XXXTENTACION — Fuck love
Гриммджоу перевернулся на другой бок. Сон, такой желанный, не шел, ведь в голове крутились и крутились события последних часов. «Общалась, чтобы извлечь информацию», — он, отягощённый думами, лег лицом в подушку. И пару раз побился, тихо рыча. Обвела вокруг пальца, но не до конца. «И при этом я ясно дал понять, что простил», — почему-то лицом в подушку лучше думалось. Так и лежал. «Вьет из меня веревки, черт возьми!» Он запутался. И воздуха не осталось, поэтому перевернулся на спину. Глубоко вздохнул. «Даже сравнить не с чем. Улькиорра меня останавливал в сражениях, не давая воли, но не обманывал. Тия тоже таким не занималась и заниматься не будет. Только Перс… Иноуэ отличилась. А я едва лучше на ее фоне со своим недообманом.» Вот почему Гриммджоу отрицал мораль. Рука об руку идёт с совестью, а грызть себя изнутри никому не нравится. «Кроме мазохистов. Иноуэ говорила… ебаный стыд, опять вклинилась!» — он, донельзя раздраженный, закусил внутренние стороны щек, чтобы не заорать. «Прирученный зверёк!»***
В руины не направился. Не попробовал взять там задание. Не позвал Тию или Улькиорру на тренировку. Остался, ведь осознал — «Я вечно убегаю и возвращаюсь. Это привычка, которая не приносит пользы.» Пил чай на собраниях с угрюмым видом. Целенаправленно разгромил один из залов. Причину не объяснил. А она была, ещё какая — если Айзен узнал о признании Иноуэ, то она на волоске от смерти. Зависимость от его решения угнетала. Гриммджоу несколько раз срывался в сонидо, но намеренно проходил мимо двери. Сжав зубы. Гриммджоу не думал, что беспокойство способно настолько изматывать. Пустота подсказывала, что намечалось что-то очень, очень дурное. Что может быть хуже смерти Иноуэ, пока он носится в неопределенности, придумать не получилось. Слегка успокаивало, что Иноуэ, как когда-то сказала Тия — гарант безопасности. Но Куросаки уже в Лас-Ночес. Его злость можно подогреть, убив ее. Гриммджоу перебирал варианты до тошноты. И его слегка утешало, что читать мысли Айзен пока не научился. Вероятно, в привычке сбегать от проблем была некоторая польза — у руин, которые он мог разрушить серо, не было глаз. И сочувствия. Что удивительно, эти вещи нашлись и в Улькиорре, и в Тие. Они заметили его состояние. Правда, последний допрашивать не стал, отвёл глаза и сослался на дела. Но на собраниях за Гриммджоу следил. А Тия, напротив, почти приперла к стенке. — Не расскажешь, что у вас происходит? Гриммджоу промолчал. Только голову слегка опустил, чтобы удобнее было глядеть исподлобья. — На меня это не действует, Гриммджоу. Он фыркнул, оскалился. — О. Учту. Только вот что, — он сделал голос стальным, — не надо ко мне лезть. Захочу — расскажу. Тия прикрыла глаза и очень медленно вдохнула и выдохнула. — Давай что-нибудь новое. И более существенное, — она понизила голос. — Ты бледный, как Улькиорра. И мрачный, как Старк. Только в своей скрытности собой остался. Словно последней надежды лишили. Кто-то раньше тебя Куросаки убил? Это не так, и мы оба это знаем. Гриммджоу. Что происходит? От такой тирады он чуть смягчился. Не сильно. Опустил взгляд, процедил: — Общалась, чтобы извлечь информацию. — Что? — Тия, не веря, переспросила. А Гриммджоу это показалось насмешкой. — Иноуэ! Общалась, чтобы извлечь информацию! — едва не прорычал он. События последних месяцев промчались перед глазами в тысячный, десятитысячный раз. Последней каплей стало воспоминание о поцелуе в красках и деталях. Тело наполнилось истомой. «Чертова Иноуэ! Несмотря на всю убогость этого поцелуя, я…» Тия, поражённая, не сразу нашла слова. — Учитывая, какой путь ей пришлось пройти… — Не оправдывай ее! — воспалённые голубые глаза встретились с растерянными, зелёными. Больше Гриммджоу выбесило, что и он смог оправдать Иноуэ. Значит, не так уж и плохо все. — Теперь многое понятно. Гриммджоу, — она коснулась его плеча и тот, что удивительно, не стал отворачиваться, — что ты ответил ей на признание? — Дал понять, — кровь застучала в виске, — что… прощаю. Хотя это… это… блять, невыносимо! Гордый, самоуверенный Гриммджоу беленился от того, что чувства остались. И стали той солью, которую он сыпал себе на раны сам.***
Гриммджоу зашёл к Иноуэ потому, что твердо решил не отступать от решения. Да, не одним махом решил — несколько дней успокаивался, как море после шторма. Не все сразу. Карие глаза, рыжие волосы, мягкая форма лица — ничего не изменилось. Кроме цвета лица — сероватое какое-то. «Серый и бледный, восхитительно.» — Господин Гриммджоу..? — Ты кого-то другого ожидала увидеть, — Гриммджоу сам не понял, утвердительно (то есть, как обычно) произнес или с вопросом. Иноуэ пропустила. Гриммджоу уселся на облюбованный диван, чувствуя скованность. Иноуэ осталась у двери, обняв себя за плечи. — Зачем вы пришли? — с нотками волнения. А Гриммджоу предпочел бы отрешённость. «Сказать, что запутался.» Он покачал головой. Не придумал, что произнести вместо мыслей и теперь спорил с самим собой. И скрестив руки на груди, слегка нахохлился. Взгляд Иноуэ не встретил. Не захотел. Иноуэ принялась мерить шагами комнату. Гриммджоу это кое-кого напомнило. Приподняв уголки губ вверх, принялся наблюдать. Иноуэ показала ещё несколько заимствований — тихонько стучала пальцами по бедру (потому что дзампакто не было), отбивая ритм или твердо смотрела в окно, куда-то за горизонт. Гриммджоу вновь едва улыбнулся. — Я все ещё не так хорош в чтении и письме, как могу быть. «Так вот что я в итоге решил. Сломался. Туго без разговорчиков и ее руки в твоей?» — кажется, прозвучал голос его едкости и насмешливости. Та самая сущность, что развязывала язык в самые неподходящие моменты. Но на этот раз потребность в «разговорчиках и подержаться за ручки» пересилила. — Ч-что, — к лицу Иноуэ начал возвращаться цвет. — Что? — твёрже повторила она. — И счёт… Он не успел развить мысль — прервал скачок реяцу. Гриммджоу резко повернул голову в сторону окна. Время замерло. «Кто?» — вот главный вопрос. И чтобы проверить с дальнего расстояния, он применил пескису. Нахмурился, когда на темном фоне вспыхнули незнакомые огоньки. Через долю секунды стало хуже — огоньки смешались, сражаясь, и путаница усилилась. «Может, я посмотрел слишком далеко? Значит, на территории Лас-Ночес не одно сражение идёт.» Открыв глаза, Гриммджоу спросил: — Ты видишь, кто это? Иноуэ помотала головой. Тень страха пробежала по лицу. Гриммджоу встал. Разумеется, без внимания оставить ситуацию нельзя. Поймает заплутавших синигами (уэкомундовских или из Сообщества — не столь важно) первым — честь ему и хвала. Последнее Гриммджоу обожал, вот и оказался у двери в два шага. «Отведу внимание на себя. Рисковать шкурой ради Иноуэ — привычка уже, что ли? Приносит пользу?» Но остановила Иноуэ. Взяла за руку, да так аккуратно, будто впервые. Не было тех переплетённых пальцев, ничего не было. Гриммджоу даже растерялся. Скосил взгляд. — Не ходите туда. Там что-то нехорошее. Он прищурился. — Что за детский лепет, Иноуэ? Выражайся яснее. Нет, насмешливость неистребима. Иноуэ сжала руку. — Пожалуйста. Он чуть не зарычал. — Раньше надо было, — сказал понятное лишь ему одному. «Когда ты одним взглядом могла меня успокоить.» Он взбунтовался против ее загадочности. И ограничения. Слишком уж свободолюбивым был. Ведь могла сказать прямо, что не хочет отпускать. Краем сознания Гриммджоу понимал, что они в край измучили друг друга, но остановиться не смог. — Отпусти. — Господин Гриммджоу… — Да что, блять, что «господин Гриммджоу»? — почти выкрикнул он. Недавняя недосказанность вылилась всплеском эмоций. — Там твой Куросаки ошивается, что ли? — Нет. Гриммджоу взглянул тяжело. Непрозрачно намекнул. И добавил на всякий: — Живо отпустила. — Нет!!! — всплеск эмоций наблюдался не только у Гриммджоу: какую-то маниакальность увидел в карих глазах. Порыв, эмоция. Кому как не Гриммджоу различать такие оттенки? Иноуэ поступила совсем неожиданно — обняла его руку крепко, совсем не собираясь отпускать. Он снова растерялся. На этот раз сильно. И чуть рот приоткрыл, будто только затем, чтобы почти сразу закрыть. Опустил взгляд на рыжую макушку. И долго смотрел. Вихрем пронеслись события последних месяцев. Гриммджоу не знал о существовании фильмов, но если бы знал, непременно сравнил. Ненавистная и обожаемая кинолента, просмотр которой уже рутина. Череда ситуаций, которая так сблизила их… Он, отдалившись от Иноуэ, часто вспоминал, что неудивительно. Не так много в его существовании вещей, что так задевали за остатки живого — и только одно создание собирало в себе многие из них… Находясь в прострации, Гриммджоу наконец осознал простую истину. Ясно, здраво прозвучал внутренний голос. «Тогда это она тебя поцеловала. А не наоборот». Вроде просто, но так по пустоте прошлось, до приятной щекотки прямо-таки. Гриммджоу, глубоко тронутый, смущённый. Есть на что посмотреть в Лас-Ночес, не только башня Капель. Он смягчился. — Я обязан, — такое заявление от Гриммджоу равносильно абсурду — огонь холодный, лёд горячий. Небывальщина, — посмотреть, — но хотя бы это слово входило в рамки разумного, учитывая его любознательность. Иноуэ упрямо помотала головой. К его новому удивлению, не задрожала. «Настроена решительно.» Понимая это, Гриммджоу погладил по волосам. Аккуратно, но без уверенности. Такое движение в новинку. «Страдать в одиночестве проще. И если б я не видел твоего интереса, страдать мне, опять же, стало б проще.» Страдание. Страдание через страдание. И в этом круге, пробегая его раз за разом, рождался новый Гриммджоу. Думающий, понимающий. Он прижался лбом к ее макушке, мысленно вздохнул. Стало дурно от собственного философствования. Иноуэ что-то сказала в плечо и отстранилась, но с замедлением. Словно через силу. Гриммджоу вышел.Ludovico Einaudi — Walk
— Жаль, что это сделал не я, — Айзен вернул дзампакто в ножны с едва слышным стуком. Гриммджоу остановился перед лужами крови и пеплом. «После второй смерти Пустые не оставляют крови. Чужая», — Гриммджоу почувствовал незнакомую духовную энергию, которая смешивалась с остатками энергии… Аарониро. Да. Пеплом стал он. И ощутил все это на входе в зал. А когда переступил порог, то сбился — чудовищное давление Айзена перекрыло. — Аарониро успел провиниться до того, как проиграл синигами? — Гриммджоу приподнял бровь. Айзен издал смешок. — Да. Очень хотел с помощью хогеку вернуть Приварон. Гриммджоу словно ударили под дых. «Ннойтра говорил об этом. Давно. Я не принял во внимание. Не вспомнил на мозговом штурме», — он попробовал выцепить ещё что-нибудь. Ведь речь могла идти о чем-то не менее важном. Но ничего, кроме мечтательной и вместе с тем жутковатой улыбки Ннойтры не показалось в сознании. «Придется выцепить его самого.» — Да так, что выкрал ключ, — достав его из кармана, показал. — Узнаешь? А вот так? — из-за первого ключа показался второй, словно Айзен стал фокусником. «Их… Было два. Я и не предполагал такое…» Гриммджоу, глубоко потрясенный, молчал. И почувствовал, что Айзен, чем-то довольный, дополнит речь. — Ты знаешь, Гриммджоу, очень люблю дуальность. Истина и ложь, белый и черный, жизнь и смерть… Кто бы мог подумать, что для выявления слабого пригодится! — Айзен прошел мимо, искривляя пространство давлением. Гриммджоу отвёл ногу чуть назад, чтобы стоять увереннее. «Дуальность, дуальность… Два. Два хогеку», — он вспомнил их с Тией, Иноуэ и Улькиоррой разговор. — Неужели речь была о том самом хогёку? — Иноуэ, разволновавшись, сильно сжала пальцы в замок, будто не зная, куда их деть. — А ты какое-то ещё знаешь? — Гриммджоу приподнял бровь. — Я знаю, — Улькиорра стёр прежний рисунок и начал новый. Гриммджоу прищурился. — Ах знаешь. И что же, теперь в распоряжении самозваного Бога два хогёку?! — Одно. «Ошиблись. Мы чертовски ошиблись!» — он не смог объяснить свою уверенность, но был готов поклясться. А пока едва ли не судорожно перебирал варианты, Айзен даже буднично произнес: — Позови, будь так любезен, кого-то из прислужников. Убрать бы… Эх! А я так и не научился выговаривать его имя с первого раза… Аарониеро Арэрури, что ли, — и вышел, оставив Гриммджоу. Тот зло оскалился. «Съязвить не забыл, ублюдок», — их с Новеной вторые жизни протекали параллельно. Ничего не связывало, кроме Эспады. Но Гриммджоу, много раз подчёркивающий свою злодейскую сущность, до юмора Айзена не смог опуститься. Аарониро погиб в бою, что уже, по мнению Гриммджоу, заслуживало капли уважения. Поэтому он, сев на корточки и прищурившись, сказал без запинки: — Если не он, то кто убил тебя, Аарониро Арруруэри?***
Гриммджоу шел на тренировку как на персональную казнь. Он ждал, когда на собрании Айзен бросит что-то вроде «ну, она шпионка, прикончи», но не дождался. Тренировки не отменили, как и прогулки. Вторую смерть Аарониро упомянули вскользь. Удостоился доли сожаления и полминуты молчания. И Айзен, как ни в чем ни бывало, говорил и говорил. К примеру, ему очень не хватало зелени. Разбил бы сад, да времени нет. Гин в свойственной ему ироничной манере напомнил о чудесных садах в Готее 13. Мол, не за Озерным Краем тот день, когда Сообщество Душ подчинится и Айзен наконец увидит что-то цветущее. Айзен от таких слов сам расцвел. Гриммджоу никогда ещё не чувствовал такого разобщения с остальными. И дело даже не в том, что место Септимы так и осталось незанятым. Как и место Новены теперь. Да, время от времени ему приходилось напоминать себе, что все в комнате — мертвецы так или иначе. Все с дзампакто. Похожи, как никак. Он захотел встать и выйти. Даже без скандала. Разговор о садах хорошо вписался в абсурдную пьесу. Только Гриммджоу никак не мог взять в толк, комедия у них или трагедия. — Всё-таки трагедия, — пробормотал он, стоило взглянуть на Иноуэ. — Простите? — Пошли, говорю, сколько можно ждать. Шли рядом. Он думал, что доберутся в тишине, пока Иноуэ не сказала: — Может, вам стоит к господину Заэльапорро заглянуть? — Я скорее попрошу понизить меня в цифре, — мрачно усмехнулся он. Пустоту кольнуло от предчувствия, но Гриммджоу было легко отвлечь. — Но… — Тени под глазами, бледный, — проворчал он и не взглянув на нее, добавил. — С лица читаю, по-другому не умею. Жду какого-то нового комментария. — Мне нравятся ваши брови. Они очень милые. Гриммджоу даже остановился. А Иноуэ, как ни в чем ни бывало, пошла дальше. И пройдя около десяти шагов, обернулась, сложив руки в замок. — Ну, дождались? — и улыбнулась. Гриммджоу показалось, что почти игриво. «Черт возьми», — он нервно облизнулся. «Дурацкая полутьма! Почему Иноуэ такая красивая в ней?!» — Я… — Пойдёмте, говорю. Сколько можно ждать, — сказав, отвернулась, пошла дальше. Это беззлобное, ласковое передразнивание чуть успокоило его, измученного самим собой. — Все забываю спросить. Помнишь, на нашей первой тренировке я просил рассказать о догадках розового очкарика? Насчёт твоих способностей? — Гриммджоу несло куда-то. — Что-то такое припоминаю… — Ну и? — Напрямую зависят от уверенности в себе. — Это я знаю! — он раздражённо отмахнулся. — Может работать как поле и как щит. Заколки действуют только в паре. Происходит полное необъяснимое отрицание реальности. Может дорасти до того, чтобы отнимать способности, «отрицая» их получение, — Гриммджоу мог бы разбить ее слова на пункты, так отрывисто они прозвучали. Иноуэ повела плечом. — Последнее особенно интересно, — он, задумчивый, потёр подбородок. — Но как-то слишком. «Она мне все так выложила, хотя в первый раз предлагала обмен. Чувствует себя обязанной?» — Я тоже так думаю, но это было бы довольно удобно. Я смогла бы забыть о надобности всех лечить! — Может, ты бы необратимо калечила? Что происходит с теми, кто теряет способности? — Ну… Ичиго терял способности и возвращал их. Гриммджоу, раздраженный, сказал сквозь зубы: — Так вот откуда у него мысль, что сможет победить меня. Понятно. — Ичиго верит в себя, и друзья тоже верят. Это двигает его вперёд. «А я движим только злостью. Любой, кто усомнится во мне, будет разорван на куски. Так я себе пообещал, держался за эту мысль. Держался.» Задумчивый, Гриммджоу сунул руку в карман. Нащупал монетку. «Снова с собой таскаю… С собой таскаю», — он достал, покрутил в пальцах, посмотрел в лучах солнца. — Монетка. Ты носишь ее с собой? Иноуэ кивнула. — И носила все разы, когда мы тренировались? Снова кивок. — Я понял, как рикай-сигата работает, — он прокрутил дзампакто в руке и вернул в ножны. «Рикай-сигата» — это их общая техника. Частицы рейшу, не поглощая друг друга, задерживались в воздухе, создавая непроницаемый купол. Тренировали больше от скуки — опять же, занятия остались, а программа, которую замыслил Гриммджоу, выполнена. Пару раз Иноуэ пыталась позаниматься с ним чтением, но атмосфера ни разу не способствовала. Так и сидели под куполом. Считали секунды. — В те моменты, когда мы тренировались, у нас были монетки. Они индентичны. — Идентичны, — она мягко улыбнулась. — И вот ещё что. Твои способности. Больше всего они напоминают мне силы фуллбрингера, — он размышлял на ходу, ощутив вдохновение. Словно среди многих тропок в своем сознании нашел верную и теперь ступал по ней к истине. «Я просто наконец-то отвлекся от разглядывания Иноуэ. И думал все равно о ней, но в другом ключе. О Смерть…» — Как у Садо? — и упрямо помотала головой. — Наши силы слишком разные! Гриммджоу не составило труда догадаться, что Садо — это ещё один ее друг. «Раньше мало о них говорила. Боялась, что буду шантажировать.» — Опиши его технику. — Ам, ну, — кажется, Иноуэ весьма смутил переход от задумчивости к типичному приказному тону, — он материализует броню на руке, и увеличивает скорость и силу. Говоря честно, мне кажется, что Садо лучше работает с не очень сильными противниками. Но я могу ошибаться, он, наверное, тренировался, — она отвела взгляд. — Чтобы прийти сюда это стоило сделать, — даже чуть назидательно проговорил он. — Фуллбрингеры появляются, если на их родственников напали Пустые. Обычно это срабатывает с их матерями. — Даже я о таком не знаю, — потрясённо произнесла она. Бескрайняя любознательность в карих глазах порадовала его. Гриммджоу ухмыльнулся. — Приятно обыграть всезнайку. Иноуэ сердито вдохнула и прищурилась. — В своем-то поле. И я. не. всезнайка, — раздельно проговорила, не забыв осуждающе посмотреть. — Ну-ну. Короче, если ты не фуллбрингер, то моя теория провалилась. — Я была маленькой, когда ушла вместе с Сорой. Возможно, может быть? С моей матерью могло что-то случиться, — и вдруг покачала головой, — но наши с Садо силы правда отличаются. — Фуллбрингер фуллбрингеру рознь, — терпеливо произнес он, хотя начал по чуть-чуть терять контроль. Стройная версия рушилась. — Я верю, что однажды вы перестанете рычать… Возможно, вы правы. И… Раз я фуллбрингер, то… Моя сила Пустого чувствует ваши силу? — она коснулась висков. — Это звучит очень бредово! Простите за то, что так грубо оцениваю вашу теорию, но действительно! Будь это правдой, я бы лишь усиливала вас и наоборот. А наши частицы рейшу сталкиваются и останавливаются, образуя барьер. — Техник может быть несколько, согласись. Если ты действительно фуллбрингер, то способна на разное. Я думаю, что каждый заостряется на чем-то, хотя потенциал огромен. Рейшу рассеяны в воздухе. Когда умеешь преобразовывать их в нечто новое… Можно играться до бесконечности. Так. Я выпущу серо, а ты попробуешь усилить, — он вытянул руку в сторону, согнул пальцы, словно держал мяч. Гриммджоу помнил, как Тия учила его. Главное — концентрация. Его удивляло, что той же Иноуэ особо объяснять не приходилось — очевидно, что работали прямо-таки учителя. Гриммджоу же, в свою очередь, скорее самоучка. И так бы и остался в этом статусе, допустим, вывернув себе шею, если бы не настойчивая забота Тии. Концентрация. Для которой нужно терпение. Которое, как известно, в число его достоинств не входило. Его беленило, что серо не выходит сразу, словно насмехается — подожди пару секунд, противник тоже подождёт. Убойная сила компенсировала, но, опять же — чтобы научиться собирать такой поток энергии в пучок и выпускать, нужно потратить силы. Много, много сил. Прежде его реяцу характеризовалось всплесками, спадами и подъемами. Однажды он так истощился, что оказался на больничной койке. И поумнев, научился концентрации. Гриммджоу свято верил, что его серо — одно из сильнейших. Не вовремя вспомнилась тренировка с Тией, точнее, слабый десгаррон. Тогда даже небо не потемнело. Бледная тень самой сильной его атаки. Красный луч рассек воздух. «Хоть что-то ещё работает», — поджав губы, подумал он. — Я-я не успела… — погруженный в думы, он и забыл, что серо выпускал не просто развлечения ради. Пенять на блеск глаз Иноуэ было нечего — пускай в солнечном свете там и появились золотинки, Гриммджоу в них не смотрел. — Меня надолго хватит, — проворчал он и, не опуская руки, выпустил ещё одно. Увидел золотисто-оранжевое сияние в пальцах — и больше ничего. Ни усиления, ни ослабления. Ни-че-го. Гриммджоу взглянул в землю так, словно перед глазами появились реальные обломки его теории. — М-может, балу попробовать..? «Опять заикается.» — Ты что же, боишься меня? — впрочем, хотя бы не сглотнуть после его гнетущего взгляда было сложновато. — Нет, — Иноуэ выпрямилась, — просто… в замешательстве. Вы с самого начала нашей встречи мрачный, даже не так — куда мрачнее обычного. Вы не оскалились ни разу. Он усмехнулся. «Так она не знает.» — Аарониро убит. Подумываю, что это кто-то из твоей компании. Не скажу, что хотя бы здоровались при встрече, но… Уверен, что это начало большего. Иноуэ, опустив взгляд, пробормотала: — Мне тоже так кажется. Эспада ведь создавалась в противодействие капитанам Готея, верно? Он приподнял бровь. «И к чему ты это?» — Но я почему-то сомневаюсь, что это сделал кто-то из моих друзей, — Иноуэ наконец встретила его взгляд, коснулась предплечья другой руки, сжала. — «Почему-то»? Так у меня получилось вложить в твою голову здравую мысль? Иноуэ помотала головой и зажмурилась. — Думаешь, что не способны на жестокость, — вздохнул он и поднял глаза к небу, — но при этом «почему-то сомневаюсь». Потому что ты наконец увидела схожесть. Но Пустые называют убийство убийством, а не удобными словами вроде «ритуал очищения». — Прошу вас, — искренне, как почувствовал Гриммджоу, взмолилась она, — не будем об этом. Эта ситуация… Очень печальна. Он покачал головой. — А Айзен предпочел обсудить сад, который хочет разбить в Лас-Ночес. Идиот, — издал смешок, будто говорил о мальчишке, который стрелял в воробьев из рогатки. Идиот. Просто констатация наблюдателя, без осуждения. Вначале в ее глазах застыло непонимание, а потом и… Злость. Иноуэ, довольно ласковая и терпеливая, рассердилась. Но смолчала. — М-да, — сказал он, сложив руки в карманы хакама. — А ведь из нас двоих это у меня нет души. Иронично, правда? — Нет слов! — кратко высказалась она и нахмурившись, скрестила руки на груди. «Непонятно, злится на меня или на Айзена. Во всяком случае, она так редко это делает, что вызывает умиление.» — Не нравится идея сада? — приподняв брови, почти сахарно поинтересовался он. — Я думал, девчонки без ума от цветочков. — Не ехидничайте, — шикнула Иноуэ. — А… А если бы на месте господина Аарониро был господин Улькиорра? Или… Или… — Или я? — и фыркнул на то, какими большими стали ее глаза. — Держи пуст… Карман шире. У меня полно незавершённых дел. — Каких же? Он кивнул на шрам. Иноуэ страдальчески потерла виски. «Думает, что наша вражда с Куросаки это так, херня.» — И выяснить, что за рикай-сигата такая, — он, достав руку, вытянул. Сфокусировался. — Иногда я и о тебе помышляю, знаешь ли. Ночами не спишь, наверно, все думаешь — что за совместный барьер получается с моим врагом-учителем? — он оскалился. — Мы кто угодно, но не враги, — довольно веско произнесла она и поймала его взгляд. — Я… Четко поняла это тогда. «Ну что за девчонка! Почему нельзя договаривать?!» — Когда? — его голос выдал волнение. — Когда подарили мне монетку, а потом и книгу. Когда пожали руку, заново познакомившись. Когда начали тренировать меня. Когда сказали, что Куросаки и пытаться не стоит спасать меня, если умру. Когда предостерегали меня. Когда ответили на мой… — Все-все! — воскликнул он. — Убедился, моментов дохера и больше! — он стушевался от вида ее мягкой улыбки в сочетании с непоколебимым взглядом. — Стоит вам смутиться, становитесь в два раза грубее, — эту привычку растягивать слова, чтобы поиздеваться, она позаимствовала. У него. Но добавила новизну — ехидное хихиканье. — Я сейчас в тебя балу запущу! — Ой, да-да, я помню, как вы хотели потащить меня в медпункт после небольшого пореза! После балы будет хуже, верно? — этот лукавый блеск в карих глазах доводил его до исступления. Иноуэ была чертовски довольна собой. — Иноуэ, бля… — второй раз за день она вывела его из строя этой хитрецой. Гриммджоу, исчерпав собственный запас насмешливости, осознал. «Все эти дни мне не хватало этого», — он не смог определить, чего «этого». Вероятно, в совокупности: ее улыбки, звука голоса и упрямства. Рана заживала. Соль стала целебной мазью.