пусанские ветра

— И что он сказал? — Сказал, что у меня уникальный стиль рисовки и что ему очень понравилась задумка. Поставил максимальную оценку. Чонгук снимает турку со свежесваренным кофе с плиты и разливает бодрящий напиток по чашкам. Утро в этой квартире с недавнего времени стало особенной частью суток. Спокойной и уютной. Тягучей и сладкой, словно мед. Потому что есть, с кем разделить. Младший много думал об этом. О том, как важно и как приятно делить момент с кем-то еще. Иметь такого человека, с которым хочется каждую секунду проживать, и с его стороны чувствовать непрерывное стремление делать то же самое. Это как умножать эмоции и ощущения вдвое. Чонгуку действительно повезло снять именно эту квартиру в именно этом районе. С именно этим соседом. Все потому, что ощущение дома заполнило нутро, стоило лишь переступить порог этого места. Так часто бывает — каким-то необъяснимым образом можно почувствовать, там ли ты, где и должен быть, или лучше поскорее подыскать другие варианты, если есть возможность. А Чонгук понял сразу, что да, здесь определенно его место. И с недавних пор ощущение дома ожидаемо удвоилось. Стоит сказать спасибо Тэхену. Хотя младший делает это ежедневно вот уже на протяжении месяца, каждый раз возвращаясь домой в теперь уже до конца обжитое гнездышко. Даже кофе научился готовить! (Немудрено, что после произошедшего на кухне, они стали встречаться. Хотя и никто из них двоих вслух этого предложения не озвучивал. Все и так само собой разумелось). — Он явно не соврал, могу тебя заверить, — Тэхен подносит к губам чашку и делает глоток умеренно горького кофе, удовлетворенно кивнув. — Надеюсь. Ох, я так рад! — Чонгук устраивается на стуле, а затем отпивает из своей чашки и чувствует, как тепло расползается по коже. Речь о новом преподавателе в колледже Чонгука. Младший все переживал, что тот окажется строгим и нелояльным абсолютно, но волнение было беспочвенным. Тэхен же нервничал вместе с ним. Разделяются между людьми ведь не только радость и счастье. Эмоции, далекие от положительных, когда их делят надвое, ощущаются не так остро, в отличие от полностью им противоположных. Один из ключевых моментов — умение быть рядом, быть опорой в трудные и сложные времена. Занимать место незримого ангела-хранителя, даря вполне себе зримую поддержку. Даря себя. Закинув грязные чашки в посудомоечную машину, младший сладко потягивается, глубоко вдыхая прохладный утренний воздух, проникающий в кухню с открытого балкона. Ветер слегка треплет персиковые занавески, что разлетаются точно паруса из романов о морских путешествиях. Чонгук чувствует теплые руки на своей талии, что мягко обняли со спины. — Подвезти тебя? — Тэхен бормочет, зарывшись носом в пушистые волосы младшего. Чонгук кладет ладони на обхватившие его руки, разворачиваясь в их кольце, и крепко обнимает в ответ. — Если тебе не тяжело, — шепчет, прижимаясь щекой к чужой шее. — Естественно, мне не тяжело, что ты, — доносится приглушенный голос старшего. И так хорошо вместе. Делить повседневность: это раннее утро, воздух, пропитанный солнцем, запах фруктового геля для душа и одно тепло на двоих. Так... правильно. Тэхен, оглаживая выпирающие лопатки, интересуется, прерывая тишину: — Температура не поднималась больше? Ах да. Чонгук за последний месяц успел заболеть во второй раз, пробежавшись под дождем от колледжа до дома и получив за это нагоняй от обоих родителей и, конечно, от своего сожителя, который буквально силой заставил его принять теплый душ и выпить чай с медом, а потом завернул в рулет из пледа и наказал и носа оттуда не показывать до полного согревания. Не помогло. Иммунитет Чона решил устроить ему веселые американские горки, поэтому на следующий день младший проснулся с теми же замечательными ощущениями, кои чувствует любой заболевший человек. Паршиво, в общем, он себя чувствовал. Невыносимо паршиво. Снова. В тот день Тэхен взял выходной, а конкретнее, уже второй за месяц выходной по случаю болезни Чонгука. Создавалось впечатление, будто организм младшего нагло требует к себе еще больше внимания, беря пример у своего хозяина, который не то чтобы требовал, но подсознательно желал. Повторив историю отошедших в небытие дней и накормив парня — уже, кстати, своего — вкусным супом, у Тэхена тогда завязался долгий диалог с Чонгуком, который всеми силами пытался заставить боль в висках утихнуть хоть на минуту. — И какими ветрами тебя сюда занесло? — младший к тому времени знал о Киме многое, но не все. — Ну, теми, которые пусанские, наверное, — заговорщицки произнёс Тэхен, оглаживая кончиками пальцев острые костяшки Чонгука, который лежал на кровати, натянув одеяло до подбородка. — Юморист из тебя никудышный, ты уж прости, — хрипло смеется младший. Тэхен растягивает губы в нежной улыбке. — Ну, а вообще, я ведь из Тэгу, а мой дядя, с которым ты уже знаком, работает здесь, в Пусане. Я в детстве часто тут гостил. Еще тогда решил, что вырасту и точно перееду в Пусан. Слишком тут понравилось. Чонгуку казалось, что голос Тэхена наверняка обладает какими-то целебными свойствами. Бархатный, он обволакивал с головы до ног, точно то самое одеяло, заставляя боль утихнуть. Младшему определенно нравится. — И давно ты тут? — спрашивает. — Давно, с тех пор как окончил университет, — Тэхен слегка хмурит лоб, когда предается воспоминаниям. Милая привычка. Чонгук уже давно заметил. — Ого, так ты долго жил здесь. — Ага, в этой самой квартире. Брови Чона взмывают вверх. — Что?! Так ты... не снимаешь ее? Тэхен кидает на младшего взгляд а-ля «ну вот, я думал, ты догадливый» и со смешком продолжает: — Зачем, если у меня есть крутой дядя, который любезно разрешил мне здесь пожить? — объясняет старший. — Вот и жил себе спокойно три года, пока дядя не решил немного подзаработать и сдать кому-нибудь одну комнату, квартира-то большая. Ну, а как я могу возразить? До Чонгука медленно начинает доходить. — Стой, а почему ты был с вещами тогда, когда мы впервые встретились? — интересуется он, позабыв о головной боли. Тэхен подбивает одеяло ему под бок, плотнее укутывая, и отвечает: — Вернулся из командировки. А тут ты такой красивый. Младший смущенно хихикает. Ким щелкает выглядывающий из-под одеяла носик и, нарочно перевалившись через кряхтящий рулет, удобно укладывается у него под боком. — Я никогда не придавал особого значения этой квартире, — продолжает полусонный старший, — она даже не ощущалась как дом для меня. Здесь я просто спал и ел, на самом-то деле. Спасибо, что наполнил это место смыслом. И смотрит в заплывшие из-за болезни темные глаза напротив, и улыбается так трепетно и ласково, что Чонгук буквально физически чувствует, как внутри распускаются цветочки, светит солнышко, летают бабочки и носятся счастливые котята. Да, именно так. — Зато теперь ты точно возвращаешься домой, — произносит, шмыгая заложенным носом. Тэхен тихо смеется и притягивает рулетик к себе, закидывая поверх ногу. — Да. Потому что к тебе.

***

Даже если непостоянные пусанские ветра пару недель назад не стали бы причиной слезящихся глаз, заложенного носа и саднящего горла одного девятнадцатилетнего Чон Чонгука, все равно то, что должно было произойти, приключилось бы в любом случае. Даже если бы Чонгук не заболел и не попросил помощи у нелюдимого соседа, судьба бы точно использовала парочку других заготовленных способов столкнуть эти два лба вместе. Почему? Ну, вероятно, ей просто так захотелось. А Чонгук подыскал себе замечательный дом.