Алмазная пыль

Джоске плотно прижимает телефонную трубку к щеке и боится, что дышит слишком громко, слишком подозрительно. Он уже три раза повторял про себя отговорку, объяснение, ответы на возможные вопросы, и повторяет их снова, уже вслух. Мама допытывается не так рьяно, как он ожидал. Когда она прощается, Джоске не сразу кладет трубку: гудки противно режут слух. Эхо его вранья. Он спросил, можно ли остаться у Джотаро в номере на ночь. Завтра ведь выходной, и Джотаро попросил рано утром пойти с ним на пляж, помочь с материалом для диссертации — не бесплатно, конечно же, а ещё Джоске ждут роскошный завтрак и обед в номере отеля. «Мам, ну пожалуйста. Такое счастье привалило». Мама согласилась на удивление легко: только на пару секунд попросила Джотаро подойти к телефону, чтобы он подтвердил слова Джоске, и попросила не слишком его баловать. Джотаро вежливо ответил, что у него не забалуешь. Как же. Джоске напряжен: их разговор заевшей пластинкой крутится у него в голове. Чего он так взвинтился из-за маленькой лжи? Наверное, это значит, что он хороший сын. Да и не сказать, чтобы он соврал. Джоске ведь не уточнял, где именно он будет спать, и чем они с Джотаро будут заниматься. Они ещё ничем не занимались, кроме поцелуев, объятий и поглаживаний. Пару раз Джоске уже оставался у Джотаро на ночь, но тогда он ни о чем таком и не думал. Тогда всё было ясно с самого начала: они будут спать в разных комнатах и заниматься очень важным делом — сном. Теперь ему ничего неясно, и всё для него вновинку. Джотаро предложил остаться, и Джоске, конечно, согласился. До него не сразу дошло, что это может означать. Он спиной ощущает чужое присутствие, и Джотаро мягко кладет руку ему на плечо: услышал, что Джоске уже договорил по телефону. — Блин, н-надо было взять пижаму, — говорит Джоске, — зубную щетку. И что-нибудь для... — Ты не переезжаешь ко мне, а остаешься на ночь, — поправляет Джотаро. — Я приготовил тебе запасную щетку. — П-правда? А что насчёт пижамы? — Могу одолжить свою футболку. — Стоп, Вы... носите футболки? Серьёзно? — Если не устраивает, можешь спать голым. Джоске всё ещё не понимает, на что подписался, и ком встает у него в горле. Один выбор лучше другого: спать в футболке Джотаро или голышом. Сходить с ума от запаха или оттого, что к его коже прижимается чужая кожа — без разницы. Джотаро всё равно к нему прижмется. Джоске уже сомневается, что сегодня ему удастся заснуть. Он никогда ни с кем не спал в одной кровати, если не считать случаи из раннего детства, когда мама или дедушка брали его к себе. Джоске не спал в одной кровати ни с кем, кроме семьи, но Джотаро — тоже его семья. От этого светлое воспоминание о маминых колыбельных и дедушкиных объятиях, гонящих прочь все кошмары, пятнается чернотой. — Иди чистить зубы. Он бессознательно кивает и слушается, идет в ванную. Джотаро правда купил ему зубную щетку. Не первую попавшуюся схватил: она компактная, фиолетового цвета, удобно ложится в руку. Джоске сказали, что он не переезжает, но именно так ему кажется, когда он стоит у зеркала и водит щеткой по зубам; когда он залезает в душ и дольше обычного смывает лак с волос, тщательнее обычного втирает мыло в кожу, обмывается с ног до головы. Оттягивает момент. Он выходит из душа в одних боксерах, плетется в спальню. На краю кровати для него всё-таки оставили футболку. Джотаро лежит в кровати полуголый (не голый, правда же?) и читает книгу при свете лампы. Он замечает, что Джоске долго и нерешительно стоит у кровати, и поднимает на него взгляд. — Не хочешь спать слева? — Нет-нет, всё нормально! Он всё ещё не уверен, в каком смысле Джотаро употребляет слово «спать». Джоске воровато хватает футболку, тут же набрасывает на себя и немного тонет в ней. Она велика на размер-другой, и это просто жесть. А Джоске ещё себя считал крупным парнем. Он и был, пожалуй, самым крупным и высоким среди своих знакомых, пока не встретил Джотаро. Его же не раздавят, а? Джоске робко оттягивает одеяло и заползает под него, пристраивается на самом крае кровати. Кажется, Джотаро в белье. Не то, чтобы его нельзя снять. — А я думал, Вы обычно в п-пижаме спите... — Когда как. Подумал, в ней жарко будет, раз ты сегодня спишь со мной. — Джотаро убирает книгу и выключает свет. — Если тебе неудобно, могу надеть её. — Да н-нет, не надо. И правда жарко будет... Джотаро ничего не отвечает, комната погружается во мрак, и Джоске думает: ну всё. Разговоры кончились, сейчас начнутся активные боевые действия. Джотаро долго смотрит на него, съежившегося на краю кровати, а потом поудобнее устраивается на своей подушке. Вторую, наверное, заранее выпросил у горничной. — Спокойной ночи, Джоске. — Спокойной... н-ночи. Лежать съеженным и правда неудобно. Активных боевых действий не последовало, защищаться не от кого. Джоске будто ждал бомбардировки, а её отменили в последнюю секунду. — Погодите, — он поворачивается лицом к Джотаро, — а почему Вы ко мне не пристаете? — А надо? — Я думал, люди за этим остаются друг у друга на ночь. — Ты пересмотрел фильмов для взрослых. — Джотаро усмехается. — Иногда — да. А иногда люди просто лежат рядом и спят. — Интересно, конечно... — Я надавил на тебя? — Нет! Я сам захотел, просто... — Он сглатывает. — Непривычно. — Скажи, чего ты хочешь. Вместо ответа Джоске шумно выдыхает и пытается найти под покрывалом плечо Джотаро. Оно голое, горячее. Пальцы натыкаются на бицепс и скользят выше. Джоске смелеет: хватает Джотаро под руку и двигается ближе. — Джоске, твои волосы... — Джотаро отплевывается от них. — Простите! — Он двигается чуть ниже, подальше от лица Джотаро. — Ай, Ваша нога... — Что с ней? — У Вас лодыжка острая. — Как лодыжка может быть острой? — Короче, держите её от меня подальше, и все будут целы! Джотаро не издает ни звука, но Джоске чувствует, как его грудь вздымается от смеха. — Только залез в чужую постель, а уже раскомандовался, — по-доброму говорит он. — Извините!.. Говорю же, непривычно. — Не переживай. — Его целуют в макушку. Лодыжку Джотаро всё-таки убрал. Насквозь не проткнет. — Очень смешно. — Джоске цокает языком. — Ладно, обещаю не душить Вас волосами... — Договорились. — Вообще, я самое главное забыл спросить: есть что-то, о чем мне надо знать? Вы храпите? Пинаетесь во сне? Стаскиваете всё покрывало на себя? Просыпаетесь в семь утра без будильника? Джотаро пожимает плечами. — Да нет. А ты? — Не знаю. Вроде я тоже без особенностей. Я никогда ни с кем не спал. — Он осознает, что сказал. — В смысле, вот так. И не вот так тоже, вообще никак не... — Я понял. Здорово. Он выдыхает, и пальцы Джотаро легонько гладят его спину. Когда Джоске схватил его за плечо и придвинулся так близко, что перепились их ноги, прильнул всем телом, то подумал: сейчас сам невольно спровоцирует себя и его на то, к чему не готов; но если в нем и встрепенулось желание, то лишь на пару секунд. Не то, чтобы Джоске так уж боялся осуществить свои желания, но ему понадобилось время, чтобы вообще развести Джотаро хоть на какую-то близость. Потом он почувствовал себя виноватым за то, что теперь Джотаро чувствовал себя виноватым, и так — раз за разом. Этот цикл сглаживало лишь время и заверения Джоске, что всё нормально, он сам захотел, он не маленький, это его осознанный выбор — такой же, какой сделал Джотаро. (Об ужасе этого выбора вспоминали всё реже. Не здесь, не в темноте, которая поглощает любое сходство и родство, заставляет всё кругом терять очертания. Реальность сливается со сном, предметы — друг с другом. Стираются контуры тел). — Если Вы соврали про храп или покрывало, пеняйте на себя, — бормочет Джоске. Он пытается разглядеть лицо Джотаро во мраке, но едва что-то видит, и закрывает глаза. — Хорошо. Спи, Джоске. Он долго не может заснуть. Теперь кажется, что это Джотаро изучает его в темноте — он застыл и не смеет двинуться, как и Джоске. Наверное, он прав. Иногда можно просто лежать рядом, ни на что не смотреть, и даже... спать. Их обязательно настигнет сон. Спокойствие. Круговые движения на коже и тепло. Никакой волнительной дрожи. Всё это уютно и знакомо, правильно, даже спланировано. Остается только закрыть глаза. Джотаро тоже наверняка закрыл глаза, когда понял: смотреть тут не на что. Они узнавали друг друга в темноте задолго до того, как впервые легли в одну постель.