь? Как мы… — Запинаясь на полуслове, Арсений отступает на шаг и поднимает взгляд к небу, а после медленно начинает отдаляться, цепляя книгу с лавки и легонько хлопнув Антона ей по плечу, чтобы тот следовал за ним. Арсений медленно свернул с тропинки, ведущей в небольшой яблочный сад, сорвал по пути два яблока и скрылся за небольших размеров деревянным сараем. День был солнечный, но ветреный. Листва не умолкала, мешала сосредоточиться, сбивала с мыслей. Ветер уносил все раздумья вслед за собой, но попутно приносил и какие-то новые практически моментально. Казалось, в голове был целый ураган, который трудно было бы описать словами. Таких слов не существовало. Или Арсений пока их попросту не знал. — Так ты, значит, хочешь сбежать? — Спокойно интересуется Арс, вытащив пачку сигарет из-под крыши сарая. Давно ее там оставлял, вот и пригодилась. Нужно было чем-то занять руки, чтобы не показывать своей нервозности. Книгу юноша спрятал под рубашку, аккуратно убрав ее за пояс черных джинс, потертых временем и обстоятельствами. — А ты? Ты — нет? — Антон смотрит на старшего непонимающе, жмурится от солнца и опускает вскоре взгляд снова. — Я не думал об этом, — Спокойно отвечает, закуривая. Действительно, такая мысль приходила ему в голову лишь единожды, но неизвестность пугала его гораздо сильнее, чем перспективы, которые откроются ему после 18 лет, когда он будет вынужден покинуть приют. Он не хотел себе в этом признаваться, но, на самом деле, очень любил стабильность и то, как медленно иногда тянулось время. Его вполне устраивали многие вещи, а те, что не устраивали, он предпочитал игнорировать. — Тебе… нравится здесь? Тебя все устраивает? Ты спокойно чувствуешь себя? — Снова, будто бы считав все мысли с лица друга, Антон не на шутку начинает распаляться. — Антон, а что не так? Я не понимаю тебя, — Арсений вскидывает брови, снова делая затяжку и выпуская дым в сторону, но, от ветра, он все равно летит к Антону, обволакивая его лицо и заставляя слегка поморщиться. — Я одинок здесь. Ты помогаешь мне, я благодарен тебе, но по отношению к количеству людей здесь — я одинок даже с учетом твоей заботы обо мне, — Сдержанно произносит юноша и выхватывает сигарету из рук старшего. А последний не обращает на это особого внимания. Сейчас прозвучали слова более весомые, чем его нелюбовь к тому, что младший курит. Арсений долго не разрывает повисшее молчание, надеясь, что Антон одумается и перефразирует, но этого не происходит. Ничего не происходит. Ветер хлещет по щекам мелким песком, яблоки в руке с силой сжимаются, но не хрустят под натиском, не надламываются, в отличие от чего-то внутри после слов Антона. — Иногда важно не количество, а качество. Вокруг тебя всегда будет толпа людей, но важно лишь то, с кем ты делишь всю боль, все переживания, любой момент счастья или апатии. Тебе не нужна толпа, чтобы стать счастливым. — Тебе, может, и не нужна, — Антон отбрасывает сигарету в сторону и шмыгает носом. — Я — не ты. Мы с тобой разные, но этим ты мне и нравишься. Тем, что ты не такой, как я, или как все те, с кем я предпочитаю не общаться. Они все — не такие. — Ты просто привык ко мне. Мы бы не смогли с тобой адекватно общаться, если бы были кардинально разными, — Фыркает Арсений, кинув яблоко в Антона, но так, чтобы тот поймал. — А я говорил это? Это твои слова. Мы, определенно, разные, но у нас и есть кое-какие общие черты. Ты лучше, чем я, — Антон ловит яблоко и убирает его в просторные карманы мешковатых штанов. — Не неси ерунды, я просто старше, — Отмахивается Арс, падая прямо на траву там, где стоял. Вытащив книгу, он кладет ее рядом с собой. — Это не важно, я вообще не об этом, — Тихо шепчет Антон, а после аккуратно опускается на колени и достаточно резко хватается за плечи ошарашенного от такой динамики Арсения, который в сердцах отмечает, что план по переводу темы с грохотом провалился. — Пожалуйста. Пожалуйста, Арс, давай сбежим! — С мольбой смотрит на старшего, бегло осматривая его лицо, пытаясь получить хоть намек на положительный ответ. — Умоляю тебя. Я хочу убраться отсюда, но никуда не пойду без тебя, — Ветер, будто подыгрывая, резким порывом проходится по траве и заставляет парней дернуться, зажмурившись, чтобы в глаза не попала пыль. Делают они это практически синхронно. — Пока ты со мной, я знаю, что точно живой: мне не кажется, будто бы все вокруг картонное, не настоящее. Ты каждый раз оказываешься рядом, когда мне это надо. Я… Я… — Антон стихает, не находя больше утвердительных выражений в своей голове, которые бы подчеркивали важность конкретно этого человека в его юной жизни. Арсений, выслушав его, подавляет в груди бурю эмоций и, спустя примерно минуту, очень мягко улыбается юноше, аккуратно положив руку на его плечо: «Он еще такой ребенок», — В сердцах думает Попов. — Ты говоришь так, будто влюбился в меня, — И в этих словах столько тепла. Антон поднимает взгляд и смотрит Арсению прямо в глаза, непроизвольно улыбаясь, будто бы вся его мимика перешла во владения этого голубоглазого юноши. Так мягко и с опаской фразы, которые были задуманы как язвительные, мог произносить только Попов. Он всегда виновато улыбался и поднимал взгляд, полный доброты и надежды, когда говорил что-то, что подвергал сомнениям. — А если это так… это плохо? — Антон медленно приходит в себя и непонимающе вскидывает брови. — Нет, — Качает головой Арсений, аккуратно сгребая парня в объятия. — Совсем нет. Я тебя тоже в каком-то смысле люблю, — Выдыхает уже спокойнее, позволяя младшему лечь головой на свои ноги. — Ничего плохого.***
Август, 1997 год. Это было лишь начало августа, но на улице уже постепенно начинало холодать. Однако, в Питере это было не так заметно, как в каком-либо другом провинциальном городе, расположенном ближе к северу. Дожди лили практически без остановки, вынуждая проводить больше времени под крышей общего дома с толпой таких же одиноких детей, но вот грех было жаловаться на температуру в целом: ледяным был только дождь, а вот воздух был теплым. Арсения безумно вдохновляла такая погода: он мог часами репетировать перед зеркалом, которое он сам в сарайчик и притащил, свои речи. Он чувствовал себя преисполненным энтузиазмом и верил, что у него отлично получается. Антон же, в силу своей любви к возмущениям Попова, любил вступить с ним в небольшую дискуссию по этому поводу, хотя сам в тайне с неподдельным интересом наблюдал за старшим, спрятавшись за горкой из неаккуратно сброшенных деревянных брусков. — Когда бег стрелок остановится, когда я буду обречён, меня охватит одиночество и… и… Ни черта не получается! — Рычит Арсений, замахиваясь для удара по стеклу, но останавливаясь в последний момент и, встряхнув рукой, расправляя пальцы, сжатые в кулак. — Ты снова пытаешься сочинить стих? — Стихотворение, — Поправляет Арсений, ни разу не удивишись тому, что Антон снова наблюдал за ним. — Для чего? — Шастун медленно покидает свое «укрытие», проходит к зеркалу и садится к нему спиной — лицом к Арсению, скрестив ноги. — Помогает мне отвлечься от вечных репетиций заученного текста, — Спокойно отвечает и снова виновато улыбается младшему, который наблюдает за его самолюбованием в зеркале. — Ты действительно хочешь быть актером? — Да, — Не колеблясь, — А ты? Какая твоя мечта? — Он наконец фиксирует взгляд на Антоне и вскидывает брови в ожидании. Ожидание ранит тем, что неожиданно затянулось. Шастун, оказывается, никогда всерьез об этом не задумывался: он знал, что его друг хочет быть актером, всячески к этому готовится, а вот чего хотел он сам — не задумывался всерьез. — А я тоже! Тоже хочу быть актером! — Вдруг выдает, щёлкнув пальцами. — Да, точно, актером! — Убеждая самого себя повторяет и поднимает взгляд на старшего, который как-то скептично смотрит на него, а после подаёт руку, чтобы тот встал. — В таком случае, тебе нужно начать работать над своей дикцией, эмоциями… Жестами и все в этом духе. Я ни разу не видел тебя за тем, чтобы ты занимался, — В его голосе Антон отчётливо разбирал неуверенность. Разумеется, старший ему не поверил. Это слишком очевидно. — Да я… Я занимался, на самом деле. Просто ты не видел, но я занимался, — Продолжает свою не убедительную речь Шастун. — В таком случае, покажи. Я смогу как-то оценить то, как далеко ты продвинулся в этом, — Арсений отступает чуть назад в тень, предоставляя Антону больше места перед зеркалом, а сам скрещивает руки и слегка прислоняется плечом к поленьям, сложенным в пирамиду. — Ну как? Я же не могу — вот так вот сразу взять и… — Представь, что твоя задача в том, чтобы ответить как-то человеку, который только что признался тебе в любви, — Выдает Арсений, дав понять, что так просто Антону уйти от его проверки не удастся. Попов абсолютно точно знал, что его приятель никогда не занимался какого-либо рода репетициями, никогда не мечтал стать актером — все выдумки. Но лишний раз удостовериться все же хотел. — Прямо сейчас?! — Антон оборачивается и не сразу взглядом находит Арсения, а потом делает шаг к нему. — Абсолютно верно. В театре играют не только по каким-либо известным пьесам, бывает так, что сценарий и малоизвестный. Важно уметь импровизировать, уметь… Ориентироваться в ситуации, сохранять уверенность. Ты — актер, — Спокойно продолжает Арс, с лёгким прищуром рассматривая друга. — Импровизация пригодится тебе не только на сцене, но и в реальной жизни, чтобы выходить из ситуаций красиво, даже если они идут совершенно не по плану. — Давай полегче для начала, пожалуйста, — Сдает себя со всеми потрохами Антон, но не отказывается от затеи и без того все понявшего друга. — Хорошо, давай полегче, — Подыгрывает Попов, а после выходит из тени и неловко чешет затылок, — Послушай, мне нужно тебе признаться, — Он прочищает горло и прерывисто выдыхает, — Я… Насколько только могу судить о своих чувствах, кажется, влюблен в тебя. Мы дружим давно и у нас… Наша жизнь, в принципе, одно сплошное «тяжелое время», потому я не могу выделить в ней каких-то отдельных промежутков под такое определение, но эта полоса неудач свела меня с тобой и я, в каком-то смысле, могу все же назвать себя счастливым человеком. Я чувствую себя таковым, когда вижу тебя, когда могу разговаривать с тобой, — Старший закусывает губу и хаотично бегает взглядом по лицу собеседника, пытаясь найти ответ, на пока что неозвученный вопрос, в его мимике, глазах или хотя бы вздохах. Но младший стоит, как вкопанный и не даёт абсолютно никакой реакции. Театр одного актера, не иначе, — Ты можешь не отвечать мне взаимностью, но, пожалуйста, просто прими мои чувства, потому как я не хочу терять тебя. Я отдаю себе отчёт в том, что эта информация может быть шокирующей и понадобится время для того, чтобы ее усвоить, но, пожалуйста, не отказывайся от меня после этого. Я тебя очень об этом прошу, — Арсений медленно опускается на колени, не отводя взгляда от ошарашенного Антона, не понимающего, что это всего-навсего то самое «полегче», о котором тот сам и просил. Отыгрывать что-либо намного легче, когда у тебя есть кто-то, кто на сцене вместе с тобой. — Чт… Стой! Встань! — Младший сам спешно поднимает Арсения на ноги, но не отходит от него после, продолжая поддерживать под локти, будто Попов возгорелся бы огромным желанием упасть обратно на землю, сплошь усыпанную опилками. Сердце в груди Антона бешеного колотится, а пульс, который становится единственным звуковым сопровождением, сейчас глушит его настолько, что он не может разобрать фразу, которую Арсений буквально шепчет с непозволительно непонимающим видом. По губам разобрать у Шастуна тоже не получается, потому как он в панике бегает взглядом по глазам старшего, не зная, что ему нужно сейчас сказать, что сделать, чтобы все было правильно. Мысли рассыпаются по всем углам черепной коробки, но когда собираются во что-то отдаленно похоже на предложение — получается несуразица, потому, пока повисает молчание, с губ Антона срываются какие-то несвязные между собой обрывки фраз или просто буквы, чаще согласные. — Все в порядке, ты можешь не отвечать мне сейчас, — Сквозь пульсацию слышит Шастун, но, вместо чего-то целесообразного, подаётся вперёд и, зажмурив глаза, резко целует Арсения, схватив его за запястья, потому что он пытается оттолкнуть парня от себя.