Творец

      Струна погружается в серую глыбу медленно, словно нехотя, словно и не глина это вовсе, а прочный камень – такой так просто не рассечь. Но Эрзу видит, что руки, повелевающие струной, ничуть не напряжены. Скульптор нарочно растягивает момент, ему любопытен сам процесс отделения части от целого. Любопытна механика взаимодействия тонкой металлической нити и абсолютно гладкого и нерушимого на вид куска глины.       Наконец струна упирается в стол. Скульптор берет отсеченный фрагмент и так же медленно, анализируя каждое свое движение, скатывает из него шарик. Вскоре его прилепят к шарику побольше, в котором уже можно узнать человеческую голову. Наверное, это будет глаз. Или ухо. Или рог – цимисх его разберет, этот замысел творца.       – Отвлечешься?       К Эрзу обращаются огромные темные глаза.       – Отвлекусь? – Слово это странное создание тоже растягивает и анализирует, а в итоге кивает: – Отвлекусь.       Отлично. Всего пара дней, а он уже научился принимать хоть какие-то решения, не оглядываясь в поисках хозяина. Шерифа это вряд ли обрадует, а вот Эрзу вздыхает с облегчением. Кто бы знал, как утомительно направлять каждое его действие, одобрять или не одобрять каждый шаг. Утомительно и неловко.       Потому уже через несколько часов наедине с големом Эрзу перестал приказывать и начал спрашивать, предоставляя ему выбор. Пойдешь? Присядешь? Поспишь? Приятного тоже мало, но все же. И прогресс сразу наметился, и вести себя эта двухметровая шпала стала чуть раскованнее. Теперь хоть на человека похожа.       А потом голем увидел глину и инструменты, которыми Эрзу планировал разнообразить свой досуг, но после кривой собачки и не менее кривой рыбки прекратил покушаться на искусство. Зато голему предложил:       – Попробуешь?       Попробовал – теперь за уши не оттащишь. Впрочем, Эрзу и не пытается. Только отвлекает вот так иногда, чтобы научить его еще чему-нибудь. Или просто поговорить.       – Тебе нужно имя.       На самом деле не нужно. Ну сколько он еще проживет? Странно, что шериф не испепелила голема на месте, когда увидела на пороге собора. «Богомерзкая тварь» – так она его назвала. А потом долго шипела и кривилась, явно с трудом сдерживая желание макнуть Эрзу башкой в купель. Как будто это он «покусился на акт творения», как будто он вообще хоть в чем-то виноват. И главное, про идиотку Моро, напоившую безжизненное тело своей кровью, – ни одного плохого слова. Только «бедная девочка» да «дитя неразумное». А на него все шишки...       Не было в жизни справедливости, в нежизни и подавно не отыщешь.       Эрзу вздыхает и упрямо повторяет:       – Тебе нужно имя.       И пусть голема оставили с ним лишь до принятия официального решения – надо же его как-то называть.       – Меня зовут Игорь.       – Это не имя, а издевательство.       – Его дал хозяин.       – Хозяйка, – поправляет Эрзу, и голем заинтересованно склоняет голову.       – В чем разница?       – Хозяин – мужчина. Хозяйка – женщина.       И снова этот тщательный анализ. Тишина повисает надолго. Две минуты... три... пять...       Эрзу не торопит.       – Ты – женщина? – наконец спрашивает голем.       – Я мужчина.       – А я – женщина?       Проклятье. Стоило догадаться, к чему все идет.       Теперь так же долго молчит сам Эрзу и все равно не находит нужного ответа. Но прежде чем позорно сбежать из комнаты, говорит:       – Тебя зовут Дуа.       И пусть все думают, что это дань двойственности. Он-то знает правду.       

* * *

      Глиняная голова на столе приобретает все новые и новые черты. За сегодня у нее появились высокие острые скулы и детально вылепленные раковины ушей.       Дуа работает крайне неторопливо, часто останавливаясь, чтобы взглянуть на свои перепачканные ладони. Трет большими пальцами подушечки остальных и чему-то улыбается. Да, он научился улыбаться. Наверное, у Эрзу подглядел, когда тот с улыбкой наблюдал за его неуклюжими попытками самостоятельно справиться с мелкими пуговицами.       «Кто же тебя создал?»,– думает Эрзу, пока Дуа вновь любуется своими пальцами.       Они у него и правда красивые. Особенно в движении. И кожа такая прозрачная, что кажется, при желании можно рассмотреть каждую косточку.       – Я не стеклянный, – говорит Дуа всякий раз, когда Эрзу просит его быть в чем-нибудь осторожнее.       Но Эрзу сомневается. Как есть стеклянный. А если и нет... разве обожженная глина не бьется так же легко?       

* * *

      Желающих причаститься сегодня непривычно много. Наверное, потому что шериф в последние дни впала в странное подобие меланхолии и особо не зверствует. Она задумчива и тиха, и порой словно не замечает в людских словах фальши, хотя даже Эрзу с дальней скамьи видит, кто пришел сюда по нужде, а кто из жадности.       Видит, но не вмешивается. Это не его дело. Не его храм. Не его бог.       В очереди к священнику, раздающему Христовы части, кое-кто выделяется особенно. Тонкая, словно устремленная в небо фигура на голову возвышается даже над самыми высокими мужчинами и привлекает взгляды всех собравшихся.       «Своим нечеловеческим уродством»,– решил бы Эрзу еще неделю назад.       «Своей неземной красотой»,– думает он сегодня.       Если кто обратит взор влево или вправо, то тоже заметит, сколь велико сходство между неестественно бледным профилем Дуа и одухотворенными ликами святых, глядящих на них со всех углов. Эрзу несколько дней гадал, кого же голем ему напоминает, но стоило тому повязать на лысую голову платок и очутиться в стенах собора, как все встало на свои места.       Интересно, шериф тоже это видит? Или по-прежнему ослеплена ненавистью ко всему, что якобы противно ее богу?       «Твоему тоже»,– напоминает себе Эрзу и вновь смотрит на Дуа.       Тот уже преклонил колени перед священником и принял из его рук тело Христово. Эрзу не обеспокоен – он уже проверил реакцию голема на святую воду и знает, что проблем не возникнет. Разве что ненависть шерифа Роше возрастет в разы, ведь богопротивной твари доступно то, чего сама она лишена.       Зря все-таки Эрзу привел сюда Дуа. Да, тот сам пожелал после долгой беседы о религии, но все же... зачем лишний раз напоминать шерифу о его существовании?       – Иди, дочь моя, – разносится под сводами зычный голос, и Дуа встает.       Но не уходит сразу, а пару мгновений разглядывает священника, привычно склонив голову набок.       «Помоги, Аллах»,– мысленно вздыхает Эрзу, ожидая худшего. Вот, сейчас голем спросит, почему именно «дочь», и тогда Роше точно вырвется из своей меланхолии. Эрзу даже людей в очереди пересчитывает – жертв будет много.       Но Дуа только кивает и идет к нему, по пути растягивая губы в счастливой улыбке.       Надо признать, ошибка – ошибка ли? – священника понятна. Мужского в этом эфемерном создании действительно мало. А свободные, почти похожие на юбку, штаны и широкая рубаха только подчеркивают его хрупкость и женственность. Надо было проследить, когда Дуа выбирал одежду, но Эрзу пялился на его ключицы. И сейчас пялится – ворот такой открытый.       – Гореть тебе... – бормочет Эрзу и замечает, как где-то вдалеке вскидывает голову и довольно улыбается шериф.       Одобряет.       Ей невдомек, что говорит он отнюдь не о големе.       

* * *

      – Что там творится у Джованни?       Шериф сегодня в боевом настроении. Готова сама выполнять обязанности любой из своих плетей, но с вопросами прицепилась, конечно же, к Эрзу.       – Говорит, они разбираются.       – Так разбираются, что скоро вся Маленькая Италия взлетит на воздух, – фырчит Роше.       – И пусть. – Эрзу пожимает плечами. – Зато сможете воздвигнуть новый храм на пепелище.       Он даже не шутит. Будь воля шерифа, она бы весь Чикаго накрыла церковными сводами и окропила святой водой.       Эрзу тоже верит. Тоже молится. Тоже знает, что Аллах накажет его за слабость перед зверем... что уже наказывает. Но фанатичность этой женщины даже его порой ставит в тупик.       А в Маленькой Италии ничего страшного не происходит. По крайней мере, ничего такого, чего нельзя было предвидеть, когда домен достался малолетнему повесе. Много шума. Много драмы. Много крови. Скоро, наверное, и правда полыхнет, но пока игрушку у детей никто не отбирает. Так почему Эрзу должен беспокоиться?       – И все же, – хмурится шериф, – приглядывай за ними.       – Хорошо.       Он и так приглядывает. Вчера даже повидался с этим новым Джованни. Дуа сказал, что от него разит кошками, да Эрзу и сам заметил шерсть разных цветов на черном пальто. В ответ на прямой вопрос Джованни только поморщился и с неизменной вежливостью пролепетал что-то о женских капризах.       Моро с ним не было, а ведь искали они именно ее. Эрзу хотел проверить реакцию голема на бывшую хозяйку. Подвластен ли он как прежде ее приказам? Слышит ли она его голос в голове? Как сильно придется надавить, чтобы оборвать вероятную связь, и возможно ли это в принципе?       Эрзу уже трижды пытался встретиться с Моро и трижды безуспешно. Ее неуловимость одновременно раздражала и давала столь желанную отсрочку от жестокой проверки. Ведь если...       – И кстати, подготовь своего питомца, – внезапно меняет тему шериф, прерывая поток его мыслей. – Завтра его заберет фон Хёгель.       Будь Эрзу жив, наверное, перестал бы дышать.       – Что?       – Решение принято. Регент желает узнать, для чего эту тварь создали.       Эрзу вспоминает, как уверял Моро, будто шериф и сама захочет даровать несчастному созданию быструю и безболезненную смерть. Очевидно, он не учел, что для нее голем ничуть не живее и не лучше стула, а то и хуже. Для нее он стул, который притворяется человеком. Разобрать на щепки наглую деревяшку! А потом найти того, кто ее создал, покусившись на лавры бога, и тоже разобрать.       – Почему меня не позвали?       – А зачем? – Роше поднимается со скамьи. – Чтобы ты поведал нам, как нежна его кожа?       Эрзу вздрагивает.       – Не понимаю, о чем вы.       – Говорят, тебя видели под ручку с жуткой высоченной девицей. И если необходимость вести за руку тупого голема я еще могу понять, то ваш поцелуй под звездами – нет.       «А если не под звездами, то можно?»– проносится злая мысль, но внешне Эрзу остается спокоен.       – С каких пор вы верите всему, что говорят?       – Я верю своим глазам, – чеканит шериф. – Ты каждый день таскаешь его в собор! Что ж не в мечеть? Думаешь, Аллах вас тут же покарает за эту мерзкую связь?       «Нет, просто Дуа нравится собор».       – Это твой последний шанс все исправить. Завтра ты отдашь голема фон Хёгелю, или...       Она уходит, не договорив. А Эрзу неожиданно для себя улыбается. «Или...» звучит неплохо.       

* * *

      Перебирать его волосы Дуа любит почти так же, как возиться с глиной. Если его не прерывать, могут пройти часы, прежде чем он успокоится и отстранится. Эрзу ненавидит его прерывать. Ненавидит холод, который сковывает тело всякий раз, как Дуа возвращается к рабочему столу.       Разве может он чувствовать холод?       Фон Хёгель ждет их в соборе через два часа. Эрзу никуда не собирается.       – Встанешь? – Дуа быстро подхватил его манеру не требовать, а спрашивать, создавая иллюзию выбора.       – Нет, – качает головой Эрзу.       – Нас ждут.       – С чего ты взял?       – Хозяйка сказала.       Вот теперь впору вскакивать.       – Что? Когда? Как? – Эрзу стоит посреди комнаты голышом, а Дуа смотрит на него по-птичьи склонив голову.       Смотрит и улыбается почти снисходительно.       – Она приходила. Сказала, что бояться не нужно, что... – Он осекается, словно вспоминая непривычное слово. – Что регент меня не тронет. Только посмотрит.       В виски словно медленно впиваются раскаленные иглы, все глубже и глубже, пока не пронзают мозг.       – Она... что... – пытается сформулировать Эрзу, но не может ухватить ни одну связную мысль.       – Хозяйка подарила регенту какую-то монетку, и теперь я ему не нужен. – Дуа пару секунд молчит и вдруг цитирует, удивительно точно копируя грубоватые интонации Моро: – «За других не ручаюсь, с ними сами будете разбираться, но по крайней мере этот улыбчивый извращенец придержит свою тягу к экспериментам. Только взглянет на тебя одним глазком, а руки будет держать за спиной».       Узел в груди ослабевает, и Эрзу пыльным мешком опускается на смятую постель. Он все еще не верит в «только одним глазком», но если Моро и впрямь заключила с фон Хёгелем сделку, не попытается ли тот ее аннулировать, когда они не явятся в собор?       – Только одним глазком... – полушепотом повторяет Эрзу, и Дуа протягивает ему брюки и рубашку.       – Святой отец говорит, что Бог любит каждое свое создание.       – И? – Пальцы дрожат, но Эрзу справляется с замками и пуговицами, правда с трудом.       А еще над другим смеялся...       – Седая мать говорит, что меня создал Дьявол, – продолжает Дуа. – Значит, Бог не любит меня?       Желание выбить шерифу зубы становится нестерпимым, но лгать Эрзу не собирается.       – Я не знаю.       – А ты любишь?       – Я не Бог. Мне можно.       

* * *

      Эрзу не хочет думать о прошлой ночи и переживать о ее последствиях. Главное, Моро не солгала. Главное, регент отступил, а злобные взгляды шерифа его только рассмешили. Он даже предложил Роше самой наведаться к нему в гости, раз та переживает, что подвалы простаивают без дела. «Улыбчивый извращенец» – куда уж точнее.       Конечно, шериф так просто не сдастся. Эрзу даже не уверен, что он по-прежнему плеть, но небольшую передышку им подарили. Плевать, что теперь он должен Моро – вряд ли рассчитаться с ней будет сложнее, чем уберечь Дуа от лап регента.       В принципе, почти на все плевать, ведь теперь у него есть собственная молитва к Аллаху, и он обязательно услышит...       Заслышав легкий вздох, Эрзу откидывается на подушках и поворачивается к Дуа.       – Я женщина, – говорит тот, касаясь влажной кистью гладкой серой глины.       – Я мужчина, – продолжает через мгновение, со скрипом отодвигая стул.       – Я творец. – Затем встает и отходит на несколько шагов.       У глиняной головы на столе, удивительно похожей на Христа, закрыты глаза. Но на губах играет улыбка.