***
Sia — «Snowman». Yasuharu Takanashi — «Yawarakana Te». Lin Hai — «Zui Meng».
***
Когда мороз перестал трещать и до празднования Нового Года оставались считанные недели, клан Гусу Лань подготовился к еще одному судьбоносному событию. Ходили самые разные слухи: и что Облачные Глубины, против обыкновения, уберут алыми тканями, развесят тысячи фонариков, причем особенных, чтобы не путать с новогодними; и что Верховная Заклинательница послала названому брату щедрые дары вплоть до табуна волшебных угольно-черных коней, который непременно должен пройти со дня на день по улицам Цайи; кто-то и вовсе поначалу сомневался, что клан Гусу Лань отступит от традиций и устроит хоть сколько-нибудь пышную церемонию. В самом строгом секрете передавались шепотки, мол, сама Баошань Саньжэнь явится передать поздравления, но, конечно, никто ее не узнает, ведь легендарную заклинательницу лично не видели вот уже двести лет. А может, внук ее и узнает. Кем на самом деле ей приходится Вэй Усянь, люди спорили долго. В конце концов, сошлись на варианте «приемный внук и наследник по учению». Титул, взятый беспрепятственно Цансэ Саньжэнь, пока не приписывали ее сыну, да и сделать это было куда сложнее, чем назвать «сыном слуги» и судачить два десятка лет. Впрочем, положение Вэй Усяня вызывало не так много вопросов, как грядущая свадьба. Конечно, юноша признан первым учеником Юнмэн Цзян, занимает почетное четвертое место среди молодых господ, владеет всеми шестью искусствами и так благородно защитил любимого от опасностей в Цишане, но все же… Как это воспринимать? Второй молодой господин Лань берет в мужья… Кого? Адепта? Приемного сына Цзян Фэнмяня? Наследника Баошань Саньжэнь? Хорошо еще, никто его больше слугой не звал. Сразу после обнародования Цзян Фэнмянь лично сжег алый свиток со свидетельством как того, что Вэй Чанцзэ некогда был взят на место личного слуги клана Цзян в обмен на содержание и обучение, так и того, что долг, чем бы он ни измерялся, погашен и Вэй Чанцзэ был свободным человеком еще до отъезда из Ляньхуа. В день церемонии раскрылась часть тайн, окружавших юного заклинателя. А именно — как будет праздноваться свадьба. В Цайи с раннего утра воодушевленно развешивались ленты и драпировки алого цвета с золотой вышивкой. Никто не сомневался — часть даров Верховной Заклинательницы. Фонарики вешали не так часто, как ожидалось, и все же смотрелось вполне приятно. И да, они отличались от новогодних, невольно принеся особо рьяным спорщикам кому — проигрыш, кому — выигрыш. Дети, ожидавшие табун коней, расстроились, хотя и ненадолго: братца Вэя они помнили еще с его шестнадцати лет, когда все с сожалением провожали веселого парнишку, раньше срока выставленного из Облачных Глубин. Если свадьба и впрямь его, то непременно будут угощать чем-то вкусным. — А все-таки дядюшка Тао неправ! — заявила малышка лет пяти, идя за ручку с матушкой меж торговых рядов, — Мне старший братец говорил, что Вэй Усянь сильный, красивый и веселый! Как же он может не подходить второму молодому господину Лань? Матушка мягко засмеялась. От того, как сердито говорила девочка, два больших пучка на ее голове затряслись, будто ягоды спелой вишни на ветру. — Тао Хуа много чего болтает, — уклончиво ответила женщина, даже не думая спорить с дочкой, и обменялась понимающими улыбками с хозяйкой недавно открывшейся гостиницы. Выставлять соседа в плохом свете не хотелось, но стоит признать — из его слов в лучшем случае половину можно назвать правдой. — Спасибо, Суй Ши, мы чуть позже присоединимся к тебе. И не забудь купить фонарик, чтобы вечером запустить с молитвой о счастливой супружеской жизни молодоженов! — Не забуду, — кивнула Суй Ши, и печальные морщинки на ее лице, казалось, чуть разгладились.***
Ясный день, полный чистого солнечного света и мороза, определенно мог бы запечатлиться в стихах и новых картинах Не Хуайсана, в восхищении осматривавшегося вокруг и сжимавшего нефритовый жетон. Старший брат направился к Цзэу Цзюню почти сразу по прибытии в Гусу, оставив Хуайсана распоряжаться вещами и «Если найдет время на свои стишки и картинки — не забыть, что надо будет заскочить на свадебную церемонию хотя бы на минуту». От таких жестоких слов хотелось лишь вздыхать и качать головой: пусть Не Минцзюэ и признал талант младшего брата к стратегиям и тонким политическим махинациям, а те, в свою очередь, с приходом к власти Вэнь Цин стали важнее грубой военной силы, в Цинхэ по-прежнему не искоренили культ сабли. Хорошо, что та же Вэнь Цин укрепляла связь с кланом Не за счет попыток очистить темную энергию. Плохо, что на все это могли уйти десятки лет, а Минцзюэ уже не мог справиться без лекарств. Мрачные размышления прервал скрип снега чуть поодаль. Хуайсан, хоть и уверенный, что брат приставил телохранителей за каждым кустом, резко обернулся. Спокойствие захлестнуло так же быстро, как страх. — Мэн Яо! — радостно воскликнул наследник клана Не и помахал рукой. Однако, когда заклинатель, проходивший мимо, обернулся к нему, Хуайсан тут же спохватился и сложил руки в почтительном поклоне, — То есть, второй молодой господин Вэнь! Рад приветствовать. Вэнь Яо не мог ответить тем же жестом: в руках он нес какие-то книги, очевидно, помогая в библиотеке. Тем не менее, поклониться, прижав ношу к груди, удалось: — Взаимно. Второй молодой господин Не, прошу прощения, что не встретил вас раньше, я собирался подойти к делегации вашего клана, как только закончится пересчет трактатов. Раскрыв веер, Не Хуайсан подошел ближе и с интересом взглянул на обложку верхней книги. — Ого! — в неподдельном изумлении округлив глаза, юноша прикрыл лицо веером, — Это же одна из последних рукописей Цин-цзэ! Кажется, она сейчас работает над теорией восстановления золотых ядер. Вэнь Яо, кивнув, с гордостью и заметной нежностью оглядел обложку: — Верно. Многие заклинатели, пострадавшие от руки Сжигающего Ядра, получат второй шанс, если ей удастся получить все необходимое для экспериментов. Улыбка на его лице чуть померкла. Несмотря на все старания, большинство жертв найти не удалось. За время правления Вэнь Жоханя их число неуклонно росло, и далеко не все были готовы остаться в клане или даже жить дальше. Конечно, на репутации Вэнь Цин это не отразилось — ее рвение в поисках было более чем очевидным. И все же неприятный осадок от неудачи после стольких успешных операций и реформ… На плечо Яо легла ладонь. Вздрогнув, он обернулся и встретился со взглядом Не Хуайсана. Острым, проницательным, очень знакомым еще со времен начала подготовки к войне. Какими бы слухами ни полнился Цинхэ до момента признания этого мальчишки главным стратегом и временным руководителем клана, одного такого взгляда хватило бы, чтобы заткнуть самые неуемные языки. — Я рад, что все закончилось, — вздохнул Хуайсан, выглядя внезапно старше своего возраста, а то и старше Не Минцзюэ, — вся эта история… Хочется верить, что по крайней мере на нашем веку она не повторится. Вэнь Яо улыбнулся. Ему за многое хотелось поблагодарить своего друга: если бы не Не Хуайсан, была бы у него семья, жених и нынешнее положение? Но слов не хватало, а объятия остались во времена их детства в Цинхэ. Сейчас оба — наследники великих кланов, доказавшие миру заклинателей, что грубая сила и боевой потенциал вполне могут быть компенсированы другими талантами. — Да, — кивнул Яо, — хотелось бы, чтобы мир продержался как можно дольше. Для них двоих это — почти молчаливое соглашение. Любой мог обвинить Хуайсана в бесхребетности и глупости, не зная о его вкладе в победу, но самый близкий соратник в личной переписке убедился: если и доверить сохранение мира и стабильности, то только второму молодому господину Не.***
Усилившийся в ясную погоду мороз не всем пришелся по нраву. Цзян Чэн мужественно не ворчал, кутаясь в плащ, однако взгляды, то и дело бросаемые на снег, словно в попытке испепелить, красноречиво отражали его недовольство. Плащ тоже сегодня решил побыть раздражающей бесполезной тряпкой: мастер явно вложил много сил в узоры серебристой нитью и в поиск подходящего оттенка фиолетовой краски, а когда дело дошло до утепления, уже заказчик стоял на пороге. В Юнмэне недостаточно теплые плащи, как правило, не проблема, но стоит добраться до земель Гусу, Цинхэ или Ланьлина, и начинаешь сожалеть, что не взял с собой одеяло. Впрочем, гнев постепенно стих, когда перед наследником клана Цзян выросла дверь Цзинши. Если бы в этот момент с крыши упал ком снега, юноша бы сохранил недовольное лицо и получил от семьи замечание, но снег не упал, и к моменту, когда Ваньинь постучал, его чувства и мысли совершенно изменились. Дверь открылась. На пороге стояла Вэнь Цин, и на миг Цзян Чэн забыл, зачем вообще пришел: заклинательница прибыла в готовом праздничном облачении и, находясь в домике уже около двух часов, не нуждалась в плаще, скрывавшем все великолепие. Ей действительно шел алый цвет, а портные, будто найдя залежи благородной яшмы, соревновались друг с другом, кто роскошнее нарядит Верховную Заклинательницу. — Заходи, — не дав времени налюбоваться, дева Вэнь кивнула внутрь комнаты, и Цзян Чэн, опомнившись, поспешно зашел. К этому моменту он уже позабыл про то, что замерз, и снял свой плащ машинально, кладя рядом с остальными куда-то в сторону. — Сестра уже здесь? — спросил наследник Цзян, с благодарностью принимая от Вэнь Нина чашку горячего чая. Ответом послужил громкий смех знакомых голосов из соседней комнаты. Из уважения к брату своей невесты, Цзян Чэн допил чай до дна и поблагодарил еще раз, но торопился и, даже не заметив, как обжег язык, в пару шагов прошел за ширму. Картина, представшая его глазам, была… Такой, что сердце забилось как сумасшедшее, а к горлу подкатил ком. За столиком перед зеркалом, заставленным пудрой, краской, тушью и кистями, сидел Вэй Ин. Уже облаченный в красные свадебные одежды, осторожно убранные в сторону, потому что вокруг юного новобрачного ходила сестра. Судя по всему, к лицу еще не приступали — Цзян Яньли, бережно прочесывая и смягчая маслом, складывала волосы Усяня в сложную церемониальную прическу. Конечно, он не был женщиной, но многочисленные косы, красивый пучок с узором из сложенных прядей разного объема и даже та часть, что обрамляла и подчеркивала форму лица, — все это требовало много времени и усилий. Цзян Чэн тихо замер у ширмы. Ему хотелось окликнуть этих двоих, но голос совсем перестал слушаться, а горло все сильнее сжималось. Много лет назад они с Вэй Ином так же сидели на подушечках у зеркала, и сестра только училась делать сложные прически с непослушными детскими волосами. Но кривые пучки, несимметричные косы и болтающиеся тут и там ленты казались настоящим произведением искусства, ведь это делала Яньли. Закралась мысль: если стоять здесь тихо и не мешать, можно представить, что последних десяти-двенадцати лет не было, что маленький Сянь-Сянь уже излечен от шрамов от собачьих укусов, а матушка еще не вбила первый клин между детьми. Глаза защипало. Цзян Чэн упорно смотрел, хотя знал, что с минуты на минуту может не выдержать. Разом навалилось все, что они пережили. Иллюзия, вызванная памятью, развеялась — тонкие и узловатые руки Вэй Ина больше нельзя принять за детские, многомесячный голод лишил его лицо мягкой округлости, и одежда до сих пор либо слегка болтается, либо подчеркивает нездорово узкую талию. Яньли совсем молодая, ей двадцать с небольшим, но в уголках глаз, возле носа и рта у нее морщинки. И у обоих больше не те глаза, в которые Цзян Чэн смотрел до войны, забывая, какие там у него тревоги, обиды, неудачи, и просто превращаясь в того, кем был — в мальчишку. Со дня последней битвы особо не было времени подумать, как бы все обернулось, если бы… Если бы все поступили по-другому. Если бы Вэнь Цин не боялась за Вэнь Нина и не готовилась свергнуть Вэнь Жоханя; если бы Вэнь-Мэн Яо не встал на ее сторону; если бы Вэй Усяня не отдали в заложники и не получили отсрочку; если бы Лань Ванцзи не пошел за ним. Сейчас Цзян Чэн не может этого представить. Перед ним живой здоровый брат, готовящийся вверить свою жизнь человеку, который больше жизни его любит; за спиной — невероятная невеста, добившаяся уважения и своего места под солнцем и при этом не унижающая, поддерживающая и любящая; грядущий брак сестры уже не вынужденный, а мир заклинателей пришел к более-менее спокойному существованию. Все это кажется невероятным, будто должно исчезнуть в одну секунду. Может, сейчас Цзян Чэн снова проснется в своей комнате и узнает, что Вэй Ина только-только забрали Вэни? Или окажется, что война проиграна и все это — лишь чудом умещенный в несколько часов сон?.. Сестра подняла взгляд от макушки Вэй Усяня, взглянула на Цзян Чэна, улыбнулась тепло, как в детстве. — Мы как раз тебя ждали! Прическа была уже закончена, и Вэй Ин тоже повернулся, встречая широкой счастливой улыбкой — знакомой, почти не тронутой прошедшими годами, будто ему снова было пятнадцать. Алые ткани казались еще ярче, освещенные блестящими серебристыми глазами. — А-Чэн, посмотри на меня! — юноша встал немного неуклюже из-за многочисленных слоев одеяния и вдруг ловко, будто они на миг потеряли свой вес, закружился. Ткани взлетели, повторив движение, и фигура Вэй Ина превратилась в роскошный алый цветок с изредка блестящими прожилками вышивки. Яньли засмеялась от восторга. Цзян Ваньинь сглотнул, незаметно вытирая глаза. — Я вижу, — кивнул он, не смея подойти. Обнять брата хотелось безумно, но смотреть, как тот свободно дурачится — еще сильнее, — Портные не зря едят свой рис. — Шицзэ, Сянь-Сянь красивый? — взбудораженно воскликнул Вэй Ин, повернувшись к сестре. Она, не рискуя испортить прическу, нежно коснулась ладонью щеки младшего брата. — Конечно же, красивый! — ответила Яньли, — Самый красивый! — Второму молодому господину Лань очень повезло с мужем, — добавил Цзян Чэн. Вэй Ин от неожиданности вздрогнул, обернулся, и взгляд его стал таким ошеломленным и беззащитным, как у котенка. Ваньинь не выдержал и, подойдя ближе, сгреб его в объятие. Так хотелось сейчас просто зачеркнуть все, что когда-либо говорили другие люди. Если этот Лань Ванцзи так и не помог Вэй Усяню поверить в то, что он достоин любви хоть второго, хоть первого нефрита, еще большой вопрос, достоин ли сам Лань Ванцзи любви своего жениха. — Пусть тебе кто-то скажет иначе, я сломаю ему ноги, — пообещал Цзян Чэн. Сердце дернулось, когда в ткань на спине вцепились, как в самую высокую ветку — спасаясь от падения. Вэй Ин всхлипнул, пряча лицо на плече своего шиди. Хорошо, что не успел накраситься. Цзян Ваньинь не отпускал его, пока плач не утих. Сестра все это время стояла молча. Возможно, ей стоило бы тоже обнять обоих братьев, как раньше, но сейчас что-то говорило, что Цзян Чэн и Вэй Ин должны сами держаться друг за друга столько, сколько посчитают нужным. В комнате было тепло. На каждом из братьев — много одежды. Тем не менее они не отстранялись, будто не чувствовали жары. Цзян Чэн старался не думать, насколько шире теперь в плечах и выше ростом. Если Вэй Ин захочет приехать в Юнмэн погостить, для него поставят огромный стол с лучшими блюдами. А пока Лань Ванцзи лучше бы понарушать правила и готовить как можно сытнее. И с горой специй. Поставку клан Цзян обеспечит. Вэй Усянь просто не должен быть таким хрупким, это неправильно. Цзян Чэн выпустил его не сразу, по чуть-чуть ослабляя объятие. Почему-то казалось, что стоит им расцепить руки — и жизнь совсем изменится. Конечно же, полного отрыва друг от друга и исчезнования крепкой связи ни один не боялся, ведь должно случиться нечто совсем из ряда вон выходящее, чтобы два героя Юнмэн Цзян стали чужими друг другу. — А-Сянь, — вдруг робко подала голос Цзян Яньли, и оба брата посмотрели на нее. Ее глаза блестели, лента под пальцами смялась и никак не могла распрямиться, но девушка улыбалась почти так же, как когда заметила Ваньиня у ширмы, — Выбери имя для ребенка. — Верно, — выдохнул Цзян Чэн, наконец отпустив Усяня с куда большей легкостью. Как раз вовремя рядом оказался Вэнь Нин с новой чашкой чая. — Для ребенка? — переспросил Вэй Ин, переводя взгляд между братом и сестрой. — Для твоего еще не родившегося племянника, — пояснил с торжествующей улыбкой Цзян Чэн, а затем игриво посмотрел на Вэнь Цин, — Точнее, для двух. — Двух?! — Вэй Усянь дернулся уже в его сторону, и полы свадебных одежд чуть взметнулись в воздух. — Трех, — с усмешкой поправила уже Вэнь Цин, скрестив руки на груди и ловя взгляд Цзян Ваньиня, — Скорее всего, еще одной девочки. Цзян Ваньинь, как раз в этот момент отпивавший из чашки, выплюнул чай на пол и огромными круглыми глазами воззрился на невесту. Которая, поймав целых три таких же взгляда, расхохоталась так сильно, что вскоре чуть не села на столик. Вэнь Нин, помнивший, что со столами у нее все не очень хорошо, вовремя подставил стул.***
Говорят, что брак, заключенный зимой, будет таким же крепким, как мороз в день свадьбы, а снег сулит счастливую супружескую жизнь. На одевание, причесывание и нанесение макияжа Вэй Усяню ушло столько времени, что, когда брат и сестра Вэнь, наследники Цзян и сам Вэй Усянь вышли из Цзинши, безупречно чистое небо заволокло облаками. Пошел совсем ненавязчивый снег, но Цзян Ваньинь все же раскрыл зонт прямо над братом, который из-за сложной прически не мог надеть капюшон, как остальные. — Ха-ха, А-Чэн, ты действительно обо мне заботишься! — развеселился Вэй Усянь, за что едва не получил пинок от очень сильно покрасневшего шиди. — Вот еще! — возмутился Цзян Чэн. Злость и смущение превратили его из героя войны и благородного наследника клана во все того же мальчишку, не выносившего выходки старшего брата, — Мне просто не хочется, чтобы старания сестры прошли даром! Вэй Ин не стал даже притворно обижаться. Лишь с нежностью улыбнулся, когда перестал смеяться. В его голове всплыло нечитаемое выражение лица брата в зеркале, когда Цзян Чэну и Цзян Яньли в руки легла алая (в честь свадьбы) налобная лента — недвусмысленный символ. Вечером эту ленту точно снимет Лань Чжань, но надеть-то ее должен кто-то из семьи. Судя по тому, как затих Цзян Чэн, он вспомнил ту же самую сцену, только на этот раз смог сдержать дрожь в ладонях и приглушить жжение в глазах. Храм Предков клана Лань располагался здесь же, в квартале главной семьи. Снег припорошил дорожки, еще утром начисто выметенные адептами, и скрипел под ногами. Наледи не было, и все же Цзян Ваньинь чуть отвел руку в сторону — так Вэй Ину будет легче ухватиться и удержать равновесие, если вдруг поскользнется. Никого из Ланей по дороге не встретилось. Неудивительно — до церемонии оставались считанные минуты. Зато перед храмом собралась толпа. Довольно урегулированная — иного от совместной работы Лань Цижэня и Вэнь Яо и ожидать не стоило. Адепты помладше даже не пытались вести себя подобающе: то и дело озирались, перешептывались, один другому незаметно дал подзатыльник — очевидно, это были братья, и к счастью, старшие адепты все на самом деле заметили и не позволили разразиться драке. В храм нужно было подниматься по лестнице, не такой длинной, как в библиотеку, но внушительной. У подножия стояли ряды Не, Ланей и Цзянов; делегация клана Вэнь, чередуясь с воинами из других трех кланов, окружала собравшихся. Раньше подобная картина вызвала бы негодование, кто-нибудь особенно смелый даже заявил бы, что Вэни будто конвой для заключенных. Однако сейчас все собравшиеся, за исключением детей, были боевыми братьями и сестрами, неоднократно спасавшими друг другу жизнь на войне и латавшими друг другу раны в тылу. Поэтому доверить людям Вэнь Цин защиту целителей, детей и подростков согласились без раздумий. Когда пять человек приблизились к толпе, все взгляды тут же обратились к Вэй Усяню. Благопристойная тишина была нарушена восхищенными вздохами и уже не такими тихими перешептываниями. Юноша и впрямь выглядел в несколько раз красивее, чем они все помнили по годам совместной учебы, а ведь он и без богатого облачения был четвертым в списке молодых господ! Самого Вэй Усяня занимало вовсе не всеобщее внимание. Прямо перед ним, в конце прохода, разделившего заклинателей, стояли четверо. Лань Сичэнь и Лань Цижэнь, оба в красивых и далеко не скромных ханьфу, граничащих с нарушением запрета излишней роскоши; Вэнь Яо в ярко-красных одеждах своего клана. И самое главное — Лань Чжань. Церемониальный макияж приумножил и без того ослепительную красоту второго нефрита; подведенные красным глаза блестели ярче, будто чуть-чуть пропуская его настоящую натуру, буйную и решительную; прическа в стиле клана Лань была строже, чем та, что сделала Вэй Усяню сестра, но тоже сложной и подчеркивающей изящные черты лица. Вэй Ин, задержав дыхание, любовался своим женихом. Он бы прямо здесь остановился, достал из воздуха кисти и краски и написал портрет молодого господина на фоне падающего снега. Но Ванцзи услышал шаги, обернулся, и снег, тучи, кланы, люди — все исчезло. Двое стояли, смотря друг на друга. Казалось, ни дышать, ни есть, ни спать больше не было нужно. Если бы не случилось всех ужасов последних лет, можно было бы так отрешиться от мира сейчас? Будто годы совершенствования, вознесение в небожители и бессмертие пришли сразу, очистив тело и душу. Они бы так и стояли, и кланы заклинателей тоже не тронули бы ни одного, ни второго. И, возможно, нынешние главы и наследники поспособствовали бы тому, чтобы этот момент для них двоих не закончился. В кои-то веки не было Вэнь Чао, сошедшего с ума и покончившего с собой в камере (его лицо все еще являлось в кошмарах); Вэнь Чжулю, от которого зависели жизни и совершенствование двоих заключенных; Вэнь Жоханя и прочих слишком знатных темных заклинателей. Все зависело от того, в какой момент кто-то из них решит шевельнуться, перейдя от тихого созерцания к последним шагам перед новой жизнью. И Ванцзи протянул руку первым. Вэй Ин, прошептав его имя, без заминки взял ее и сжал, уверив, что больше не отпустит. Они поднимались по лестнице осторожно. Полы свадебных одежд не приходилось придерживать, просто с каждым шагом внутри разгоралось предвкушение безусловной радости. При всей тяжести жизни странствующих заклинателей — хотя за ними наверняка пошлют адептов, уж с братьев, сестер и дяди станется — казалось, что все изменится только к лучшему. Вэй Ин не хотел плакать. Он знал, что Лань Цижэнь приказал вырезать имена его родителей на ритуальных табличках, но почерк был слишком знакомым — таким же на полях сочинений и эссе Усяня писались замечания по поводу неуместных рисунков. — Все хорошо, — шепнул он, не поворачивая головы. Бедный Лань Чжань, похоже, все-таки услышал тихий всхлип и опять что-то себе надумал, — я не передумал, я не поэтому… Все хорошо. Лань Ванцзи сжал его руку, возвращая каплю спокойствия: — Угу. И Вэй Усянь снова улыбнулся. Иногда так хорошо, когда человек может понять всю твою белиберду и твое волнение в момент, когда ты эту белиберду несешь. И еще лучше, когда всего через пару минут ты совершишь с этим человеком поклоны в любом месте, хоть в роскошном Храме Предков, хоть в чистом поле, написав иероглифы палочкой на земле. Первый — Небесам и Земле, чтобы благословили союз и дали прожить вместе долгие годы. Второй — родителям, чтобы приняли выбор своих детей и наполнили любовью сердце. Третий — друг другу, как знак уважения и согласия в супружеской жизни.***