1
— Смотри, какой же он милый! Лидия с Ольгой сидели на террасе в имении Червинка и с удовольствием наблюдали, как самый младший Червинский — симпатичный кудрявый малыш Сашенька, пытался делать свои первые шаги. Ольга Червинская, в девичестве Радзевич, уже месяц как бывшая молодой хозяйкой имения, с удовольствием принимала в гостях свою подругу, с которой после замужества и особенно с переездом в Червинку сильно сблизилась. Лидия не меньше ее была рада такому обществу — после произошедших событий их отношения с Натали Дорошенко окончательно разладились и, когда требовалось немного отвлечься от текущих дел поместья, лучшей компании, чем такая же деятельная, как и сама помещица, подруга, она и представить себе не могла. Да и делами они теперь тоже нередко занимались вместе, выезжая для этого в Киев. У Лидии с производимой ею шеферовкой все было более-менее благополучно, Ольге же пришлось пережить серьезный кризис в ее мануфактуре, в первую очередь связанный со скандалом, разгоревшимся в высших кругах Киева в связи с ее несостоявшимся браком с купцом Андреем Жаданом и последовавшим за этим уходом хозяйки вновь созданной парфюмерной фабрики из родительского дома. Спрос на ее парфюмерию, пробная партия которой только-только успела выйти на деньги, данные ей Андреем, разошлась с огромным трудом, скандальная история сильно подпортила репутацию Радзевич, и среди знатных дам покупка ее парфюмерии на некоторое время стала дурным тоном. При этом разворачивание производства требовало все новых серьезных вложений, которых у Ольги не было. Пойти за помощью к родителям для независимой Радзевич было слишком унизительно — положа руку на сердце, Ольга скорее предпочла бы вовсе закрыть свое дело. Лидия смогла тогда ей немного помочь, но полученной от подруги денежной суммы хватило лишь на покрытие первоочередных расходов. Большего Шеффер сейчас дать ей не могла — у нее самой ускоренными темпами велись ремонтные работы в поместье после пожара. — Для восстановления репутации тебе понадобится время… — говорила тогда помещица своей новой подруге. — В том то и дело, что у меня его нет! — нервничала огненноволосая красавица. — Если за этот месяц я оплачу все счета, мне не на что будет закупить сырье для новых партий парфюма! А ведь ещё необходимо финансировать новые разработки! — Тогда у твоей проблемы есть только одно быстрое решение, — Лидия саркастически улыбнулась. — Подкинуть новостей о твоей персоне, которые снова взбудоражат светское общество Киева, только уже в позитивном для твоего имени ключе… Например, о твоем скором замужестве с уважаемым всеми человеком… Ольга довольно невежливо фыркнула на эти слова. — Тебе отсутствие подобных новостей никак не мешает успешно продавать твою шеферовку. — Наверное, потому, что среди покупателей шеферовки мало кто интересуется семейным статусом хозяйки мануфактуры, и они не относятся к поборниками высокой светской морали, — Лидия невольно рассмеялась. — Опять вспомнишь о толстом генерале Статкевиче, за которого безуспешно сватал меня уважаемый papa? Ну уж нет! — Ольга, казалось, готова была взорваться от возмущения. — В конце концов, тебе не обязательно будет в итоге выходить замуж, подруга. Объявите о своей помолвке, наладишь продажи и спокойно разойдетесь каждый по своим делам. Не сомневаюсь, что ты сможешь договориться с любым. — Кто бы говорил, Лидия Ивановна! Глядя, как ты упорно отталкиваешь от себя помощь, раз за разом предлагаемую тебе уважаемым Николаем Александровичем Дорошенко… — Ольга все же не смогла удержаться от ответной шпильки в адрес подруги. Судя по тому, как на лицо той набежала тень, ее слова достигли цели. — Извини, я не хотела… — тут же опомнилась она. — Но ты же не будешь отрицать, что он к тебе не ровно дышит, это слепому видно! — Прости, дорогая, но я не хочу это обсуждать, к тому же у пана Дорошенко есть семья. И так слишком много всего произошло за последнее время…***
Самым интересным оказалось то, что Ольга тогда прислушалась к совету старшей подруги и благодаря этому вскоре смогла справиться со своими проблемами. После некоторых размышлений она приняла вежливое приглашение Петра Ивановича Червинского погостить в его имении. Изначально их отношения действительно носили деловой характер — помощь Червинского — старшего в делах парфюмерной фабрики оказалась для Ольги как нельзя кстати. Определяющим для девушки фактором было отсутствие каких-либо навязчивых притязаний со стороны этого немолодого человека на нечто большее между ними, казалось, сам он не предпринимал никаких попыток для их сближения. Однако, опытный и обаятельный, мужчина отлично знал, как правильно себя вести в подобных случаях, и вскоре бывшая феминистка отчётливо поняла, что ее чувство к Петру Ивановичу — это нечто большее, чем просто благодарность за помощь в сложной ситуации. Буквально через несколько недель их друзья и знакомые с удивлением узнали о тесном общении Раздевич и Червинского- старшего, а ещё через месяц Лидия получила приглашение на их свадьбу. Второй раз в жизни ей приходилось держать в храме венец над своей подругой при венчании ее с Червинским. Правда, и подруга, и Червинский были другими…***
Теперь, глядя на то, с каким удовольствием ее совсем ещё недавно яростно настроенная против брака подруга возится с приемным сынишкой, Лидия чувствовала несвойственное для себя умиление… Этот очаровательный темноглазый щекастик обожал неожиданно обретенную им красавицу-маму, видно было, что от этого общения оба они получают огромное удовольствие… «Наверное, Григорий в детстве был таким же», — невольно подумалось Лидии. Когда-то мысли о подобном счастье были для женщины чем-то недостижимо далёким, как звёзды на небе, но сейчас… Она уже знала, что всего через несколько месяцев сама станет матерью. Правда, пока по ее стройной фигуре ещё мало что можно было заметить. Судьба распорядилась так, что в жилах ее ребенка будет течь кровь Червинских. Кровь Григория. По последней известной ей информации, Григорий сейчас находился в остроге под Варшавой, каторги ему удалось избежать благодаря своему происхождению, но от тюрьмы это его не спасло. Хотя, по словам Дорошенко — младшего, специально ездившего на тот самый суд в Варшаве, наказание было максимально смягчено с учётом того, что Григорий застрелил Алексея Косача без злонамеренного умысла, в пылу драки, а орден забрал в госпитале из вещей умершего на его глазах тяжелораненого офицера, надеясь с помощью этой награды заслужить расположение своего сурового отца. Почему именно Григ оказался отцом ее будущего малыша? Ведь настоящего чувства к этому человеку в ней вроде как и не было, сначала их объединяли общие интересы, одна цель, потом ее толкнуло к нему желание стереть из памяти унижение, связанное с Андреем Жаданом, сделавшим свой окончательный выбор… и этим выбором оказалась не она, Лидия. В какой-то момент все перестало иметь значение, кроме их обжигающей страсти с Григорием, но и она оказалась не вечной. Снова Лидию настигло предательство, плотно теперь ассоциировавшееся в ее сознании с именем «Катерина». Как оказалось, их тайная страсть не ушла бесследно, а заговорила о своем существовании в полный голос, оставив после себя новую жизнь. Жизнь, которую женщине ещё предстояло подарить этому миру. Лидия навсегда запомнила свое состояние в первые недели после ее приезда в Шеферовку, когда раз за разом в самый неподходящий момент у нее начинала кружиться голова и уплывало сознание… Несколько раз она падала прямо посреди своего имения, где столбом стояла пыль и навязчиво бил в нос запах строительных материалов — неизменный спутник вовсю развернувшейся там стройки, на которой хозяйка традиционно пыталась лично контролировать все и вся. В итоге от безысходности пришлось передать все дела Захару, настойчиво рекомендовавшему позвать для пани лекаря. Именно после его визита Лидии стала со всей очевидностью ясна причина ее нынешнего состояния. Но и этим дело не ограничилось: по словам осмотревшего ее доктора, лечившего еще мать Лидии, своего первого ребенка она должна родить, в противном случае слишком высок риск для ее здоровья и даже жизни. Мысль о том, что теперь вся ее жизнь волей-неволей пойдет совсем по другому руслу, долго не давала ей уснуть по ночам. Но она, конечно, никогда не расскажет обо всем этом ни своей подруге Ольге, ни ее мужу, ни тем более отцу ребенка. На дальнейшее развитие событий у Лидии вскоре сложился более-менее четкий план.И немалое место в этом плане отводилось Николаю Дорошенко… Что заставило его в свое время влезть в эту историю с Червинскими, замарав честь собственной семьи? Ведь его сестра Натали на тот момент еще номинально оставалась женой Григория, ославленного им на весь уезд под личиной преступника? Чувство справедливости в отношении своего погибшего друга Косача? Куда там — где Николай, а где справедливость в его поступках! Ведь, если бы не его письмо этому самому другу тогда, после ее возвращения из Парижа, у Лидии с Алексеем все могло бы сложиться совсем иначе… И все же женщина не могла пренебречь помощью Николая, это оказалось единственным для нее выходом из сложившейся ситуации. Хотя после памятной совместной поездки в карете в его обществе, она была счастлива уже тем, что утомительное для нее общение с «другом детства» наконец-то закончилось, и Лидия и подумать не могла, что буквально через две недели сама будет искать встречи с ним, приедет к нему в Киев для разговора по ставшему для нее жизненно важным делу. — Доброго дня, Лидия Ивановна, — его манеры и всегда безукоризненная учтивость раздражали без меры но, надо признать, были очень уместны в деловой обстановке киевского кабинета помощника нового вице-губернатора Киева. — И Вам, Николай Александрович, — Лидия протянула ему руку для традиционного поцелуя. — Помнится, Вы обещали не отказать мне в содействии. — Чем могу, Лидия Ивановна, Вы же знаете, как я к Вам отношусь, и уж точно не могу Вам сказать «нет», — казалось, с его уст лился мед, но Лидия прекрасно понимала, что стоит за этими словами. — Я к Вам по делу, — не стала затягивать паузу молодая женщина. — Мне нужен брак. Она видела, как резко изменилось выражение лица у ее собеседника, — казалось, тот от неожиданности утратил дар речи, оторопело уставившись на нее. — Но как… Лидди, милая, неужели ты все-таки решилась принять мое предложение?.. Ты сделаешь меня счастливейшим человеком, — голос молодого мужчины стал хриплым, он подошёл к ней ближе, не сводя с нее глаз. — Нет, простите, Николай Александрович, но вы неправильно меня поняли. Мне нужен только статус о замужестве, документы задним числом о моем браке с человеком, который имел несчастье недавно умереть, предположим, от болезни, или несчастного случая… — Но… Я не понимаю, Лидия Ивановна, зачем Вам такое бумажное счастье? Почему вы его предпочитаете реальному семейному статусу, настоящей семье? — он безуспешно пытался перехватить ее взгляд. — Потому, что на сегодняшний момент Вы женаты, Николай Александрович, если Вы ещё об этом не забыли, — холодно оборвала его Шеффер. — И ещё потому, что по документам я должна стать вдовой, вернувшей свою фамилию Шеффер. Не думаю, что Вас устроит такой вариант. «Боже, сколько льда может быть в одной этой улыбке! Но почему от этого она не становится менее притягательной для меня?» — Николай безуспешно пытался гнать от себя подобные мысли, в том время как его губы говорили совершенно другое. — Но ведь Вы понимаете, что это называется подлогом официальных документов? — тон мужчины стал деловым, в его взгляде нежность уступила место суровости. — Меня не интересуют никакие наследственные притязания к семье этого человека, только его статус. К тому же я готова щедро оплатить Вашу услугу. — Я подумаю, что смогу для Вас сделать… «Что я делаю?" — спрашивал сам себя Николай, но понимал, что уже не сможет остановиться — слишком сильно влекли его к себе эти застывшие голубыми льдинками глаза. — Одно могу точно сказать — деньгами от меня Вы точно не откупитесь, Лидия Ивановна. «Если бы взглядом можно было убить — я бы наверняка уже умер, от одной только ненависти в ее глазах»… От его последних слов Лидии стало не по себе. Ей несложно было понять, какую плату может запросить у нее этот человек. — Что ж, на днях я Вас извещу о принятом решении… Лидия стремглав выскочила из кабинета Дорошенко, боясь, что ещё минута — и она может упасть без сознания прямо там, у него на глазах, тем самым ещё больше унизившись перед ним, хотя — куда уж больше!.. Дорога в Киев и сам разговор дались ей нелегко, ее постоянно мутило от отвращения к собеседнику и к себе самой. «Но другого выхода у меня сейчас все равно нет, если я хочу родить этого ребенка и сохранить свою репутацию…» Вариант уехать из родных мест, всерьез рассматривавшийся ею раньше, теперь был категорически отвергнут. Она только начала восстанавливать сгоревшее имение, и теперь хотела всего лишь спокойно жить в своем поместье, почему же судьба вновь оказалась так беспощадна к ней?..***
«Жду Вас сегодня в пять часов по адресу: Андреевская улица, 8… Готов обсудить Вашу просьбу, Николай Дорошенко». Лидия в волнении разорвала записку. Как бы там ни было, ей придётся туда пойти…2
Прекрасное крымское вино и свежие фрукты… Едва служанка накрыла белоснежной скатертью стол, Николай Дорошенко отпустил ее. Больше всего на свете ему хотелось поскорее остаться один на один с женщиной, которую он ожидал годами, и которая, он был уверен, сегодня придет к нему. И он не ошибся. — Доброго вечера, Николай Александрович, — весь вид вошедшей в его апартаменты Лидии, ее опущенная голова, казалось, олицетворяли собой столь несвойственную для нее покорность судьбе. Даже ее знаменитая осанка гордой королевы сегодня так не бросалась в глаза. «А ведь раньше я мечтал именно о такой Лидии — безропотной, униженно умоляющей его о милости»… Почему же теперь ее вид не доставляет никакой радости? Может, именно независимость ее характера была в ней столь притягательной, резко выделяя ее на общем фоне других девиц? — Я рад Вас видеть, милая Лидия Ивановна. И снова — никаких эмоций на ее лице, только, как будто в ожидании удара, едва уловимо дрогнули длинные ресницы. — Присаживайтесь, — он отодвинул для нее стул. — Выпьете со мной вина? — Давайте сначала поговорим о деле, ради которого мы встретились, Николай Александрович. Мужчина бросил на стол тонкую папку. — Извольте, как Вам будет угодно. Здесь — Ваше брачное свидетельство с ирпеньским купцом дворянского происхождения по фамилии Хейфец, пятидесяти лет, он переехал в Киев совсем недавно, жил здесь около двух месяцев, в это время вы с ним зарегистрировали брак. Но неделю назад Ваш супруг умер от болезни… Свидетельство о его смерти подлинное. Все в полном соответствии с Вашими пожеланиями, Лидия Ивановна… — Благодарю Вас, Ваша помощь для меня неоценима… — И все же, пани Лидия, зачем Вам могли понадобится документы о таком браке и статус вдовы Хейфец? — Все равно Вы мне не поверите — я просто хочу жить спокойно, не давая повода для местных сплетен… — А он будет? Согласитесь, я имею право знать, в чем Вам помогаю. — Уверяю Вас — никакого умысла причинить кому-либо зло у меня нет, но это поможет избежать многих проблем мне и… ещё одному человеку, только… Прошу, не спрашивайте у меня больше, если Вы хотите какой-то особой благодарности — своим приходом я ясно дала Вам понять, что на все Ваша воля… — Лидия одним движением сбросила с плеч накидку, оставшись в сильно открывавшем обожженые плечи платье… — Лидди, милая моя, любимая девочка, неужели ты могла подумать, что я смогу что-то сделать с тобой насильно, вопреки твоему желанию? — голос Николая звучал тихо и проникновенно, пальцы его нежно касались ее плеч. — Если я могу чем-то помочь тебе — я только этому рад, ты не представляешь, что я бы сделал во имя тебя… Я мечтаю о тебе много лет, живу мыслями о тебе, но вместе мы будем, только если ты сама этого захочешь… Не будешь вынуждена силою обстоятельств, а именно пожелаешь сама, так? Глаза Лидии немного потеплели — словно постоянно плававшие там колючие льдинки бесследно растаяли. — Я искренне благодарю Вас, Николя… Сегодня Вы без преувеличения спасли от позора меня… — и после секундой паузы совсем тихо добавила: — И моего ещё не родившегося ребенка… — Но как, Лидди? — для Николая в этот момент все смешалось: его собственное недоумение, горечь и неподдельная боль, зеркально отражавшиеся в ее взгляде… — Как же ты будешь теперь одна, маленькая моя, как ты сможешь все… сама? — Я смогу, Шефферов никогда не пугали трудности, — и, немного помедлив, взяла в руки папку с документами. — Если на этом наш разговор окончен — Вы позволите мне уйти? — Лидия подобрала с пола упавшую накидку и направилась к выходу. — Помни, как бы там ни было — я люблю тебя, Лидия, и так будет всегда!.. — уже в дверях услышала она его негромкий голос. — И, быть может, когда-нибудь ты меня не оттолкнешь… — последние слова оставшийся в одиночестве в комнате мужчина со вздохом говорил уже скорее сам себе.***
Лидия прекрасно понимала, на что идёт, доверяя в этом щекотливом вопросе Николаю. Было очевидно, что после такого содействия он сам будет больше всех заинтересован в сохранении ее тайны, вплоть до того, что, если возникнет такая необходимость, будет рассказывать всем знакомым в Нежинском уезде о том, какая роскошная свадьба была в Киеве у пани Шеффер и пана Хейфеца… — Да, не о таком браке я мечтала когда-то. Никогда бы не поверила, если бы мне кто-нибудь сказал, что буду так радоваться пятидесятилетнему мужу известной национальности! Впрочем, этот вариант все равно предпочтительнее предложения Дорошенко. Его настойчивость в отношении нее явно достойна лучшего применения… — У нас с Вами разные дороги и разные семьи, Николай Александрович. Хотя, надо признать, Ваше сегодняшнее поведение более чем достойно уважения… Да, его отказ получить желаемое в ситуации, когда проще простого было воспользоваться сложившимся положением, и Лидия сама дала понять, что будет вынуждена согласиться на любые его требования, был достойным поступком. Но при этом сколько затаенной надежды было в этих его словах — «когда ты сама этого пожелаешь»… Впрочем, жизнь в последнее время выкидывает с ней такие фортели, что уже страшно загадывать — что может случиться завтра. Одно можно сказать наверняка — искренним чувствам к мужчине в ее жизни места больше нет, «они делают тебя слишком уязвимой для всех», как когда-то цинично, но вполне справедливо заявлял ее отец.***
— Лидия, милая, тебе так идёт животик! Ты самая красивая будущая мама в уезде, — милая болтовня Ольги помогала успокоиться.- Ты уже слышишь его? Какая же ты, должно быть, сейчас счастливая… — Да, если бы малыш так бил меня снаружи, думаю, что я вся была бы в синяках. Уверена, что и у тебя это не за горами, — улыбнулась Лидия. — Да, жаль, что твой муж не увидел малыша… Когда уже планируется радостное событие? — Совсем скоро, полагаю, сразу после Рождества. Расскажи мне лучше, как в этом сезоне проходят рождественские балы в Нежине и в Киеве. Вы ведь с Петром Ивановичем выезжаете? Я, видишь, в этом сезоне все пропустила… — Ничего, наверстаешь, твоя причина для этого более чем уважительная. Но все -таки какая же ты скрытная, Лидди! Никогда не говорила, что ты замужем, и про ребенка призналась, только когда уже было совсем заметно… — Согласись, мы на тот момент не были настолько близкими подругами, — попыталась уйти от щекотливой темы Лидия. — Знаешь, ты порой такая загадочная, что я нисколько не удивлюсь, если завтра окажется, что ты английская шпионка… — А если и так? — поддержала шутку подруга. — Особенно с учётом того, что английского языка я никогда не знала…***
Вдоволь насмеявшись, подруги уже было собрались распрощаться, как вдруг услышали сильный шум в коридоре. Сквозь невнятный голос лакея послышалось резкое: — А я говорю, твоя хозяйка меня примет! — в гостиную вихрем ворвалась решительно настроенная Натали Дорошенко, да так и застыла в дверях, увидев большой живот поднявшейся ей навстречу Лидии. — Так вот в чем дело! Это все из-за тебя Николя… — Во-первых, здравствуй, милая Натали, — с достоинством прервала ее бывшая подруга. — Несмотря ни на что, я рада тебя видеть. Но никто не давал тебе права вот так врываться и начинать разговор с непонятных претензий… — Сейчас я объясню тебе свои претензии, — голос Натали стал звучать тише, но решительности в нем не убавилось. — Я, пожалуй, пойду, Лидди, — напомнила о себе Ольга. — Да, дорогая, прости. Это Натали Дорошенко… — Ольга Червинская… Но мне в самом деле пора заканчивать нашу дружескую беседу, не буду вам мешать. — Не заблуждайтесь, милая Ольга, у этой женщины не может быть друзей — она слишком легко предает их… От этих слов лицо Лидии перекосилось: — Натали, ты не находишь, что слишком много себе позволяешь?! Но дверь за Ольгой уже захлопнулась. — У меня есть основания так говорить, разве не ты и Григ… — То есть это я ушла от Григория Петровича в монастырь в тяжёлое для него время, вместо того, чтобы поддержать мужа, или я в чём-то не права? А прямиком из монастыря — в новое семейное счастье — тоже я, да? — Как ты смеешь?! — Так же, как и ты, врываясь ко мне с оскорблениями. В любом случае, будет лучше, если ты успокоишься, Натали, не думаю, что ты способна меня сейчас ударить… — Хорошо, я попробую… Вообще-то я пришла по поводу Николя. Меня очень беспокоит мой брат, с тех пор, как он узнал о том, что ты жива, он сам не свой! Их брак с Еленой висит на волоске, он не появлялся дома в Нежинском имении уже чуть ли не полгода… — И ты ожидала обнаружить его у меня? Знаешь, я даже не против — заодно покажу тебе имение, его как раз не так давно закончили восстанавливать. Может, в какой-то из спален… — Как же ты цинична… — Не более, чем другие. В последний раз я видела Николая Александровича, как и тебя, на суде в Киеве, но там мы даже не разговаривали толком. С тех пор — извини, мне ничего о нем не известно. Если только ты сама что-то пояснишь. — Да, собственно, после этого злополучного суда все и началось — Николя как будто бы подменили! Он стал приезжать из Киева совсем редко, в последний раз был на моей помолвке, ещё в начале лета. Елена места себе не находит, получает от него только отписки, что он весь в работе и разъездах. Она чувствует, что не нужна больше мужу, и уже готова подать на развод и уехать с детьми. — Помнишь, я когда-то говорила тебе, что у мужчин свои резоны? Мало ли, что за дела могут быть у помощника вице-губернатора Киева? — Лидди, ты можешь обманывать кого угодно, но не меня. Я прекрасно помню, какие между вами с Николя сыпались искры, когда вы друг на друга смотрели. А теперь ещё и твое положение… — Что до моего положения, то в Киеве я жила замужем. Вот, — Лидия открыла шкафчик и небрежно бросила на стол папку с документами. — К сожалению, мой супруг умер, но это не даёт никому права подозревать меня во всех смертных грехах. А Николаю я никогда не давала повода, тем более теперь, и, если он что-то сам себе нафантазировал, я здесь не при чем. — Я не подозреваю тебя, я все видела своими глазами там, возле киевской лавры, тебя и Григория. Натали взяла в руки документы. — Абрам Хейфец, купец, пятьдесят лет… Но ты же как была, так и осталась Шеффер? — Это было пожелание моего отца — сохранить нашу фамилию, я ведь осталась после него единственной наследницей. — И тогда в Киеве тебе не очень тогда мешал твой замужний статус, дорогая, не так ли? — Ну хорошо, мой брак был для нас обоих взаимовыгодной сделкой, если ты это хочешь услышать. Я вышла замуж за его деньги. Тебе легко меня осуждать, всю жизнь находясь под защитой влиятельного отца и брата, а у меня остро стоял вопрос восставления собственного статуса после пожара, когда все мои документы и ценности сгорели… — Я не хочу обсуждать твой брак, это твое дело. Только скажи — отец твоего будущего ребенка — не Николя? — Натали, я уже сказала, твои подозрения для меня оскорбительны! Я не могу заставить тебя поверить моим словам, но добавить к уже сказанному мне больше нечего. — Знаешь, я пришла с мыслью просить тебя не разрушать семью моего брата, а теперь думаю — если он видит себя счастливым только рядом с тобою и ни с кем больше, может, вам не стоит упускать этот шанс? Пусть прошлое вас обоих останется в прошлом… Я только теперь поняла, как это важно — не только любить от всего сердца, но и быть любимой. Но, увы, счастья стать матерью мне никогда не узнать… — и Натали, до этого изо всех сил сдерживавшая себя, разразилась безудержными рыданиями. — Натали, не плачь, прошу, — Лидия подошла к молодой женщине, попыталась ее обнять. — Не рви мне и себе сердце. Твой брат Николя — прекрасный человек, но я никогда не любила и не смогу его полюбить. Я желаю ему и тебе семейного счастья… — Вряд ли мы сможем снова быть подругами, как раньше, но я не хочу держать на тебя зло, тем более сейчас, когда ты в таком положении. Никто из нас не вправе друг друга винить, — слова Натали были вполне искренними, она смотрела на Лидию заплаканными глазами. — Я тоже меньше всего хочу на тебя обижаться, — примирительно улыбнулась Лидия. Выпроводив из дому нежданную гостью, она облегчённо вздохнула. — Время не меняет тебя, Натали. Не хватало только твоих догадок о том, чей это на самом деле ребенок…3
— Ты уверена, что без тебя на мануфактуре не обойдутся? Куда ты поедешь, посмотри на себя!.. — всплеснула руками Ольга, узнав, что Лидия, которой со дня на день предстояло рожать, собирается ехать в Киев. — Я прекрасно себя чувствую. А там темная история, ждут какую-то особенную инспекцию из самого Петербурга, чуть ли не из императорской канцелярии, откуда-то пошли непонятные слухи о массовых отравлениях водкой, по высочайшему императорскому указу проверяют все спиртовые мануфактуры, — Лидия многозначительно подняла глаза вверх. — Вообще могут производство прикрыть, если им что-то не понравится. Спасибо, что нашлись люди, которые вовремя предупредили. Мне в любом случае нужно там быть самой. Она традиционно не договаривала, да и незачем Ольге было знать, что об инспекции предупредил ее накануне письмом все тот же Николай Дорошенко…***
Зимняя дорога действительно была сложной, в пути Лидия неоднократно пожалела, что вообще на нее решилась. За окошком кареты свистел ветер и хозяйничал мороз, хотя выезжала она в оттепель… Малыш внутри вел себя неспокойно, общее волнение Лидии не могло не передаться ему. Мысли о ночевке на постоялом дворе теперь уже не казались ей такими отвратительными, напротив, ее одолели дурные предчувствия от самой дороги… Поэтому, когда посреди леса карета остановилась, Лидия даже не удивилась. «Как будто бы так и предполагалось»… — Что случилось? — стоило только высунуться из кареты, как в лицо ей дохнуло холодом. — Колесо отлетело, пани Лидия Ивановна, — сегодня вместо Захара, уехавшего куда-то на удаленные хутора, с ней ехал другой кучер. — Это я вмиг… Но это «вмиг» всё тянулось и тянулось. Прошло уже около двух часов, Лидия довольно основательно замёрзла… — Проклятое дерево треснуло так, что его никак не удается вернуть на место, — слабо оправдывался ямщик, уже понимая, чем для него может обернуться эта поездка. — Что ж не проверили перед дорогою? — Лидия начинала злиться, перспективы ночевки на морозе посреди дороги, да ещё в ее положении, явно не могли ее радовать. — Виноват, пани, мне в последний момент управляющий ехать повелел… Лидия со злостью пнула злополучное колесо, но и после этого ехать оно почему-то не захотело… Но вот она увидела медленно приближающуюся к ним тяжёлую гербовую карету, запряженную четверкой лошадей. «Кто-то из серьезных людей едет в Киев… Возможно, нам смогут помочь?..» Вскоре карета поравнялись с ее собственной, и из нее выскочил, приплясывая на морозе, стильно одетый молодой худощавый мужчина. Он был не сильно старше самой Лидии, но весь вид его говорил о болезненности, на бледном лице особенно заметно выделялся длинный нос. Только глаза его были живыми и яркими. — Доброго вечера, госпожа, мы можем Вам чем- то помочь? Лидия только развела руками, указывая на возившегося с колесом кучера… — Сейчас мои люди посмотрят, что можно сделать… — в голосе мужчины слышался не местный акцент. Он явно был главным среди своих спутников — по его знаку ямщик и ещё двое молодых людей подошли к карете Лидии. — Далеко ещё отсюда до Киева? — поинтересовался мужчина. — Думаю, вёрст пятьдесят… — От самого Петербурга едем, надеемся-таки сегодня добраться — на эти постоялые дворы уже сил нет глядеть… Простите, не представился — Юрий Абрамович. Я учёный, химик. Как Вы уже поняли, мой путь лежит в Киев… — Я Лидия Ивановна Шеффер, из Нежинского поместья, — женщина подошла к нему поближе, и тут только он увидел ее сильно выделяющийся даже под просторной меховой накидкой живот. — Бог мой, что Вас направило в таком состоянии в эту дорогу! Куда только смотрит Ваш муж! — в сердцах воскликнул он. — Я вдова, и дела за меня решать никто не будет… — В таком случае — покорнейше прошу меня извинить… Но тут от второй кареты послышался голос: — Кажется, порядок, господин инспектор, карета пани может ехать дальше… — Искренне благодарю Вас, Юрий Абрамович, — из груди Лидии вырвался невольный вздох облегчения. — Не представляете, от чего Вы меня сегодня спасли… — Счастлив, что помог, жаль, что мы очень спешим… Рад был знакомству. И всё-таки позвольте совет — поберегите себя, прекрасная госпожа Лидия! — эти слова молодой человек произносил, уже садясь в свою карету. Остаток дороги, к счастью, прошел без приключений.***
Появление поздним январским вечером в кабинете управляющего хозяйки мануфактуры в Киеве вызвало настоящий переполох. Лидия примчалась сюда сразу с дороги, застав администратора с кипой документов. Теперь хозяйка отогревала у огня озябшие руки, а их разговор с управляющим трудно было назвать спокойным. — Ещё раз прошу, нет — я требую: дайте мне немедленно полную статистику по тем заведениям, куда поставляли шеферовку! И тех, где были смерти от отравлений, само собой… Вы же понимаете, что по ним все будут расследовать в первую очередь! — В некоторых есть совпадения, но не факт, что эти факты как-то связаны между собой. Но ещё мы делаем отгрузки крупным покупателям, а они уже поставляют товар по трактирам и шинкам. Мы можем и не знать, была ли наша шеферовка в тех точках, куда мы сами ее не поставляли. — Хорошо, тогда скажите мне честно — что у нас в последнее время с качеством? Отчётность Вашу я читала, Вы мне не ее, а правду говорите! Если вдруг начнут собирать образцы — что они могут обнаружить? Управляющий немного опешил от такого напора — работая здесь не с момента создания мануфактуры, он был только наслышан о непростом нраве хозяйки, но лично с ней общался нечасто, а с подобной манерой разговора вообще столкнулся впервые. С предыдущим управляющим Шеффер рассталась после того памятного скандала с Андреем Жаданом, обнаружившим некачественный продукт в придорожном трактире. «Ох, прав был Андрей Андреевич, когда говорил о том, что подобные игры нам дорого обойдутся», — вздыхала теперь про себя Лидия. — На мануфактуре они ничего крамольного точно не найдут, здесь все только самого высшего качества, а отбор проб на месте всегда можно оспорить, сославшись на происки конкурентов. — У нас десять спиртовых мануфактур на губернию, кто ещё может заниматься чем-то подобным? — Не по слухам могу сказать только о трех. Но, честно говоря, не удивлюсь, если в таком будут замешаны все. — Что ж, это упрощает наше положение. — Лидия решительно уселась в кожаное кресло управляющего, достала из ящика стола сигареты и мундштук, затем со вздохом положила их обратно и придвинула к себе стопку бумаг: — Сегодня я остаюсь здесь, пока не пересмотрю всю документацию. К завтрашнему утру мне нужно будет полностью владеть ситуацией по мануфактуре. Мне сообщили, что инспекцию следует ждать в самые ближайшие дни, времени у нас нет совсем, — ее тон был традиционно категоричен. Управляющий склонил голову: — Я на сегодня Вам больше не понадоблюсь, пани Шеффер? — Безусловно, передашь мне все материалы, о которых я тебе сказала, и можешь идти…***
Утро так и застало Лидию дремавшей в кабинете все в том же кресле, положив голову прямо на стол с бумагами… Именно такой ее увидел деликатно постучавшийся в кабинет первый посетитель. — Николай Александрович? — Лидия подняла голову с бумаг, не сразу поняв, где она находится. У ее стола в самом деле стоял Дорошенко-младший. Постепенно перед глазами всплывали события насыщенного ими вчерашнего дня: письмо Николая, спешная дорога в Киев, поломка в пути и помощь, разговор с управляющим, ночь с документами… — Лидия Ивановна? Доброе утро! Никак не ожидал Вас так скоро тут увидеть, зашёл узнать, когда Вы приедете… Вы что же — прямо здесь ночевали? — на одном дыхании выпалил он. — Так же нельзя… — Судя по Вашему письму, дело не терпело отлагательства, — решительно перебила его женщина. — Да, вчера из Шеферовки я сразу поехала сюда, и сил отправляться куда-то в гостиницу уже не осталось. — В этом Вы правы, Лидия Ивановна, дело действительно серьезное. Я не все мог Вам написать, и сам до конца ещё не знал, но… — Что ещё такое? Прошу Вас, не тяните…- в ее голосе сквозило нетерпение. — Дело в том, что фамилия инспектора, который должен приехать из Петербурга для проведения проверки — Хейфец. Учёный — химик, служащий государственной канцелярии Хейфец Ю. А. Вы понимаете, что это может значить? — Вдруг он просто однофамилец? — голос Лидии дрогнул. — Почему он должен иметь отношение к… — Я же тогда перед оформлением документов все проверил не один раз — Абрам Хейфец был одиноким человеком и никаких записей о его браках, или близких родственниках так и не нашёл. В общем, это было определяющим, почему я выбрал именно его личность. Но теперь, если этот родственник обратится для принятия наследства, факт наличия документов о Вашем браке от него скрыть будет невозможно. На Лидию было жалко смотреть. Ее покрасневшие от бессонной ночи глаза бегали, в груди будто бы не хватало воздуха. — Может, все ещё обойдется, — с надеждой предположила она. — Мало ли какие бывают совпадения и однофамильцы. Могу только в очередной раз поблагодарить Вас за проявленную заботу, Николай Александрович. — Однако, Лидия Ивановна, Вы точно уверены, что Вам необходимо сейчас самой работать? — Николай выразительно посмотрел на ее живот.- Если бы Вы, как наниматель, привлекали к труду работниц на таких сроках — вряд получилось бы избежать штрафов… — Я сама себе наниматель, а кто лучше меня представит проверяющим мои собственные дела? — резонно возразила женщина. — Надеюсь, Вам не о чем волноваться за качество продукции, — улыбнулся Николай, — Шефферы всегда знали, что делают, а о шеферовке в Киеве многие знают только с лучшей стороны. — Думаю, что все будет в порядке, — Лидия, похоже, окончательно справилась с собой, даже улыбка ее стала не такой уж жалкой. — Я безмерно рада Вашему высокому доверию и постараюсь его оправдать. Когда Дорошенко-младший покинул ее кабинет, Лидия снова опустила голову к бумагам. К сожалению, по ним выходило, что как раз с качеством у них все далеко не так благополучно, как предполагал Николай. Большая половина изготавливаемой шеферовки шла в простонародье — по шинкам, трактирам, постоялым дворам, и имела самую низкую маркировку качества. «Хотелось бы надеяться, что там хотя бы не было откровенной отравы, которая могла повлечь такие последствия»… — наконец выдохнула Шеффер.***
Однако, надолго углубиться в содержимое документов ей не позволил новый стук в дверь. — Наверное, это управляющий уже пришел, — подумалось ей. Но, поднявшись навстречу посетителю, она так и замерла от неожиданности. На пороге стоял ее ночной знакомый, помощь которого накануне позволила ей добраться до Киева, благополучно избежав ночёвки на лесной дороге. — Доброе утро! — его удивление было не меньшим. — Госпожа Лидия Шеффер? — Простите, никак не ожидал Вас здесь увидеть после вчерашнего. В дороге я не имел возможности представиться полностью. Служащий Петербургской казённой палаты, прибыл в Киев с инспекцией, Юрий Абрамович Хейфец. Обрывки информации наконец сложились в единую систему, только вот результат получился удручающим. Вцепившись обеими руками в документы, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки проверяющего, Лидия сделала шаг ему навстречу и тут же почувствовала резкую боль, от которой земля ушла у нее из-под ног. — Бог мой, она же вот-вот родит! Пошлите поскорее кого-нибудь за лекарем! Но в коридорах здания мануфактуры было ещё пустынно — служащие обычно приходили на работу позже. На крик перепуганного проверяющего прибежал уже находившийся на выходе из мануфактуры темноглазый молодой человек. Увидев распростершуюся на полу кабинета женщину, бросился к ней. — Лидди, ну как же так, я же говорил! Я отвезу ее в больницу, — обернулся он к инспектору. — Я друг… семьи, Николай Александрович Дорошенко. — Юрий Абрамович Хейфец, инспектор. Николя невольно побледнел. — Я точно не хотел никого пугать, только успел войти в кабинет хозяйки, и вот… Похоже, мою миссию в мануфактуре Шеффер на сегодня можно считать завершенной, даже не начав ее. Впрочем, объектов для проверки и так достаточно. Вдвоем они помогли едва передвигавшей ноги Лидии дойти до кареты Дорошенко. Когда дверца закрылась за инспектором, Лидия, превознемогая боль, протянула Николаю все ещё находившиеся в ее руках документы. — Прошу, отдайте их управляющему мануфактуры, только лично в руки. В такой момент Николай Александрович, пожалуй, пообещал бы ей и звезду с неба. Лидия изо всех сил сдерживалась, чтобы не кричать от боли, но по ее бледному лицу и прокушенным в кровь губам было видно, чего ей это стоило. — Видите, я не смогла… достойно представить интересы своей мануфактуры… Это в самом деле был инспектор Хейфец… — Не волнуйтесь, все будет хорошо. Но глядя на ее метания в полубреду, он сам далеко не был в этом уверен. — Спасибо Вам, что оказались… рядом. Страх за состояние женщины заставлял его просить кучера все быстрее подгонять лошадей по тёмным ещё утренним улицам Киева.4
Так получилось, что первой больницей, попавшейся на его пути, была та, что в свое время построил его друг Андрей Жадан. Именно ее врачам он передал Лидию, чувствуя, что не может сейчас просто уйти — слишком сильным было его беспокойство о ней. Странное дело — не зная, как рожала его сына Елена, тогда бывшая женой вице-губернатора Коренева, он и близко не переживал за ее состояние так, как сейчас буквально сходил с ума от волнения за Лидию. Сыновей — и родного Николая, и приемного Володю, он обожал, но отношение к Елене при этом было спокойным и ровным, ничего подобного на то, что происходило с ним при одном только взгляде на пани Шеффер, жена в нем не вызывала. Поэтому в последние месяцы он практически перестал появляться в Нежинском имении. Впрочем, с ним и раньше не раз случалось подобное уже после свадьбы с Еленой — в очередной раз увлекаясь новой пассией, он мог неделями не появляться в родном поместье, благо, проживание за сто пятьдесят вёрст от семьи и отговорки серьезной работой позволяли и не такое. Но сейчас Николай не имел ни сил, ни желания обманывать искренне любившую его жену. Он не помнил, сколько времени провел в приемном отделении больницы, когда навстречу ему вышла пожилая пани, в которой не без труда он узнал тетушку Андрея Жадана. Он не видел ее с тех пор, как умер его друг, в последний раз они встречались как раз на похоронах последнего, и не мог не отметить, как сильно постарела эта суровая, но справедливая женщина, которую он, откровенно говоря, немного побаивался. — Ярына Дорофеевна, доброго дня Вам, — Николай церемонно поздоровался с ней, — честно говоря, не ожидал Вас тут увидеть, думал, что Вы отошли от дел… — И Вам не хворать, Николай Александрович. Как же я могла бы предать дело, начатое Андрюшей? После того, как его не стало, в порядке все поддерживать кому-то надо было. Да и зачем бы мне, старой, было жить без всякого смысла?.. Деньги, оставшиеся за ним, опять же на благое дело пошли, — тетушка смахнула набежавшую слезу с морщинистой щеки. — А Вы никак супругу свою привезли к нам? Наслышана, что женились Вы с год назад. Не беспокойтесь, здесь врачи самые лучшие в Киеве, с ней и с ребеночком все будет хорошо. Глядя в по-детски ясные глаза заботливой пожилой женщины, Николай не смог сказать ей правду. Он только смотрел на Ярыну Дорофеевну благодарным взглядом, полным боли и отчаяния. — От всей души спасибо Вам, любезная Ярына Дорофеевна, — с трудом выдавил из себя молодой человек. — Ехали бы Вы пока домой, Николай Александрович, — искренне посоветовала она. — Как все случится — Вас всенепременнейше известят, но вообще это может быть долго. — Спасибо, пани Ярына, но я лучше останусь… Тетушка Жадана и нынешняя хозяйка больницы только покачала головой. «Ну вот, Ярына Дорофеевна нашла в этой больнице смысл своей жизни. А какой смысл у меня? — невольно задался вопросом Николай. — С Еленой перспектив у нашей семьи я не вижу никаких, а Лидии я не нужен. Только всего и могу, что вовремя оказываться рядом и помогать ей. Она не любит меня, и столько лет откровенно говорит об этом… Двух лучших друзей я глупо потерял, ничего не смог сделать, чтобы предотвратить их гибель… Где мне теперь искать этот проклятый смысл?» Но ответа на эти вопросы у него не было. Было только бесконечное ожидание и отдававшиеся в ушах крики боли той, которую хотелось защитить и спасти ото всего в этой жизни.***
Спустя несколько часов, показавшихся вечностью, тетушка Ярына снова вышла к все ещё сидевшему в больничном коридоре Николаю: — Ну вот, у вашей супруги родилась девочка… Красавица, вся в мать. С ними все хорошо, только проведать их пока никак нельзя. Видите, Вы напрасно так волновались… Эти слова принесли Николаю Дорошенко неимоверное облегчение и одновременно отозвались в нем почти физической болью. Слава богу, что добрейшая пожилая женщина и не подозревала, какие чувства его сейчас одолевали. «Да, настоящий отец этой малышки не скоро сможет ее увидеть. Григорий Червинский целиком и полностью заслужил свою участь. А вдруг это сама судьба все же посылает мне ещё один шанс? Дело только за тем, как им правильно воспользоваться»…***
Лидия постепенно приходила в себя. Все тело казалось разбитым и как будто чужим, боль разрывала ее изнутри, и только забытье приносило некоторое облегчение. Но, увы, оно вновь и вновь уступало место безжалостной реальности. Такой боли она не чувствовала даже в первые дни после пожара. Больше всего ей хотелось умереть, настолько далёким и безразличным стало все — дела мануфактуры, Григорий Червинский, волей-неволей послуживший причиной ее нынешних мучений, который вряд ли когда-нибудь ещё будет с ней рядом, Николай Дорошенко, несомненно, обладавший талантом оказываться поблизости в те минуты, когда он больше всего нужен… Она не могла не понимать, что теперь ребенок многое изменит в ее привычном жизненном укладе, но пока эти перспективы казалась призрачно-нереальными, в отличие от боли, затмевавшей собой все остальное. Почти теряя сознание, Лидия готова была проклинать вообще всех на свете мужчин просто за сам факт существования этой предназначавшейся только для женщин боли…***
— Ну вот и отлично, она приходит в себя… Только посмотрите, какая красавица — дочка у Вас теперь есть! — крошечное сморщенное личико малышки меньше всего ассоциировалось с красотой, она недовольно скрипела и извивалась, будто выражая свое бурное несогласие со словами пожилой женщины в белом халате, взявшей ее на руки. — Характер у нее, однако, — засмеялась та. — Она Шеффер, — слабым голосом произнесла ещё толком не опомнившаяся Лидия. — То есть как Шеффер? — не поняла ее собеседница. — Разве она не получит фамилию своего отца, Дорошенко? Ваш муж, Николай Александрович, уже битый час здесь сам не свой… — Мой… кто? — в первый момент Лидия подумала, что она ещё не проснулась. — Ну как же, Вас как привез молодой человек, с самого раннего утра, так здесь и сидит, переживает. Друг Андрея Андреевича, царствие ему небесное… — женщина перекрестилась. — Можно мне взять маленькую? — Лидии не хотелось сейчас никому ничего доказывать. — Аккуратно, вот так, — почувствовав на своих ослабевших руках живую тяжесть, Лидия сейчас боялась шелохнуться. И — странное дело — разошедшаяся до этого, оказавшись на ее руках, малышка как-то разом притихла. — Она узнала свою мамочку, теперь самого близкого для этой крохи человека, да что там, Вы для нее — пока весь мир… Эти простые слова, сказанные спокойным, умиротворенным голосом женщины, казалось, проникали в самое сердце. И улыбка сама по себе появилась на утомленном лице Лидии… — Ну, обвыкайтесь здесь вместе, а я пойду, супруга Вашего успокою, пока он с ума не сошел, — тоже улыбнулась ей женщина и тихонько выскользнула из больничной палаты раньше, чем Лидия успела ей что-то возразить. Когда дверь за ней закрылась, молодая мама склонилась к дочери: — Ну здравствуй, моя маленькая Виктория Шеффер… Моя победа.***
На следующий день молоденькая медсестра внесла в палату огромный букет лилий. — Какое чудо, особенно для зимы! — не сдержала восхищения Лидия. В уголке букета торчала записка. «Поздравляю самую красивую маму с рождением дочери и наступающим Рождеством Христовым. Приеду за вами обеими, как только разрешат вас забрать. Николя Дорошенко». Ну вот зачем ему это? Лидия раздражённо швырнула записку на стол. Все очарование букета для нее тут же померкло. Ещё вчера она разъяснила недоразумение о «муже» той самой женщине, заходившей к ней для заполнения необходимых документов. — Я Лидия Ивановна, урождённая Шеффер, по мужу вдова Хейфец. Николай Александрович просто привез меня сюда с работы, когда там мне стало плохо… Взгляд пожилой женщины после этих слов Лидии стал другим, она недоверчиво покачала головой, словно хотела что-то ответить, но передумала и, поджав губы, вышла. — Она здесь вроде управляющей? — спросила Лидия медсестру. — Что Вы, это сама Ярына Дорофеевна Жадан, родственница Андрея Андреевича, построившего эту больницу. Лидия едва сдержала вскрик — вот почему само место показалось ей смутно знакомым. Ведь в этих больничных стенах она уже была, когда приезжала к Андрею и так и не смогла его увидеть. Получается, теперь Андрей Андреевич помог ей уже после своей смерти…***
Ночь выдалась на редкость беспокойной. Лидия планировала перевязать грудь и сразу после больницы найти кормилицу для девочки, но действительность только посмеялась над ее планами. Маленькая Виктория при любой попытке покормить ее из бутылочки орала так, что, казалось, к ним сейчас сбежится весь медицинский персонал больницы. После нескольких часов бесплодных попыток успокоить малышку, отчаявшись хоть немного вздремнуть, измученная Лидия приложила упрямицу к груди, и та тут же вцепилась в нее и затихла, сладко причмокивая. «Да уж, празднует свою первую победу. В кого только у тебя такой нрав, красавица?» Девочка в самом деле была прехорошенькая — с темными вьющимися волосами и яркими голубыми глазами, как и у самой Лидии. Впрочем, судя по всему, схожей с материнской явно оказалась не только внешность.***
— Николай Александрович, право же, Вам не стоило себя утруждать, мне не сложно было бы самой взять извозчика, — Лидия, за которой он приехал в больницу, улыбалась ему, но ее улыбка была немного натянутой. Ярына Дорофеевна передала именно Николя мирно посапывающий свёрток, который он покрепче прижал к себе, боясь уронить. Малышка вела себя на редкость спокойно, как будто это не она разрывалась от крика чуть ли не всю эту ночь, доводя до исступления и мать, и сотрудников больницы. На замечание Николя о том, какая она милая и спокойная девочка, Лидия могла теперь лишь усмехнуться — ей за эти немногочисленные дни и ночи дочка уже успела показать свой характер во всей красе.***
Николай старался побыстрее уехать из больницы, не желая рассказывать Лидии о своей сегодняшней беседе с Ярыной Дорофеевной, состоявшейся сразу по его приезду туда и бывшей для него, мягко говоря, неприятной. Куда только девалась вся душевность этой женщины, с которой она его здесь встречала в первый раз! — Неправильно Вы живёте, Николай Александрович, из Ваших поступков ничего не выйдет, кроме боли для Ваших близких. Не верю, что Вы сами этого не понимаете. — Осуждаете, значит… Что ж, я никогда не стремился во всем быть идеалом, простите. — Да куда уж тут до идеала, ежели жениться на одной, и вскоре с дитем другую из больницы забирать, хоть даже и вдову, — Ярына Дорофеевна махнула рукой, не желая продолжать этот разговор. — Впрочем, наверное, это я, старая, ничего не понимаю в этой жизни. Идите уже… «Да кто она такая, чтобы меня судить! Как будто Андрей Жадан никогда не ошибался в своей любви, одно время они даже были с Лидией вместе, и что в итоге?» — отмахивался от дурных мыслей Николя, но ловил себя на том, что голос и упрекающий взгляд тетушки Жадана все равно преследуют его.***
— Едем в мануфактуру Шеффер, — Лидия не спрашивала — она утверждала. — Вы уверены, Лидия Ивановна? Как Вы там будете справляться с малышкой? К тому же сегодня там вряд ли кто-нибудь есть — Рождественский сочельник на дворе. — Мне надо срочно переговорить с управляющим, — настаивала женщина. — Вы его там просто сегодня не найдете. Наверняка оценивает качество вашей шеферовки. Кстати, Ваши документы я отвез и передал ему ещё вчера. Давайте сегодня лучше поедем ко мне домой. Или Вы полагаете, что получите в гостинице достойный комфорт для себя и дочери? — И как Вы себе это представляете, нас вместе в Вашем доме? Вы — женатый мужчина… — В моем предложении нет никакого подтекста, поверьте! К тому же, не думаю, что Вам будет у меня менее удобно, чем в кабинетах мануфактуры. В конце концов, в моем доме куча гостевых спален! Если для Вас самой настолько важна мануфактура, что остальные блага не имеют значения, подумайте о дочке! Или, может, Вы с ней по цехам собрались гулять, в компании с проверяющим Хейфецем?..- Николай сам не заметил, как вскипел. Похоже, по хорошему в чём-то убедить Лидию было изначально невозможно, приходилось брать на вооружение её собственные методы. И неожиданно это сработало. — Ну хорошо, пусть так, мы пробудем у Вас сегодня и еще несколько дней, пока окончательно не решится вопрос с этой проверкой. Все равно ездить выбирать арендный дом и везти сюда своих слуг из Шеферовки пока не получается — и без того много забот. Потом за мной и Викторией приедет Ольга Платоновна, она давно собиралась в Киев по своим делам… — она как будто рассуждала вслух. — Как скажете, любезная Лидия Ивановна. — в голосе Николая звучала неприкрытая ирония. Значит, Рождественский сочельник они точно проведут вместе…5
Юрий Абрамович Хейфец вышел из киевской нотариальной палаты. Возмущению его не было предела. — Ну что за порядки на окраинах империи, куда не глянь, всюду бардак! Всю его миссию в Киеве пока трудно было назвать успешной, и основной причиной было, как не крути, ее попадание на время новогодних и рождественских праздников. Из Петербурга ему пришлось выехать 1 января уже нового, 1858 года. По приезду он убедился, что практически все хозяева киевских мануфактур вовсю праздновали новый год, или же готовились к празднованию Рождества Христова. Впрочем, нет, одно исключение все же было, и о нем нелегко было позабыть — госпожа Лидия Шеффер. Он помнил их встречу на заснеженной лесной дороге и на следующий день — уже в мануфактуре, откуда ее прямиком увезли в больницу. «Так, оказывается, это я вынудил ее отправиться в таком положении в эту дорогу! Но ещё неизвестно, кто из нас кого больше напугал…» Ох, уж это желание русских праздновать до полного изнеможения! Трудно даже пересчитать, сколько предложений от управляющих мануфактур «оценить на месте качество продукта» было им отклонено за эти дни! Непосредственно занимаясь всем, что так или иначе связано с качеством спирта, Юрий Абрамович испытавал стойкое отвращение к его употреблению, что, собственно, и помогало ему держаться на занимаемой им должности уже более пяти лет. Само расследование массовых отравлений ожидаемо велось ни шатко, ни валко, трупы, в основном крестьян, успели захоронить, и теперь требовалось оформлять документы для их эксгумации и проведения экспертиз, что не могло привести в восторг местные власти. Пока приходилось довольствоваться изучением имеющихся в полиции заключений специалистов да направлять своих людей по злачным заведениям для опроса свидетелей. Но до окончания периода всеобщего празднования движения по делу явно не предвидилось. Ещё в столице он пытался доказать своему начальству целесообразность переноса сроков поездки хотя бы на конец января, но его мнение в канцелярии мало кого интересовало. Кому-то очень срочно требовалось предоставить отчет на самый верх об успешном расследовании дела о массовых отравлениях алкоголем, до коего русский человек всегда был охоч, да ещё в преддверии активно обсуждавшейся в кулуарах реформы в этой области, предполагавшей введение патентной системы для всех алкогольных мануфактур с обязательным выкупом ими у государства патентов на право производить соответствующую продукцию, и уплатой ими в бюджет акцизов, в зависимости от объема выпускаемых алкогольных напитков. Государство традиционно желало усилить контроль и получать свою долю прибыли от столь выгодной отрасли, и, как ни странно, случившийся здесь скандал с отравлениями в этом случае даже послужил на руку чиновничьей братии, желавшей урвать кусок от этого аппетиного пирога. Тем более в этих землях алкогольные мануфактуры и близко не контролировались в Малороссии так жестко, как в центральных губерниях империи, фактически здесь этим мог заниматься кто угодно, отсюда и качество их продукции оставлядо нередко желать лучшего, порой это был просто разведённый водой и подкрашенный спирт самого низкого качества. Своей деятельности в качестве инспектора, а точнее — эксперта в области химии, Юрий Абрамович предпочитал научные исследования, возглавляя в Петербурге соответствующую лабораторию, однако он прекрасно понимал, что финансирование ее деятельности напрямую зависит от его государственной службы. Его вышестоящее руководство смотрело на это увлечение своего подчинённого как на обыкновенную придурь, но, поскольку она не мешала выполнять ему его основную работу — придурь безобидную. Сколько раз Юрий порывался бросить это треклятое инспекторство и с головой уйти в любимую науку! Увы, денег для самостоятельного финансирования проектов у них с матерью было не густо. Талантливый молодой человек получил образование в немецком университете больше благодаря собственным знаниям, нежели присылаемым ему отцом не частым переводам — тех хронически не хватало даже на самое необходимое. Отец в принципе не интересовался делами своего незаконнорожденного сына, родившегося у его крепостной. Выписав ей вольную и приказав отвезти ее с едва родившимся ребенком подальше от Киевской губернии — в Петербург, он, казалось, навсегда позабыл об их существовании. Единственное, что напоминало им об Абраме Хейфеце — это фамилия и отчество сына да те самые денежные переводы, крайне скупые и нерегулярные. Впрочем, даже они сильно помогли на первых порах их семье встать на ноги — платить за комнату в арендном доме, учить проявлявшего талант к точным наукам мальчика в хорошем лицее. Кроме того, Юра рос крайне болезненным, и немалые деньги регулярно уходили на докторов. Проблема с лёгкими, унаследованная от отца, не давала ему покоя и сейчас. Разумеется, его матери приходилось много и тяжело работать, да и сам он ещё со школьных лет не брезговал возможностью заработать лишнюю копейку в семью. И только много позже, уже будучи государственным служащим, Юрий Абрамович перевез мать в купленный им дом, где она и поныне занималась хозяйством. Теперь, имея все возможности, чтобы увидеть своего родного отца, молодой человек не имел такого желания, так как тот не проявлял ранее практически никакого участия в его судьбе. Но когда, казалось, сама судьба привела молодого химика в места, где он родился, после некоторых размышлений он все-таки решился встретиться с так называемым родителем. Однако, здесь его ждало разочарование — в местной нотариальной палате ему только что выдали свидетельство о смерти купца первой гильдии, господина Хейфеца Абрама Самуиловича, случившейся восемь месяцев назад из-за той самой болезни лёгких, что была и у Юрия, так что познакомиться с отцом ему так и не пришлось. Зато его повергли в шок сразу две вещи. Первой была сумма наследственного имущества, при оглашении которой ему невольно вспомнилось, как им с матерью годами приходилось бедствовать, получая жалкие подачки. Ещё интереснее была вторая новость — он оказался не единственным наследником, его горе-папаша за несколько месяцев до своей смерти успел жениться… на Лидии Ивановне Шеффер. «Завещание может быть оглашено только в присутствии всех потенциальных наследников» — безапелляционно заявил ему нотариус, окончательно разрушив всякую надежду на нормальное решение вопроса. «Что-то судьба слишком часто сталкивает меня с этой женщиной, теперь оказавшейся ещё и женой моего отца. В любом случае — теперь похода в ее мануфактуру точно не избежать», — думал про себя молодой Хейфец, направляясь в гостиницу. Хотя, в общем-то, он сам до конца ещё не определился, чего ждет от их новой встречи.***
Рождественский вечер медленно опускался на город. Николай порой совсем по детски ожидал от этого праздника чудес. Он помнил, сколько эмоций приносило ему в разные годы Рождество — начиная от того самого сочельника в их доме в Нежине, когда его сестра гадала с подружками — ещё подростками, и Лидия Шеффер впервые встретилась с его другом Алексеем, лишив тем самым его, Николая, всяких иллюзий на то, что они когда-нибудь будут вместе. Ещё в памяти Николая был тот рождественский бал в Нежине, с которого они украдкой сбежали вместе с Лидией, и ее нежный взгляд пробуждал в душе затаенную надежду. Теперь и Алексея уже нет в этом мире, а надежда на счастье с любимой с каждым годом становится все призрачнее. В этом году, вопреки годами сложившейся традиции, он не поехал на Рождество в Нежин для празднования в семейном кругу — не было сил пытаться делать счастливое лицо среди тех, кто слишком хорошо его знает. Пришлось написать длинное поздравительное письмо, сославшись на неотложные дела, и отправить его курьером вместе с детскими подарками. Остаться здесь, в Киеве, было для Николая гораздо более важным — ведь сейчас Лидия приехала в его дом, и он будет некоторое время жить совсем рядом со своей мечтой, видеть ее, слышать ее голос. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы так было всегда — каждый день, возвращаясь домой со службы, знать, что там тебя ждёт самая лучшая женщина на свете, окружить ее и малышку Викторию заботой и вниманием, и никогда уже от себя не отпускать… Его мысли были прерваны стуком во входную дверь. — Доложите, что приехал пан Круглов из киевской нотариальной конторы, — услышал он смутно знакомый голос. — Проходите, милости прошу, Яков Адольфович, — улыбнулся Николя, выходя навстречу гостю. — Что за срочность привела Вас ко мне в самый сочельник? Выпьете коньячку? После обычных приветствий, тучный гость, немного отдышавшись с дороги, заговорил о деле. — Вы же сами сказали, Николай Александрович — как только появятся новости по Хейфецу — передать Вам безотлагательно, вот я и поспешил к Вам… — Благодарствую, Яков Адольфович, я ценю Ваше рвение. И все же — что там с Хейфецем? — Не далее чем сегодня к нам в нотариальную палату прибыл некий молодой человек с документами на имя Хейфеца Юрия Абрамовича, назвался сыном уважаемого Абрама Самуиловича и попросил дать ему адрес отца, ссылаясь на то, что он давно не видел своего родителя. Известие о смерти и тем более о браке его отца было для молодого человека большой неожиданностью. Более того, теперь он желает вступить в права наследования и намерен в ближайшие дни явиться на оглашение завещания Абрама Самуиловича. Я посчитал, что эта информация может быть важной для Вас, Николай Александрович. — Что ж, огромное Вам спасибо за беспокойство, Яков Адольфович, — Николай протянул ему свёрнутую в трубочку купюру. — Благодарствую, Николай Александрович, — гость ещё раз поклонился и вышел.***
Теперь Николаю Дорошенко предстояло сообщить не самую приятную новость Лидии, занимавшейся в гостевой спальне малышкой. Пока служанки суетились, накрывая для своего хозяина рождественский стол в гостиной, Николай тихонько постучался в комнату дорогой гостьи. Лидия не обернулась к нему навстречу — сидевшая спиной к двери, она кормила грудью малышку. Николаю захотелось зажмуриться от увиденной картины, такой простой и одновременно прекрасной, словно сошедшего с холстов знаменитых итальянских художников эпохи Возрождения. Тем непривычнее это зрелище было для мужчины — ведь традиционно в дворянских семьях этим занимались кормилицы. Его собственная жена Елена даже не пыталась сама кормить сына. Сейчас он не замечал ни ожогов, ни каких-либо изъянов на ее совершенном теле, видя только саму Лидию, такую родную и желанную… Наконец, не выдержав, он тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание. Как ни странно, гневной тирады о его вольном поведении от Лидии не последовало, она только поспешно прикрыла плечи тонкой накидкой. — Простите, я хотел пригласить Вас на рождественский ужин. С Вашего позволения, служанки посмотрят за маленькой. — Ценю Вашу любезность, Николай Александрович.***
— Никогда не думал, что буду вместе с Вами праздновать Рождество, даже не мечтал о таком, — взгляд Николя был выразительнее любых слов. — Что поделать, так сложились обстоятельства, — улыбка Лидии все так же сводила его с ума. Но даже теперь, сидя напротив него за столом в гостиной, женщина все равно умудрялась оставаться недосягаемо далекой от него. — У меня есть новости, но к сожалению, они вряд ли Вам понравятся. Инспектор Хейфец оказался сыном того самого Хейфеца… Он был в нотариальной палате и вскоре планирует решать вопрос с принятием наследства. Лидия вздрогнула и поднялась со своего места. — Но ведь я никогда даже не видела его отца… Любого его вопроса будет достаточно, чтобы это понять, — в ее глазах явственно обозначился страх. — Не стоит бояться раньше времени. Судя по отсутствию какой бы то ни было информации об этом сыне Абрама Хейфеца, их общение не было слишком тесным, он даже не знал адреса своего отца. В конце концов, это всего лишь вопрос наследственных денег. — Интересно, о какой сумме идёт речь? — нет, все-таки от деловой жилки в ее характере было никуда не деться. — А Вы как думаете? Абрам Хейфец был купцом первой гильдии, он приобрел в Киеве огромный дом, в котором Вы с ним, получается, жили несколько месяцев. — Но при этом я даже не знаю, где он находится! Впрочем, это неважно — я не собираюсь претендовать на его наследство, просто оформлю у нотариуса отказ. — Есть ещё один вариант — выбросить это брачное свидетельство с Хейфецем, и мы вместе с малышкой переедем куда — нибудь подальше отсюда, как семья. В Петербург, в Варшаву, да хоть в Париж! Я знаю, что ты сейчас скажешь о моем браке, но ведь в оформлении развода нет ничего невозможного, — незаметно для себя Николай перешёл на «ты». — Бумага, как Вы понимаете, все стерпит… — Мне кажется, что Елена давно обо всем догадывается, вряд ли это будет для нее большой новостью. — Неужели Вам мало проблем из-за меня?.. — Лидия посмотрела в глаза Николаю, хотя, казалось — заглянула прямо в самую душу. — А если я готов всю жизнь решать твои проблемы? Если только в этом вижу смысл моего существования? — вопросом на вопрос отвечал Николай. Если раньше вполне в его духе было перевести все в шутку, то сейчас его голос был как никогда серьёзен, настолько, что Лидия впервые не нашлась с ответом. В их затянувшееся молчание ворвался резкий, требовательный крик Виктории — похоже, с характером девочки не могли справиться не только сотрудники больницы, но и служанки в доме Николя. — Извините меня, — Лидия с облегчением выскользнула из гостиной, направляясь к малышке.***
Однако это облегчение было недолгим. — Ну почему с ней нет никакого сладу! — спустя несколько часов, прошедших в бесплодных попытках успокоить малышку, Лидия уже готова была сама кричать с ней в унисон. Дочка не давала ей спустить себя с рук. Накормленная и ухоженная, она, тем не менее, начинала надрываться криком, стоило ее, казалось, совсем уснувшую, положить в кровать, или попытаться передать кому-то из служанок. Присесть с ней вместе тоже особо не удавалось — девочка более-менее успокаивалась только от монотонного хождения и качания ее на руках. Окончательно выбившись из сил, Лидия, казалось, уже согласна была на все, что угодно, за одну только возможность немного поспать. Поэтому, когда Николай Дорошенко постучался к ней в комнату, ее хватило только на извиняющуюся улыбку: — Что, Николай Александрович, такого веселого Рождества у Вас ещё точно не было? Не реагируя на ее реплику, он молча протянул руки, и женщина также без слов передала ему свою беспокойную ношу. Удивительно, но на этот раз девочка не зашлась криком, напротив, успокоенно засопела, как будто только этого и добивалась. — Похоже, ей нравится мужское общество, — улыбнулся Дорошенко. Лидия уже не помнила, что ответила на его слова, все медленно поплыло у нее перед глазами. Она буквально рухнула на кровать и сама не заметила, как уснула.