Сумерки

— Можно еще один вопрос? — запинаясь, спросила я; мне казалось, что Эдит слишком быстро гонит машину по тихой улице. По правде сказать, я не горела желанием отвечать на ее вопросы. Она покачала головой. — Мы же договорились. — Да это, в сущности, даже не вопрос, — настаивала я. — Просто я хотела бы кое-что уточнить. Она закатила глаза. — Только быстро. — Так вот… ты сказала, что поняла — в книжный я не заходила, а потом направилась на юг. Вот мне и захотелось узнать, как ты это определила. Ответ она обдумывала довольно долго. — А мне казалось, что мы договорились быть откровенными друг с другом, — заметила я. Она метнула в меня взгляд, явно означавший «ладно, ты сама напросилась». — Ну хорошо: я следовала за тобой по запаху. Глядя в окно, я пыталась осмыслить сказанное. — Твоя очередь, Белла. — Ты так и не ответила на мой второй вопрос. — Уж будто бы. — Нет, реально. Как ты читаешь мысли? Ты можешь прочитать мысли любого человека, где бы он ни был? Как ты это делаешь? А остальные в твоей семье?.. В темной машине разговаривать было легче. Уличные фонари остались далеко позади, а в приглушенном свете от приборной доски казалось вероятным все, что угодно, даже самый немыслимый бред. Кажется, Эдит тоже уловила это ощущение нереальности, словно обыденность отступила на время, оставила нас в этом замкнутом пространстве вдвоем. Почти беспечно она объяснила: — Нет, читать мысли умею только я. Но не всегда и не у всех. Я должна быть хоть немного знакома с тем, кого пытаюсь прочитать. Чем более знаком мне чей-либо… «голос», тем больше расстояние, с которого я могу расслышать его. Но все равно это расстояние не превышает нескольких километров. — Она помолчала. — Это все равно что находиться в огромном зале, полном людей, которые говорят все разом. Голоса на заднем плане сливаются в гул. Иногда мне удается сосредоточиться на одном из них, но лишь в том случае, если этот человек мыслит ясно. Так что обычно я отключаюсь от этого гула — порой он здорово отвлекает. И потом, так проще казаться нормальной. Мне постоянно приходится следить за тем, чтобы отвечать не на мысли, а на слова, которые произносит мой собеседник. — А почему ты не слышишь мои мысли? — полюбопытствовала я. Она внимательно посмотрела на меня и разочарованно отвернулась. И я вдруг поняла: каждый раз, когда она смотрела на меня таким взглядом, она, должно быть, пыталась прочитать мои мысли. — Не знаю, — наконец пробормотала она. — Возможно, твое сознание отличается от других людей. Как будто ты мыслишь на длинных волнах, а я способна принимать только ультракороткие. — Вдруг развеселившись, она усмехнулась. — Мой мозг работают неправильно? Значит, я ненормальная? — Ее догадка попала не в бровь, а в глаз. Я всегда подозревала то же самое, и теперь, когда мои предположения подтвердились, расстроилась. — Не знаю, почему ты считаешь себя ненормальной. — Она рассмеялась. — Ведь голоса в голове у меня, да и то лишь гипотетически… — Ее лицо снова стало непроницаемым. — И мы снова вернулись к разговору о тебе. Я нахмурилась. Как же вести этот разговор? — Мы договорились быть откровенными друг с другом, — мягко напомнила она. Пытаясь подобрать слова, я отвела взгляд от ее лица и случайно посмотрела на спидометр. — Ничего себе! — заорала я. — В чем дело? — удивилась она и огляделась по сторонам, хотя ей следовало смотреть только вперед. Но скорость не сбросила. — Ты гонишь под сто восемьдесят километров в час! — я все еще кричала. В панике я бросила взгляд в окно, но было так темно, что я мало что увидела — только длинный лоскут шоссе в голубоватом свете фар. По обе стороны от шоссе высился черный лес, и на скорости, с которой мы неслись, этот лес казался сплошной стеной. — Успокойся, Белла. — Она закатила глаза, но скорость не сбросила. — Смерти нашей хочешь? — Мы не разобьемся. Я попытался понизить тон. — Куда ты так спешишь, Эдит? — Я всегда так езжу. — Она повернулась ко мне и сверкнула улыбкой. — На дорогу смотри! — Белла, я ни разу не попадала в аварию, меня даже не штрафовали. — Она усмехнулась и постучала себя по лбу. — У меня здесь антирадар. — Руль держи, Эдит! Она вздохнула, и я с облегчением увидела, как стрелка медленно отползла к ста тридцати километрам. — Довольна? — Почти. — Ненавижу ездить медленно, — пробурчала она. — Это, по-твоему, медленно? — Довольно разговоров о том, как я вожу машину, — отрезала она. — Я все еще жажду услышать, как ты себе объясняешь все эти странности. Я заставила себя отвести взгляд с дороги, но не знала, куда теперь смотреть. Смотреть на Эдит было неловко — я понимала, что сейчас мне придется произнести то самое злополучное слово. Наверное, мое беспокойство было слишком явным. — Я не буду смеяться, — пообещала она. — Я не этого боюсь. — Тогда чего же? — Что ты… рассердишься. И расстроишься. Она сняла руку с рычага переключения передач и потянулась ко мне — нерешительно, проделав путь всего в несколько сантиметров. Жест-предложение. Я подняла взгляд: убедиться, что правильно поняла ее, и увидел в ее глазах мягкий блеск. — Обо мне не беспокойся, — попросила она. — Я справлюсь. Я взяла ее за руку, она легко обхватила своими пальцами мои всего на секунду, а потом убрала руку обратно на рычаг. Я осторожно накрыла ладонью ее руку, обвела большим пальцем контур запястья. Ее кожа была такой гладкой — нет, не податливой, а гладкой, как атлас. — Нет ничего страшнее неизвестности, Белла, — прошептала она. — Извини, я просто не знаю, с чего начать. Еще одну долгую минуту в машине было тихо, слышалось лишь урчание двигателя и мое сбивчивое дыхание. Как дышит Эдит, я не слышала. Я провела пальцем по краю ее идеальной ладони. — Попробуй начать с самого начала, — предложила она обычным голосом. Прозаическим и деловитым. — Эту гипотезу тебе подсказала фантазия, или что-то натолкнуло на мысль о ней — может, комиксы или кино? — Ни то, ни другое, — ответила я. — Но и моя фантазия тут ни при чем. Она ждала. — Это случилось в субботу на побережье. Я рискнула посмотреть ей в лицо. На нем застыло недоумение. — Там я встретила давнюю знакомую — Джулс, Джулию Блэк. Ее отец Билли дружил с Чарли еще до моего рождения. Эдит все еще ничего не понимала. — Билли — один из старейшин племени квилетов… Озадаченное выражение словно приросло к лицу Эдит. Казалось, его сковало льдом. Как ни странно, при этом она стала еще красивее — богиня в сиянии приборной доски. Но в этой красоте осталось еще меньше человеческого. Она молчала, и мне пришлось продолжить: — Там был еще один юноша из племени квилетов — кажется, Сэм. Лорен в разговоре упомянула о тебе — хотела поддеть меня, а этот Сэм сказал, что ваша семья в принципе не появляется в резервации, и прозвучало это так, словно он на что-то намекал. Я подумала, что Джулс должна знать, что имела в виду Сэм, и вытащила ее на прогулку. Стала задавать ей наводящие вопросы, и она рассказала мне древнюю квилетскую легенду… Лицо Эдит по-прежнему было неподвижным, губы едва шевелились. — Джулия Блэк сказала тебе, кто я? — тихо проговорила она. Я открыла было рот и снова закрыла его. — Мне не хочется произносить это слово, — призналась я. — Я тоже не люблю его. — Ее лицо немного потеплело, она опять выглядела как человек. — Но произносим мы его или нет, суть от этого не меняется. Иногда… мне кажется, что если это слово наконец прозвучит, нам обеим станет легче. Может, она права? — Вампир? — прошептала я. Она вздрогнула. Ничего подобного. Произнесенное вслух, это слово не утратило своей силы. Прикол был еще и в том, что оно звучало уже совсем не глупо, не так, как у меня в комнате. Пропало ощущение, что мы говорим о том, чего на самом деле не бывает, о древних легендах, дурацких ужастиках или бульварных книжонках. Предмет нашего разговора стал реальностью. Очень убедительной реальностью. Еще минуту мы ехали молча, и слово «вампир» словно разрасталось внутри машины. Казалось, оно не просто относится к Эдит, а обладает достаточной властью, чтобы причинить ей боль. Надо было сказать хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы заглушить проклятое слово. Но Эдит заговорила первой. — И что же было потом? — спросила она немного погодя. — А-а… я полезла искать информацию в Интернете. — И он подтвердил твои догадки? — ее голос звучал деловито. — Нет. Ничего не совпало. Все, что я нашла, выглядело глупо. Но я просто… Я вдруг осеклась. Она ждала, а когда пауза затянулась, взглянула на меня. — Ты — что? — подсказала она. — Ну, просто… это же неважно, верно? Вот я и не стала придавать этому значения. Эдит вдруг закрыла глаза. Напоминать ей о необходимости смотреть на дорогу мне не хотелось, но скорость уже подползала к ста пятидесяти километрам в час, а указатель предупреждал, что впереди извилистая дорога. — Послушай, Эдит… — Не имеет значения? — почти выкрикнула она пронзительным и каким-то… металлическим голосом. — Не имеет значения? — Да. По крайней мере, для меня. — Тебе все равно, что я чудовище? Что я не человек? — Да, мне все равно. Она снова смотрела на дорогу, и я почувствовала, как машина набирает скорость. — Ну вот, ты опять разозлилась. Лучше бы я ничего тебе не рассказывала, — пробормотала я. Она покачала головой и процедила сквозь зубы: — Да нет уж, я предпочитаю знать, о чем ты думаешь, даже если тебе твои мысли кажутся бредом. — Извини. Она испустила раздраженный вздох, потом снова притихла на несколько минут. Я медленно водила большим пальцем вверх-вниз по ее кисти. — О чем задумалась? — спросила она. Голос звучал спокойнее. — М-м… да ни о чем, если честно. — Неизвестность меня бесит. — Я не хочу… ну, не знаю… обидеть тебя. — Выкладывай, Белла. — У меня куча вопросов. Но отвечать на них тебе не обязательно. Мне просто любопытно. — Что именно? — Сколько тебе лет? — Семнадцать. Я смотрела на нее, пока ее губы не задрожали от улыбки. — И давно тебе семнадцать? — Уже да, — призналась она наконец. Я улыбнулась. — Ясно. От ее взгляда у меня закружилась голова. Так-то лучше. Проще, если она остается сама собой, а не пытается держать меня в неведении. Приятно быть посвященной в ее секреты. Хотела бы я пожить в ее мире. — Только не смейся! Разве тебе можно выходить днем? Она все равно засмеялась. — Выдумки. Смех звучал тепло. Меня словно озарил солнечный свет. Я улыбнулась шире. — И солнце не сожжет? — Выдумки. — И в гробу не надо спать? — Выдумки, — она помедлила и добавила особенным тоном: — Я вообще не сплю. До меня дошло не сразу. — Вообще не спишь? — Никогда, — шепнула она и с меланхоличным видом повернулась ко мне. И снова я замерла в плену ее золотистых глаз. И почти сразу растеряла все свои мысли. Вдруг она отвернулась и опять прищурилась. — О самом главном ты до сих пор не спросила. — О самом главном? — эхом повторила я, не понимая, что она имеет в виду. — А разве тебе не любопытно, чем я питаюсь? — саркастически уточнила она. — А-а, это. — Вот именно, — жестко продолжала она. — Неужели не хочешь узнать, пью ли я кровь? Я поморщилась. — Ну, об этом я знаю от Джулс. — И что же она тебе наговорила? — Что вы… не охотитесь на людей. Сказала, что твоя семья считается неопасной, потому что вы охотитесь только на животных. — Она правда сказала, что мы неопасные? — скептицизм Эдит был очевиден. — Ну, не совсем так. Она сказала, что вы «цивилизованные» и якобы не опасные. Но квилеты из осторожности не хотят, чтобы вы появлялись на их земле. Ее взгляд был по-прежнему направлен вперед, но я не знала, следит она за дорогой или нет. — Значит, она права? Насчет охоты на людей? — я старалась, чтобы мой голос звучал ровно. — Квилеты памятливы, — шепотом произнесла она. Я приняла ее ответ как утвердительный. — Но не стоит терять бдительность, — предостерегла она. — Квилеты правильно делают, что сторонятся нас. Потому что мы и в самом деле опасны. — Ничего не понимаю. — Мы… стараемся сдерживать себя, — медленно, с трудом объяснила она. — Обычно это нам удается. Но порой и мы… совершаем ошибки. Как я, например, когда осталась с тобой наедине. — По-твоему, это ошибка? — я различила в своем голосе обиду, но не знала, заметит ли ее и Эдит. — И очень опасная, — пробормотала она. Мы обе умолкли. Я смотрела, как лучи фар повторяют очертания поворотов шоссе. Они двигались слишком быстро, как в компьютерной игре. Я сознавала, что время ускользает так же стремительно, как черная лента шоссе из-под колес, и страшно боялась, что больше мне не представится шанса поговорить с Эдит так, как сейчас — Открыто, со всей откровенностью. Ее слова звучали как… прощальные. Мои пальцы сжались на ее руке. Больше я не желала терять ни одной минуты. — Рассказывай. Все равно, что она скажет, лишь бы слушать ее. Она метнула в меня взгляд, удивленная тем, как изменился мой голос. — Что еще ты хочешь узнать? — Почему вы охотитесь на животных, а не на людей, — подсказала я первое, что пришло в голову. Мой голос стал сиплым. Я сморгнула слезы. Она ответила еле слышно: — Не хочу быть чудовищем. — Одних животных ведь недостаточно? Она помолчала. — Ну, это примерно то же самое, как если бы ты питалась одним только тофу и соевым молоком. Мы называем себя вегетарианцами — шутка, понятная только в нашем кругу. Такая пища не до конца утоляет голод — точнее, жажду. Однако она придает нам сил и помогает сдерживаться. Почти всегда, — в голосе послышались зловещие нотки. — Порой бывает особенно трудно. — Сейчас тебе трудно? — спросила я. Она вздохнула. — Да. — Но сейчас ты не голодна, — уверенно объявила я — утверждая, а не спрашивая. — С чего ты взяла? — Определила по твоим глазам. На этот счет у меня есть одна гипотеза. По-моему, цвет связан с твоим настроением, а люди обычно злятся, когда голодны, так? Она засмеялась. — А ты наблюдательнее, чем я думала. Вслушиваясь в ее смех, я старалась получше запомнить его. — Значит, это все-таки ты остановила тогда фургон. Она пожала плечами. — Да. — Сколько же в тебе силы? Она скосила на меня глаза. — Достаточно. — А ты смогла бы поднять вес в две тонны? Мой вопрос прозвучал так заинтересованно, что она немного смутилась. — Если понадобится. Но я не собираюсь ставить рекорды. Это по части Эммета, в нем силен дух соперничества. Я знаю, что мне никогда не стать такой сильной, как он. — А насколько он сильный? — Иногда мне кажется, что он способен поднять гору. Но в его присутствии я об этом даже не заикаюсь — вдруг загорится и попробует. — Она рассмеялась, и этот смех был спокойным и ласковым. — На выходных ты охотилась вместе с… Эмметом? — спросила я, когда она отсмеялась. — Да. — Она помолчала, словно не зная, стоит ли рассказывать мне об этом. — Не хотелось уезжать, но пришлось. Мне легче рядом с тобой, когда я не чувствую жажды. — Почему тебе не хотелось уезжать? — Вдали от тебя мне… тревожно. — Ее взгляд был мягким, но пристальным, от него становилось трудно дышать. — Когда в прошлый четверг я просила тебя быть осторожнее, я не шутила. Все выходные я беспокоилась о тебе и больше ни о чем не могла думать. После того, что случилось сегодня, мне с трудом верится, что ты благополучно провела выходные и осталась целой и невредимой, — она покачала головой и вдруг как будто припомнила что-то: — Вернее, почти невредимой. — Что? — Ладони, — напомнила она. Я перевела взгляд на почти зажившие ссадины на ладонях. От глаз Эдит ничто не ускользало. — Я упала. — Так я и думала, — уголки губ приподнялись. — Поскольку речь о тебе, могло быть и хуже, и эта вероятность не давала мне покоя все время, пока я была в отъезде. Эти три дня длились целую вечность. Я успела изрядно потрепать нервы Эммета. — Три дня? А разве вы не сегодня вернулись? — Нет, еще в воскресенье. — Тогда почему же никто из ваших не появлялся в школе? — Вспоминая, как я изводилась в ее отсутствие, я почувствовала раздражение, граничащее с злостью. — Ну, ты же сама спрашивала, не жжет ли меня солнце, — нет, не жжет. Но в солнечную погоду мне лучше не выходить — по крайней мере, там, где меня может кто-нибудь увидеть. — Почему? — Покажу как-нибудь, — пообещала она. Некоторое время я обдумывала ее слова. — Могла хотя бы сообщить, что уже вернулась. Она озадачилась. — Но я же знала, что с тобой все в порядке. — Ага, зато я не знала, где ты. И мне… — я смутилась и опустила глаза. — Тебе — что? — ее шелковистый голос гипнотизировал, как и взгляд. — Глупо звучит, конечно, но… я места себе не находила. Я уж думала, что ты не вернешься. Думала, ты догадалась, что я обо всем узнала… и решила исчезнуть. И я не знала, как быть дальше… Мне надо было еще раз увидеться с тобой. — Кровь прилила к моим щекам. Она молчала. Я в тревоге подняла глаза и увидела на ее лице отражение боли. — Эдит, что с тобой? Она тихо застонала. — Так нельзя. Я не поняла, в чем дело. — Что такого я сказала? — А разве ты не видишь, Белла? Одно дело — мучиться самой, и совсем другое — когда страдаешь ты. — Ее полные боли глаза были устремлены на дорогу, слова сыпались так быстро, что я едва успевала понимать их смысл. — Не хочу слышать, что тебе пришлось так тяжело. Так нельзя. Я опасна, Белла. Тебе повезет, если ты останешься в живых. — И пусть. — Ну и глупо. — Может быть, зато это правда. Мне все равно, кто ты. Уже слишком поздно. Она негромко и резко выпалила: — Не смей так говорить. Еще не поздно. Я могу сделать так, чтобы все стало, как раньше. И сделаю. Я смотрела вперед, снова радуясь, что на мне шарф. Мою шею сейчас наверняка сплошь покрывали багровые пятна. — Я не хочу, чтобы все стало, как раньше, — пробормотала я, думая, не убрать ли руку. И не стала. Наверное, и Эдит про нее забыла. — Прости, это я виновата в том, что случилось с тобой. — В голосе слышалось искреннее сожаление. Ночная тьма безмолвно неслась мимо нас. Я заметила, что машина сбавила скорость, и даже в темноте узнала привычные ориентиры. Мы въезжали в Форкс. Поездка заняла меньше двадцати минут. — Завтра увидимся? — А ты хочешь? — прошептала она. — Больше всего на свете. — Я сама удивилась тому, с какой страстью прозвучали эти слова. Не стоило и пытаться скрыть правду. Она закрыла глаза. Но машина ни на сантиметр не отклонилась от середины ряда. — Значит, увидимся, — наконец сказала Эдит. — Мне ведь тоже сдавать сочинение. Она взглянула на меня, и если ее лицо стало спокойнее, глаза все еще смотрели с тревогой. Я не заметила, как мы подъехали к дому Чарли. В окнах горел свет, мой пикап был на месте, все выглядело, как обычно. Все равно что проснуться в разгар сна, с которым не хочешь расставаться, упрямо жмуришься, чтобы он не кончался, мотаешь головой на подушке, лишь бы вернуть его. Эдит заглушила двигатель, но я не шевелилась. — Займешь мне место за обедом? — нерешительно спросила я. И получила в награду широкую улыбку. — Запросто. — Обещаешь? — изобразить беспечный тон не удалось. — Обещаю. Я смотрела в ее глаза, и они снова притягивали меня, как магнит, меня влекло к ней, и я не находила в себе сил сопротивляться. Да и желания такого не было. Слово «вампир» по-прежнему висело в воздухе, но я уже начинала привыкать к нему и почти не обращала на него внимания. Лицо Эдит было немыслимо совершенным, и от этого совершенства почему-то щемило сердце. Но отводить взгляд не хотелось. Хотелось узнать, на самом ли деле ее губы такие же нежные и шелковистые, как и рука… Внезапно она выбросила ладонью вперед левую руку, задержала ее в сантиметре от моего лица, словно желая меня оттолкнуть, вжалась в дверцу машины, и ее глаза стали испуганными и огромными, а зубы сжались. Я отпрянула. — Извини! Долгую минуту она молча смотрела на меня, и я могла бы поклясться, что она не дышит. Немного погодя она слегка успокоилась. — Поосторожнее с этим, Белла, — наконец бесстрастно предупредила она. Бережно, словно я была сделана из хрусталя, она сняла мою руку со своей руки и отпустила. Я скрестила руки на груди. — Наверное… — начала она. — Я исправлюсь, — живо перебила я. — Назови свои правила, и я буду следовать им. Она вздохнула. — Я серьезно, Эдит. Только скажи, и я сделаю все, что ты хочешь. — Сказав эти слова, я мгновенно пожалела о них: а вдруг она попросит забыть о ней? Этого я точно выполнить не смогу. Но она улыбнулась. — Ладно, есть одна просьба. — Да? — я насторожилась. — Больше не ходи в лес одна. Я удивилась так, что отчетливо представила выражение своего лица. — Как ты узнала? Она прикоснулась к кончику своего носа. — Правда? Значит, у тебя потрясающее обоняние… — Ты выполнишь мою просьбу? — перебила она. — Конечно, легко. А можно узнать, почему? Она нахмурилась и непроницаемым взглядом уставилась мимо меня в окно. — Я — не самое опасное, что есть в здешних местах. Давай пока этим и ограничимся. Ее голос вдруг зазвучал настолько мрачно, что я поежилась. — Как скажешь. Она вздохнула. — До завтра, Белла. Я нехотя открыла дверцу. — До завтра, — я сделала ударение на втором слове, начиная выбираться из машины. — Белла!.. Я обернулась и наклонилась, заглядывая в машину, а Эдит наклонилась ко мне, и ее бледное божественное лицо оказалось на расстоянии нескольких сантиметров от моего. У меня в груди остановилось сердце. — Спокойной ночи, — пожелала она. Ее дыхание овеяло мое лицо, ошеломив тем же самым тонким ароматом, который ощущался в машине, только более ярким. Я ошеломленно захлопала глазами. Она отстранилась. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я кое-как выбралась из машины и, пошатнувшись, схватилась за дверцу. Кажется, Эдит засмеялась, но звук был слишком тихим — возможно, он мне просто почудился. Эдит дождалась, когда я дойду до двери, потом потихоньку завела двигатель. Я обернулась, чтобы проводить взглядом серебристую машину, через мгновение скрывшуюся за поворотом, и вдруг почувствовала, как сильно похолодало. Машинально я достала ключ и отперла дверь. — Белла? — крикнул Чарли из гостиной. — Да, пап, это я. — Я захлопнула дверь и зашла к нему. Чарли лежал на своем любимом диване и смотрел бейсбол. — Что-то ты рановато. — Разве это рано? Мне казалось, я пробыла вместе с Эдит несколько дней… а может, всего несколько секунд. Словом, совсем недолго. — Еще и восьми нет, — сообщил он. — Как день? — В общем неплохо. — Что это у тебя на шее? Я схватилась за шарф, о котором совсем забыла, попыталась стащить его, но он был слишком плотно замотан вокруг шеи. — Уф! Забыла куртку, и кто-то одолжил мне шарф. — Выглядит неплохо. — Ага, и тепло. — А что такая бледная? С тобой все в порядке? — Да я вроде всегда такая, разве нет? — Пожалуй. Вообще-то у меня начинала кружиться голова и немного знобило, хотя я знала, что в комнате тепло. Может, это запоздалая реакция на стресс? Только не поддаваться! — Мне… прошлой ночью не спалось, — объяснила я Чарли. — Пожалуй, лягу сегодня пораньше. — Спокойной ночи. Я медленно побрела наверх, чувствуя, как голову затягивает плотный туман. Непонятно почему, я была обессилена и здорово мерзла. Почистив зубы, поплескала горячей водой в лицо и вздрогнула от неприятного ощущения. В спальне я скинула ботинки и не раздеваясь упала на кровать, уже второй раз за неделю. Пытаясь согреться, плотно закуталась в одеяло. Мысли теснились и путались, как бывает, когда сильно кружится голова. Перед глазами непрерывной чередой возникали образы — одни мне хотелось рассмотреть получше, другие я вообще не запоминала. Стремительно летящая навстречу лента шоссе, приглушенный желтый свет в ресторане, яркий цвет ее волос с металлическим отливом, изгиб ее губ, растянутых в улыбке, нахмуренные брови, ошарашенная Джессика, слепящий свет фар, ледяная испарина… Я снова задрожала; казалось, кровать ходит подо мной ходуном. Нет, некогда мне думать о неприятном — слишком многое надо запомнить, навсегда запечатлеть в памяти. Я зарылась носом в шарф, который по-прежнему был у меня на шее, и вдохнула ее запах. И почти сразу вдруг расслабилась, дрожь утихла. Мысленно я представляла себе ее лицо — каждый ракурс, каждое выражение, каждый оттенок ее настроения. Кое-что я уже знала наверняка. Во-первых, Эдит на самом деле вампир. Во-вторых, она отчасти воспринимает меня как еду — такова уж ее природа. Но в конечном итоге все это неважно. Важно лишь одно: я люблю ее больше, чем, как мне казалось, я вообще способна любить. Эдит — единственное, что мне нужно в этой жизни.