***
Jaymes Young — «Infinity».
***
Лань Сичэнь складывает верхние одежды возле кровати. В Цишане отличное отопление, в конце концов, это теперь центр производства талисманов обогрева. Вэнь Цин оказалась изобретательницей, не уступающей Вэй Усяню, и теперь ее талант к приручению пламени находит применение тут и там, принося клану Вэнь неплохой доход, особенно зимой. Глава клана Лань с тихим стоном сжимает переносицу пальцами почти до боли. Эти несколько недель были очень насыщенными, казнь Вэнь Жоханя и проведение ритуала названого братства — лишь самые яркие события, а уж сколько было заморочек с документами, торговлей, планами хотя бы на ближайшие семь лет… Если бы Вэнь Яо не организовал почти все, а Вэнь Цин не обеспечила своевременное исполнение, послевоенные мероприятия растянулись бы на месяцы. Сичэнь снимает серебряный гуань и, прочесывая корни волос, вздыхает. Он позволяет себе так расслабиться в лучшем случае на час перед сном. Режим Гусу соблюдать все сложнее, и тело, не привыкшее до сих пор, отзывается усталостью, иногда болью в мышцах, а ведь ему немногим больше двадцати… Лань Хуань усмехается. Дядя ведь тоже не особо старше, тоже сильный заклинатель, а так с племянниками намаялся, что — виданое ли дело? — на лекарствах держится. В небе почти не видно звезды. В Гусу сейчас снег, наверное, А-Чжаню и Вэй Ину уснуть проще простого. Не то чтобы не видно, что сон для этих двоих на последнем месте в списке запланированного. И что, очевидно, в перевале было хоть какое-то средство справиться с ужасами каторги. Сердце больно щемит. Сичэнь обещал себе не оглядываться на случившееся с мыслью «Что можно было изменить?». Он и сам знает, что один человек, пусть и наследник великого клана, не предотвратил бы всю цепочку событий, и что каждый ее участник, каждое звено в той или иной мере повлияло на то, что ситуация не разрешилась иначе. Вэнь Цин — Цин-цзэ — уверяла, что все сложилось наилучшим возможным образом, и учитывая, сколько она сделала для А-Чжаня, Вэй Ина и Мэн Яо, возражать ей — как минимум неблагодарность. Это не избавляет от чувства и мыслей, будто осталось что-то, чего глава клана Лань не сделал, что-то, что могло… Освободить заключенных раньше? Избежать тех страшных трех недель в подземелье?.. Чашка, которую Сичэнь бездумно крутил в пальцах, жалобно скрипит, и только тогда он замечает, как напряжены руки — до выпирающих сухожилий. Вряд ли такие мелочи, как разбитая посуда, будут замечены, но Лань Сичэнь отставляет чашку и старается вообще не прикасаться к хрупким вещам. Нервно накручивает на палец прядь и тут же виновато распускает — не положено, даже в полном одиночестве Лань не может вести себя так. Еще можно было понять ночи в Гусу, в жутком ожидании наступления на Цишань, но сейчас, когда все разрешилось с очень небольшими потерями, нервничать нет причин. Глава клана Лань со вздохом бесцельно проходит от столика к кровати. Столб балдахина, выточенный из нефрита, идеально подходит по форме, чтобы положить на него ладонь. Какая-то неясная потребность за что-то держаться, на что-то опираться, что-то теребить и ковырять ногтями. Как будто нынешняя обстановка ненастоящая и ее надо проверить. Ветер вдруг прорывается в комнату. Вэнь Цин велела спроектировать все так, чтобы окна можно было закрыть, особенно в снежную погоду. Сичэнь забыл задвинуть бумажные двери, и нечему оказалось защищать его покои от мороза, когда перегорел талисман. «Какая глупая оплошность,» — усмехается про себя Лань Хуань, зажигая еще один и на этот раз закрыв окно. Новое изобретение Вэнь Цин, выпущенное под авторством Вэй Усяня, чтобы не возникало сложностей с женским именем при продаже в отдаленные регионы. Талисманы обогрева можно не расходовать, если все стены помещения соединены без выхода наружу. В таком случае энергия талисмана образует кольцо по периметру комнаты, возвращается в исходную точку и питает заговоренную бумагу заново, не давая сгореть дольше. Можно открывать двери, ведь коридоры во дворце теплые и воздух из них не разрывает греющий поток с той же силой, что и ледяной зимний — с улицы. Когда становится заметно теплее, Сичэнь заносит руку, чтобы потушить свечи. В этот же момент раздается робкий стук в двери. Не нужно никаких условных сигналов вроде «три длинных, три коротких» — этот стук знаком едва ли не лучше звука собственной флейты. Глава клана Лань оказывается у дверей в два шага и, открыв, ожидаемо видит знакомое лицо. — А-Яо, — имя сходит с языка, будто еще один греющий поток. Лань Сичэнь на миг теряется в огромных глазах, удивленно поднятых навстречу его собственным. Жестом пригласив Вэнь Яо в комнату, Сичэнь тут же запирает двери. Теплое дерево приятно на ощупь, но вряд ли ладони становятся влажными из-за него. Нужно несколько глубоких вдохов, хочется еще и головой подпереть резное дерево, забыв, что узор на лбу отпечатается. Почему-то обернуться не получается. Вэнь Яо молчит. Не слышно даже шороха его одежд. Только шумное дыхание первого нефрита клана Лань, кажется, нарушает тишину. Проходит минута. Сичэнь вслушивается в окружающие звуки, ему уже чудится тихое гудение духовной энергии. Ветра не слышно за окнами, и чуть затуманенный взгляд выхватывает висящий на двери талисман глушения. Когда успел повесить только?.. Голова толком не работает. Надо что-то сказать, он просто обязан что-то сказать. Почему сейчас так сложно говорить с А-Яо, хотя в охотничьем домике, едва встретившись, они могли не спать до утра и рассказывать друг другу все на свете? Сичэню все труднее стоять неподвижно. Он по-прежнему не находит сил повернуться. Это сводит с ума. Ногти царапают резьбу на двери, еще немного — и перейдут на бумагу, наделают дырок, какой бы прочной она ни была. Может, А-Яо все-таки первым заговорит? Или что-то сделает? Он же видит, как Сичэнь мучается, он же такой умный… Неужели издевается, намеренно не допускает того, что сейчас нужнее воздуха? Да нет же, дурацкие мысли, А-Яо никогда бы не стал этого делать. Он уже неоднократно охотно отвечал на поцелуи в темных коридорах дворца, в лазарете, в Гусу — везде. Он принял белую налобную ленту без колебаний, обмотал запястье и носит гордо по дворцу, ловя самые разные взгляды. Слишком умный, чтобы сейчас вдруг изменить свое решение. Тихий вздох за спиной подрывает спокойствие Сичэня, как первая капля дождя перед грозой. Он мгновенно разворачивается, разум замирает и проясняется тогда, когда Вэнь Яо уже сжат в крепких объятиях. За белые нижние одежды Гусу Лань на спине цепляются крошечные руки, будто мальчишка, такой хрупкий, может обнять с той же силой. — Я скучал, — выдыхает Сичэнь, целуя макушку Вэнь Яо. Это трудно, разница в росте существенная, но неудобное положение шеи — наименьшая из принесенных жертв. — Я безумно скучал. — Прошло всего несколько недель, как я уехал из Гусу, — усмехается А-Яо, прижимаясь щекой к груди Лань Сичэня. — Прошло двадцать девять дней! — возражает глава, будто в наказание сжимая объятие еще крепче, — Целый месяц! Думаешь, это так легко? Они оба знают, что нет. Ни Лань Сичэню, ни Вэнь Яо не было легко. Подготовку к свадьбе на три четверти взяли на себя Вэнь Цин, семья Цзян и лично Лань Цижэнь, но все еще оставались вопросы: как пережить зиму? Как восстанавливать почти уничтоженные Вэнь Жоханем поселения? Хватит ли урожая, собранного этой осенью, и какие из изобретений Вэй Усяня будут с наибольшей вероятностью пользоваться спросом? Рутина, рутина. Такие скучные вопросы, сводящиеся к деньгам, еде и отоплению. И все же последний также даст возможность прославить Вэй Ина, помочь его репутации сосуществовать с репутацией Ванцзи. Все это надо было решить, и потому Сичэнь смог покинуть Гусу только перед самой казнью Вэнь Жоханя, а А-Яо появился у его двери только сегодня. Лань Хуань ведет ладонью по спине Вэнь Яо. Сперва невесомо, затем чуть надавливая, а потом и вовсе нажимая так, словно объятий ему мало и хочется слиться с юношей в одно тело. А-Яо чувствителен к таким жестам, выгибается в пояснице, едва отрывая щеку от плеча Сичэня и поднимая чуть потемневший взгляд, шепча: — Я тоже скучал. Глава клана Лань заворожен. Смотрит на поблескивающие губы — неужели бесцветная мазь, которой обычно пользуются девушки, имеющие дурную привычку грызть губы? Снова нажимает, заставляя приподняться на носочки, и наклоняется сам. Целовать А-Яо так же естественно, как дышать. Впрочем, дышать получается куда хуже. Вэнь Яо не отталкивает и не сжимается. Он действительно скучал — добраться до постели каждый день удавалось поздно ночью, хотя сестра настойчиво проверяла обоих братьев и отправляла спать, если считала их режим дня вредным для здоровья. Яо это не останавливало: хотя Вэнь Цин и была более чем способна справиться с делами на следующее утро, он убирал документы и шел спать лишь тогда, когда перед глазами все плыло. Сейчас позади почти все, клан Цишань Вэнь твердо встал на путь развития торговли и укрепления связей с правящей императорской династией, а значит, можно позволить себе чуть больше отдыха, чем обычно. И то, насколько Яо нуждался в этом отдыхе, красноречиво выражается в его настойчивых поцелуях. Лань Сичэнь сильнее, выше, но отступает под напором назад, пока спиной не упирается в стену. Соприкосновение с твердой поверхностью должно было заземлить, но глава клана Лань лишь, распахнув глаза от неожиданности, вспыхивает ярче: прямо перед ним заливается румянцем А-Яо, облизывая припухшие от поцелуя губы и едва приоткрывая блестящие глаза. Взгляд главы клана Лань темнеет. Яо успевает только слабо вскрикнуть, прежде чем в одну секунду оказаться поднятым за бедра в воздух, а во вторую — упасть спиной на широкую, мягкую кровать, пока что пахнущую благовониями и морозом; с момента стирки на ней еще никто не спал. Едва соприкоснувшись затылком с мягкой простынью, Вэнь Яо открывает глаза и задыхается: Лань Сичэнь, стоя на четвереньках, нависает над ним. Густые и длинные распущенные волосы падают с плеч, как занавес ветвей плакучей ивы, ограждая Яо от окружающего мира. Первый нефрит клана Лань два года назад в охотничьем домике как только ни выглядел, даже носил простые залатанные одежды и дешевую обувь, иногда представлявшую из себя лишь отрез ткани, обмотанный веревками. Но таким, в полуспущенных нижних одеждах клана Лань, роскошным и в то же время лишенным всех символов статуса и приличия, Вэнь Яо Лань Сичэня не видел никогда. Или видел, но привязывал это к сочетанию действительно бедного облачения и прирожденного изящества. — Красиво… — тихо выдыхает юноша, любуясь полным нетерпения лицом главы клана Лань. Тот на миг краснеет, но, очевидно, завороженный вид возлюбленного позволяет не поддаться смущению. — Ты все еще одет, — проведя пальцами по вышивке на алых одеждах Цишань Вэнь, усмехается Лань Хуань, — это нечестно. Я тоже хочу на тебя посмотреть. Он видел Яо в разном облачении. От теплого, многослойного зимнего до рубашки и штанов в летнюю жару. Что уж говорить о днях, проведенных в заботе о Вэй Ине и Лань Чжане в Гусу. Это не значит, что каждый новый раз, когда Вэнь Яо обнажается наедине со своим женихом, впечатление будет притупляться — напротив, чем чаще они проводят время вдвоем, тем больше Лань Сичэнь уверен, что это зрелище ему не приестся никогда. А-Яо успевает только выпутаться из всех верхних слоев одежд, когда терпение главы клана Лань обрывается. Почти что упав на постель, он тянет юношу на себя и, снова сжав в объятиях, настойчиво целует шею. Вэнь Яо, ахнув, запрокидывает голову. Это не очень удобно, он лежит на Лань Сичэне и уже готов расплавиться от ощущений, позволив придать себе какую угодно форму, но сейчас хочется открыть для вот таких поцелуев все тело. У Лань Сичэня широкие и горячие ладони. Пробравшись под нижние одежды, они заставляют каждым прикосновением к спине, пояснице и лопаткам вздрагивать, ерзая и прижимаясь ближе. Стоит ли говорить, что вскоре Яо отчетливо понимает, насколько возбужден Лань Сичэнь. Они уже делили постель, и не раз. Настолько «не раз», что, если бы не глушащие талисманы, Лань Цижэнь уже выставил бы племянника вместе с его женихом вон, только чтобы все в Гусу хоть раз нормально выспались. Яо не боится ни размеров Лань Сичэня, ни того, насколько неутомимым любовником тот может быть. Поэтому, когда Лань Хуань уж совсем увлекается, Вэнь Яо наклоняется к его уху и низким, почти неслышным голосом говорит: — Дагэ, у нас был тяжелый месяц. Пора как следует отдохнуть. На Лань Сичэне нет ленты, и сегодня приходится обойтись без ритуала ее снятия, олицетворяющего лишение главы клана Лань маски благовоспитанности и сдержанности. Еще один рывок — и заклинатели меняются позициями. Яо вновь растягивается по простыням, но на этот раз времени разглядывать растрепанного Сичэня ему не дают, быстро целуя и выпутывая из рубашки. Лань Хуаню мало касаться того, на что хватает ладоней, и он то и дело мычит от каждого движения. Сам Вэнь Яо выгибается навстречу, ему тоже не хватает прикосновений, и вжаться всем телом, обхватив руками как можно плотнее — единственное решение. Одна из ладоней Лань Сичэня, оглаживавших талию Яо, исчезает, и сквозь тяжелое дыхание слышен шорох сложенного (в прошлом — аккуратно) ханьфу и спустя несколько лихорадочных движений — щелчок крышки флакона. — Ты носишь это с собой? — вскидывает бровь Вэнь Яо, краем глаза замечая знакомый блеск белого нефрита. — Я же сказал, что скучал по тебе, — улыбка Сичэня уже не такая мягкая и примирительная, какую привыкли видеть на Советах Кланов. Эта улыбка принадлежит человеку, осознающему свою силу и власть. Едва уловив смысл слов, Вэнь Яо сглатывает. В голове встает картинка, как первый нефрит клана Лань, не выдержав долгой разлуки, удовлетворяет себя всеми возможными способами. Что ж, увидеть это вживую — еще одно желание на их супружеское будущее. Сам Лань Сичэнь позволял Яо быть сверху не так часто, да и времени экспериментировать особо не было: нервы во время выздоровления двоих раненых то и дело вынуждали искать быстрой разрядки, а не чувственной и долгой ночи. Сейчас же глава клана Лань выглядит так, словно готов в час-два уместить все свои непристойные фантазии, хотя едва дошел до момента открывания баночки с маслом. Яо не отрываясь смотрит, как блестящая жидкость стекает в ладонь Сичэня, как он смазывает пальцы — Небеса, какие же красивые! — и, совсем машинально закрыв баночку и поставив куда-то на пол, снова обращает все свое внимание на жениха. Обнаженного (когда они до конца раздеться успели? Вэнь Яо не помнит) и ни о чем уже не думающего. Одна Гуаньинь знает, как Лань Сичэнь любит заставлять А-Яо забыть о миллионах тревожащих мыслей. Ему удается это на самом высоком уровне. От первого же прикосновения — все еще осторожного, все еще мягкого — Вэнь Яо глотает ртом воздух, вцепившись в простынь. Сознания хватает, только чтобы понять, что Лань Хуань все еще беспокоится о нем, все еще не хочет навредить после целого месяца без подобной близости (хотя что греха таить, не он один в покоях хранит бутылочку с мазью) — и снова задохнуться. Они знают тела друг друга, пусть и не идеально, но достаточно хорошо, чтобы Вэнь Яо взвыл лишь через пару минут, выгнувшись и слепо схватившись за плечи Лань Сичэня. — Д-достаточно, — едва выдавливает юноша, не зная, сложил ли язык вообще связные слова, — Б-быстрее… Рад-ди всего с-святого, я… я с ума сойду… Сичэнь понимает. Между моментами, когда Яо чувствует резкую неприятную пустоту, горячую ладонь на своем бедре, вынуждающую развести ноги шире, сбитое дыхание на подбородке, скуле и, наконец, губах, и еще одним поцелуем, проходит слишком долгое ожидание. Сперва кажется, что в него влили несколько чаш вина. Сичэнь очень, очень горячий, хотя когда Яо только вошел в его комнату, было прохладно, будто кое-кто опять забыл закрыть окно. От этой мысли хочется обнять его и руками, и ногами, чтобы согреть, если вдруг где-то в кончиках пальцев задержались остатки холода. Яо прихватывает зубами язык Сичэня, вспоминая почему-то неловкие объяснения, как играть на флейте сяо. В прошлый раз первый нефрит рассказывал про основы игры на цине, и потом Вэнь Яо долго не мог забыть, как его пальцы водили по струнам, и фантазия скакала от музыки до совершенно не музыки. Когда Лань Хуань начинает двигаться, эти размышления покидают голову. Яо открывает рот, забыв, как дышать, и едва осознает, что ощущения на его щеке и шее — это поцелуи, то мягкие, то глубокие и требовательные. Сичэнь может заставить его оставаться в одном положении, держа за бедра, но предпочитает положить ладони на бока — при желании он бы, наверное, мог обхватить ими талию Вэнь Яо, — и позволить ерзать, дрожать и гнуться в любую сторону. Сичэнь редко говорит в такие моменты. Ему больше нравится целовать все, что встретится на пути, хоть грудь и плечи, хоть пальцы и ладони. Яо этому рад. Он боится не запомнить, не понять или не ответить из-за того, что совершенно ничего сейчас не осознает. — Мне нравится твой голос, — хрип, кажется, совсем не принадлежащий Лань Сичэню, над самым ухом Вэнь Яо. Эта одна фраза устаканивается в голове минуту, а потом простреливает пониманием: он все это время даже не думал быть тише или хотя бы прикусить губу, слишком разгоряченный. Остатков стыда хватает, чтобы покраснеть. Закрыть рот Вэнь Яо не успевает — Сичэнь перехватывает его ладони, сплетает пальцы, двигаясь чуть более неловко из-за того, что не может удерживать партнера на одном месте, но получая возможность беспрепятственно слушать свой «любимый голос». Последнее, что Яо помнит перед тем, как совсем теряет сознание и проваливается в густую дымку — шумное дыхание над ухом, складывающееся в слова, которые он так и не запомнил.***
Лань Сичэнь каким-то образом находит в себе силы перевернуться обратно и уложить Вэнь Яо на себя. Каким бы умопомрачительным ни было их долгожданное воссоединение, раздавить ребра так и не раздавшемуся в плечах юноше он хочет еще меньше, чем встать и приготовить воду для омовения. О воде, как и обо всем остальном, глава клана Лань думает не больше мгновения. У него все еще звезды перед глазами. Свечи уже догорели (или он их машинально потушил, гуль его знает — все, что только что произошло, совсем не сохранилось в доступных уголках разума). Талисман обогрева работает исправно, его даже утром менять не надо будет — обычно он рассчитан на режим Гусу Лань и ослабнет только к пяти утра, но забывчивость Сичэня и факт, что он еще чуть позже повесил новый талисман, теперь дают возможность поспать в тепле подольше. Яо сопит в шею. Вряд ли уснул — сердце под ладонью Лань Хуаня бьется в безумном темпе. Машинально проведя по растрепанным прядям возлюбленного, Сичэнь несколько раз натыкается на совсем спутанные участки. — Давай я тебя расчешу, — тихо, сил на голос нет нисколько. — М-м-м, потом, — отвечает А-Яо, очевидно, тоже не пришедший в себя до конца. Его руки все еще подрагивают, и, боясь случайно больно дернуть волосы, Лань Хуань снова сплетает ладони, поражаясь, какие же они у А-Яо маленькие. Спадают остатки возбуждения. Первому нефриту клана Лань требуется прилично времени, чтобы начать следить за своими мыслями. А мыслей, в свою очередь, много, поскольку никуда не делась ни нынешняя жизнь, ни грядущая. Хочется снизить напряжение и вернуться в момент, когда изможденное тело только-только улеглось на простыни и из последних сил положило на себя второе, не менее размякшее и безвольное. Сейчас, в одной постели с А-Яо, когда все самые сложные махинации позади, беспокоиться о чем-то несущественном кажется кощунством. — Я… — тихо подает голос сам А-Яо, и его встрепанная макушка чуть шевелится на груди Сичэня, только чтобы в итоге юноша уткнулся лбом и замер так. — Я… Хотел насчет свадеб поговорить. Сичэнь не выдерживает и смеется. Свадьбы, конечно, дело серьезное, да и не за горами, но Вэнь Яо совершенно не выглядит как человек, способный составить безупречный план в данный момент. — Прости, — вытерев проступившие от смеха слезы, Лань Сичэнь очень старается взять себя в руки, ибо взгляд А-Яо, все же поднявшего голову, обиженно-укоризненный, — Я знаю, знаю, ты очень серьезно к этому относишься… Просто не ожидал, что ты заговоришь об этом прямо сейчас. Извинения и оправдания принимаются: Вэнь Яо улыбается робко, смотрит потеплевшими глазами и даже освободившейся рукой убирает прядь с лица Лань Хуаня. — Очень хорошо, что глава клана Лань осознает, насколько наше бракосочетание важно продумать и обсудить, — любой другой человек, говоря таким официальным образом, выглядел бы холодно, будто все еще обижается за неуместный смех, но у А-Яо глаза хитро щурятся и улыбка с губ не сходит, да и тон похож больше на флирт, — Не говоря уже о том, что также сочетаться браком будут наследник Баошань Саньжэнь и второй нефрит клана Лань. Эти два события непременно станут предметом обсуждения на долгие годы, а значит, должны соответствовать и статусу новобрачных, и собственной значимости. Между строк читается очень многое. Мужчины вступают в брак редко. Это не запрещено законом, и подобные пары не преследуются всерьез, но даже когда император взял в наложники прекрасного Лунъяна, а Сяоай-ди и Дун Сянь в целом дали определение подобным отношениям*, они не получили уж слишком большого распространения. Вэнь Цин сама выходит замуж за Цзян Ваньиня, свадьба Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня планируется примерно на этот же период. Но вряд ли даже бракосочетание Верховной Заклинательницы со своим нареченным и то, что планирует организовать один из самых богатых и известных страстью к роскоши кланов, привлечет столько же внимания, сколько просто… брак двух мужчин. — Глава клана Лань чем-то обеспокоен, — замечает А-Яо, проведя пальцем, разглаживая морщинку между бровей Лань Сичэня, — есть ли что-то, что Вэнь Яо должен знать перед тем, как перейти непосредственно к организации торжества? Лань Хуань меньше всего хочет делиться с и без того измотанным женихом своими тревогами. У них обоих достаточно высокий статус, чтобы разговоров было не больше, чем после взятия теми же императорами в свой гарем юношей, да и пустить слухи о том, что глава клана Лань взял, как положено, наложницу и способен обзавестись детьми, не так уж сложно. А уж бездомных или сирот, которым потребуются приемные родители, отыскать и того проще. А-Яо уже делился планами на этот счет. Нашел в Цишане девушку, что никак не может выйти замуж за неугодного родителям, но любимого человека, договорился с Не Хуайсаном, чтобы бедолага был загримирован лучшим образом под первого нефрита, приготовил письмо с предложением сделать девушку второй госпожой великого клана… Если подумать о том, насколько сложно до всего этого додуматься (а половина плана уже активно приводится в исполнение), уже проще поверить, что Вэнь Цин и Вэнь Яо умудрились свергнуть прежнего главу клана Вэнь за полтора года подготовки и три месяца битв, обойдясь малой кровью со стороны обеих армий. А-Яо достаточно умен, чтобы Сичэнь перестал беспокоиться. Вэнь Цин укрепилась в своей позиции, и если один из гениальнейших стратегов их поколения покинет Цишань, переписки по поводу насущных вопросов будет достаточно, чтобы она с младшими братьями и мужем независимо от расстояния поддерживала благополучие кланов. — Нет, — качает головой Сичэнь и старается придать лицу спокойствия, — ничего. Скорее, об этом нужно будет спрашивать Вэй Ина, когда будет организация свадьбы его шицзэ — он ведь за нее волнуется едва ли не больше, чем за свою собственную. Вэнь Яо с улыбкой вздыхает. Да, в этом случае ему оставят разве что самую муторную часть работы, на которую Вэй Усяню не хватит усидчивости. И то не факт, учитывая, сколько он обычно сидит за своими изобретениями, не вставая, даже чтобы размять спину. — Но… — игривый огонек без всяких свечей мелькает в глазах первого нефрита клана Лань, и рука, неожиданно вновь оказавшаяся на спине Яо, спускается ниже, — этот глава подумывает, где бы найти силы, чтобы не спать еще немного. И кажется, вопрос уже снят. Яо не успевает притворно возмутиться — его притягивают недвусмысленно и напористо, заставляя почти сесть верхом на бедра Лань Сичэня.***
— Кстати… — главе клана Лань трудно отдышаться. Ночь за окном уже глубокая, и его после столь вопиющего нарушения режима клонит в сон. — А почему ты решил обсудить вопрос свадеб сейчас? И… Мы так это и не сделали… — в голосе проскальзывают кокетливые нотки, — А-Яо, в Облачных Глубинах ложь запрещена! Вэнь Яо, пристыженно застонав, прячет лицо на груди Сичэня. Закрыть горящие щеки руками не получается — они как лежали на плечах первого нефрита, так и лежат неподъемные.***
На следующее утро густо краснеет уже сам Лань Сичэнь, найдя под дверью записку:Талисман глушения слабее талисмана обогрева. Круговорот тепловой энергии не дал ему работать в полную силу. Это на случай, если утром от вас будет шарахаться охрана.
***