Самая общая теория всего

Октябрь 2022. Выставочный зал. Под высоким потолком находилось сооружение из массы прутьев и железных соединений, по конструкции это всё напоминало элемент из моста Патона. К навесу крепилось множество попарно расположенных канатов, на них висели фотографии. Огромные. Если выражаться через международное обозначение размера, то это были листы А(-20). Снимки были натянуты на железные рамы, как масляные холсты. Они имели сходство с полотнами художника-исполина, которые готовятся к продаже на титанической мостовой. В этом году такие «холсты» достигли пика своей популярности. Сами посудите: в смартфоны новейшие функции уже не впихнуть, дизайну чего-либо развиваться было уже некуда, искусство полностью скатилось в философию собственных взглядов. Да и мода давно стала кашицей из противоположных понятий вроде «строгость» и «эпатаж» (споры о ней можно было приравнять к полемике о том, что круче: бисквит или морская свинка). В ход пошел размер чего угодно. Разумеется, яхтами и виллами мерились еще со времен изобретения первых. Но сейчас эта причуда достигла уровня обсессии. Мерились всем, начиная с личного участка на других планетах, заканчивая метровыми зубочистками. Ходили даже слухи, что один нефтяной магнат намеревался поставить факел Статуи Свободы у себя в прихожей, чтобы его коту породы Мейн-кун (он весил около пятидесяти килограмм и мог проглотить автомобильную шину) было обо что поточить коготки. Фишку с размером быстро подхватили творческие личности. Художники выбросили миниатюрные кисти толщиной в конский волос, скупая вместо них валики, а фотографы начали искать принтеры побольше. В России такая выставка проходила тогда впервые. Автор фотографий слегка волновался, что в широком разрешении на его работах будут видны пиксели или какие-нибудь оплошности со светотенью. Стыд да срам. В то время как Раиса Бертольдовна, она же Пиар-директор Алексея Матвиенка, А Также Его Менеджер И Какая-то Мамина Знакомая, волновалась по поводу того, что холсты могут не купить. Гости галереи откровенно пренебрегали исполинскими фото, предпочитая их созерцанию обмен свежими сплетнями. Раисе Бертольдовне это не нравилось. Женщина нервно стучала своими накладными ногтями по кожаному клатчу, точно отбивала барабанную дробь. - Замечательно. Никто ничего не купит. А знаешь, почему? – она укоризненно зыркнула на фотографа, он стоял рядом. - Потому, что Вы ошиблись с тематикой, - просто ответил парнишка. – Люди предпочитают покупать огромные фото с городскими пейзажами, например, с природой гор и лесов, с мариной. Эта выставка посвящена моим снимкам с подпрыгивающими животными, взлетающими птичками, разными жучками и бабочками. На это не очень-то приятно смотреть в широком разрешении. Женщина застучала пальцами энергичнее, будто намеревалась уподобить свою сумочку дуршлагу. - Неправильно, - отрезала Раиса Бертольдовна. – Все потому, что ты не умеешь продавать товар. Вот кто ты? Как правило, такой вопрос немного застает врасплох. Попробуйте сходу ответить, не наговорив глупостей. - Леша, - немного погодя, сказал фотограф. - Вот, - Раиса Бертольдовна поучительно подняла указательный палец, на нем сверкнул красный лак. – Неправильно. Ты, дорогуша, Олекса, бідний хлопчина з Луганська. - Я из Харькова, - напомнил Леша. - Не суть, - женщина резко отмахнулась. Этим движением она могла убить пролетающую мимо канарейку. – Луганск звучит жалобнее. Так вот, ты – обдарування, що ніколи до цього не бачило великого міста. Ти зі сльозами на очах (вони, доречі, мають колір зеленого українського степу) згадуєш Батьківщину! Рідну неньку та її колиску. Тобі тринадцятий минало, ти пас ягнята за селом… - Мне семнадцать, - вставил фотограф. - Не суть, - на совесть Раисы Бертольдовны можно записать еще одну птичку, - но «тринадцать» жалобнее. А «четырнадцать» - идеально. Прямо как любой главный герой практически чего угодно. Все, теперь тебе четырнадцать. Обязательно рассказывай всю эту чепуху про Родину, упоминая, что тебе четырнадцать. И слезу пусти на слове «Батьківщина», обязательно. Не забудь поменять эти свои навороченные современные джинсы на шаровары, красные. И сорочку, сорочку! - Для полного комплекта я могу предлагать всем сало, - Леша саркастически кивал. – И угрожать: «Если вы не купите мои фото, то я и мои сорок свиней споем вам песню про рушник». Да-да, рушник. Полотенце. Такая у нас, украинцев, страсть – петь про полотенце. Поэтизировать его образ и вдохновляться при созерцании. - Умничка, молодец, так и делай, - фокус Раисы Бертольдовны к тому моменту уже сместился к одинокой фигуре холостяка в толпе знатных гостей. – А я пока пойду, там, прорекламирую тебя. А ты иди, тоже, того, пиарься там. Женщина торопливо нырнула в скопление богачей. Фотограф тоже предпочел не стоять на месте и неспешно побрел по дебрям из собственных работ. Пиар-директор Алексея Матвиенка, А Также Его Менеджер И Какая-то Мамина Знакомая, приволокла его сюда насильно. Эх, с таких хороших съемок на Арабатской стрелке сорвала! Леша даже не успел толком горы пощелкать в перерывах между ссорами с бестолковыми манекенщицами. Искусство искусством, а большую часть своего времени парнишке все же приходилось тратить на съемки особей, которые на интеллектуальном ринге могут сражаться разве что с кокер-спаниелями. За пару часов выставки Леша успел не один десяток раз осмотреть каждую работу, посчитать травинки на снимках, листочки и капельки. Большинство гостей с места так и не сдвинулось. Богачи держались за свои небольшие группы для разговоров и полупустые бокалы шампанского. Создавалось впечатление, что фотографии Леши излучали невидимый барьер, не позволяющий их купить. Понемногу близилась полночь. Фотограф уже наизусть выучил, как лежат листочки, где какой оттенок травы, и откуда на каждой работе падает свет. Даже количество конечностей сороконожки не осталось без внимания (если точнее, это была тридцативосьминожка). Из доступных занятий остался только подсчет болтиков на рамах, которые это всё держат. В который раз Леша забрел в подобие зала, где высокие стены создавал десяток холстов. По такому принципу сделана, собственно, вся выставка: под каждую тему или сет выделено по залу. Тот, в котором находился сейчас парнишка, был посвящен фото с недавней вылазки на Южный Полюс. Фотографа окружали добродушные пингвины (каждый из них был ростом с двухэтажный коттедж, детёныши – с фонарный столб). Они фривольно прыгали друг на друга, радостно размахивая плоскими крыльями-парусами, или просто с любопытством осматривали фотографа, вывернув шею под прямым углом. Самый любознательный, вспоминал Леша, как-то проделал клювом дыру в объективе. Шею затеребило ощущение чьего-то пристального взгляда. Книжные герои частенько имеют тенденцию спиной ощущать взгляд, будь то кокетливые взгляды из-под густых ресниц, или злобные взоры с высоты двух метров. По поведению затылка персонажа можно распознать тип уделяемого ему внимания. От жгучих мурашек лучше ничего хорошего не ожидать. В то время как обильное потоотделение говорит о девичьем эквиваленте флеш-рояля. Леша обернулся. Около одного из снимков (буквально в паре шагов от фотографа) располагалась худощавая мужская фигура неопределенного возраста. Она с любопытством осматривала полярную птицу, задумчиво переступая с пятки на носок. Незнакомец был одет примерно так же, как и остальные гости-мужчины: в черный смокинг и галстук-бабочку. Правда, в центр последней каким-то образом был вшит бриллиант-обладатель неисчислимого количества карат. Сам камень был размером с кулачок младенца. Можно было решить, что перед нами стояла очередная жертва исполинской моды с ее «стразой». "Смотрите, какой я офигенный и богатый" – фыркнул Леша. Совсем не было похоже, что незнакомец пялился на фотографа. Основным объектом его внимания были фотографии. Неизвестный застыл в изумлении, внимательно осматривая полярных птиц взглядом пятилетнего мальчугана во время первого похода в зоопарк. Защитное поле равнодушия чудака не задевало. Даже, наоборот, для неизвестного таковое излучал фотограф. "Показалось" - решил Леша и поплелся по направлению «подальше от этого мутного типа». И снова это чувство. Фотограф бросил взгляд на его источник. Все та же картина: незнакомец теребил свою бабочку, с трудом смыкая рот в восхищении от заснеженных снимков. Такое положение дел уже не слабо настораживало. Два раза за одну минуту показаться не могло. Леша уже понемногу начинал ощущать себя типичной книжной жертвой. Не важно, будет он жертвой маньяка (опционально: педофила, ведь на вид парнишка не дотягивал до своих семнадцати), жертвой приключений, которые будут разворачиваться вокруг него на протяжении многих глав, или, на худой конец, жертвой моды (а вдруг!). Он еще вполне мог оказаться «красной рубашкой» - персонажем, который умирает в самом начале произведения. Леша долго не мог выбрать, какой же версии он отдаст свое предпочтение: педофилу или «красной рубашке». Между собой и этим странным типом определенно нужно сохранять дистанцию, рассуждал парнишка, желательно, находясь при этом у кого-нибудь на виду. Проявлением идиотизма, который в народе называют «интерес к неизвестному», Леша, к счастью, не страдал, поэтому не собирался требовать от незнакомца объяснений странным поглядкам. Фотограф немедля устремился прочь. Он даже демонстративно достал телефон из кармана и уткнул в него свой нос (который был скупо усыпан веснушками), изо всех сил делая вид, что ведет переписку с кем-то по ту сторону интернета. Нельзя позволить себе влипнуть в историю. Снова этот взгляд. Сильный, проницательный, Леша будто ощущал конец ковбойского лассо на своей шее. Странное чувство пугало фотографа и работало как ускоритель. Парнишка преодолел «пингвиний» зал и уже было выскочил во второй, где были люди, как… - Да ты издеваешься?! – наконец крикнул незнакомец. Довольно нестандартное поведение для маньяка/насильника: возмущаться, что жертва его игнорирует. Если копать глубже, то с ее стороны и вправду бестактно вот так убегать, даже не перекинувшись парой словечек со своим возможным сексуальным партнером. А что, если его намерения – что-то большее, чем «поматросить и бросить»? Но не суть. Леша остановился и послушно оглянулся на чудика. - Нет, не издеваюсь, - просто сказал фотограф, озадаченно хмурясь. Маньяк/насильник недовольно постукивал носком лакированного ботинка, скрестив руки на груди. Примерно с таким видом мамочки отчитывают своих детей. Неизвестный коротко откашлялся и поправил бабочку, она слегка перекосилась. - Тогда почему не оборачиваешься? – с упреком спросил он. - Я изо всех сил смотрю на тебя, между прочим, руками машу, прыгаю. Да я тут чуть дождь не вызвал, пока ты меня игнорировал! - честно говоря, как-то слишком тихо он все это делал. - По сценарию ты бы сразу обернулся, и спросил, к чему такие истязания взглядом, – пояснил незнакомец. У него был довольно молодой голос, хотя Леша изначально принял своего маньяка/насильника за полоумного дедка. Все из-за невзрачно-белых волос, они показались фотографу сединой. Бледная, тонкая, слегка сморщенная кожа рук и лица тоже зрительно старила. Этот тип, наверное, редко видел солнечный свет. Или был привидением, вон какой белый и худой, словно занавеска. Последняя версия Леше нравилась намного больше, чем та, что о маньяке/насильнике. - ... "по сценарию?" - переспросил парнишка. Эта ситуация заводила его в тупик все больше и больше. - Ну да, - признался альбинос, неловко поправляя очки. - У меня с этим плоховато. Человеческий фактор трудно просчитать, знаешь ли. Это все объясняло. Хотя нет, погодите, ничего это не объясняло. - Зачем сценарий? - спросил Леша. - Что Вам вообще нужно от меня? - Сейчас я все объясню, - пообещал незнакомец. Парнишка заметил, что чудак все время держал закрытым левый глаз. Будто он им ударился, хоть там не было никакой гематомы или хотя бы покраснения. Это прибавляло незнакомцу странности, хотя для фотографа это понятие тогда ежесекундно расширяло свои границы. Леша приготовился к разъяснениям. Даже если гипотеза о маньяке/насильнике верна, парнишка уже стоял на том месте, откуда его хорошо видно, по крайней мере, пяти гостям из соседнего зала. - Давай, подходи сюда, - незнакомец призывал Лешу жестами, - я всё объясню. Ха! Еще чего. - Спасибо, я Вас хорошо слышу и отсюда, - заверил фотограф. Альбинос опешил. Все шло не по его плану, совсем-совсем не по его плану. - Ну, давай, подойди, не хочу, чтобы на нас смотрели, - он махал руками всё сильнее, будто создавал водоворот из воздуха вокруг. - Говорите-говорите, - торопил Леша. - Подойди, а? - в голосе неизвестного уже понемногу проступали нотки отчаяния, а в глазах – щенячья мольба. – Ну, пожалуйста! - Нет, я буду тут, - стоял на своем Леша. Удар. Что-то тяжелое, килограмма два-три, врезалось в фотографа. Предмет был не слишком твердым, при встрече с русой макушкой он согнулся пополам и соскользнул вниз. Голова парнишки резко потяжелела, точно приняла в себя вес неизвестного объекта. В ушах зашумело, очертания вокруг спутались, пингвины с холстов побежали по зернистой плитке. Леша обессилено опустился на колени. В нос проник жирный запах непонятного происхождения, примерно так же пахнет на кухне в самых дешевых бистро. - Идиоты, - раздраженно выдал незнакомец. Он смотрел туда, откуда прилетел предмет. Фотограф вырубился. Голова встретилась с полом. **** Половина двенадцатого. Уличный фонарь нервно шипел, хриплыми вспышками разгоняя темноту. В тесном, плохо пахнущем закоулке мигающий ореол был единственным источником света, не считая отголосков лучей автомобильных фар с основной улицы, она шла параллельно этой, маленькой. Назойливые гудки и возмущенные крики продолжались уже порядка двух часов. Ровно столько же, сколько и пробка. Девушка уперлась спиной в стенку небольшого фургона с толстым кузовом и звукоизоляцией, в нем как раз помещался заложник. Сонно хмурясь, она пристально всматривалась в старый фонарь неподалеку. Тяжелый для глаз свет, к тому же мелькающий, не давал заснуть посреди рабочего процесса. - Долго еще жда-..? - спросила девушка, фразу перебил её же собственный зевок. В глаза афроамериканке лезли непослушные каштановые локоны, поправлять их уже было откровенно лень. - Ненавижу ждать. - Меня спрашиваешь? - хмыкнул парень, стоявший рядом. Большим пальцем он скакал по сенсорному экрану мобильного, в который раз обновляя статус на одном из сайтов. - Вряд ли у них там все быстро будет. Я бы, например, не доверял какому-то левому мужику педофильной наружности. Ну, да, попытка ненавязчиво выкрасть посредством фразы: "Пошли со мной, я покажу тебе что-то интересное", - именно на это и смахивает. - Ох, сам-то тоже не похож на предмет доверия, - напомнила девушка. Она демонстративно посмотрела на прическу коллеги: стремящаяся вверх конструкция (она была бордового цвета), почти полностью состоящая из бриолина и красиво изогнутая сверху. Необычная стрижка напоминала акулий плавник. Еще большую неформальность внешности юноши придавала длинная челка и шрам под левым глазом в виде трех черных точек (они выстроились в полукруг), который издали напоминал пирсинг. - Зато я стильный, модный, молодежный, - заявил юноша, сценично поправив воротник кожаного плаща (нет, это не был плащ в пол, как у всяких крутых мужиков в темных очках, это скорее был пиджак, заканчивающийся в зоне колен). Парень бы добавил что-то на подобие: "а ты не стильная-модная-молодежная", - если бы не внушительный рост и сильные руки собеседницы. За несколько лет совместной работы юноша не раз успел ощутить всю мощь этих факторов. В руке у девушки завибрировал телефон. Поразительно, как этот крепыш выжил после двух часов ее хватки. - О, Альберт, - сказала она, зажимая кнопку приема вызова. - Да-да. - Тут у нас небольшая накладка, - медленно проговорил альбинос. - Он отказался? - спросила девушка. Она не была удивлена такому повороту. - Не-ет, - протянул собеседник. - Тогда в чем проблема? - афроамериканка нахмурилась. – Ненавижу проблемы. - ... но и не согласился, - закончил Альберт. - Что? - Мы его, кажется, немножко убили. - Что? - На него сало упало, случайно. - Что? - В общем, у нас тут труп посреди галереи. И мы не знаем, что с ним делать. Ты только не ругайся, ладно? Альбинос прекрасно знал, что именно за его просьбой последует, поэтому удалил сотовый от уха на расстояние вытянутой руки. Из маленького динамика полился рев, будто внутри находился лев, на чей хвост обронили чугунную гирю. - Так, ладно, сразу просить совета у Кирс было плохой идеей, - Альберт поднял взгляд на железные прутья и соединения вверху. - И что мы будем делать? На одной из массивных балок сидел мальчик-азиат лет восьми. Он игриво болтал ногами, будто плескался ими в озёрной воде. Несмотря на едва прохладную погоду снаружи, на ребенке почему-то был толстый скандинавский свитер, шарф, обмотанный вокруг шеи непомерное количество раз, и шапка. Мальчик пожал плечами. Эта ситуация его вообще мало волновала. - Сало не очень испачкалось? Его еще можно есть? - Откуда оно вообще тут? - возмутился Альберт. - Ну, мы же в Украине. У них везде сало. - Мы в России, - напомнил альбинос. - Тогда я в тупике. - Сёри! - злился юноша. - Я купил его на рынке для себя. Оно же вкусное. Ребенок говорил коротко и внятно, едва выражая что-либо из общепринятой человеческой палитры эмоций. Помимо равнодушия. Голос был хриплый и несколько грубый, как при бронхите. - Замечательно. Может, еще скажешь, зачем ты его вырубил? - Ты тут с половины восьмого на этого мелкого смотришь, нам всем уже осточертело ждать. - ... и поэтому ты кинул в него салом? – альбинос вопросительно изогнул бровь. - Да, - ребенок сказал это так, будто причинно-следственная связь этих двух событий была ясна как день. - А еще мне не нравилась его форма черепа. Теперь он прекрасен. - Ла-адно, - протянул альбинос. - А как ты вообще сюда попал? - Через задний дворик, там черный вход и пожарная лестница. Она выходит в коридорчик, там дверь сразу на этот навес, для ремонтников. - Ага, - усек Альберт. - А охрана? - Они поспят часик-другой. Впереди ночная смена, пусть отдохнут. - Вы вообще умеете хоть что-нибудь делать без членовредительства?! - злился альбинос. - Лол нет. Мальчик легко соскользнул с балки вниз, абсолютно не боясь внушительной высоты. Полы шарфа изогнулись как два вязаных крыла. На лету Сёри ударил один ботинок о другой, в подошве что-то загорелось и, вопреки всем законам физики, мальчонка медленно спустился на пол, будто его поддерживало что-то нематериальное. Альберт всегда с гордостью поглядывал на действие своих изобретений, но сейчас было не до этого. - Что мы будем делать с ... - парень уставился на труп фотографа, - вот этим вот? - Понятия не имею, - азиата едва волновал этот вопрос. - Тут есть еда? Обычно на светских вечерах подают еду. - Мы пойдем есть, как только вынесем отсюда … это, - пообещал альбинос. – Ближайший служебный ход в другом конце зала, нужно что-нибудь придумать. - Как тебе банальное «Ты всех отвлекаешь, я выношу»? - предложил Сёри. - Нет, - Альберт покачал головой. – Я тут и так пытаюсь никому не попадаться на глаза. Это с моими волосами проблемно, между прочим. Если меня узнают – начнутся как минимум расспросы, что это Я тут забыл. Азиат пожал плечами. - Тогда ты несешь, а отвлекать буду я. - Снова неверно, - проговорил альбинос. – Я эту тушу не понесу. - Почему это? – мальчик окинул взглядом семнадцатилетнего дрыща, который вырубился после удара двухкилограммовым кусочком мяса. - Тут нечего нести. - Прости, но я - человек науки, не моя прерогатива трупы носить, - заявил парень. – А еще я слишком дистрофик для таких нагрузок. Они еще долго спорили, метая друг в друга аргументы, как твердые снежки. Дискуссия продолжалась около двадцати минут. Полемика Сёри временами соскальзывала на тему еды и сна. Разговор прервал чей-то гогот. Именно гогот, а не смех. Это была более уродливая форма традиционного атрибута разговоров за гаражами с банкой пива. Похожие звуки издавала бы овчарка, которую душат. Сёри узнал владельца отвратительного смеха. - Только не говори, что они его выпустили, - попросил азиат. Альберт спокойно переступал с пятки на носок. - Они его выпустили. - Ах, конечно, - буркнул ребенок. - Ты ведь не ловил его весь день, а пошел вместо этого в библиотеку. - В музей-библиотеку, - интеллигентно поправил альбинос. - Там были чертежи паровых машин. Ты даже примерно не представляешь всю их крутость. Гости сразу взялись искать глазами источник смеха, что никак не хотел щадить их слух. Он бежал по балкам вверху. От грубого топота железная конструкция нервно трещала, будто вот-вот расколется на несколько частей, и уронит этого типа вниз. Хотя, на самом деле, такой расклад был бы куда приятнее для людей на земле. Наверное, кого-то вроде этого кадра представляют, говоря о безумцах. Блеск в глазах, крюком изогнутый позвоночник, пальцы, имеющие сходство с когтями коршуна. Слегка сбивал с толку малиновый пиджак, настолько яркий, что, наверное, светился и в темноте. Три дня назад он наверняка висел в музее ретро поп-музыки, ровно между отделениями «Треш» и «Эпатаж». - Где же … ? - с удовольствием прокричал мужчина. - Где же мой обещанный гений, чье ухо вот-вот попадет в мою коллекцию? Альберт нервно сглотнул и ухватился за свои уши, мысленно проклиная ребят. - Я ненавижу их, - констатировал альбинос. - Иди-иди, - подбадривал азиат. - Расскажешь этому чудику про паровые машины. Он даже примерно не представляет всю их крутость. Знать внизу значительно оживилась, воздух наполнился новой волной бесед. Одна половина гостей была озабочена вопросом, что же за гений так нужен этому непонятному господину. Вторая дискутировала по поводу актуальности модели и цвета его пиджака. Безумцу не нравилось такого рода игнорирование. Он яростно попрыгал на балке, вызвав гул такой мощности, что дамы внизу почувствовали, как содрогается жемчуг на их бюстах. - Ну же, ребенок Миллениума, выходи! – его голос нес модуляции медведя гризли. При упоминании уникального гостя богачи зашуршали разговорами с большей силой. Шепот стал более плотным и многоголосым, точно дождь, который быстро переходил в ливень. У Альберта было лицо ребенка, который никак не решится войти в ледяную воду, хоть и находится там уже почти по колено. - Иди-иди, - говорил Сёри. Механик взял себя в руки, и, сжав последние в крепкие кулачки, уверенно зашагал по направлению к центру зала. С такой походкой настоящие герои идут на собственную казнь. Впрочем, не факт, что он сейчас устремился не туда. Парень подступил к толпе богачей. За суетливыми разговорами и сплетнями ребенка Миллениума так и не заметили. Хотя Альберт ждал, что при его эффектном появлении гости тут же расступятся перед ним, создав дорожку для героического дефиле навстречу маньяку. Ребенок Миллениума решил выдать заносчивое "Кхе-кхем". Обычно, после подобного кашля, все как по команде поворачивают головы в сторону того, кто его издал (даже если этот самый отклик чуть громче мышиного писка). Как, впрочем, и на этот раз. Опустим тот факт, что в связи с астмой короткое "Кхем-кхем" в исполнении Альберта трансформировалось в громкое "Кхуээээ-кхе-кхе-кхем-кхээээм". Можно было подумать, что в легких альбиноса растет мох. Согнувшийся пополам от болезненного кашля, Альберт выпрямился и снова поправил свою бабочку. Алмаз на ней изящно сверкнул дюжиной граней. После секундного молчания (это время ушло на сканирование неожиданного гостя), знать вернулась к увлеченным беседам. - Альберт Цвайнштайн? - Правда, Альберт Цвайнштайн? - Очень похож! - Так воооот где ребенок Миллениума! – сладко протянул маньяк. Безумец вытащил из кармана кислотного пиджака тесак (ни один уважающий себя маньяк не выйдет из дому без кухонного лезвия) и по-пиратски вставил его в зубы. Затем спрыгнул со своей балки на край одного из холстов, потратил какое-то время на то, чтобы поймать баланс, и сиганул по направлению к другому. На лету Арсений ухватился руками за металлическую раму и безопасно съехал вниз, как по пожарному шесту. На земле мужчину сразу же окружила толпа богачей, точно папарацци. - А из какого бутика Ваш пиджак? - Уши каких знаменитостей уже состоят в Вашей коллекции? - Организовываете ли Вы приватные выставки своих трофеев? - Леди, леди, - прервал их Арсений, перед этим достав из зубов нож. Он ощущал себя знаменитостью в окружении толпы молодых фанаток. - Вопросы потом, сейчас мне нужен ребенок Миллениума. Люди послушно расступились, создав линию между маньяком и Альбертом. Механик был в полном замешательстве. В большинстве случаев, мирные граждане герою наоборот помогают. Ну или хотя бы хаотично бегают в панике, изображая россыпь бисера (это чаще). И вызывают полицию, хотя бы кто-то всегда вызывает полицию. Сформулировать короткую форму вопроса: «Почему вы помогаете Арсению (он же серийный маньяк, которого уже два месяца как ищут власти), а не мне (я же добрый и хороший изобретатель, уникальный ребенок)?», парню так и не удалось. - Да чё вы так это то?! – провопил альбинос. Как ни странно, ему ответили. Аплодисментами и подбадривающими криками. - Этот мальчик-актер так похож на Альберта Цвайнштайна! – выдал кто-то. Последняя фраза послужила парню толстым намеком. Арсений довольно шагал к альбиносу, перебрасывая нож из одной руки в другую, будто взвешивал. - Готовь ушко-о! – почти пропел маньяк. Публика с восторгом наблюдала за спектаклем. Люди помладше снимали на телефон. - Стой! – Альберт театрально выставил руку перед собой, будто поймал на лету невидимый баскетбольный мяч. – Ты вот так скучно, пошло, неинтересно собрался отрезать мне ухо? И потом тускло, невзрачно, тривиально скрыться? Маньяк остановился. Этот вопрос его озадачил. - Ну, да, - с неуверенностью кивнул он. - А как же история твоего детства? Ни один уважающий себя злодей не обходится без этого! Давай, расскажи, как ты однажды свернул на эту неверную дорожку? Как один маленький жук, на которого ты наступил, понемногу перерос в привычку, а затем – в привязанность? – Альберт сценически жестикулировал. – Давай же, расскажи! Людям интересно! Просим! Гости зааплодировали, кто-то сзади присвистывал. - Просим! Просим! – восторженно кричали дамы. Еще чуть-чуть, и они начнут выклянчивать автограф. Мужчина слегка зарделся и смущенно погладил холодное лезвие. - Ах, ну, раз уж вы настаиваете…. **** Где-то рядом все так же шипел тот самый старый фонарь. Парень на низком старте завис над тусклым экраном своего сотового. На черном фоне, чуть ниже надписи "Таймер" белели цифры "00.01". 00.00. Завершение отсчета сопровождалось протяжным звонком, по отвратительности звучания он имел сходство со школьным. - Пять минут прошло! - громко объявил юноша, хоть собеседница все так же стояла в двух шагах от него, как и десять, и двадцать минут назад. - Ну, давай, - разрешила Кирс. - Ага, - уже на бегу бросил Клоу. Их план был таким: 1. Выпускают преступника, который заперт в фургоне (они были охотниками за головами, сдавали властям тех, кто находился в розыске), и вызывают сюда полицию. Никто потом и не вспомнит, кто именно совершил звонок. 2. Через пять минут, когда, по примерным подсчетам ребят, Арсений уже обратит на себя внимание, но еще не успеет ничего натворить, следом за ним выходит Клоу, для подстраховки. 3. Приезжает полиция, под шумок ребята выносят труп фотографа через черный ход. 4. Все идут есть. А, нет, погодите, последний пункт не для читателя. Черт. Парень подлетел к черному входу. Тяжелая металлическая дверь была зажата между двумя пожарными лестницами. Они, видимо, вели к принципиально разным частям здания, вообще никак не связанным между собой. Галерея и офисный центр, например. На вершине одной из лестниц находилась еще одна такая дверь, за ней пятнадцать минут назад скрылся Сёри. Клоу хорошо помнил, как именно коллега туда добрался. Включив режим паркура на своих ботинках, мальчик оторвался от земли на недоступную для человеческих возможностей высоту. Затем, легко перескакивая с одного лестничного пролета на другой, как шарик по полю для пинг-понга, он тремя или четырьмя прыжками добрался до двери, она находилась примерно на четвертом этаже. Такая физкультура (по приложенным к ней усилиям) для азиата была сравнима с дистанцией от дивана до холодильника. Юноша горел желанием сделать подобное, ведь его кеды тоже были оснащены устройством для сверхчеловеческих прыжков. К тому же, такой трюк в исполнении восьмилетнего ребенка серьезно задевал мужское эго. Клоу оглянулся. Кирс смотрела на него исподлобья, цинично приподняв брови. При столь высоком росте ей не часто выдавалась такая возможность, поэтому она никогда не упускала шанса цинично посмотреть исподлобья на кого-нибудь. Посредством скептического взгляда афроамериканка передавала коллеге ментальный сигнал: "Не смей. Это глупо. Ненавижу глупости. Если ты сломаешь себе ногу, я сломаю тебе вторую". Немного подумав, Клоу воздержался от акробатики и поднялся вверх по старинке - используя ступеньки. Служебная дверь наверху вела в скудно обставленный коридор с зернистым офисным потолком. Комнатка с множеством горящих экранов для видео с камер пустовала (дверь в нее была приоткрыта). Рядом на кушетке храпели охранники, которых немного раньше усыпил Сёри. Спиральный провод с наушником одного из них выпал в раскрытый рот второго. Да уж, крепко спят. Клоу без труда проскользнул мимо них. Хотя, по закону жанра, прокрадываясь мимо этих громил, юноша обязательно должен был их разбудить, к примеру, чихнув, или неожиданно наступив босой ногой на чисто случайно гуляющего здесь ежа. Из конца коридора доносилось шарканье старой ткани о дерево и небрежные всплески, время от времени они сменялись чередой бульканий. Ритм ансамблю звуков задавало лязганье пестрой связки ключей. Там кто-то есть. И этот кто-то моет пол. И этот кто-то, скорее всего, уборщик. Разумеется, не из двух же охранников состоит весь персонал галереи. Клоу не стал выглядывать из-за угла, некто находился слишком близко, велика вероятность быть замеченным. Тень уборщика ездила по полу рядом с парнем, то приближаясь, то удаляясь. Итак, проход на железный навес определенно находится за этим мужиком, так как больше ему быть негде. Что же делать? Заставить уборщика уйти (Клоу не был приверженцем членовредительства). А вот как – это вопрос. Конечно, рано или поздно мужчина закончит мытье и сам удалится, воду выливать. А Клоу может сейчас спрятаться в комнате с экранами, а после перебежать на навес, пока уборщика нет. Но мы не можем знать наверняка, что последнему не взбредет в голову проверить камеры по дороге (вполне возможно, что именно он этим и занимался, комната видеонаблюдения-то пустует). Поэтому вариант «Подождать и спрятаться» нельзя считать надежным. Да и с Арсением лучше поторопиться. Парень на секунду выглянул за угол и взмахнул рукой. Невнимательный человек скажет, что Клоу взмахнул рукой. Ведро рядом с уборщиком опрокинулось. Поток грязной воды, пыли, чьих-то волос и прочей половой гадости густой волной окатил чистенькую плитку. Мужчина сразу же щедро выругался, будто весь вечер только и ждал, что кто-нибудь даст ему повод. Звуковой зигзаг витиеватой брани быстро сменился равномерным бормотанием. Уборщик схватил опустошенное ведро, и зашагал к туалету или кладовке за сухой тряпкой. Мужчина притормозил у комнаты с экранами. Клоу даже дверь оставил так же приоткрытой, как она была до него, чтобы не вызвать подозрений, почему он остановился?! Парень прижался к стене еще сильнее. - Дрыхнут они, - сказал, как сплюнул, уборщик. Очевидно, он говорил об охранниках на кушетке напротив. Будить двух громил себе дороже, поэтому мужчина просто поплелся дальше. Как только уборщик завернул в туалет/кладовку, Клоу сразу же вылетел из засады (ну как вылетел, выбежал на цыпочках) по направлению к предположительному входу на навес. Осмотрительно обошел мутную лужицу из ведра (ее берега уже оккупировали под два десятка плиток) и метнулся дальше. Стоит заметить, что полы длинного плаща намокли бы, или их пришлось бы поднимать, что очень проблематично при спешке. Первый плюс в пользу пиджака по колено. Из-под ботинка юноши раздался писк. Последний сменился коротким лязгом, как при падении на пол тяжелой бусины, и перешел в глухой продолжительный грохот. Местная акустика понесла его вдоль по коридору прямиком в сторону уборщика. Его шаги замедлились и, немного погодя, сменили направление. «Ты был мне как брат, гвоздь!» - про себя сетовал Клоу. Предотвращая Ваш вопрос, да, это был гвоздь. И в ведро юноша швырнул этот же гвоздь. Фишка у него – метать гвозди, как дротики при игре в дартс. То были особые гвозди, способные усилиями простых человеческих рук разогнаться до скорости достаточной, чтобы пройти сквозь баобаб. Уборщик приближался, держа в руках швабру, словно боевое копье, и бормоча что-то в густые усы. Других вариантов не оставалось. Клоу ринулся дальше в поисках какой-нибудь двери, чтобы скрыться за ней. Разумеется, он мог виртуозно запустить в уборщика несколько гвоздей, чтобы тот завис на стене, как тряпичная кукла. Меткости юноше хватало для того, чтобы задеть только одежду, так и без членовредительства можно. Но что потом? Мужчине хватит сил разбудить охранников своим пронзительным криком, а на них такой трюк уже не сработает. Юноша добежал до конца коридора, там находилась пластиковая дверь-обладательница таблички "Для ремонтных работ". Сквозь нее уже слабо просачивалась симфоническая музыка из зала, а точнее из динамиков. Навес рядом, совсем. Парень осторожно прикрыл за собой дверь (звучно хлопать ею было бы глупо) и затаился по ту строну. Уборщик повернул за угол и встал на одну линию с лужей и входом на навес. Клоу нервно затеребил алый шарф-платок у себя на шее. С таким же лицом парень прислушивался бы к походке персонального палача. Шаги приближались, становясь все громче. Шлепанье промокших в луже ботинок с каждым метром делалось отчетливее. Уборщик сделал оборот дверной ручкой. С Клоу его разделяли десять сантиметров пластика. Скрежет старых шестеренок в механизме замка будто бы царапал уши изнутри. Повернул, и … всё. - Замок вроде в порядке, - бормотал мужчина, - откуда ж тогда этот болт выпал? «Да как можно спутать гвоздь с болтом?!» - злился Клоу. Уборщик немного постоял, подумал и ушел. Юноша громко пропустил воздух через ноздри, облегченно оторвавшись от стены. А вот и зал! Переход из служебного помещения в островок знати чувствовался отчетливо. Пластмассовый запах кондиционера сменился благоуханием букета духов и шампанского, освещение со скучно-неонового поменялось на слегка позолоченное. Вблизи богачей даже плотность воздуха казалось какой-то другой. Хотя, наверное, виной этому было все же отсутствие окон и нормального проветривания. Под дверью находился небольшой выступ с ограждением, оно дверцей отворялось, ведя сразу на балки. Клоу выбрал самую толстую и осторожно зашагал вперед. Несмотря на свое преимущество перед остальными, железка была не настолько широкой, чтобы у юноши не возникали ассоциации с номером под куполом цирка. Где-то внизу столпились богачи, точно голуби вокруг одинокого куска батона. - … «Вконтакте». У меня еще никнейм такой интересный был, - мечтательно рассказывал Арсений, - "Игорь Базаров". Меня все любили и уважали там, ах, чудные времена, - он пустил скупую слезу. - Не то, что сейчас. Дамы ахали и теснились друг к дружке, как при просмотре самых мыльных сериалов. По толпе передавалась коробка с сухими салфетками, которая постепенно опустошалась за крокодильими слезами и сморканиями. Никто так и не понял, откуда она взялась. Альберту было настолько скучно, что он придерживал свое лицо рукой. Клоу оценил обстановку. Так-так, пока все в порядке, но неизвестно, когда примчится полиция. Нужно как-то обезвредить Арсения, ведь рассказ его может закончиться в любую секунду, а расстояние до Альберта составляет два шага. Лучше бы в него не стрелять, уголовная ответственность нам ни к чему. Еще одна уголовная ответственность. Помимо скопления голов-точек внизу, по земле передвигалась еще одна, описывая широкую дугу вокруг остальных. Сёри тащил за собой фотографа, пухлыми детскими ручками держась за воротник выходного блейзера, как за уздечку тяжелых санок. - Эй! – громко шепнул Клоу. Он как раз находился над азиатом. Мальчик остановился и поднял голову, хоть его шее и мешал толстый шарф. - А, Гвоздь. Скоро мы пойдем есть? - Нужно как-то вырубить или просто обезвредить этого мужика, - парень уже научился игнорировать фразы о еде. - Ничем помочь не могу, - Сёри пожал плечами, из-за свитера этот жест казался едва заметным, - моя работа – вынести труп. - Как вы вообще его убили? – Клоу посмотрел на фотографа так, будто на нем уже начали гнездиться мухи. - Ничего особенного. Всего лишь два кило сала с высоты, … - азиат поднял взгляд и понял, что с глазомером у него проблемы, - ну, на которой ты сейчас. Гвоздь загорелся идеей. - Думаешь, получится так же Арсения вырубить? - Наверное, - Сёри использовал вежливую форму «Ты настолько тупой, что скорее сам себя уронишь». - Отлично, давай сюда сало. Мальчик бросил взгляд на черную сумку-почтальонку (она была перевешена через плечо), в которую было упаковано мясо, и покачал головой. - Может я и Мэри Сью, но до тебя это сало не доброшу. Оно тяжелое, и ты слишком высоко. - А ботинки? – выпалил Клоу. – Ты можешь сюда допрыгнуть. - Не могу, - отрезал мальчик. – Их заряд не выдержал моей офигенности, когда я эпично поднимался по тем лестницам. И закончился, когда я прыгал с, - опять заминка, - высоты, на которой ты сейчас находишься. - А как насчет-..? - Нет, - перебил Сёри. – Твои кеды слишком велики для моих утонченных ножек. - Но я-… - Я не уверен, что ты сможешь спуститься сюда, а потом вместе с салом запрыгнуть обратно, не расшатав тут всё к чертям. Под тобой эти балки и без того трещат. - Ладно, - парень обиженно стиснул зубы. А ведь такая хорошая была идея. **** - … И теперь я здесь, рассказываю вам свою печальную историю, - жалобно выдал Арсений. Зал поглотили овации. Дамы разбирали остатки содержимого коробки салфеток, утирая с лиц реки туши и слез. - Браво! Бис! – кричали гости. Маньяк разводил руками, даря реферансы восторженной публике. - А теперь мне нужен ребенок Миллениума, - сообщил Арсений. Его нож снова выскользнул из кислотно-малинового кармана, - точнее, драгоценное ушко. Альберт громко сглотнул, спешно пятясь назад. Публика ахнула и затаила дыхание. - А как же рассказ о ранних годах? ... – механик сейчас был утопающим, который хватался за соломинку. - Мы ведь еще не знаем, каким мукам судьба подвергала Вас в Ваше ясельное время! - О, поверьте, ничего особенного, - заверил мужчина. Не отрывая глаз от будущей жертвы, Арсений провел кончиком пальца по лезвию, проверяя заточку. На грубой коже выступила бусинка крови. Сердцебиение механика по своей частоте обгоняло взмахи крылышек колибри. - КТО-НИБУДЬ, СПАСИТЕ МЕНЯ УЖЕ НАКОНЕЦ, - завопил Альберт. Короткий свист рассек воздух. Мужчина споткнулся на ровном месте, будто зацепился штаниной о выступающий из пола гвоздь. Хотя, нет, это правда был гвоздь. Только Арсений скорее не зацепился, а был прибит, как картина к стене. Нож выскользнул из рук безумца и звонко ударился кончиком о половую плитку. Маньяк неуклюже свалился с ног, коротко вскрикнув от внезапности происходящего. Удар. Арсений потерял сознание. Да, это снова было сало. Альберт застыл на месте. Лучше не рисковать, этот тип вполне может неожиданно проснуться. Парня накрыла очередная волна аплодисментов. - Отличный финал! - Драма! - Захватывающая кульминация! - Неожиданный поворот! - Замечательная выставка, надо обязательно что-нибудь тут купить на память. (Последняя фраза привела Раису Бертольдовну в состояние боевой готовности и заставила забыть о незапланированном спектакле, на который она в полном непонимании пялилась последние пятнадцать минут). Через некоторое время о трупе Арсения забыли (хоть некоторые и продолжали восторгаться, как же хорошо он играет обморок). Защитное поле равнодушия сменило полярность, теперь все внимание принадлежало только громадным холстам. В глазах каждой дамы (да и не только дамы) уже вставала картина, хотя нет, раскадровка: вот хозяйка показывает свое поместье, декорированное по последней гигантской моде, вот она останавливается у одного памятного снимка (допустим, это жующий что-то бегемот) и вот она рассказывает захватывающую историю этого самого жующего что-то бегемота. Эта эпопея повествует о молодом ребенке Миллениума и маньяке, который гнался за ним по пятам. О том, как Арсений пошел по кривой дорожке и так и не свернул с нее, пока на него не снизошло наказание в виде сала. История этого жующего что-то бегемота действительно западает в душу и даже немного пробирает на слезу (кому какое дело, что ребенок Миллениума и маньяк – это на самом деле подставные актеры?). Выкуси, соседка с египетским обелиском в прихожей. Когда про Арсения окончательно забыли, Клоу спустился с балок так же, как чуть ранее сделал это преступник, съехав вниз по одной из рам. Из-за трения ладони потом ныли так, будто их прогнали через тостер. Парень некоторое время стоял на месте, стряхивая боль с рук. Да как этот тип не пищал после такой поездочки?! - У Сёри разве не закончился заряд ботинок? Как он тебе сало передал? – спрашивал Альберт, подходя к подчиненному. - Закончился заряд, - Клоу подул на почти обугленные руки. Да чтобы он хоть раз снял митенки! – Но у меня появилась идея. - Какая? - Чтобы ботинок высоко-высоко подпрыгнул нужно просто… прыгнуть, так?. - Так, - Альберт хмыкнул. Ему сейчас рассказывали о принципе действия его собственного изобретения. - А «прыгнуть» это что? – продолжал Клоу. – Правильно. Ударить весом и вызвать это… противодействие, так вот… - Я все понял, не утруждайся, - прервал его начальник. – Ты сверху передал Сёри свой кед (в нем был заряд, в отличие от ботинок Сёри), он его включил и поставил отдачу на максимум. Потом со всей мочи бросил на кед сало, тем самым вызвав противодействие, и кед поднял последнее на твою высоту. На лету ты поймал сало, а потом бросил его в Арсения. - Да, - парень кивнул. – Правда, у нас все с пятой попытки только вышло. Ну, знаешь, то Сёри не так кинет, то я не поймаю. - Я по-о-нял, - доходчиво проговорил Альберт. - Какой же ты умный. И догадался сам. - Твой оголенный носок подал мне идею, - намекнул альбинос, взглядом указывая на босую ногу подчиненного. – Так, теперь уходим отсюда, пока не приехала полиция. За нанесенный Арсению вред нас могут привлечь к уголовной ответственности. Еще одной. - … за день, - добавил Клоу. Его фокус перешел с Альберта на злобную фигуру позади него, она большими шагами приближалась к ребятам. – О, Кирс, привет. - Разговаривают они тут! – резко сказала девушка. По тембру ее реплики имели сходство с ударами хлыста. – Ненавижу разговорчики. Быстро взяли Арсения, и бегом в машину. - Да, мэм, - выпалили парни. Аргумент Альберта о том, что он человек науки и все такое, как-то улетел. Неожиданно. - Быстро! Через несколько секунд ребята уже поспешно выносили маньяка (свою половину Альберт то и дело ронял, да и поднимал с трудом). Задачу усложняли вопросительные взгляды окружающих и попытки начать дружескую беседу. Довольно проблематично было нести труп, увертываясь от вопросов и просьб об автографе. Один кадр попросил как можно шире расписаться на только что купленном исполинском снимке. - Радуйтесь, что все дело обошлось без полиции, - сказала Кирс. - Погоди, - Клоу нахмурился. – Ты же вызвала их после того, как мы выпустили Арсения. - Это я тебе так сказала. На самом деле я как проклятая двадцать минут рассылала этим богатеям смс якобы от организаторов, что в полночь начнется «представление». Так бы они сами до этого и додумались, ага. Во времена, когда общедоступному интернет-пространству принадлежало чуть менее чем абсолютно вся возможная информация (сюда также входили номера телефонов и списки приглашенных), провернуть подобный трюк мог любой человек, способный включить компьютер и нажать на иконку браузера. - А я где был? – Клоу что-то не припоминал коллегу, нависшую над сотовым. - Точно не помню, - бросила афроамериканка. – Сначала ты, по-моему, ходил за кофе к автомату, а потом конспектировал это в Twitter-e. - Ты так говоришь, будто я все подряд туда пишу, - оскорбился Гвоздь. – В стаканчике на дне ромашечка из кофейной гущи была, между прочим! Это достойно увековечивания. *** Декабрь 2018. Если бы людская память была текстовым документом, то этот день альбинос помнил бы дословно, со всеми отступами, абзацами, размером шрифта и расположением курсива. Альберт радостно мчался вверх по железной лестнице, из-под его ног раздавался металлический гул. На бегу парень весело барабанил руками по перилам (от этого они дрожали, звуком напоминая пчел за работой), иногда делая перерывы, чтобы поправить сползающую с лица глазную повязку. Всего лишь один лестничный пролет разделял немца с будущей мастерской. Или лабораторией, он еще не определился. Наверху механика встретила самая обычная тонкая белая дверь, покрытая полосой пластикового блеска. «Заменю ее на тяжелую металлическую, - Альберт оставлял в голове заметки по декору на потом, - пуленепробиваемую. С доступом через сороказначный код, а не дверную ручку, что за дикость. И сканер для отпечатков ладони повешу, чтоб вообще круто». Хоть так обычно и делают персонажи, парень не остановился на некоторое время у самой двери, затаив дыхание. И уж точно не повернул трепетно ручку и не заглянул осторожно внутрь, будто велика была вероятность того, что по ту сторону его ждал голодный тигр. Напротив. Ребенок Миллениума тараном влетел в свою мастерскую/лабораторию, обратив на дверь чуть больше своего внимания, чем на окружающий его на тот момент воздух. Большой. Пустой. Белый. Зал. Разумеется, чего еще можно было ожидать? Стеллажи с пробирками и разнообразное оборудование для инновационных исследований в цену дома не входили (то был не совсем дом, но об этом позже). Да и вряд ли эта комната задумывалась продавцом как мастерская/лаборатория. Так вот, большой пустой белый зал без окон. Примерно такой же вид имел бы магазин бытовых приборов, убери оттуда абсолютно все холодильники, пылесосы, а также остальную технику и элементы интерьера. Окружающая парня белизна давила бы на глаза кому угодно, но не Альберту. Любимый цвет, любовь к стерильной чистоте и все дела. Механик был в восторге от своей будущей лаборатории/мастерской, пусть на тот момент она и пустовала. Был в восторге первую секунду. Посреди зала чернело огромное пятно, как по неосторожности посаженная клякса на офисной бумаге. Пыльное, радиусом в два метра. Пятно слегка дымилось, будто некоторое время назад в том месте произошел взрыв такой силы, что уничтожил даже собственного возбудителя, обратив последнего в огромную кучу черного пепла. А вот это уже повод трепетно помедлить и затаить дыхание. Или что там было пару абзацев назад. Откуда здесь мог появиться этот след? Что-то взорвалось? Что-то самовоспламенилось… и взорвалось? Что-нибудь вывалилось из портала в пространственно-временном континууме, а потом самовоспламенилось и взорвалось? Альберт застыл на месте, всматриваясь в неизвестной природы пятно. Так-так, там была не просто горстка праха. У нее был свой рельеф. Стон. … и этим рельефом, видимо, был человек. Да, человек. Мужчина, судя по голосу, молодой. Среднего роста (хотя, если он лежал горизонтально, то, скорее, средней длины), облаченный в черные одежды, плотно облегающие все изгибы его тела. Если обычные люди подумали бы о костюме для дайвинга, у любителя фантастики Альберта тут же всплыли ассоциации с формой антагониста из «Стартрека». Черные волосы полностью закрывали лицо, единственное место, которое могло быть не черным на мужчине. Не удивительно, что с первого взгляда неизвестного можно спутать с горой праха. Парнишка неуверенно направился к раненому (?). Нужно помочь. Альбинос чувствовал, как по мере приближения к незнакомцу воздух становился горячее и горячее, будто тот был костром в центре заснеженного леса. Пространство вокруг тела неизвестного слегка искажалось (виной этому был жар). Небольшие участки кожи, которые были все же видны, цветом напоминали слабо прожаренный стейк. Суеверный человек сказал бы, что этот парень попал сюда прямиком из котла Сатаны. Механик был уже совсем близко. Белые носки кед обволок прах. - Кто Вы? – осторожно спросил Альберт. – Или что Вы? Откуда Вы здесь, и что тут творится вообще? Незнакомец попытался что-то ответить, но сказанное исказил болезненный стон. - Аптечку? – Альберт паниковал. - Воды? Льда? - Холодильник… - хлипко, будто его голос тянули вниз когтистые десницы, пробормотал мужчина. Он слабо приподнял указательный палец правой руки и завернул его в сторону. В конце зала находилась дверь. Ее блекло-серый контур Альберт заметил только сейчас. - Там комната кондиционирования, - с неуверенностью сказал механик. - Это не холодильник. - Сделай… Человек-уголь просит смастерить ему холодильник и, по всей видимости, после этого закинуть его туда. Бывает. Ребёнок Миллениума быстро прикинул, как это самое «сделать». - Мне нужно поставить всё на минимум, чтобы там был «холодильник» и еще кое-что подкрутить, чтобы в «холодильник» не превратилось всё здание. В таком случае в моей лаборатории/мастерской будет холодно… очень. – Парень любил холод как атмосферу для концентрации, и идея сковать им свое место работы ему вполне нравилась. Но сами обстоятельства такого решения все-таки смущали. - Хорошо, - альбинос быстро кивнул, - сделаю. Это ведь нужно для того, чтобы, кхем, охладить Вас? - И криогенно сохранить… - незнакомец откашлялся. Кашель был сдавленным и шершавым, будто на легких мужчины стоял грузовик, обутый в зимнюю резину. Голос стал ровнее – в моем теле есть кое-что,… чему лучше бы не умирать. - Кое-что? – озадачился Альберт. Человек-уголь, у которого внутри что-то живет. Блеск! - Я точно не уверен. Оно есть, если теория верна. - Какая теория? - Наипростейшая б..ть. Ты будешь замораживать меня, или спрашивать о всякой бурде? - Ах, простите. Сейчас я проверю, что там можно сделать, а потом Вас отнесу. А Вы лежите,… остывайте. Альберт метнулся в сторону комнаты кондиционирования. Парень не совсем понимал, зачем помогает этому типу. - И еще! – вдогонку крикнул мужчина. Он говорил с большими усилиями, произносить каждое слово было труднее предыдущего – Если, когда ты вернешься,… я буду уже мертв,… не пугайся,… все логично… Я же тут и так умираю медленно… Просто … отнеси меня туда… И оставь... И никому … обо мне… не говори. Пожалуйста… - Л-ладно… - неуверенно протянул альбинос. Да, все-таки «пожалуйста» - это уже хоть какой-то минимальный повод помочь. Нельзя сказать, что мысли Альберта просто банально спутались. Если дать огромный клубок шерстяных ниток выводку из дюжины котят, то результат двухчасовых игр будет гораздо менее запутанным, чем мысли Альберта. Их можно поставить в один ряд со знаменитым Гордеевым узлом, хотя последний на их фоне будет чувствовать себя как-то неловко. Не теряя времени, механик помчался к будущему холодильнику. Благо, в бездонных карманах всегда найдутся инструменты. *** Фотограф проснулся с компрессом на лбу. Некоторое время прохладный пластик был всем, что он ощущал. Потом, по мере прихода в сознание, ноги начал шершавить плед, а под головой наметилась подушка. Нельзя сказать, что сразу, но кайму из четырех любопытных взглядов Леша тоже заметил. Слишком грубо было бы обобщать, сказав, что эти взгляды как один были любопытными. Один из них (он находился значительно ниже своих соседей) по большей мере источал немое безразличие. Второй скрывался за частыми морганиями и периодически соскакивал вниз – на свет экрана мобильного. Третий брезжил искренней неприязнью с высоты в один метр девяносто сантиметров. Четвёртый же лучился заботой и добрыми намерениями. Леша долго приходил в себя, благо удар салом обернулся лишь синяком и головной болью при пробуждении. Поездной грохот в ушах не прекращался долго. Достаточно долго, чтобы фотограф успел осмотреть своих похитителей с ног до головы, пока те безгласно проницают его. Тугие поглядки закончились просьбой попить. Осушив кружку чая на травах (сначала ему принесли «Бехеровку», случайно, честно-честно), фотограф начал трезвый разговор: - Мне же не надо будет спасать мир? – спросил Леша. Этот вопрос его больная голова посчитала самым важным и переломным на тот момент. - Нет, не надо будет, - ответил Альберт, он сидел в кресле, рядом с кроватью. – И ты даже не избранный. И не уникальный. Дружелюбие на лице механика и заботливый голос почему-то наталкивали Лешу на мысли о медсестре-монашке. Главный вопрос есть, теперь можно и все остальное. - Кто вы? – для начала спросил фотограф. Он сел на край двуспальной кровати, пальцами обхватив кружку с почерневшим от кофе донцем. - Альберт Цвайнштайн, - представился альбинос. – И мои подчиненные, - механик указал на ребят, но фотограф не слушал. Леша всматривался в лицо собеседника с недоверием. - Альберт Цвайнштайн? – переспросил он. - Ребенок Миллениума? - Да, - просто ответил механик. Вопросов становилось больше, как и желания их задать. Некоторое время фотограф бездумно моргал, путаясь в их количестве. Правда ли дети Миллениума родились именно в полночь с 1999-го на 2000-ый, или это выдумка журналистов? Если да, то как именно этот момент повлиял на то, что все четверо – гении, в таком юном возрасте достигшие высот в своих областях? Какая связь с тем, что каждый имеет какой-либо врожденный физиологический дефект? Парнишка глубоко вдохнул, готовый выплеснуть все вопросы наружу, как свору мыльных пузырей сквозь пластмассовое колечко. - Зачем я Вам? – наконец выдал фотограф. - Начнем с того, что мои ребята занимаются охотой за головами, а я им для этого подгоняю информацию. - Ловите преступников, которые в розыске, значит? – со скепсисом переспросил фотограф. - Да, - Альберт кивнул, - за это дело хорошо платят. - И хотите, чтобы я тоже этим занимался? – продолжал мысль Леша. Он все никак не мог определиться, кем быть хуже: книжной жертвой или книжным героем, обреченным на приключения. - Разумеется, нет, - отсек альбинос. – Где ты видел, чтобы профессионалы своего дела вот так брали первого попавшегося ребенка, даже за себя неспособного постоять (это не про тебя, ты хороший, бери еще печенюшку), и сразу же ставили у себя в первые ряды? - … И чего же тогда вы от меня хотите? – фотограф смутился. - Испытать кое-что, - ответил механик. Он обратился к ребятам. - Где он, кстати? - Последний раз я его видела под твоим рабочим столом, - проинформировала Кирс, - ненавижу твой рабочий стол. - Да, точно, слева что-то было, - Клоу энергично кивал, оторвавшись от экрана сотового, - мудрёное какое-то такое, с конструкцией интересной, дизайном всяким. - Слева были мои тапочки, - пояснил альбинос. - Так, - Гвоздь запутался, - ты сейчас про моё или твоё лево? Некоторое время спустя, после нескольких бестолковых диалогов, Леше принесли девайс. Как ни банально и ожидаемо, это был фотоаппарат. Он не был отличным от какого-нибудь другого профессионального носителя длинного носика-фокуса. Ни футуризма в дизайне, ни изысков в конструкции Леша не наблюдал. Единственное, что бросалось в глаза, так это непомерное количество кнопок, которые теснились вокруг дисплея. И вес. Взяв прибор из рук Клоу, Леша чуть не согнулся пополам от этого знатного веса. - Тяжелый, - с умным видом заключил фотограф. – Испытания окончены, я домой. - Не-не-не, - парировал альбинос, - домой ты не скоро. Как читатель уже, верно, смекнул, этот фотоаппарат был не совсем обычным. И, зная о любви Альберта к модификации предметов бытового обихода в оружие, скорее всего, понял, что та самая участь постигла и этого товарища. Леша догадывался, что этой штукой можно как минимум убивать людей (если не стреляя смертоносными лазерами, то, по крайней мере, пользуясь ее знатным весом). - Что он делает? – все же спросил Леша, с любопытством вертя его в руках. - Много чего, - ответил Альберт. – Испытания будут завтра, вплоть до их окончания мы тебя не отпустим. - Но… – хотел было возразить фотограф. Альберт поднял указательный палец, как бы затыкая его. - Некоторые личные вещи вроде одежды и полотенец мы взяли у тебя дома, не бойся. Едой и душем обеспечим. - Но… - Я поговорил с твоими родителями, они не против. «Главное, чтобы ноги себе не переломал». - Что?! – выдал фотограф. - Они не против того, что вы держите меня здесь насильно? - Ну, об этой части я умолчал. Я вообще много о чем умолчал. Я почти обо всем умолчал. - Ох, - Леша ощущал, что к концу испытаний на его лице выступит с десяток новых мимических морщин. – У меня все равно много вопросов. Почему именно я? Почему с выставки меня нужно было именно выкрасть, раз родители не против? - Потому, что у тебя особая манера фотографии, которая мне нужна. Ты умеешь ловить момент, а это говорит о меткости и хороших рефлексах. А еще ты молод и не заносчив, в отличие от большинства фотографов (ох, есть у меня один заносчивый знакомый, так бы и убил). Выкрали потому, что выкрасть веселее, да и вряд ли ты согласился бы на эту авантюру добровольно, даже при родителях. Задашь все остальные завтра, я попытаюсь ответить, - пообещал Альберт. – Сейчас я ухожу работать.