Золотой: Месть Мидаса

С того рокового вечера, когда Грёза убила Мидаса, прошло четырнадцать лет. Многое изменилось: Грёза должна была стать главой Агентства как заместитель Мидаса, но, узнав о беременности, передала свою должность Бруту. За три года, в течение которых Грёза находилась в декрете, Брут постепенно и целенаправленно разрушал Агентство изнутри, пока то не распалось на две фракции: «Тень», главой которой стал сам Брут, и «Призрак» — слабое и беззубое наследие Агентства, ставшее, по сути, просто куском мяса, брошенного Грёзе затем, чтобы она не поднимала бучу против Брута. Вопреки ожиданиям Скай, абсолютно все бывшие шпионы Агентства последовали за Брутом, что создало ощутимое напряжение между главами фракций. Хрупкий мир держался только на тайне, которую хранили Грёза и Брут и которая могла уничтожить их обоих, стань она достоянием общественности. Не проходило и дня, когда бы Грёза не вспоминала о произошедшем. Образы прошлого преследовали её, лежали тяжёлым грузом на душе, но она скрывала ото всех свои чувства, потому что теперь в её жизни было кое-что более важное, чем всё остальное — её сын. Ни одна живая душа, в том числе и он, не должны были знать, что случилось на самом деле в тот вечер, но внезапно что-то пошло не так. Которую неделю Артемиса мучали кошмары. Грёза перебралась из своей спальни в гостевую комнату, располагавшуюся рядом с комнатой сына, чтобы оказаться поблизости, когда ему снова приснится кошмар. К счастью, в последние несколько дней всё было спокойно, и Грёза понадеялась, что всё прошло, но в очередную ночь её пробудил истошный крик. Женщина выскочила из-под одеяла и босиком бросилась в спальню сына. Она обнаружила его на полу, бьющимся в припадке и страшно воющим из-за спазма гортани. Грёза упала рядом с мальчиком на колени и, взяв его на руки, крепко прижала к себе. — Артемис, очнись! Артемис! — повторяла она, гладя сына по волосам и раскачиваясь вперёд-назад. — Ну же, приди в себя, это сон, просто сон, мой хороший. Женщина ощутила, что напряжение мышц постепенно сходит на нет, вскоре Артемис перестал кричать и расслабился. — Мама? — произнёс он одними губами, открывая заплывшие глубокими тенями глаза. — Я больше не могу. — Это пройдёт, вот увидишь, скоро пройдёт. — Не пройдёт, — прошептал мальчик и глубоко вдохнул, скривив личико от боли в груди, — пока я не сделаю то, что он хочет. — О ком ты говоришь? — недоумённо спросила Грёза, растирая холодные ноги мальчика ладонями. — Золотой скелет в короне. Он всё шептал, а сегодня явился во плоти и потребовал вернуть его к жизни. — Золотой… скелет? — повторила Грёза осипшим от ужаса голосом. — Его убили последователи. Обезглавили. Но он не может умереть. Я должен найти его на дне озера у руин белого замка и оживить. Грёза поднялась на ноги и положила сына на кровать. Она накрыла его одеялом и отвернулась, чтобы Артемис не видел её испуганных глаз и слёз, текущих из них. — Попытайся снова уснуть, — сказала она дрожащим голосом. — Скоро всё закончится, я позабочусь об этом. — У него шрам на правой глазнице, — произнёс Артемис, зевая. — Посмотри в зеркало, говорил он, ты — тот самый… Мальчик прикрыл глаза и тут же задремал. Грёза сжала его руку и понадеялась, что сегодня он больше не увидит снов. Лишь утром Грёза смогла дозвониться до Брута по каналу связи, выделенному для особых случаев, касающихся только их двоих. Она сообщила о ночном кошмаре Артемиса во всех подробностях и ждала ответа. — Он именно так и сказал? — спросил Брут. Голос его звучал устало и раздражённо. — Я больше склоняюсь к тому, что у твоего пацана разыгралось воображение, но при этом допускаю, что Мидас действительно бессмертен. — Артемис даже шрам упомянул, — вполголоса произнесла Грёза, закрывая рот и микрофон рукой, чтобы сын не слышал её из соседней комнаты. — Это не совпадение, Брут, он не умер. — Положим. И что дальше? — Мы должны достать тело Мидаса на поверхность и вернуть его к жизни. — Ни в коем случае, Грёза! Выброси из головы эту чушь. — Мой сын сходит с ума от терзающих его кошмаров! Спит по два часа в сутки, теряет сознание, поднявшись по лестнице на второй этаж! — произнесла Грёза громким шепотом. — Я обязана что-то сделать, чтобы это прекратилось. — Ты хоть представляешь, что нас ждёт, если Мидас восстанет из мёртвых? Это хуже, чем запуск Машины Судного Дня, хуже всего, что может быть. — Я должна позволить Артемису погибнуть? — Не драматизируй, просто отведи его к психоаналитику. — Психоаналитику? — зашипела Грёза и ударила кулаком о стену так сильно, что заныли костяшки. — Психоаналитик изгонит дух моего бывшего из снов Артемиса? Каким образом, интересно узнать? Антидепрессантами? Препаратами лития? Или, может, электросудорожной терапией? — Я понимаю твою тревогу, Грёза, хоть у меня и нет своих детей. Но рисковать миром, который мы уже однажды спасли, я не буду. Брут отключился, оставив Грёзу наедине с короткими гудками. Женщина сжала телефон и, замахнувшись, треснула им по столешнице, расколошматив трубку в дребезги. Она глубоко и протяжно вздохнула, успокаиваясь, а затем отшвырнула разбитый телефон. Необходимое снаряжение Грёза позаимствовала со склада на Акуле, чтобы не светиться там, где её могли увидеть шпионы Брута и сообщить ему о намерениях Грёзы. Глава «Призрака» взяла самую обычную лодку и, выйдя на воду поздним вечером, поплыла в сторону заброшенного главного штаба Агентства. До самого острова, на котором стоял штаб, она не стала добираться, оставив лодку в нескольких километрах от места впадения реки в озеро, а проплыла под водой непосредственно к проходу, ведущему в секретную лабораторию. Четырнадцать лет назад они с Брутом заварили его, так что теперь Грёзе пришлось повозится с горелкой, работающей под водой, чтобы выпилить отверстие в стальной двери, закрывавшей вход. Оставив позади шлюз, Грёза проплыла вдоль коридора и остановилась у открытой двери, ведущей в кабинет Мидаса. Она направила луч фонаря внутрь и осмотрелась. Поток воды, ворвавшийся сюда во время затопления, опрокинул золотые фигуры и перевернул рабочий стол, нетронутой осталась только Хризантема, стоявшая в застеклённом шкафу. Грёза присмотрелась и заметила, что шкаф был совершенно герметичен. Благодаря этому золотая статуя осталась безупречной, тогда как другие за прошедшие года покрылись тиной и водорослями. Грёза спустилась в лабораторию, держась за перила. Цветущая вода придавала проржавевшей до основания технике тягостную мрачность: всё было покрыто зеленью, но зелень эта была признаком безжизненности. Машина Судного Дня возвышалась в центре зала гнетущей, но ныне совершенно бесполезной грудой металла. И было только одно яркое пятно в этом тёмном царстве, отражавшее лучи фонаря — тело Мидаса. К удивлению Грёзы, оно было нетронуто водорослями, как и Хризантема, но причина этого феномена оставалась для Скай загадкой. Женщина подплыла к телу и обвязала его под мышками тросом, который тянулся до выхода из лаборатории и шёл на поверхность к механизму, сматывающему его после подачи сигнала с пульта управления — на собственном горбу Грёза ни за что не вытащила бы Мидаса на сушу. Отыскав неподалёку отсечённую голову, Грёза осторожно подняла её и вложила в сетчатую сумку на поясе, чтобы не занимать руки. Женщина проверила, хорошо ли закреплён трос, и послала с пульта сигнал. К счастью, он прошёл без проблем, и Грёза спокойно поплыла к выходу, сопровождая подтягиваемое тросом тело и самостоятельно перетаскивая его через препятствия там, где иного пути не было. Когда Скай вытащила Мидаса на сушу, было около часа ночи. Полная луна заливала ледяным светом руины Агентства, давая Грёзе возможность передвигаться незаметно, не подсвечивая себе путь фонарём. Она погрузила туловище на низкую каталку, отвезла его внутрь здания и вывалила на пол в зале для совещаний на первом этаже — это была единственная комната, в которой сохранились все четыре стены и потолок, способные защитить от лишних глаз. Грёза достала из сетки голову и с трудом поборола желание выплеснуть на пол и без того скромный обед. Пусть останки Мидаса нисколько не изменились благодаря позолоте, сама сложившаяся ситуация вызывала у Грёзы беспокойство и тошноту. Однако от неё требовалась решительность, потому Скай положила голову рядом с телом на полагающееся ей место и стала ждать, что произойдёт. Снаружи усиливался ветер, он шумел листвой и нагонял тоску. Где-то под окном трещал сверчок, но больше ничего не происходило: голова так и оставалась отделённой от шеи. Грёза хлопнула себя по лбу ладонью и сняла с пояса горелку. «Если уж это не поможет, распилю его на мелкие кусочки», — подумала она и, нагнувшись над телом, стала осторожно спаивать части тела по краю. Когда с этим было покончено, Грёза повесила горелку на пояс и вытерла пот со лба. Её напряжённый взгляд был устремлён на лицо Мидаса, но оно по-прежнему оставалось неподвижным, замершим в момент, когда он был решительно настроен уничтожить мир, но погиб от руки возлюбленной. — О чём я только думала? — произнесла вслух Грёза и вздохнула. Она запрокинула голову и зажмурила глаза, выгоняя влагу из слёзных канальцев. — Обо мне, вестимо, — раздался хриплый голос. Холодная рука схватила Грёзу за горло и крепко сжала, не позволяя сделать вдох. Мидас с трудом поднялся, опираясь на вторую руку, и сел, подогнув под себя ногу. Он повернул голову Грёзы лицом к холодному лунному свету и стал с любопытством разглядывать женщину. — Как же ты постарела… И где твои локоны? Эта мальчишеская стрижка тебе совсем не идёт. Он огляделся вокруг, отмечая заброшенность и пустоту, и его лицо сделалось таким растерянным, как никогда прежде. — Что случилось с моей базой? Мидас поднялся на ноги, увлекая за собой спотыкающуюся на ходу Грёзу. Он прошёл в центральный зал и взглянул на разрушенные стены и своды, опрокинутые колонны и разобранный на металл монумент. — Я спрашиваю, какого хера здесь произошло? — повторил он, поднимая беспомощную и измождённую погружением Грёзу над полом. — Агентство распалось на… две фракции, — хрипло и с паузами для вдоха произнесла Грёза. — Штаб перенесли… а это здание… запустили. Чтобы не нашли… лабораторию. — И кто же управляет образовавшимися фракциями? — Брут и я. — Брут?! — рассвирепев, закричал Мидас. — Этот… Мужчина отвёл руку, которой держал Грёзу за шею, будто та была пушинкой, а затем с широкого замаха приложил её головой о единственную уцелевшую колонну. Грёза ахнула и зажмурилась от боли. — Идиотка! — орал он, снова и снова колотя женщину о колонну. Грёза успела закрыть голову рукой перед этим всплеском ярости, но ей всё равно сильно доставалось. — Отпусти немедленно, — крикнула она, пнув Мидаса ногой в живот, — или я… — И что же ты сделаешь? — с издевкой спросил Мидас, встряхнув Грёзу. Скай направила горелку в лицо Мидасу и коснулась дрожащим пальцем к кнопке включения. — Выжгу тебе второй глаз. — Ладно, — мгновенно сменившимся тоном ответил Мидас, медленно опуская Грёзу на пол. — Ты женщина опасная и решительная, я сдаюсь. Грёза отошла от него и прокашлялась, снимая напряжение с голосовых связок. — Ещё новости, о которых я должен знать? — спросил Мидас, потирая ладонью новый шрам, который обхватывал его шею уродливой мелкобугристой лентой. — У тебя есть сын. Путь до особняка Грёза и Мидас держали молча: Мидас работал вёслами, а Грёза держала руку на горелке, готовая в любой момент применить её как единственное работающее против Мидаса оружие, имевшееся под рукой. Плыли долго из-за необходимости делать большой крюк, а затем шли пешком от причала около двадцати минут и потому оказались дома лишь к рассвету. — Я вернулась, Артемис, выйди, пожалуйста, ко мне в холл! — Как живётся в моём особняке? — поинтересовался Мидас, осматриваясь. — О, ты сделала ремонт на веранде, выглядит уютно. Грёза смерила мужчину колким взглядом и, поднявшись на несколько ступенек по мраморной лестнице, снова позвала сына. — Ты считаешь, что знакомство твоего ребёнка со мной — адекватное решение? — задал вопрос Мидас. Он стряхнул невидимую пыль с совершенно не испортившегося благодаря всё той же позолоте чёрного костюма, и засунул руки в карманы брюк. Из глубины дома раздался телефонный звонок. Грёза замерла, вслушиваясь, и после повторного звонка посмотрела на Мидаса с нескрываемой тревогой. — Я разбила телефон, по которому связывалась с Брутом. Он не должен работать, но я слышу его. Грёза сорвалась с места и побежала на второй этаж. Мидас направился следом, шагая через ступеньку. Он нашёл её в комнате, явно принадлежавшей парню-подростку, но самого хозяина комнаты в ней не было. Грёза держала совершенно целый — очевидно, другой — телефон у уха и слушала обращённую к ней речь. — Я спросила, где мой сын, подонок! — процедила она сквозь зубы. — Не смей ставить мне условия. Ты сошёл с ума, Брут, — сказала Грёза и, обернувшись, уставилась на Мидаса. — Если ты думаешь, что это так просто… алло… Алло! Грёза взглянула на телефон и, скривив лицо в гневе, бросила его на кровать. — И чего он хочет? — полюбопытствовал Мидас. — Чтобы я посадила тебя в камеру для особо опасных заключённых на неопределённо долгий срок, — ответила Грёза. — И я сделаю это, раз другого выбора не дано. — Никуда я не сяду ради мифического сына, которого я даже не видел, — усмехнулся мужчина. — Откуда мне знать, что он мой? — Глаза подними, — рявкнула Грёза и, схватив с полочки над столом фоторамку, протянула её Мидасу. — Разве это не моё детское фото? — Ты не видишь, что у твоего сына синие глаза? Мидас обратил на Грёзу ласково-насмешливый взгляд и улыбнулся. — Скайли, солнце моё, в действительности у меня как раз-таки синие глаза, как у моей матери. — Он вздохнул, разглядывая фото катающегося на качелях ребёнка. — Надо же, действительно похож. Грёза с осуждением покачала головой и вышла из спальни. Она направилась на кухню, чтобы позавтракать и набраться сил, но кусок в горло не лез, и потому Грёза сделала лишь чашку чёрного кофе. Пришедший следом Мидас забрал её кофе и сел за обеденный стол, как ни в чём не бывало. Женщина угрюмо промолчала и налила себе новую порцию. Сделав несколько глотков, Грёза задумчиво хмыкнула. — У меня есть план, но ты должен поделиться со мной своей способностью, — неожиданно сказала она. Мидас вскинул брови и фыркнул. — Да ты рехнулась, любимая! Видать, сильно я тебя приложил головой… Как же я это сделаю? Если знаешь способ, расскажи. Грёза насупилась и подчёркнуто осторожно отставила в сторону чашку. — То есть ты, неуязвимый кусок нестареющего… — Не надо оскорблять меня, родная, — попросил Мидас, смакуя кофе. — … можешь превращать всё вокруг в золото, но не способен разделить с кем-то свой дар? — Ты допускаешь ошибку, называя это даром. Моя способность ничто иное как проклятие, которое я вынужден нести из-за своей жадности. Мужчина тяжело вздохнул и взглянул на кофейную гущу. — Вероятно, мне пора поведать кому-то свою историю. А кандидата лучшего, чем ты, я вряд ли найду. Но прежде надо выпить. — Куда ты собрался? — спросила Грёза, провожая взглядом выходящего из кухни Мидаса, но он не удостоил её ответом, вынудив последовать за собой. Они спустились по узкой дубовой лестнице в подвальное помещение и прошли в дальнюю его часть под арку. Мидас в потёмках нащупал в привычном месте выключатель и щёлкнул им, но ничего не произошло. — Лампочка перегорела, — пояснила Грёза и включила фонарь, который так и висел у неё на поясе ещё с ночи. В его луче показались сотни пыльных бутылок с винами и винными напитками. — Мне надоело её менять, всё равно не спускаюсь сюда. Мидас подошёл к одному из сервантов и взял бутылку из тёмно-зелёного стекла. Он подозвал Грёзу, чтобы она посветила ему на этикетку, и удовлетворённо хмыкнул, найдя данный экземпляр подходящим, затем откупорил вино и отпил с горла. — Рассказывай, что хотел, у меня мало времени, — сказала Скай. Мидас предложил выпить и ей, но она отказалась. — Мне тогда было лет двадцать или двадцать пять, точно не помню, — начал он, задумчиво глядя в пол. — Я был полон грёз и самоуверенности, желал изменить мир, но о том, что станет с ним после, не задумывался. У родителей денег не брал, сам заработал, занимаясь перекупкой антиквариата и прочей древней рухляди. Однажды ко мне попал странный золочёный скипетр. Не было известно ни из какой страны он прибыл, ни кто были его прежние хозяева — словом, загадка. Я забрал его домой, чтобы изучить, и с того дня еженощно видел странный сон: одинокий холм, на котором стоит золотой замок, и чей-то голос зовёт меня туда. — Мидас прервал рассказ и залпом допил вино, Грёза нахмурилась. — Там жил Оро, бог роскоши, как он мне представился. Золотой скелет с тем самым скипетром в руках, он соблазнял меня невероятным даром, который навсегда изменит мою жизнь и воплотит мои желания в явь. — Значит, этот золотой скелет не ты? — спросила Грёза с сомнением. — Конечно, нет, — ответил Мидас и насторожился: — Ты видела его? — Артемис видел. Так я и узнала, что тебя можно вернуть к жизни. — Гадство, — выругался Мидас и потянулся было к новой бутылке вина, но Грёза остановила его, взяв за руку. Он посмотрел ей в глаза и вздохнул. — Он знает, что только я могу осуществить его план. — Какой план? — Дослушай… Я согласился, не поинтересовавшись даже, что потребует Оро взамен — я был ослеплён умопомрачительной силой. Какое-то время всё было замечательно: я основал Агентство, создал обширную шпионскую сеть, поддерживал хлипкий мир на этом чёртовом материке… Чёрт, да я чувствовал себя богом, делал всё, что хотел, и никто ничего не мог мне противопоставить. Затем в моей жизни появились Роза и Хризантема. Чем взрослее становилась дочка, тем явственнее я понимал, что мне суждено пережить её и многих других близких мне людей, ведь я старел намного, намного медленнее их. Я сказал Оро забрать у меня способность и, естественно, получил отказ. «Хочешь снова стать обыкновенным человеком, освободи меня из мира духов», ответил он мне. — Мир духов? — переспросила Грёза недоумённо. Мидас пропустил её реплику мимо ушей. — Когда Хризантема показала чертёж климатической машины, Оро явился мне той же ночью во сне и рассказал, как переделать её в портал в иные миры. На сей раз я прекрасно осознавал, что мои действия повлекут за собой нечто катастрофическое, но ради дочери рискнул. Но она как-то узнала, что я изменил её чертёж, и решила, будто я хочу уничтожить материк. Я взбесился, потерял голову… — И убил Хризантему. Знаю, — закончила Грёза вполголоса. Мидас поднял на неё изумлённый взгляд. — Я видела запись с камеры. — Невозможно, — сказал он, качая головой. — Я уничтожил всё. — Кто-то сумел вынести копию и спрятать её, а Брут нашёл. — Снова Брут! — вспылил Мидас. — Он подозрительно всегда на шаг впереди меня, тебя это не смущает, Скай? — Может быть, он ещё один дух, который хочет помешать тебе создать портал? — предположила Грёза. Мидас на мгновение задумался, но по выражению лица женщины понял, что она издевается над ним. — Ты не веришь мне? — спросил он с досадой и злостью. — Поверю, как только увижу этого Оро. Мидас отодвинул Грёзу в сторону и вышел из винного погреба в кладовую, забитую старыми вещами. Что-то из них принадлежало ещё его родителям, что-то — ему самому, а ящики с детскими игрушками были оставлены здесь Грёзой. Мужчина пробрался через нагромождения хлама к тёмному закутку и, разбросав мешавшие ему коробки, стал разбирать каменную кладку. Она поддавалась легко — между камнями не было никакого скрепляющего состава. Из образовавшейся ниши Мидас достал длинный свёрток и, развернув его, извлёк скипетр с золотым лезвием на конце. — Он всё это время был здесь? — воскликнула Грёза, разглядывая скипетр. — Вот почему этот твой божок явился Артемису! — Я не мог прятать его где-то ещё, — пояснил Мидас. — Да и откуда мне было знать, что так случится? — Но почему он не пришёл ко мне? — Потому что, как показала практика, ты представляешь угрозу для меня, а значит, и для его планов. Но Оро хитёр и терпелив. Он выжидает нужный момент и делает так, чтобы всё произошло по его задумке и никак иначе. Мидас выбрался на более или менее свободное от хлама место, Грёза подошла к нему, чтобы поближе изучить скипетр. Он напоминал не то копьё, не то двойную кирку, с него свисали оборванные золотые цепи, а на нижнем полюсе красовалось золотое солнце с острыми лучами. Символизм деталей скипетра был непонятен Грёзе, и она посмотрела на Мидаса, полагая, что он мог бы что-то поведать ей, но тут она вспомнила один важный момент. — Почему у этого Оро такой же шрам, как у тебя? — Оро каким-то особым образом связан с носителем своей силы. По всей видимости, всё, что происходит с ним, происходит и с Оро. Но моя декапитация почему-то на него не повлияла. — ответил Мидас. — Кроме того, благодаря этой связи Оро поглощает личность носителя. К счастью, я обладаю достаточно сильной волей, чтобы сопротивляться этому. — Ты в этом уверен? — холодно спросила Грёза. — Твой Оро мог сказать тебе, что Хризантема погибнет, но не сделал этого. Может быть, он и вовсе управлял тобой в тот момент, потому что боялся, что Хризантема сорвёт его план. Мидас бросил на женщину взгляд, полный сомнений и тревоги. — И четырнадцать лет назад он мог вмешаться, — добавила Скай и присела на старую тумбочку, заскрипевшую под ней. — Ты говоришь, что Оро терпелив. Но что если это совершенно не так? Вернёмся в то время: ты много лет не использовал портал, а то и вовсе не спускался в лабораторию. Те, ради кого ты всё это заварил, погибли, и других причин отказываться от способности у тебя не было. — Была одна, — не согласился Мидас, пристально глядя на Грёзу. — Припомни: во многом благодаря своей способности, ты защитил меня от убийц, а затем и сам спасся на благотворительном вечере от отправления. — Я прекрасно всё помню, потому что для меня это произошло неделю назад, — сказал Мидас. — К чему ты ведёшь? — К тому, что тогда было не самое подходящее время, чтобы стать обычным человеком. Но Оро уже вот настолько (Грёза показала жест большим и указательным пальцами) был от того, чтобы потерять терпение, и потому он вмешался. Иначе не объяснить твоё внезапное решение запустить портал и несговорчивость. В воздухе повисла гнетущая тишина. Мидас прокручивал свои мысли снова и снова, пытаясь доказать самому себе, что Грёза неправа. Но не мог. Не знал наверняка, был ли он собой в те моменты. — Вызови его, — нарушила молчание Грёза. Мужчина напрягся, взвешивая все за и против, но после всего услышанного мозги постепенно отказывали, снова и снова возвращая Мидаса лишь к одному: всё плохое в его жизни произошло из-за Оро. В конце концов, он тяжело вздохнул и решил, что стоит попробовать пойти на поводу у Грёзы. Мидас трижды ударил нижним концом скипетра о каменный пол, и каждый стук звучал звоном разбитого стекла, но не в воздухе, а внутри головы. Он поднял взгляд на Грёзу и ухмыльнулся. — Я слушаю тебя, — сказал Мидас, голос его эхом разносился в сознании женщины, а золотой глаз казался ярче. Под бледной кожей чёрной дымкой начали проступать очертания черепа. — Ты Оро? — спросила Грёза, поднявшись с тумбочки и выпрямившись, чтобы показать, что не боится неизвестного. — Так меня называют смертные. — Не играй со мной, — бросила Скай, презрительно кривя губы. — Дай мне ту же силу, что дал Мидасу. Оро демонстративно зевнул и потянулся, высказывая снисходительность. — А что я получу взамен? — Я восстановлю портал, который тебе так нужен. — Сомневаюсь, — с высокомерием произнёс Оро. — Твой ум не такой острый, как у Мидаса, хоть ты и не глупа. — Вот только против Мидаса ополчились его бывшие подчинённые, и они знают, как его нейтрализовать на многие и многие года. Но они не знают о тебе. Я могу убрать всех противников исподтишка и для этого мне нужна сила Мидаса. — А-а-ах, чертовка! Неплохо придумала. Неужто думаешь переиграть меня? Как бы не так! — Я просто хочу вернуть сына. — А что с ним? — спросил Оро, и Грёза услышала в его голосе нотки тревоги, но не придала этому должного значения, посчитав, что это её собственное волнение искажает её восприятие. — Он у Брута, главы… — Я знаю, кто такой Брут, — процедил сквозь зубы Оро. — Хорошо, что будешь делать с данной тебе силой? — Использовать для защиты своей семьи. Оро перекинул посох из одной руки в другую и протянул Грёзе правую ладонь. — Значит, сделка? — Да, — сразу же ответила Скай и сжала руку Оро. По её кисти поползла золотая волна, быстро охватывая предплечье, а затем руку и туловище. Грёза испугалась, но всего на мгновение, потому что тут же ощутила, какой лёгкой и нежной была золотая кожа. Она приятно холодила, растекаясь по всему телу и проникая вовнутрь, когда золотыми стали глаза Грёзы, она узрела полный света и искр мир, бескрайний, прекрасный, словно рай. Она слышала не то шепот, не то звуки морского прибоя, и ощущала такое умиротворение, какого никогда не испытывала в своей жизни. Что-то особенное было в силе, данной ей Оро, она укрывала её заботой и надёжно защищала от сурового и несправедливого внешнего мира. Спокойствие и счастье — всё, что сейчас чувствовала Грёза, созерцая золотой мир, в который погрузилась. «Верни её мне» — донеслось тихим эхом откуда-то издалека. Грёза огляделась, но всюду видела лишь искры и всполохи света. «Ну ладно, не злись» — раздался другой голос рядом. Свет и лёгкость испарились, будто и не было их никогда. Грёза окунулась в реальный мир, словно в ледяную воду, и сделала глубокий шумный вдох. Она каким-то образом очутилась в винном погребе, Мидас стоял около неё и держал у собственного горла разбитую бутылку. — Ты спятил? — ужаснулась Грёза и схватила Мидаса за руку, но он и не подумал убрать «розочку». — Это ты, Скайли? — Почему ты задаёшь мне такой вопрос, конечно, это… какого… Грёза посмотрела на себя и обнаружила, что стоит обнажённая по пояс. — Почему я голая?! — закричала она, закрывая грудь ладонями. — Пожалуй, это было достаточно убедительное изумление, — сказал Мидас и отбросил бутылку в сторону. — Об этом я и говорил: Оро порабощает личности носителей силы. Он отпустил тебя только когда я пригрозил, что убью себя. — Почему. Я. Голая, — повторила Грёза ледяным тоном. — Это непростая ситуация, я не предполагал, что нечто подобное может произойти, — пробубнил Мидас и, увидев, что Скай начинает закипать, раскололся: — Оро немножко свихнулся на почве нашей с ним сверхъестественной связи. — Влюбился в тебя? — уточнила Грёза. — Он беспрецедентно одержим мной, — поправил Мидас и помассировал переносицу пальцами. — Я, пожалуй, воздержусь от комментариев, — сказала Грёза, надевая валявшиеся под ногами бюстгальтер и джемпер. — Кошмар какой-то. Ещё не хватало, чтобы поехавший демон использовал моё тело для совокупления с тобой. — Ты же сказала, что не будешь комментировать. — Не удержалась. Глядя на одевающуюся Грёзу, Мидас неожиданно для себя отметил не только тот факт, что она стала куда более женственной за прошедшие года (несмотря на короткую стрижку, которая его возмущала). — Знаешь, — сказал он, — благодаря этому неприятному моменту я осознал кое-что очень важное. — Что же? — поинтересовалась Грёза, усердно разглаживая джемпер на талии. Мидас притянул женщину к себе и поцеловал её в губы, а затем вдруг отпрянул и закрыл рот ладонью. Грёза удивлённо вскинула брови и заметила, что Мидас покрывается позолотой, но явно напуган этим. — Что не так? — всполошилась она. — Я… — он замолк, не в силах пошевелить золотыми губами. Грёза вскрикнула и схватила Мидаса за плечи, соображая, как вернуть ему прежний облик, пока мужчина полностью не сделался золотым. — Как это отменить, КАК ЭТО ОТМЕНИТЬ?! На глаза Грёзы невольно навернулись слёзы. Капли чистого золота стекали по её щекам и, срываясь с подбородка, с тихим звоном падали на пол. Скай обняла замершую фигуру и разрыдалась. — Что я наделала… — прошептала она. Грёза поцеловала холодное лицо и уткнулась носом в шею мужчины. Она сжала его в своих объятиях так крепко, как только могла. — Пожалуйста, вернись ко мне! Мидас вздрогнул. Грёза подняла на него заплаканные глаза и счастливо улыбнулась, видя, что позолота исчезает. — Я чуть не умер по-настоящему, — произнёс он блёклым голосом и покачнулся. — Если бы эта херня распространилась на внутренние органы, то всё. — Почему это произошло? — с тревогой спросила Грёза. Мидас взглянул на свою руку, совершенно обычную, как у всех людей, и потряс ей, будто в ней сломалась батарейка. — По всей видимости, носителем силы может быть только один человек, — заключил он, ненавязчиво высвобождаясь из объятий Грёзы. — Давай пока повременим с обменом чувствами. У меня, знаешь ли, месяц ушёл на то, чтобы овладеть способностью. — Но ты ведь научишь меня, и я справлюсь скорее. — Проще сказать, чем сделать. Всё зиждется на эмоциях, — пояснил Мидас и поёжился от холода, столь непривычного для него. Он расправил рукава рубашки и взглянул на Грёзу, готовую вот-вот снова расплакаться от отчаяния. — И да, спасибо, Скайли, я понял, что ты тоже всё ещё любишь меня. — На мгновение я решила, что убила тебя. До сих пор сердце колотится. Какое кошмарное чувство! — Я знаю, что ты переживаешь, но всё позади. Тебе повезло. А мне тем паче. Грёза вышла на негнущихся ногах в кладовую и тяжело опустилась на старую пыльную табуретку. Мидас наощупь извлёк бутылку вина из шкафа и, пройдя следом, сел прямо на пол, подогнув одну ногу под себя. — Если бы я знал, как себя чувствуют те, кого я превращал в золото, то никогда не сделал этого с близкими, — произнёс он вполголоса и, открыв бутылку, опрокинул в себя половину. — А ты, между прочим, как-то сказал, что сделал меня золотой, — вдруг вспомнила Грёза. — Это была шутка. Вернуть человека к жизни после полного превращения невозможно, а позолоти я хоть один пальчик на твоей руке, ты запомнила бы на всю жизнь это мерзкое чувство. Грёза опустила голову и посмотрела на свои золотые ладони. Ей было странно видеть себя такой, но она сама того пожелала. Женщина сжала кулак и медленно выдохнула. Затем она взглянула на Мидаса и протянула к нему руку. Мидас передал ей бутылку и снова поёжился от холода. — Уже и забыл, какой я мерзляк. Скай фыркнула, найдя этот факт забавным, и отпила немного вина. Предстояло сыграть роль, обмануть Брута, и нужно было успокоить нервы, чтобы не попасться на лжи.