Алмазная пыль

С утра Джотаро арендовал машину, чтобы выехать за пределы Морио и поискать обладателя станда, который скрылся от них в прошлый раз. Надо будет связаться с Фондом и сообщить, что поиски не удались. Джотаро проездил полдня, но обладателя станда так и не нашел. Зато Джоске ещё вчера зацепился за фразу: «Я арендую машину». Он полушутливо попросил заехать за ним после школы, если Джотаро к тому времени закончит дела и сможет пересечься с ним. Джотаро смог с ним пересечься. Школьницы, в тесной компании которых он застал Джоске, тоже смогли. Кажется, это те самые, на которых он прикрикнул тогда, в его первую встречу с Джоске. Кто бы мог подумать, что теперь они будут раздражать его совсем по-другому. Это раздражение острое, но тихое, как тлеющий уголёк. Джотаро сидит в машине, остановленной недалеко от школы — вообще-то, здесь нельзя останавливаться, — и наблюдает за Джоске. Одна девчонка мило воркует, пытаясь привлечь его внимание, другая едва не виснет у него на руке, третья держится впереди всех и зыркает на вторую. Комедия. Джоске неловко смеется и оглядывается по сторонам. Он не знает, какую машину ждать. Джотаро должен бы выйти и позвать его. Должен, но он сидит за рулем и спрашивает себя, почему Джоске в компании девушек — это для него комедия. Парень должен наслаждаться вниманием ровесниц, должен думать о том, какую ему больше хочется закадрить: это естественно. Парень не должен ждать, когда мужчина на двенадцать лет старше заедет за ним и отвезет на обед. Но чего ждать от Джоске и его возвышенности, если и Джотаро никогда не думал о том, кого хочет закадрить? Он благодарен жене за то, что когда-то она задумалась об этом первой. Очень смешно. Формально женатый мужчина ревнует школьника к ровесницам, а школьник даже не в курсе, что дал повод для ревности. Джотаро хочет, чтобы девушки отвяли — не понаслышке знает, какими они могут быть назойливыми, — но думает: может, оставить их так, вчетвером? Уехать? Джоске сказал, что подождет его немного после уроков. Если получится подъехать — круто. Нет — значит, нет. Он пялится на них так долго, что Джоске сам замечает его за лобовым стеклом и машет рукой. Джотаро ничего не остается, кроме как выйти из машины. При виде него школьницы оживляются по новой. — Ой, это же Вы! Вы, крутой приятель Джоске! — Да-да, — вставляет Джоске, пока Джотаро не начал рычать, — раз мой деловой партнер уже здесь, не смею его задерживать! И вас тоже, дамы. — Какая ты важная птица. — Одна из девчонок фыркает. — Уж расскажи потом про свои дела! — Непременно! Джоске прощается с девчонками и почти уводит Джотаро к машине. — «Деловой» партнер? — спрашивает Джотаро, когда за ними закрываются дверцы. — Если бы я сказал просто «мой партнер», они бы не поняли. А если бы с-сказал «мой парень», не засмеялись бы. Джоске едва не давится своей шуткой. — Потому что несмешно? — Ага, — чересчур довольно отвечает он: наверняка заметил, как Джотаро нахмурился, когда увидел его с девчонками. Когда пальцы Джоске игриво пляшут по его колену, он хмурится ещё сильнее. Ужасно то, что Джотаро ревнует его к нормальной жизни. *** Зря Джоске выбрал кафе Deux Magots. Забыл, что у них новая официантка, которая положила глаз на Джотаро. Он думал, в прошлый раз ему показалось. В этот раз он взвинтился из-за того, что официантка была уж слишком любезна с Джотаро, долго обсуждала с ним меню и так же долго записывала их скромный заказ, лишь бы подольше задержатся у столика. Кажется, она студентка. Стройная фигурка, хорошенькое личико. Когда она уходит летящей походкой, Джотаро провожает её взглядом и ухмыляется. — Нравится женское внимание? — подкалывает его Джоске. — Просто она кокетничает так же неумело, как и ты. — Что?! Ему отвечают той же ухмылкой, и Джоске возмущенно надувает щеки. Когда возмущение отнимает слишком много сил, он кладет голову на руки. Джотаро рассказывает о неудачной охоте на обладателя станда, для наглядности изображает что-то жестом, и отчего-то Джоске не может отвести взгляд от его безымянного пальца. Иногда ему чудилось, что на нем просто обязано быть кольцо, или что оно было там когда-то. По Джотаро видно: у него сложный характер, но некоторых женщин, очевидно, привлекали сложности. Джоске вообще не уверен, что Джотаро думает о женщинах, о мужчинах — они не говорили об этом, — есть ли у него типаж, и вписывается ли в него Джоске. Это напрягало ещё больше. С виду Джотаро — состоявшийся человек, и казалось, что у него могло быть всё: семья, дети, работа мечты, солидные капиталы, да хоть своя вилла и яхта. Если бы Джотаро стремился к этой идиллии, то непременно бы её заполучил. Вместо этого он изучает морских звёзд в городишке, о котором ничего не слышал пару месяцев назад, и проводит время в компании школьника, который ничего не может ему предложить. Джоске заикнулся об этом только раз. Джотаро выслушал его неловкий монолог, а потом сказал: «Мне хорошо с тобой. Вот и всё». Джоске тоже хорошо с ним, но он знает, что его представления о хорошем сильно отличаются от общепринятых. Хорошо, когда его племянник сдерживается, чтобы не искусать его шею за закрытыми дверями номера, и целует невесомо, бесследно. Хорошо, когда он наизусть заучивает длинное название любимого молочного коктейля Джоске и угощает его сам, без намеков. Хорошо, когда его шуткам и надутым щекам Джотаро ухмыляется шире, чем всему остальному. Официантка возвращается с их заказом, и Джоске вдруг улыбается ей: просто потому, что она — другой человек, и у неё другие представления о хорошем. Ей наверняка хорошо, когда всё течет обычно и естественно: когда мужчины обращают на неё внимание, когда однокурсники принимают её за душу компании, когда клиенты на работе не грубят и оставляют чаевые. Официантка улыбается Джоске в ответ. Она улыбается снова, когда через сорок минут они просят счёт, приносит его и уходит. Джотаро раскрывает счёт и замечает, что внутри лежит не только чек. — О. Она тебе номер оставила. — Смеетесь? Это явно для Вас. — Смеешься? — спрашивает Джотаро с той же интонацией, и да, Джоске едва не смеется вслух. Джотаро кладет в счёт деньги и возвращает его вместе с бумажкой, на которой написан номер телефона. Официантка расстроится, но так будет лучше для всех. Она — другая, и хороша этим: хороша тем, что ожидает от всех естественности, а не противоестественности. Пускай каждый останется при своем.