Жажда Сердца

"— В последнее время по Скайхолду бродят странные слухи. О них прослышали все. Даже пень, на котором, бывало сиживала Искательница за чтением очередного непревзойдённо великолепного романа, неизменно за авторством которого был потрясающе красивый, блестяще остроумный, распрекрасный краснобай, наконец, просто отважный гном, в роскошной груди которого, билось золотое, верное сердце, а также счастливый обладатель чудеснейшего из арбалетов, восхитительной Бьянки, и…" — Варрик! Требовательный голос прервал поток восхвалений. Взгляд гнома до этого мечтательно блуждающий по таверне вмиг подметил настойчивое и несколько недовольное выражение лица Искательницы. — Что? — сделав вид, будто ничего не понял, воскликнул гном с напускным недоумением. — Ты собирался рассказать, как всё было на самом деле, — отчеканила воительница. — А я и рассказываю! — весело откликнулся гном. И прибавил с большим самодовольством: — Я предпочитаю не опускать необычайно важные детали. — Уф! — выразила всё своё негодование Кассандра. Впрочем, как всегда бывало в разговорах с Варриком. В этот вечер в таверну «Приют Вестницы», что находилась перед замком, народу набилось больше даже нежели, чем на праздник Проводов Зимы, что отметили в прошлом месяце. Люди толпой валили в небольшой зал и, вскоре заполонили все. Так что не только яблоку, которое кстати ронять никто не собирался, но и соломинке с бороды Блэкволла негде было упасть; столы и стулья, барная стойка, скамьи, бочки и бочонки, бадьи, мешки, словом, все на чем можно было присесть, было занято; те же кто не успел пристроиться, либо стояли, либо притулились у стен, большая часть прислуги замка довольствовалась местами на втором этаже, свешиваясь через перила. Но вся компания сотоварищей Инквизитора, была за одним столом; кто стоя рядом, а кто сидя. А Варрик взгромоздился на бочку из-под яблок, чтобы быть у всех не только на слуху, но и на виду. — Я так понимаю, сегодня какой-то праздник? — поглаживая бороду, изумлённо спросил только что чудом протолкавшийся сквозь толпу, Блэкволл, оглядев сборище. — Да вот, планируем разбойничий налёт на Скайхолд. Вернее собираемся взять приступом, посредством слов, самое его сердце — нашу дорогую леди Инквизитора, — непринуждённым тоном отвечал гном. — Так-так, Варрик, давай-ка поконкретней, пока мы все не вооружились кто вилами, — Дориан кинул насмешливый взгляд на Блэкволла, — а кто обаятельной улыбкой, и не пошли воевать за сердце нашей леди Лавеллан. — Ладно-ладно, так и быть, поясню для тех кто ничего не слышал, — хотя мне трудно в это поверить, — мне думается об этом знают все! Кажется, даже пауки на стропилах об этом шепчутся, — развёл руками гном. — Так вот, мы тут собираемся пролить свет на одну примечательную историю. — Так мы что, собрались выслушивать очередную твою байку? Мне-то казалось, что мы ждём что-то особенное! Хочешь испытать на нас новые россказни, чтобы порадовать своих издателей или угодить леди Инквизитору? — нетерпеливо воскликнул Дориан. — Надеюсь, на этот раз не станешь рассказывать про голлема, который поселился в особняке твоего брата и воровал пирожные из буфета. — Нет, нет, нет. Это правдивая история! К тому же с пирожными я завязал. — Ага! Так, значит, ты признаешься, что соврал насчёт голлема? — торжествующе воскликнул маг. — Вовсе нет. И не наврал, а чуток приукрасил, самую малость. Голлем взаправду пол Бартрондова особняка разнёс ко всем мрачным эльфам. — Я скорее поверю, что были пирожные, — не отступал тевинтерец. — Так что там с леди Инквизитором…— начал было Блэкволл, но его перебил Железный Бык: — А, может, хочешь ещё раз рассказать о том, как Хоук верхом на драконе спалил половину Киркволла, распугав всех магов и храмовников? Или про леди-капитана киркволлской Стражи, которая съедает по три пригоршни сапожных гвоздей на завтрак, а после плюётся ими в бою? — Варрик, лучше расскажи о том, как Хоук с Изабеллой провожали престарелую жрицу в церковь и вместо церкви случайно привели её в «Цветущую Розу», — мечтательно улыбаясь попросил Коул. — Она, наверное, обрадовалась, когда очутилась в саду. Гном, еле сдерживая рвущийся наружу хохот, глядя на побагровевшее лицо Кассандры, пообещал: — В другой раз, Парень, непременно расскажу. — «Цветущая Роза»? — недоуменно поскрёб в бороде Блэкволл. — Это же вроде бордель там так называется? Слышал он в Верхнем Городе был, о нём в кабачке, в «Висельнике», помню говорили. Смех пролетел по таверне, подобно шелесту ветра. — Ну да, бордель — это тебе не пятно на ботинке, он просто так не исчезнет. Хоук с Изабеллой тогда напились на спор, а эта старушенция встретилась им по дороге из Нижнего Города, где, видать, проповедовала просоленным морякам и пропылённым эльфам «Песнь». Она узнала Хоука и заявила ему, что Певчий, то есть Кастратик, я хотел сказать, Себастьян, говорил про него столько хорошего, что столько не сможет выдержать ни один истово верующий андрастианин, заявила, что он благодетелен, почти как сам Создатель. Ну, Хоук не мог не предложить ей свою помощь, после таких рекомендаций. Я уверен, что выпей он поменьше эля хоть на кружку, то прикинулся бы лишайным нагом или торговцем поношенных мантий и удрал бы от неё быстрее любого орзамарского гнома, увидевшего в потолке кусок неба. Но это другая история. А «Цветущая Роза» никуда не делась, как цвела, так и цветёт и поныне, пусть и пострадала слегка во время… Кхм, наверное, не стоит об этом вспоминать…— грустно промолвил рассказчик. — Э-э-эй, Говорунище, лучше давай про… — начала было Сэра, — но Варрик нетерпеливо замахал руками. — Сегодня я поведаю вам историю любви, — хитро прищурившись, заявил гном. Со всех сторон послышались разочарованные вздохи. Но видно было, что многие знают, к чему он клонит, а потому заулыбались ещё шире, нежели прежде. Но рассказчик не обратил ни малейшего внимания ни на вздохи, ни на улыбки, или, по крайней мере, сделал вид, что не обратил. — Признаться, я удивлён, что ты не знаешь. Или всё-таки знаешь? — обратился он к Быку. Тот в ответ ухмыльнулся. — Ну, конечно, тебе это известно, — убеждённо добавил гном. Бык сделал огромный глоток из кружки, что стояла перед ним на столе. — Про дракона это я предложил, так, для затравки, — утирая губы тыльной стороной ладони пояснил Бык. Просто хотел послушать про жаренных храмовников и магов, да про кровавую баню, когда пираты устроили ночью налёт на церковь. — Что ж, — хмыкнул гном. — Постараюсь не оплошать. Эта история ничем не хуже, чем про пиратов. Все приготовились слушать и в зале воцарилась непривычная тишина. — Так вот, всё, что вы здесь услышите — чистая правда! — начал было рассказчик. — Странно слышать это от тебя, — не сдержался Дориан. Но со всех сторон на него сердито зашикали, отчего маг сдался и умостившись поудобнее сел скрестив руки на груди и выжидающе глядя на довольного гнома. "— Как вы все знаете, командор наш Кудряшок, в народе более известный как командор Каллен, неизменно всецело отдавался работе. Долг — превыше всего, так он считал. Но так было не всегда. Хотите верьте, хотите — нет, но этому полену в доспехах, — Варрик подмигнул вдруг дико расхохотавшийся Сэре, — не чужды самые неожиданные чувства, — добавил он спокойно, когда эльфийка немного поутихла. Оказывается под панцирем его стального доспеха бьётся сердце романтика. Помнится мне ещё Андерс про него что-то такое рассказывал однажды, когда мы встретили будущего командора Инквизиции, в то время, как помогали храмовником разобраться с демонами, что овладели чуть ли не половиной из их ордена и едва его не уничтожили. — воцарилось молчание, Скорнячка, пристроившаяся на лестнице с хрустом разгрызла яблоко. — Андерс некогда торчал в той самой башне Круга Магов, что возвышается над водами озера Каленхад, потому нет ничего удивительно в том, что он заметил за молодым Кудряшком-храмовником, неподдельное внимание с которым он глядел на одну из самых одарённых учениц Круга, и, к тому же просто красавицу." Из толпы слушателей до гнома донеслось легкое покашливание. — По крайней мере, Андерс утверждал, что с ней можно было беседовать, не страшась, не только в темноте, но и при свете дня, — вдохновенно продолжал рассказчик. — Варрик. — Будет тебе, Искательница, это одна из весомейших деталей этой повести! Кассандра умолкла, но не сводила с Гнома пристального взгляда. "— Так, вот. Там, в башне, впервые посетило Каллена это чувство. Но ему не суждено было стать чем-то большим. Амелл, — имя этой ученицы, — по веским причинам и в силу её талантов, забрали, чтобы она смогла вступить в орден Серых Стражей, вскоре после того, как та прошла Истязания, — это такое испытание для повзрослевших магов, их отправляют в Тень, чтобы те доказали свою силу противостоять обитателям с той стороны завесы, проще говоря их толкают в страну сновидений сразится с демоном. После того как она с блистательным успехом прошла испытание, Амелл стала полноправным членом Круга Магов, а потом и Серым Стражем, а ныне она всем известна как Героиня Ферелдена и Командор Серых Стражей Амарантайна. Когда она покинула Башню вместе с Дунканом, намереваясь вступить в ряды борцов с порождениями тьмы, наш командор вздохнул с облегчением, но отныне его глодало и иное чувство, кроме восхищения, — чувство вины. — Гном на мгновение замолк, выжидающе глядя на собравшихся за столом соратников." — Почему он чувствовал себя виноватым? — нахмурил брови Блэкволл. — А потому, что это ему предстояло убить Амелл, если она не справится с заданием. — Не справится? — растерянно пробормотал Серый Страж. — Если ею бы овладел демон, волосатая ты дубина, тут всякому ясно, — не сдержался Дориан. — Пожалуйста, продолжай, Варрик. Эта история и впрямь обещает быть интересной. "— Да, он тяжело переживал то, что его рука могла оборвать жизнь прекрасной Амелл, пробудившей в его сердце искру и он долго терзался нестерпимой мукой, что приносили мысли о том, что он мог сотворить. Потом был мятеж, устроенный магом крови, нашествие демонов, разрушения — кругом была смерть. Но наш Кудряшек был не из боязливых, однако и не из самых стойких, по крайней мере, тогда, по молодости. Сейчас-то старик Каллен любому демону глотку зубами перегрызёт. Помните я рассказывал как он, прежде, чем отступить в церковь швырялся в дракона истошно вопящими венатори? Наш командор в бою страшен, поверьте мне на слово. — При этих словах, Кассандра, не веря своим ушам, покачала головой, а гном тем временем, нисколько не смущаясь, продолжал: — Но в любви бедолага, подобен робкой овечке, вздрагивающей от малейшего шороха. Особенно, если речь заходит о делах в которых мечи и щиты не помогут, — гном подмигнул Искательнице, с превеликим трудом сумевшей сохранить равнодушное выражение на лице." Со всех сторон послышались изумлённые вздохи и люди принялись перешептываться на все лады. Не было сомнений в том, что многим подобное было непривычно слышать о командоре, но на многих лицах появились довольные улыбки, пусть глаза и смотрели очень удивлённо. В толпе раздался переливистый посвист и звонко прозвучал веселый перезвон струн: бард Мариден взметнула вверх руку в знак одобрения. Варрик подавил смешок, и, не дожидаясь пока все умолкнут, вновь заговорил, почти нараспев: "— Счастливые дни службы омрачились. Командор утратил так горячо любимый им контроль над своими делами, он стал рассеян, временами неумелой рукой принимался рисовать он в отчётах криворукого и долгоногого Корифея, пожирающего два сердца, соединённые пронзившим их мечом, а за обедом…" — По мне так ты заврался, друг мой, — лениво протянул Дориан. — Если так пойдёт и дальше, тебе вряд ли кто поверит. — Да брось, Посверкунчик, я лишь чуток приукрасил. В общем командор был несчастен, и повинны в этом были не недостаток дел, не отмена учений, не отсутствие противника в игре в шахматы, не перенесённые тренировки, не плохо завитые волосы, не шатающийся стол, и, наконец, не отсутствие любимых сосисок с томатами, к коим, как мы знаем, не равнодушен командор, а сама леди Инквизитор. Да-да, это истинная правда, как то, что Бьянка — лучший на свете арбалет. Неприкаянный Каллен, ходил сам не свой, скрывая настоящую причину за маской страдающего от тяге к лириуму храмовника и было ему ещё тяжелей. Он, возможно бы, так и увял или чего похуже… — гном выдержал драматическую паузу и, промолвил с нескрываемым чувством собственной важности, — и тут появился я. Таверна загудела, как пчелиный улей. "— Вот как это было, — просиял гном со своего бочонка, ослепительно улыбаясь. — Он уже собирался спрыгнуть с самой высокой башни в глубокую пропасть, привесив себе для верности громадный камень на шею, когда вдруг, откуда ни возьмись послышался свист. Арбалетный болт вонзился в парапет в дюйме от застывшего в изумлении Командора. Дрожащим голосом он спросил: «Кто здесь?». Вместо ответа из тени у стены выступил гном, весь облик которого излучал уверенность и недюжинную силу…" — Варрик! — Ой, да ладно-ладно. Шатаясь в потёмках, Командор забрёл в нашу таверну, где я как раз заканчивал очередную главу своего нового захватывающего романа… — Это уже похоже на подобие правды, друг мой, — одобрил хмурившийся до этого Блэкволл. " — Я подметил, что выглядит он серьёзней обычного и гораздо чаще вопит на своих солдат, — продолжал тем временем гном. — И, вот, видимо, в конец измучавшись, он приползает ко мне. А было дело так: сижу я за очередной главой к «Мечам и Щитам», в тщетной попытке описать любовную сцену. Час сижу — никак не меньше! И ничего у меня толкового не выходит. Все как-то неестественно, натянуто, словом, совсем не похоже на романтическую сцену, а скорее больше смахивает на эпизод про пытки и душевные терзания. И тут вдруг за спиной слышится лязг доспехов и тяжелый топот кованых сапог. В таверну вваливается, — иначе и не скажешь, Каллен. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы ни одна старушонка упала в обморок, а целый собор прихожан разбежался во время «Песни Света», приняв его за восставшего из могилы Маферата. Я несказанно удивился появлению командира в таверне, и, оглядывая его растрепанные волосы, дикий взгляд и помятую физиономию, подумал было, что он опять сорвался на лириум, и решил залить своё горе. Но тут, совершенно неожиданно, его взгляд упал на меня. Каллен, не успел я опомниться, опрометью ринулся к стойке, за которой я сидел в компании кружки эля и кучи пергамента. Я даже было испугался, когда командор, тяжело рухнул на стул рядом со мной. — Варрик! — воскликнул он таким трагическим тоном, что я тут же думать забыл про свои мучения, и озабоченно уставился на Каллена. — Мне и самому сложно поверить в то, что я говорю, но… Мне нужна твоя помощь! — взгляд его загорелся лихорадочным блеском в свете дрожащего пламени свечей. — Ладно, Кудряшек, а в чем дело-то? Если надо написать оправдательное письмо твоей семье… — Нет! Писать ничего не надо. То есть, может, и надо будет… Но… Я… Пожалуй, прежде таким я нашего командора никогда не видел. — Ну-ну, не торопись, выкладывай всё как есть, не стесняйся, — подбодрил я командора, хватаясь за перо, и сел в ожидании услышать нечто любопытное. Он шумно сглотнул, и провёл дрожащей рукой по своим растрепанным золотистым локонам. Было видно, что командор плохо управился с завивкой в это утро. — Я…тут такое дело… лучше бы никому не знать об этом… Я не сдержался и громко фыркнул. — И ты обратился ко мне? — вопросительно поднимая бровь воскликнул я. Каллен на мгновение прикрыл глаза и выдохнул и наипечальнейшим тоном вновь заговорил: — Или ты, или Дориан (Упаси меня Создатель!), либо Коул, либо Бык (Храни меня Андрасте!). Варрик! Не заставляй меня обращаться за помощью к Дориану! — взмолился командор со слезами не только в голосе, но и на глазах. Более того он грузно, с грохотом упал на колени и орошая мои сапоги соленой влагой своих очей…" — Варрик. — Да, ладно. Командор чуть не плача попросил меня ему помочь и наконец, после двух больших кружек эля, он судорожно вздыхая смог объяснить в чем, собственно, должна заключаться моя помощь. Перо пришлось до времени отложить. — Я вот уже пару месяцев…нет…дольше, я… Дыханье Создателя! Понимаешь, Варрик…— так путано и бестолково начал свой рассказ командор. — Э, нет, кажется, не понимаю, — честно признался я. Он опять вздохнул и в едином порыве вдруг взял да и все выложил. — Я все время думаю о ней! Где бы я ни был, чтобы не делал, все время… Она видится мне во снах и наяву! Я не знаю, что мне делать, Варрик, как сказать, как… Как мне быть? — Слушай, — настороженно промолвил я. — А ты случаем не про Кассандру говоришь?" Гном закрылся от брошенного в него твёрдой рукой громадного яблока. — Да будет тебе, Искательница! Ну что я мог подумать, о ком он говорит? Ну не о Сэре же, в самом-то деле! — оправдывался гном под суровым взглядом. — Фью, фе-фе, не-е-е! — промычала Сэра с полным ртом сыра. — Это быфло профто пфе! Опфефеть! — Вот-вот, Лютик права! — поддержал гном. — Каллен, к слову, тоже несказанно удивился моему дурацкому предположению и вытаращился на меня как на вдруг заговорившего нага. "—-Я не… Кассандра? При чем тут Кассандра? Я думал о Вестнице! Честно признаться, я уронил свою кружку и расплескал эль по всем своим наброскам и черновикам: — Портки Андрасте! Командор вздохнул и поник золотистой головой на стойку, прямо в самую лужу разлитого эля. Я проникся его бедой и, к тому же из это могла выйти не плохая история, но… — Я ни черта не смыслю в таких делах, Кудряшек. Я помахал перед ним своим набросками любовной сцены и уточнил: — Сам с чем-то подобным уж не первый час мучаюсь… Командор застонал, уткнувшись носом в столешницу, и заунывно забулькал в эле. — Ну будет, будет, тебе, Каллен! — спохватился я, не в силах был видеть командора в таком состоянии. — Я постараюсь помочь, но ничего не обещаю. Послышался ещё более тяжкий вздох и ещё одна порция пузырьков с бульканьем запенилась под носом командора. — Ну ладно-ладно! Я помогу-помогу, обещаю! В конце концов, ведь писать любовную сцену и письма с признаниями в любви — это разные вещи. А меткое словцо иной раз может все переменить. Каллен мигом восстал из лужи и выпрямился. Эль капал с его золотистых волос, но лицо его сияло от радости, а в глазах зажглись искры надежды. — Спасибо, Варрик. Я знал, что ты не откажешь мне…хм…в…этом…этом деле, — он озадаченно почесал затылок. — Сперва, скажи, ты с ней хоть говорил об этом? — Создатель! Нет! — Каллен уткнулся лицом в ладони. — Ну, тогда, попробуй поговорить. — Нет, Варрик. Только стоит мне об этом подумать, я…я…начинаю заикаться, ладони потеют, я… не могу просто взять и заговорить об этом. Я смерил командора задумчивым взглядом и вскинул руку: — Ладно, тогда так: я напишу письмецо, в котором от твоего лица признаюсь в своих, то есть в твоих, чувствах. Потом ты возьмёшь каких-нибудь пирожных или черничных пирогов или печений орлесианских и оставишь ей в качестве приношения."