Герой этой песни в конце, скорее всего, не выживет. Но в контексте общей художественной задачи это не имеет особого значения. Куда страшнее, что чувство, давшее жизнь сюжету, все еще живет в реальных людях. И самое ужасное в этой истории, что мне кажется, что я уже все знаю. Я знаю, как все закончится. С одной стороны, это напрочь лишает чувства страха, А с другой стороны, невыносимо жутко чувствовать, что тебя больше ничего не удивляет, И что тебе, в общем-то, больше ничего не нужно! (с) План, Asper X
Маленький мальчик с каштановыми волосами задумчиво перебирает пальцами цветные карандаши, с тревогой думая о том, что скоро вернется с работы его мачеха. И у него снова появится много обязанностей, которые Коннор не хотел бы делать. Много обязанностей, которые не предназначены для маленьких восьмилетних мальчиков. Многие обязанности, которые казались Коннору единственно-верными ужасными сказками с плохим завершением. Плохой сказкой и была жизнь маленького Коннора. Но мачехе было все равно.Ой, смотри, а что это сломалось? Темнота, и пыль, и ничего не видно. Я случайно, папа! Весь этот мир сломался, Значит им за это должно быть очень стыдно!
В шесть лет тетя Аманда сказала Коннору, что папы Хэнка больше нет, что он умер. Умер по его вине. Коннор верил, глотая слезы, думал, что он не хотел, что он случайно. Ему было больно. Ему было грустно. Ему было одиноко. В семь лет Коннор случайно узнал, что тетя Аманда соврала, и папа Хэнк не умер. Его убили. Тетя Аманда. Коннору было слишком мало лет, чтобы ему поверили, слишком мало лет, чтобы он даже смог в полной степени осознать и принять то, что услышал. Он просто был маленьким мальчиком, искренне боявшимся одиночества, и боявшимся… возразить. Хоть он и был недостаточно взрослым и достаточно напуганным, он все же понимал, что «игры с тетушкой» — далеко не безобидное развлечение, как заверяла его властная, строгая женщина, сжимавшая в руках веревку, впервые предложившая ему поиграть, как только они остались в ее доме одни. Прося при этом оставить их увлекательную игру в секрете. Дети ведь любят секреты. Этот секрет, эта игра совершенно не понравились мальчику. Но Коннор послушно молчал о том, что именно просит его сделать тетушка, добросердечно приютившая его у себя. Ведь пойти Коннору Андерсону было больше не к кому, и он, маленький напуганный мальчик, никому не смел ничего рассказывать. Послушно соблюдая все просьбы тетушки. Взрослые ему бы не поверили. Как не поверили, когда его маленький счастливый мир прошлой жизни сломался. Его оставили с ней. И мальчику пришлось принять это. Пришлось забыть о прежнем. Смириться с играми тетушки. Начать с чистого листа. Теперь маленький Конни не помнил ничего, кроме темноты. Темноты своей небольшой комнаты, темноты кожи тетушки, видеть которую нагой стало слишком страшно-привычным для маленького мальчика. Частым. Да, Он привык. Дети поразительно стойко привыкают к насилию.Отбери, попробуй, детонатор. Догони меня, ведь это мы играем. Это мультик, папа, ты главный аниматор, Под моим пером сейчас возникнет правда.
Коннор вздрагивает, с трудом не роняя альбом, когда слышится звук открывающегося замка. Коннор вздыхает, бережно начиная убирать в коробку карандаши, подаренные ему за хорошее поведение. Ведь Коннор всегда был хорошим мальчиком. Послушным. Все происходящее уже давно перестало казаться ему реальностью. Мальчику нравилось верить, что это просто нарисованные картинки. Это сказка. Это мультик. Но никак не реальность. Коннор спешно откладывает в свой тайник под половицей свой свежий рисунок. На бумаге — вот где была единственно-верная реальность. Его реальность. Однажды тетушка уже увидела Его работу, которую он не успел спрятать. Ударов плетью стало больше, а лист — разорван в клочья. Коннор был уверен, что это не в последний раз. Тетушка запрещала ему плакать при ней, она не любила, когда он был зареванным, ведь это портит его милое личико, поэтому Коннор не расстроился. К тому же, Он знал, что…Если что мы нарисуем снова.
И все же, теперь он прячет рисунки тщательнее. Конни бросает по-детски любовно-восхищенный взгляд на свою работу, прежде чем отправить ее к остальным похожим. К одинаковым сюжетам, каждый раз поразительно разным.Я рисую на картине смерть луны на гильотине.
Он очень любил рисовать сказку, которую ему рассказывал папа. Сказку, которую ненавидела Аманда. Сказку о Лунной девушке, прекрасной, беловолосой, сияющей, что выходила ночью на прогулку и освещала дорогу путникам. Сказку, которая со временем приобрела другой сюжет. Коннор желал бы рисовать только что-то хорошее, хотя бы в этой бумажной реальности, но… не мог изменить того, что Ему хотелось другой, исковерканный, измененный, странный сюжет, который Он любил разыгрывать в своем воображении, пока с предвкушением ненавистной, стыдливой ласки ждал тетушку с работы. Рисованная история, которую Конни очень любил изображать черно-белым на листе бумаги. Которую Коннору приходилось прятать, чтобы Он был меньше наказан за это.Солнца крик под выстрел пушек, Я люблю свои игрушки!
Коннор рисовал ее детски-наивные портреты, рисовал собачек и кошечек, домик и будущую профессию. И получал поощрительные игрушки за хорошие картинки хорошей бумажной реальности. У мальчика было много игрушек. Ведь он был прекрасной, любимой извращенной игрушкой для нее.Посмотри, как круто они друг друга давят, Посмотри, я создал им города и страны. Это праздник, папа, насыпь небесной манны, И посмотрим, сколько им еще осталось.
Но Он умудрялся составлять свои любимые жестокие сюжеты даже из подаренных, с трудом заслуженных игрушек. Конни умудрялся переносить кошмар реальности на бумагу, разрушая единственно-хорошее даже там. Он словно хотел этого кошмара. Мальчика снова нещадно наказывали. Папа не хотел бы таких рисунков, папа не хотел бы таких сюжетов. Папа не хотел бы таких праздников, дней, в которые тетушка была особенно, еще больше, требовательной к его неумелым действиям и не прощала ошибок. Папа не хотел бы такой жизни маленькому восьмилетнему Коннору, что привык прятаться внутри себя, что привык быть не одиноким. Но папа Хэнк умер. А тетушка Аманда приютила его. И сказка, которую Конни рисует раз за разом, надеясь, что она снова увидит это, продолжает менять свой сюжет. Раз за разом превращаясь в клочки бумаги и обращаясь в новое извращенно-неповторяющееся наказание.А потом все нарисуем снова!
Коннор вздрагивает, когда из спальни раздается густой, мелодичный, голос Аманды, звавшей его к себе. Коннор вздыхает на приказ захватить манжеты-фиксаторы с ремнями. Конни улыбается, заходя в темную комнату, освещаемую лишь одиноким дрожащим пламенем свечи. Тетя Аманда любит рассматривать маленькие ожоги от воска на его коже. Тетя Аманда любит его, Конни. Также сильно, как любит рисовать на нем геометрические красные розы. С привычным страхом смотря на прикроватную тумбочку, мальчик снова думает о своем любимом сюжете. Он его успокаивает.Я рисую на картине смерть луны на гильотине.
На тумбочке нет скальпеля, сегодня Конни будет меньше кричать, меньше плакать, меньше получать за это наказания. Сегодня будет проще.Солнца крик под выстрел пушек. Я люблю свои игрушки!
Коннор устало прикрывает глаза. Конни думает о том, когда же это все закончится. Мальчик мысленно снова находит среди рисунков тот самый, неугодный тетушке. Рассматривает его. Коннор думает о том, что Он, действительно, ненормальный и тетушка, как всегда и во всем, права. Мысль быстро теряется среди сотни других детских забот, прячется за воспоминаниями о недавней поездке на ранчо и катании там на лошадках… И внезапно застывает, когда тетушка напоминает, что сегодня суббота, а они ведь еще в шесть лет договорились, что в субботний вечер Конни играет только с ней, в особенно увлекательную игру. Коннор напоследок отмечает, что любимый сюжет к его десяти годам стал еще детальнее.Я рисую на картине смерть луны на гильотине.
И игра тети Аманды — тоже. Кажется, сейчас Конни был ей особо интересен. Но надолго ли?Солнца крик под выстрел пушек. Все, закончились игрушки…
Коннор не знает, что случилось с тетей Амандой. Конни становился старше, и она все реже играла с ним. А потом в один день и вовсе исчезла. Коннор не особо скучал по ней. Ведь теперь Конни свободно мог рисовать свой любимый образ. Образ, который мальчику намного реже стал приходить в голову. Образ, который остался призраком.Я рисую на картине смерть луны на гильотине.
Как и его ужасная реальность сказки. Ведь Коннор теперь был нормальным, счастливым, не одиноким мальчиком среди своих сверстников. Ребенком, верившим врачам, что хотели ему помочь. И помогли.Солнца крик под выстрел пушек. Я люблю свои игрушки!
По крайней мере, мальчику тринадцати лет хотелось в это верить…