Углекислый газ

Свежий воздух ударил ей в лицо. Запах весенней черемухи шел ото всюду; это предзнаменовало то, что время приходится на конец весны. Ева вступила на ступеньки, немного покачиваясь и держась тонкою ручонкою за перила. Другую ее руку поддерживала мать Евы. Она копошилась на месте, кидая взгляд то на вход в клинику, то на свою дочь. - Дорогая моя, как ты? - слабо улыбнувшись, спросила женщина. Ева в ответ лишь хмыкнула, оставив вопрос открытым. На самом деле, больше чем эту клинику, Ева ненавидела свою мать; ту, что заперла ее там на долгий год, лишь бы не наблюдать как ее дочь ловит новый приход в своей комнате или в неизвестной плохой компании. Для полной картины лицемерия не хватало лишь старшего брата Евы, который и посоветовал их матери положить девушку в наркологический диспансер. Девушка судорожно сжала конец перил и выдохнув, посмотрела на свою родительницу, безэмоционально сказав: - ты серьезно считаешь, что со мной все хорошо, учитывая что я год провела среди психически больных наркоманов? Женщина тяжело вздохнула. По ее метавшемуся взгляду было заметно, что та и не знала что ответить. Она наивно полагала, что дочь будет благодарна ей за такую медвежью услугу. Но кроме злости она ровным счетом не получила ничего. - Дорогая моя, - тихо сказала мать Евы, - ты же понимаешь, что если бы мы с твоим братом не положили бы тебя сюда, ты могла окончить свое существование под очередным приходом в клубе на одной из твоих вечных тусовок. - И поэтому вы закрыли меня в клинике Святого Павла? - она выдернула руку из руки матери. - Вы могли бы понять меня! Поговорить! На лицо Евы нахлынули слезы, и своими исколотыми руками она начала ловить их, но слезы проскакивали сквозь тонкие пальцы девушки. Когда она немного успокоилась, то решительно посмотрела матери в глаза. Та же, в свою очередь, обреченно взглянула ей в ответ. - Это сплошное лицемерие, Марта, - громко выразила Ева, называя свою мать по имени. - Лучше бы ты следила за тем, кто трахает твоего любимого сыночка Тайлера в твое отсутствие. Он так и не перестал таскать парней к нам в дом. - Это не твое дело, - послышался мужской грубый голос. - Ты наркоманка, должна была же понять то, что либо ты окончишь свое существование где-нибудь под забором, или же на очередной вписке. Ева подняла голову и увидела своего ненавистного братца, который стоял у машины, оперевшись на нее. Голос продолжил: - Знаешь, сколько наша мать вбухала денег на твое лечение? Знаешь сколько слез она пролила и как переживала за тебя, пока ты лежала в клинике? - Не пытайся давить мне на совесть, - грубо оборвала девушка. - Это была твоя идея, лишь бы избавиться от меня! Тайлер хмыкнул. Вдруг резко подул промозглый ветер, обвевая своими порывами подол платья Евы. Правой рукой она чуть придержала его, чтобы он не поднялся ввысь. Пройдя еще пару ступеней, она уже стояла лицом к лицу к своему брату. Бам! Послышался хлопок. Марта в недоумении стояла и наблюдала за тем, как девушка дала затрещину своему старшему брату. Он схватил ее за руки и дернул на себя: - Ты видишь это?! - громко воскликнул Тайлер. - Все эти следы от инъекций и уколов, порезы от станка и синяки. Ты думаешь, это тебя красит? - он презрительно откинул ее руки. - Мы сделали тебе огромную услугу, сдав тебя в клинику! И ты еще смеешь плеваться ядом в нашу сторону? Неблагодарная сука! Он грубо оттолкнул сестру и открыл дверцу машины, тем самым показывая двум женщинам, что уже можно садиться в нее. Марта села на переднее сиденье, а Ева предпочла занять заднее место. Громыхнул гром, полился холодный дождь. Оставшийся путь до квартиры прошел в полной тишине. Ева ненавидела своего брата и мать, Марта же боялась просто сказать что-либо своей дочери, зная, как плохо с ней поступила, скинув все обязанности по присмотру за дочерью-наркоманкой на клинику Святого Павла. Тайлер лишь молча покуривал сигарету за сигаретой; это показывало то, насколько его гнетет молчание в машине. Так они ехали всю дорогу. В полной тишине и накаленной обстановке.