Самая общая теория всего

Основным детищем Франца Невысказанного была работа в сфере сантехники, но гораздо больше к душе припало садовое дело. Все выходные шли на приятные хлопоты в уютной теплице, уход за цветами и компоновку букетов. В данный момент он согнулся с коралловой лейкой над георгинами, опасливо склонив ее носик – немного осторожнее, чем обычно, ведь конкретно сейчас помимо риска перебрать с cуточной дозой его подстерегала опасность быть пойманным. Будучи преступником в розыске, этой ночью он пробрался на склад тканевого завода, чтобы полить цветы. *** Горячая точка на кромке паяльника нехотя испускала почти невидимый дым. Альберт держал инструмент как перо, с виду похожее на отвертку с проводом на конце. Он старательно выводил что-то на поверхности микросхемы (изредка она сварливо пускала мелкие искры), хоть эту работу и недолюбливал. Леша подумывал о том, чтобы погреть руки от паяльника как от костра. Вместо этого он завернул их в растянутые рукава свитера, и потер друг о друга. Холод будто проникал прямо под кожу. - Вы ответите на мои вопросы? Семь минут назад механик промычал "Угу", и с тех пор только изредка ругался на стол. - Можешь ко мне на "ты", - только сейчас бросил Альберт. Леша промолчал. В его правила не входило дружелюбие по отношению к похитителям. - Вопросы...? - напомнил он. Альберт закончил полосу и выключил инструмент. - Да, конечно, задавай, у меня сейчас нет настроения издеваться. - О, хорошо, - Леша выдернул из кармана смятый до безобразия лист, и подождал, пока Альберт спрячет паяльник и сделает глоток кофе (на деле это была горсть льда с горьким привкусом). Альбинос перекрутился на стуле так, чтобы смотреть в упор на фотографа. - Слушаю, - объявил он. - Первый вопрос,... - сказал Леша. Его глаза бегали по написанным строкам. - Дети Миллениума правда родились ... - Скучный вопрос, - перебил Альберт. - Давай другой. - Вы же обещали не издеваться! - обиделся Леша. Альберт закинул ногу на ногу, и зашатал верхней как строптивая дамочка. - Ох какая цаца. На самом деле же скучный вопрос! Да, мы все родились в полночь первого января того круглого года, правда, согласно своим часовым поясам. Технически, конечно, это звучит глупо. Дети не одну секунду рождаются. Там сам процесс припал на это время. Леша понял. Этот вопрос терся о механика настолько часто, что в его терпении появилась дыра. - Простите, - извинился он. - Нет, все нормально, - уверил альбинос. - Ты просто напомнил мне о журналистах, которые задают одни только скучные вопросы. А большинство ответов ведь и в интернете можно найти! - Я и нашел, но там не все, - сказал Леша. - Я продолжу? - Конечно. - Вы сидите весь день напролет в этой холодрыге при том, что у альбиносов обычно очень слабое здоровье. Почему Вам не холодно? - О, я раньше много болел. Очень. Потом, лет в шестнадцать, кажется, мне кололи препарат для усиления иммунитета, прочих полезных штук и якобы для стимуляции выработки меланина. Результаты налицо, так сказать. Мне теперь холодно начинает быть … ну, такого пока не было. Нужно как-то проверить, - Альберт отвлекся, калькулируя что-то в уме. – Да. Надо. И меня немного бросает в жар при комнатной температуре. Иногда. И у меня никогда не бывает щетины. На самом деле мне все очень нравится (ума не приложу, почему родители отсудили столько денег у этих медиков, круто же!). Но надо много паять и мне дурно от этого обычно. - Оу. Мне жаль. - Да я привык. - Ну, ладно, - протянул Леша. - …И еще вопрос к прежде сказанному. Вы по поводу своего рождения говорили «процесс припал на это время». С учетом показателя рождаемости, кроме вас троих «процесс» мог происходить еще человек у сорока. Но детей Миллениума как признанных гениев только трое, и, я хочу заметить, все они из Центральной и Западной Европы. Почему? Альбинос замер. На секунду могло показаться, что в его голове произошел маленький взрыв. Он заметно встревожился – по причине неизвестной, пожалуй, даже ему самому. - Не знаю, честно. Почему-то никогда не было идей по этому поводу. - Все в порядке? – обеспокоился Леша. Альберт закрыл глаз и сглотнул. - Да… - на его лицо снова вернулась дружеская улыбка. - Минутное помутнение. Бывает. По поводу твоего вопроса – честно, не могу ничего сказать. - Ладно, - сухо выговорил фотограф. Он ждал любопытного объяснения, или хотя бы мелкого замечания, которое дало бы основу интересному пазлу, но увы. - Я прочитал, что вы знакомы с двумя другими детьми (а с Б. Кноксом даже в школе учились). Вы тесно дружите? - "Б. Кнокс"? - Альберт прыснул в рукав. - Я в чем-то ошибся? - Нет-нет-нет, - парень повертел ладонью перед собой, - я просто знал, что он поменял имя, но не знал на какое, как-то не мог все время посмотреть. Нет, серьезно, наши с Онти имена написаны полностью, а он - Б. Кнокс? - Ну, да, там было "художница Леонтина д' Аоста, изобретатель Альберт Цвайнштайн и Б. Кнокс". - Ох, ладно, - Альберт сделал глубокий вдох и прекратил хохотать, но еще улыбался. - Да, дружим мы. С Б. не очень, правда, со школы так и не пообщались нормально. А с Онти да, очень тесно, лет десять уже. Каждый день ей звоню. Кстати, это она мне эту повязку с бабочкой сшила, - он указал на подарки, надетые на нем все время и повсеместно. Леша понял, что, скорее всего, по газетным заголовкам вскоре проскочит громкое "помолвка Миллениума". - Кстати о Вашей повязке, - вспомнил фотограф. - Это плохая идея, - перебил Альберт. - Лучше на мой больной глаз вообще не смотреть, он уродливый, да и я и без того не красавчик, ну, ты понимаешь, - он вскинул брови. На бледной коже они выглядели сальными и неприятно седыми, если их вообще было видно. - На самом деле я хотел спросить, как Ваша линза крепится к повязке так, что это не похоже на половинку водолазных очков. Но теперь мне интересно это. - Ох, - Альберт суетливо осмотрел пустое запястье. - Сколько времени-то уже! Алекс, ты опаздываешь! Фотограф выглядел так, будто его вот-вот стошнит. - Я опять еду к черту на кулички с этим кирпичом на шее и с кем-то, кого едва знаю и немного боюсь под рукой? - Конечно, нет, мы идем завтракать, - обнадежил Альберт. - Сначала нужно поесть, И только потом ехать к черту на кулички. *** Уровень чистоты этой кухни наталкивал на мысли о лабораториях, где странные вещества клокочут в вакуумных герметичных контейнерах и куда можно входить только одетым в специальный скафандр. Фотограф вздохнул. Он сидел за белым узким столом (он и ему подобные зовутся барными стойками, но выпивали тут пару раз в год), вилкой с белой рукоятью ковырял яичницу, стывшую на белой тарелке, которая мяла донышком белую салфетку-подстилку. - Может, вы меня все-таки домой подбросите, а? Фотограф никогда не верил, что это сработает, но на всякий случай все время спрашивал. - Конечно, нет, Алекс, что за глупости, - возразил Альберт. Он сидел во главе стола и как раз заканчивал банку холодного чая и замороженный кекс (если постучать им по дереву, звук будет гулким). Рядом с ним лежала новая папка. На разрез с парой дней ранее, Леша уже не ощущал пребывание здесь заточением. Ему пообещали солидную сумму, новенький фотоаппарат и чистку памяти в конце экспериментов. Дело в том, что за последний год мимо Альберта просвистело около сорока двух снайперских пуль – это все группы ученых, инкогнито заинтересованных аномалией Миллениума, и просто доброжелатели, которым не на руку были некоторые изобретения – безопасней для самого Леши было бы позабыть, где Альберт на то время жил и работал. По той самой причине механик предпочел лабораторным испытаниям фотографа. На профессиональной проверке кто-то из подставной команды нечаянно пальнул бы по Альберту лазером, и это сочли бы за горестное тюхе. Не присутствовать там лично, а прислать разработку по почте тоже было нельзя – ее могли тихо присвоить. Альберт не мог доверять кому-то кроме своих подчиненных, но ни он, ни они сами фотоаппарат нормально испытать не могли. Нужен был человек со стороны: максимально законопослушный, ни на кого не работающий (следовательно, юный), совестный, фотографирующий животных в движении. Даже снимать помещение для персональных испытаний Альберт не мог, так как риск быть опознанным и пристреленным оставался (опционально: задушенным, утопленным или (и) расчлененным). Отправлять туда одного только Лешу тоже нельзя, все равно об испытаниях бы кто-то пронюхал и выследил бы дорогу до Альберта. Насчет появления на выставке – механик и сам понимал, насколько глупо тогда поступил. Он полагал, что охота на него стихла, являясь в людных местах вроде музея паровых машин, но эксперимент показал обратное – в него выстрелили уже на выходе. Оптимальным было бы наблюдать за фотографом через камеры, пока он занимается и без того достаточно скрытным бизнесом - поимкой преступников за гонорар. Ребята, к тому же, были опытными, и могли делать основную работу самостоятельно, пока Леша стоит рядом и изредка постреливает во что-то. Плюс, как подумалось Альберту, у школьника такая идея должна была вызвать больше энтузиазма, чем нудные испытания. - Хочу нудные испытания! - взмолился Леша. – Мы очень весело постреляем по манекенам, честно-честно! Его никто не послушал. - Я иду готовить самолет, - сказал Альберт, слезая с барного стула. Он швырнул папку, вынудив ее проскользить через длинный полупустой стол. Острие из пластика стукнулось о краешек белой тарелки фотографа, - почитайте пока, сегодня лететь недолго. Хлопок двери объявил полную тишину, за исключением тихих ударов Клоу по клавишам его телефона. Француз всегда казался Леше каким-то неправильным. Он каждый день укладывал свою странную прическу с помощью бриолина, имел что-то наподобие пирсинга и, несмотря на внешние задатки лихого поклонника панк-музыки, ухаживал за ногтями. Он был непроходимым дурнем и в голове просчитывал полет каждого гвоздя, который запускал. Ночь проводил ведя переписку и на все вопросы мямля «Угу», и вставал пораньше чтобы сварганить завтрак и разбудить соседей галдежом сковород. Клоэра Попеле будто сделали из разных людей, словно плохую аппликацию. Он был вихрем из диссонирующих осколков, ударявшихся друг о друга и цокавших о стенки прочного стеклянного колпака, который заслонял эту аномалию наглухо. - Ты на мои точки смотришь, - заметил француз. У него получилось сказать это без упрека. Леша встряхнул головой. Он заметил, что, отвлекшись от телефона, Гвоздь все равно продолжал что-то набирать. - Извини, пожалуйста, - сказал фотограф. - Ничего, они правда странные, - согласился Клоу. Он улыбнулся уголком рта – левым – три черные точки из полукруга построили линию. - Можно спросить, - Леша осторожничал, - это шрам? - Да, - Клоу кивнул. – Он даже щипал когда-то легонько, а потом перестал. Я не знаю, откуда у меня это. В голову фотографа попала долгожданная смазка для логических шестерней. - То есть, - протянул Леша, - ты не помнишь, как их получил, и, выходит, с тобой произошло что-то странное, что ты забыл или во время чего ты был в отключке. - Ну, … получается,… что да, - медленно выговорил француз, - а вообще я полностью потерял память четыре года назад. Сразу с точками проснулся. Идеи автора сочат оригинальностью задумки так сильно, что ему стоит врезаться в стену, но вместо этого он безразлично кивнет. - Вот как, - задумался фотограф. – Ты, наверное, ищешь правду. Ну, своего происхождения. Клоу просмотрел на него так, будто понял, что что-то пропустил в этой жизни. - Нет. Я должен, да? - Ну, да, - для Леши это было ясно как день. – Тебя же должно интересовать хоть чуть-чуть, кто ты такой. - А-а, - протянул Клоу. Он начинал понимать. - Я об этом никогда не думал. Мне и все равно, честно говоря. Второй раз за утро Леша изумился: как мало в этом доме думают о том, что коробить должно в первую очередь. Фотограф вспомнил о папке. - Ты собираешься это читать? - спросил Леша. Он начал вынимать листы, и раскладывать их в две стопки: вариант с русским переводом в одну, и с французским – в другую. - Оу. Конечно, - сказал Клоу. Леша передал ему его половину. Этой ночью Франц Невысказанный проник в лабораторию биолога-инженера Л. Хантергейта, откуда выкрал его последнюю разработку – "капли, кто бы подумал, Хантергейта". Их отличительной чертой была способность к восстановлению мертвых клеток растений, а так же стимуляция их ускоренного роста и созревания. Сухая скореженная ветвь винограда, которую окропили пробной дозой разбавленной сыворотки, сиюминутно пустила толстые лозы и дала грозди такой пышноты, что ее плоды трескались и текли спелым соком. Сам преступник до вчерашнего дня был смирным налогоплательщиком: не буянил, не нарушал, сдачу в магазин всегда доносил. Жил в скромном городишке в Болгарии, далеко от моря и туристической сумятицы. Круг общения заканчивался на продавце из магазина семян и на паре работников психотерапевтического центра, в котором он состоял на учете (диагноз и материалы обследований скрывала марлевая повязка врачебной этики, но это не мешало Леше поставить его самостоятельно – псих). Имел теплицу, вдоль и поперек засаженную цветами, компоновал букеты и продавал; деньги полностью уходили на содержание друзей в горшках из керамики, отчего финансовое положение иллюстрировало ноль по модулю во всех отношениях, не учитывая зарплату сантехника. Алекс согнулся над самым листом, и схватился за стол будто собирался отжаться; прищурился и откинулся максимально назад. Его фокус все время был прикреплен к тексту. - Извини, все в порядке? - поинтересовался Клоу. - В порядке, - Леша хмурился, балансируя на двух ножках стула. - Просто мне иногда тяжело читать что-то вблизи. Дальнозоркость. Клоу сделал заметку об этом у себя в твиттере. - Очень серьезно? Совсем не видишь? Леша покачнулся вперед, и стул встал в привычное для четвероногой мебели положение. - Нет, иногда это даже хорошо. Я могу текст с последней парты видеть. Распечатанный текст, - уточнил он, - у кого-то в руках. Мне даже очки прописали, но я до оптики так и не дошел. - Мм, ясненько. - По поводу этого Франца, - начал Леша. Он бегал глазами по тексту, чтобы периодически с ним сверяться. - Ага. - Он доехал до Германии, пробрался в лабораторию, прошел мимо нескольких охранников и увильнул от камер (это все при том, что он обычный человек, а не шпион из голливудского фильма). И украл эти самые капли (он еще ухитрился зайти в лабораторию, когда в ней был Хантергейт и как-то остаться незамеченным). Зачем? - Чтобы полить цветы! – выпалил Клоу. – Ну, может у него какой цветочек завял, лучший друг типа. Клоэр Попеле, без сомнения, - замечательный тактик и неплохо разбирается в скорости и аэродинамике, когда дело касается гвоздей. Однако строить догадки в ходе расследования ему категорически нельзя. - Нет, - сказал Леша. – Капли должны выйти в продажу через два месяца, труп цветочка мог бы и потерпеть. Клоу еще немного подумал, и щелкнул пальцами с новым запалом: - Значит, ему НЕВТЕРПЕЖ как срочно надо полить цветы! - Нет, - грубо парировал Леша. Он озадачился. - Серьезно, что такое важное ему нужно восстановить? Что-то такое, что не может потерпеть два месяца, хотя сыворотка сработает с любой гнилью, - Леша рыскал глазами по кухне, словно где-то на этой белизне найдется ответ. - … Ага, я понял, у Франца есть что-то такое, что восстановить он может сейчас, то есть, потом возможности не будет. Что-то произойдет, или будет в открытом доступе только в этот промежуток времени,… но что? - Я понял! – догадался Клоу. - Сегодня вечером болгарская «белая толпа» с цветочками вместо черных парней! - Мы в другой главе, - напомнил фотограф. Рассуждения дальше этой точки так и не зашли, но много раз спикировали мимо версий Клоэра. Очень много раз. *** Самолет доставил ребят в Болгарию. Согласно докладу с камер, Франц вернулся сюда и на момент их прибытия шел по улицам Плевна. После высадки в пригороде они поймали машину. Такси встало где-то далеко от сити-центра, но не на самой окраине, - на середине градиента загруженности движения, густеющего в зените. По четырем полупустым полосам нехотя рокотали машины. Леша заострил внимание на часиках поиска на экране фотоаппарата. - Франц Невысказанный, - сказал прибор. - Идет вверх по 176-й Западной: через обход дворами, приближается к основной улице. Предположительное время столкновения - сорок две секунды. Точка на экране сделала круг, изображая обновление данных. - Двадцать четыре секунды, - поправился Фотоаппаратик. Леша вскинул взгляд. - Я его вижу! Франц имел плешь, усы, борсетку и, сначала показалось, похмелье – выйдя из-за угла он схватился за голову и немного отсторонился обратно, будто его центр тяжести утянуло магнитом. Выпрямившись, он прижал портфельчик к себе и зашагал вверх по улице, словно спешил. Ясно, капли в борсетке. Несясь мимо ребят, Франц скривился, будто они ужалили его током. - Наверное, мы слишком заметно на него вылупились, - подумал Клоу, пялясь на убегающего преступника. - Да, наверное, - согласился Леша. – Может, мы побежим за ним? - Не, - сказал Клоу. - Так хорошо стоим же. Чуть позже Леша все же пошел за преступником. Франц прошел к переходу на станцию надземного метро – довольно новенькую, конкретно в Болгарии их строительство закончили только три года назад. По форме здание напоминало застекленную ракушку мидии, проткнутую линией поездов; двойную полосу поддерживали над землей широкие колонны, смахивавшие на насадки для пылесоса. Надземный переход шел тоннелем над широкой дорогой; по бокам он был застеклен, увешан панельными рекламами и снаружи подогнут железными угловатыми дугами - создавалось впечатление, что это хребет огромного механического червя, головой сросшегося с ракушкой. Из-за праздника метро не работало, но его зданием еще можно было пользоваться для переправы через дорогу. Франц вошел через стеклянные двери в пустое помещение с двумя нерабочими эскалаторами и лестницей к основанию "червя". Леша выхватил какую-то карту со стойки и спрятался за ее размашистым разворотом. Он просто турист, а если садовнику взбредет в голову, что за ним ведут слежку, то это уже паранойя. Фотограф чувствовал себя глупо. А еще понимал, что в самом начале главы никто никого никогда не вылавливает; иными словами, все это сулило обломом. Оба - объект и субъект тайной слежки - поднялись к тоннелю. Внутри, как и в холе, можно было выбрать два способа передвижения: пеший и стоячий, только вместо эскалатора там были две ленты (их тоже выключили на выходной) по типу длинных беговых дорожек. Билборды сбоку были динамичными - ребристыми, сложенными из ряда широких полос-жалюзи: отвисев минуту или меньше, реклама внутри тарахтя менялась на наружную сверху вниз, словно по ней проводили пальцем. Во время одной из таких смен мимо Леши промелькнула фигура в пиджаке по колено. После прыжка в гравикедах Клоу взобрался на одну из дуг-ребер, и умостился там как можно крепче - просчет с положением был чреват скольжению и посадке под чьими-то шинами. Ушло некоторое время на наблюдение за Францем: так парень понял общий темп его нервозной походки. Сделав конечный подсчет, Клоу вскарабкался вверх (обнимая железную раму, пальцы все норовили съехать и соскользнуть, но митенки этому помешали). Потом он перебежал в конец крыши - туда, где было открыто окно для проветривания, - сел, свесив ноги между двух дуг, и обхватил ими шест, на котором держался билборд. Он стал на колени, и позволил своему телу описать полукруг. Все это уложилось в нужный, ранее скалькулированный хронометраж. Клоу швырнул три гвоздя, едва цель достигла мысленно поставленной точки. Звук был такой, как от резкого удара донцем массивного стакана по деревянной поверхности, усиленного вдесятеро. Парень завис вниз головой словно на турнике; его брови тоже потянуло от удивления. Он промазал, - нет, он не перфекционист, для которого небольшой облом приравнивался ко вселенскому, - вместо предположительной штанины он попал по полу. Получается, в мгновенье броска Франц вовремя отскочил в сторону. Такого никогда не было. Он просто не мог заметить Клоу раньше. Садовник подлетел к окну прежде, чем парень успел опомниться, и закрыл его наглухо. Из-под согнувшейся карты выглядывал лик остолбенелого Леши, но недолго; фотограф отбросил макулатуру и прислонил зрачок фотокамеры к глазу, поймав садовника на прицел (во время этого он скороговоркой выпалил нужное слово); выстрелил. Прямо во время щелчка Франц прикрыл глаза рукавом, как ребенок при просмотре жуткого фильма. - Ах ты ж везучая гадость! - вырвалось бы у Леши, если бы не конфуз. Быстро, из автоматного магазина идей, к фотографу пришла еще одна тактика. Он не глядя, умело покрутил колесико функций, и навел изображение цели на смятую в руках Франца борсетку, зачитывая еще одну немецкую мантру. Садовник это заметил, и понесся прочь, скача с ноги на ногу, как курица при виде мясницкого топора. Леша ринулся за ним, придерживая фотоаппарат у правого глаза. Пальцы скрепились на боковой ручке точно вылитые из стали, так крепко, что даже землетрясение не могло сбить прицел. Он уже имел опыт такой погони. Правда, раньше он гонялся только за неугомонной летучей мышью в пещере. Он зажал кнопку выстрела. - Rindfleischetikettierungsüberwachungsaufgabenübertragungsgesetz. В голливудском фильме, пожалуй, кинокамера обвела бы элипс по траектории полета неосязаемого прозрачного шара, вибрирующего как неспокойная водная глазь и искажающего пространство вокруг. В реальности это был быстрый невидимый сгусток приложенной силы размером с мелкое яблоко, лишенный всяких изысков и спецэффектов. Франц упал навзничь, точно поскользнувшись на голом льду. Шар попал прямо в цель – по лодыжкам. Еще выстрел; борсетка выскользнула из рук и на секунду завела кутерьму в воздухе, вертясь в высокой петле. Снова удар; кожаный портфель срикошетило на подвижную ленту. Учитывая расстояние до фотографа, Францу хватало времени подняться на ноги, прогнуться через оградку чтобы выхватить борсетку и смыться, но... Легкая дрожь и звук пылесосного вдоха. Лента включилась. Борсетка поехала к Леше, слабо подскакивая. Экран фотокамеры посинел, и по нему побежала строка: "Всегда рад помочь. ;D Только все это дело будет работать примерно минуту. Альберт." Несмотря на благодарность, Леша скривился. Этот отморозок за ними следит постоянно. Франц встал на ноги и бросился прочь. Леша побежал следом, но притормозил у окна, где повис Клоу (парень уже заскучал и взялся писать что-то в интернет). В стекле перед французом из маленькой точки ветвилась мощная трещина - пробить гвоздем стекло, видимо, не получилось. Фотограф помог парню выбраться, и оба метнулись за Францем. Эскалаторы тоже заработали: парни сбежали по одному, потом вынеслись ко второму такому же – уже постепенно застывавшему и переходящему обратно в нерабочий режим – он спускался в основной зал. Половинки просторного помещения, заваленного светом, ограничивались будкой выдачи билетов и двумя сплошными решетками по бокам (их опускали руками когда метро не работало, а поднимались они автоматически при включении всего остального), узор из прутьев напоминал пчелиные соты. Одна из оград уже была заперта, а вторая только опускалась – терпеливо, как все опускающиеся перед героями стены, чтобы те успели проскользить плашмя в вежливо оставленную им щель. Франц явно опустил одну решетку, а за ней схватился и за другую, и спрятался, когда появились ребята, не дотянув ее до конца. Решетка опустилась почти до половины, а парни еще были наверху. Они катастрофически не успевали. - Беги, я догоняю, - скомандовал Клоу. У него появилась мысль, основанная на том, что он провернул на прошлой неделе. Леша кивнул и побежал вниз по обездвиженным рифленым ступеням. Секундами позже фотограф был в самом внизу, а проем между полом и клетью мог пропустить разве что крысу. Они не успели. Над головой пролетел предмет размером с большой школьный пенал. Ботинок врезался в пол под решеткой, обогнул железные края, закончившие посадку, и подскочил вверх перпендикулярно земле. Стена с цепным грохотом промоталась обратно, вернее, ее подняли силой прыжка. Достигнув вершины, ботинок свалился вниз; клеть снова начала опускаться. Ребята успели пробежать без скольжений и нескладных попыток станцевать лимбо (правда, ограда немного помяла прическу у Клоу, от чего та стала похожа на хохолок петуха). Клеть захлопнулась. Ботинок отбросило в сторону. Леша заскользил взглядом по залу с рядом машин для электронного компостирования билетов. Франца не было видно совсем. Послышался звук отворения небольшой дверцы (судя по тому, как ее сильно шатали и дергали, кто-то поднимался из неудобного положения). Франц вылез из будки продажи билетов на четвереньках, встал на ноги, и отряхнул одежду от пыли. Садовник остался в первой половине зала. Клоу выругался. Дальше Франц чудом увернулся от очереди гвоздей (проемы в решетке были просторными), просвистывавших на уровне ушей и затылка, пока Леша с помощью силовой функции пробивал брешь в барьере (на это ушло три выстрела, около десяти секунд и одно желание побывать в тире у Клоу). Когда у ребят появилась возможность выбраться, садовник уже выбежал наружу через стеклянные двери. Леша заметил линию микро-почтальона, такую же, как в Филадельфии, только эта была больше, для грузов свыше пятидесяти килограмм. Она была рядом с садовником. Фотограф подумал, что на месте Франца он ускользнул бы как это сделала Кирс – лихо запрыгнув на парящий поднос и понесшись вниз по улице как на реактивном скейтборде. Да и других вариантов у садовника не было (кроме портала, который мог по его велению отвориться и захлопнуться перед носом ребят). Поняв всю безвыходность ситуации, Франц ненадолго замешкал. В один момент его словно стукнула по макушке монета, которую могли запустить с крыши метро. Оставаясь растерянным, он осторожно залез на платформу, сев, как на санки (его пальцы вцепились туда намертво); сплюнул и выговорил точку назначения. Садовник смотался прежде, чем парни успели хотя бы выбежать из метро. Ему вслед полетела пятерка гвоздей и три силовых шара, но он уже был далеко. Мораль. Вам никогда не поймать преступника, если прежде вы не произведете анализ его мотиваций, не поковыряетесь в его самых интимных делах и не поймете его так, как после бутылки хорошего коньяка, распитой поровну. Даже если в этом нет практической пользы. Просто идите и ковыряйтесь. - Борсетка, - вспомнил Леша. - По крайней мере, у нас есть борсетка. Она осталась наверху. - О, точно. Пошли. Парни застали портфель зажеванным краем пешеходной ленты. В подпольную плоскую неизвестность засосало добрую половину, а все остальное сморщилось в кожаный чернослив. Борсетка застряла там намертво (эту уверенность подкрепили тщетные попытки выскрести или вырвать ее оттуда в четыре руки). - Ух, а Кирс бы, наверное, вытащила, - сказал Клоу. После армреслинга с кожаной ручкой он выглядел немного усталым, но у второй руки еще были силы на обновление твиттера. - "Вытащила", - фыркнул Леша. - Она бы на нее посмотрела и борсетка вылезла бы сама. - Знаешь, какой второй недостаток длинных плащей? – спросил Клоу. Он стал походить на продавца теле-магазина. - Как резко ты сменил тему, - заметил Леша. – Притворюсь, что слышал хотя бы о первом. - Он заключается в том, - гнул свое француз, - что длинные полы может затянуть в эту штуку, - он указал на пасть эскалатора. – А вот с пиджаком по колено этого бы никогда не случилось! - Возьму на вооружение, - сказал Леша с сарказмом. Позже у ребят все-таки получилось выудить немного борсетки из-под капкана – совсем мало, но достаточно, чтобы высвободить железный замочек с крохотной кнопкой, который открывал основное отделение с гулким щелком. Содержимое тоже зажевало. Леша согнулся в позе, которую принимают те, кто выглядывает что-то под кроватью. - Так, тут нет капель. - Капель? – Клоу отвлекся от телефона. – Каких капель? Ты нашел капли? Или, подожди, я их потерял? Извини! Леша проигнорировал заполошные выкрики. Как и всегда. - Я просто думал, что раз он так вцепился в эту борсетку, то, скорее всего, капли там. Тут только жвачка и две пачки сухих семян…и телефон, - Леша покосился на металлический грильяж, одетый в треснутый корпус. Вроде бы это когда-то было телефоном. - Хотя Франц в принципе мог капли переложить в карман пиджака, ну, когда я шел за ним. В смысле, он понял, что я слежу, и убрал их, а то как-то он очень показательно схватился за бедную сумку… или погоди… - Леша опешил. – Он делал это показательно. Парнишка поднялся на колени, чтобы собрать мысли в логический ряд. - Когда я взялся за Фотоаппаратик, ну, когда он начал убегать от меня, он не прижимал борсетку к себе. Наоборот, он ее убрал от груди и взял за ручку, и бежал так. Вот если бы я, например, на его месте убегал с чем-то таким ценным в руках, я бы прижал ее к себе еще сильнее, а не сделал для мальчика с фотоаппаратом хорошие условия для стрельбы. Потом, ну, вернее, перед этим, когда мы его только увидели, он сначала шел, тоже держа ее за ручку, и только когда повернул на улицу, где были мы, прижал борсетку к себе. … Мне просто кажется, что вся эта показуха с борсеткой была для того, чтобы мы поверили, что капли в ней и что они теперь у нас. В смысле, я имею в виду, что он откуда-то знал заранее, что мы придем за ним. Клоу медленно поднял голову и свернул твиттер. - Так. Ты что-то сказал, да? – он смутился. – Извини, пожалуйста. - Да ничего-о, - протянул Леша с легким возмущением, которое не удалось спрятать. – Мысли вслух. Мне интересно, как у тебя получается в одиночку ловить преступников. - Меня одного и не отпускают, - признался француз с легким срамом. – Я же тупой. - Не тупой, - сказал Леша; он попытался сменить тему. – Так, Франц знал, что за ним именно мы придем. Вот только откуда… (прим беты: почему мне кажется, что садовник просто прочитал это в твиттере Клоу?) Парни позвонили Альберту. Может, об их деле знал еще кто-то. - Исключено, - твердо сказал альбинос. - Совсем-совсем. - Совсем-совсем что прямо вообще совсем? - переспросил Клоу. - Совсеемее некуда. Вот, видишь, это настолько совсем, что мне пришлось изобрести новое слово. - Ага-а, - протянул француз. - То есть совсем? - Да. - Ладно, спасибо за помощь, - француз дождался, пока собеседник положит трубку самостоятельно, и обратился к фотографу. - Он сказал, что… - Я понял. Спасибо, - Леша резюмировал ситуацию. - То есть, он узнал о нас из какого-то такого тайного ресурса, о котором не подозревает даже Альберт... это очень странно. Леша неровно сглотнул. Он начинал побаиваться садовника. - А еще он закрылся рукой, ну, когда я хотел его усыпить с помощью вспышки, - фотограф напрягся. - Об этом он тоже откуда-то знал. - И про гвозди! - выпалил Клоу. - Никто никогда от них так не увертывался. Прямо с места куда я прицелился! Он и увидеть до этого меня не мог. - Ой-ой-ой, - устрашился Леша. - Ну, увидеть тебя он мог, конечно, я же заметил. Просто когда ты опустился вниз, как раз эти жалюзи перекручивались. Но про гвозди... Потом, он знал о том трюке, что сделала Кирс с микро-почтальоном (она рассказывала про него)... На секунду Леше показалось, что пока парни стоят здесь и напрасно болтают, где-то вне досягаемости Франц ясно видит их подробный разрез. - Этот тип мне не нравится, - определенно высказал он. - Мне тоже, - Клоу был солидарен с фотографом. - Туфли, борсетка и ремень разного цвета, серьезно, он меня убивает. Нужно твитнуть об этом. - Нам надо поехать в больницу, - решил Леша. - Ну, в ту, где Франц состоит на учете. Если не получим никакой другой информации, то, по крайней мере, узнаем о его слабости. Ну, вдруг боится, не знаю, нежити, а тут мы такие с целым гербарием засушенных бабочек. - Давай. *** Психотерапевтическая контора «Желтая роза» умостилась на первом этаже жилого здания в пригороде, позади дворика с декоративными видами деревьев (они цвели и отбрасывали мелкие лепестки внутри закрытых непроницаемых колпаков, контролирующих температурный режим и состояние почвы). - Нам просто так его диагноз не дадут, - сказал Леша. - Врачебная этика. Да и контора приватная. Ну, я имею в виду, до нас пошлю куда подальше. Клоу смерил здание взглядом. - Там сзади балконы, - задумался он. - От жилых домов. У конторы планировка примерно как и во всех квартирах, можно посмотреть ее в интернете и пролезть с торца. Он взглянул на мобильный и молниеносно вбил поисковый запрос. - Ага. Тут даже фотографии, - он протянул страницу вниз с помощью бегунка. - Смотри, приемная и архив раньше были одной комнатой, но потом они достроили толстую стеклянную перегородку, для красоты. Теперь попасть в архив можно через дверь приемной или через балкон, но если я залезу туда через балкон и буду там бродить, то меня заметит секретарша – она будет за стеклом же. - Мне нужно с ней в это время поговорить о чем-нибудь, - догадался Леша. Еще один лепесток из большого букета штампов - "Ты беги, а я отвлекаю". - Да, если тебе будет не трудно. - Ага, - Леша машинально поправил держатель камеры, для большей уверенности в себе. - Беги, давай. Клоу кивнул, разгладил пальцами Лешин воротничок, как заботливая воспитательница, и убежал. *** Через пустовавшую комнату ожидания Леша прошел к стойке приема. - Что нужно, молодой человек? - нерадушно спросила женщина, обрезанная с его стороны по бюст. В ней трудно было различить переход от подбородка к ключицам. - Здравствуйте, - для начала, поздоровался Леша. Примерно тут его запланированные действия кончились. В поисках средств отвлечения внимания взгляд упал на фотоаппарат. - Я - фотограф, - сказал он почти с гордостью. - Занимаюсь проектом "Женщина-служащая". Вы мне не попозируете? - Нет. За рельефным стеклом позади стойки появилась фигура Клоу. В картотеке каждой букве соответствовал жестяной ящик, заполненный сотнями мед-карт с диагнозами, который выдвигался как прямая гармошка. В некоторых наименее развитых городишках эта система еще не перешла на экран. Клоу выругался. Вблизи оказалось, что весь алфавит написан кириллицей. Для француза она была аналогом знаков на полях кукурузы. - Ну, может хотя бы... хотя бы... - Леша растерялся. - Мальчик, гуляй, - сказала женщина. Срочно нужна была идея. Как-то нужно ее отвлечь. За последнюю неделю фотограф понял, что именно помогает отвлечь и сфокусировать исключительно на одном. Он закрылся руками и всхлипнул. - Да что же это такое-то?! - сказал он в истерике, игнорируя просьбу Альберта не быть маленькой девочкой. Женщина заговорила раньше, чем Леша начал реветь. - Эй, успокойся, - она пыталась быть мягче. - Это всего лишь кучка фотографий. - Кучка фотографий? - процедил паренек. Этим его оскорбили. - Да вы ничего не понимаете! Если я не закончу вовремя, они..!, - он выдержал паузу и изобразил грубый плевок; голос выровнялся. - Забудьте. Простите за беспокойство. Женщина растрогалась так, что выкрикнула Леше вслед, когда тот уже зашагал обратно к двери: - Может, тебе чаю налить, мальчик? Чайника у нее за стойкой фотограф не видел. Уйдет, наверное, за ним, а это чревато взглядом на архив. - Нет, спасибо, - фотограф шмыгнул носом угрюмо. - Не хочется. Я бы рассказал Вам, в чем дело, но вы мне не поверите. - А ты попробуй. Так вот, главное, что понял Леша из опыта последней недели. - Я Олекса, - Леша лирически положил руку на грудь. Послышалась игра на литаврах, а девки с длинными косами начали запевать про рушник. – Бідний хлопчина з Луганська. Мені тринадцятий минало, я пас ягнята за селом, кхем, в общем, раньше я был простым фотографом, работающим за еду, чтобы прокормить ею свою семью инвалидов и беременных детей. Но однажды, ... Клоу переминался с ноги на ногу в панике. Даже если он найдет ящик с надобной буквой, внутри окажется сотня бумажек на чужом языке. Он попытался угадать, как выглядит "ф", отбрасывая маловероятные варианты (вроде окружности, перечеркнутой вертикально – ну что это за «ф»!) Клоу ударил себя по лбу (по той небольшой части, которую не покрывала челка). Интернет! Можно посмотреть там, заодно, как пишется «Франц Невысказанный» по-болгарски. Парень захлопал по карманам, и достал свой сотовый. Разряжен. Клоу пожалел, что не купил ту самую модель, что питается от воздуха. Другой план. Спросить у Леши – он знает кириллицу. Клоу подбежал ближе к стеклу и встретился с взглядом "Ты чего! Уходи!". Игнорируя фотографа, он выставил правую руку в сторону и левую согнул в локте. «F». - ... а потом меня выкрал одноглазый Хуан, - фотограф не прекращал нести чепуху. Клоу требовательно смотрел на него и уперто не менял позу, пока фотограф не догадался, в чем дело. - На него работали: сладострастный парень по имени Клавдия, … Клоу выглядел оскорбленным, но все еще изображал букву F. - … мечта педофила и просто душа компании Серджио и импозантная барышня для любителей БДСМ Донна Хулия, - Леша не замолкая шагнул немного назад, сложил руки в две дуги, и коснулся пальцами бедер. Ф. Секретарша входила в прострацию. Клоу кивнул, модельно положил руку на пояс, и провел ногой в сторону по дуге. “R”. Леша опустил одну из рук вниз. Р. Клоу кивнул и метнулся к шкафам. Искать Франца по двум первым буквам будет значительно легче. Парень провел пальцем по полосе тонких папок как по клавиатуре рояля. Перед ним промелькнул ряд появлявшихся и сразу пропадавших имен на пластиковых уголках, каждое выделено жирным шрифтом. Нашлось четырнадцать разных Францев. Клоу проклял это имя. Кражу многих папок заметят. Сфотографировать все диагнозы не получится. Выпытывать еще несколько букв - тоже не вариант, секретарь начнет понимать, в чем тут дело. Да и парень не имел ни малейшего понятия, как можно изобразить букву «N». Клоу посмотрел на стекло, разделявшее его со стойкой приема. Оно было разделено на небольшие квадраты с декоративным рельефом, в деревянной рамочке каждый. С его стороны это делало приемную похожей на импрессионизм, поверх которого начертили разметку. У француза появилась идея. - Вместе они организуют самый лучший публичный дом во всей округе, чем выводят из себя педантичного хозяина соседнего публичного дома - Бернарда. Леша опасливо глянул через плечо секретарши - быстро, частые оглядки могли его выдать. К толстому стеклу пристала папка с надписью "Франц Рошеминелель"; так, будто пустилась туда по силовому лучу и крепко-накрепко прикнопилась. Но в стекле не появилось ни дыры, ни прокола – гвоздь глухо вошел в дерево. Толщина загородки и особый режим шумоподавления позволили сделать это беззвучно. За одной бумажкой прибилась еще одна с неправильным именем, уже в другой части стены, и через пару мгновений и третья. Папки капали по загородке как дождь, падающий параллельно земле. Он продолжался, пока у Гвоздя не закончились Францы. Прижимаясь к стеклу, текст становился разборчивым; с учетом дальнозоркости, Леша все видел отлично. - Действия сего повествования раскрывают все интриги, происходящие в сфере сутенеров, и повествуют о нелегкой доле перепавшей бедному мальчику по имени Олекса, то есть мне. Клоу выглянул в оставленное им пустое окошко с вопросом. Леша не выдержал и указал пальцем. Клоу выдернул нужную папку из-под гвоздя. Секретарша обернулась, и ахнула: - Что происходит?! - Ничего! - выкрикнул фотограф в отчаянии. - Посмотрите-ка лучше сюда! Держа рот открытым, женщина перекрутилась к парнишке. Леша поймал ее зрачок на прицел. - Immatrikulationsbescheinigung! Вспышка. Клоу вылетел в приемную через дверь в перегородке, схватил женщину, падающую с тесного кресла, и с трудом усадил ее назад. Под столом замерцала кнопка вызова охраны. Сигнал с нее успешно получен. - Валим! - прокричал парень, перепрыгивая через стойку и хватаясь за тощую кисть Леши. Француз утащил его на балкон, и спрыгнул оттуда чуть ли не с ним на руках. *** Парни уселись на случайную лавочку, чтобы прочесть выуженное. - Вопрос, - сказал Клоу. Было видно, что он немного смущался. – Про Клавдию это, как его, … точно импровизация была? - Да, - ответил Леша. Он начал подозревать что-то, но ворошить не хотел. Раз француз так стесняется, ничего он не скажет. - Извини, я просто не знал, как по-другому перековеркать твое имя. - Ага, хорошо, - коротко выдал Клоу. Он сделал вид, что уже забыл, о чем они говорили. На самом деле раньше это была его кличка, когда он жил в Париже среди воров. Клоу толкал фигурки Эйфелевой башни, пока сообщники чистили карманы покупателей, или предпочитал отвлекать владельца машины, пока ее угоняют – что угодно, лишь бы не красть напрямую (но бить стекло ему нравилось). Его выворачивало наизнанку, когда речь заходила о преступлениях. Внутри словно срабатывал предохранитель и он отказывался, хоть был самым ловким и быстрым. За мягкотелость его навеки окрестили девчонкой. Девчонкой по имени Клавдия. Клоу вынул всю номенклатуру из папки. Сейчас он отвлечется на чтение, таким образом уйдя от этой совершенно ненужной темы, в которой ковыряться не стоит. Никогда. Недолго побегав взглядом по чуть ранее проклятой им кириллице, француз вручил это Леше. - Я сам не знаток болгарского, - предупредил фотограф. С некоторым трудом парень интуитивно нашел буквосплетение, которое возможно означало "диагноз". - Наве-е-е-е-е-е-ерное, нужно, эм… - Онлайн-переводчик? - с понимаем предложил Клоу. - Онлайн-переводчик, - кивнул Леша. Франц имел очень редкостную болезнь (пожалуй, на тот момент он единственный в мире ею страдал) - нарушение вербального распределения. - Нарушение вербального распределения, верба-а-а-а-а-а-ального, - Клоу погладил указательный палец о подбородок в раздумьях. - Значит, он путает глаголы! - Нет, - пересек Леша, - что за болезнь такая. - Тогда он..., - Клоу недолго подумал. - Я понял, он бесстыдно нарушает законы грамматики! Леша кивал с сарказмом. - Да как он посмел. Клоу начало нести как кого-то, в чьем организме превышена норма сахара или кофеина. - Ага, он неправильно распределяет глаголы! Ну, типа "Я приготовил цветы и полил завтрак". Или нет. Вместо глагола он ставит что-то другое и наоборот. "Я поливание выцвело, и готовка завтракаю". Пока напарник нес чепуху, Леша почитал об этой болезни в интернете. - Лепечет он много, - пояснил фотограф. – Его невозможно заткнуть в прямом смысле слова. У него не получается не говорить. Из-за этого нарушения мозг не различает, что мысли, а что он хочет сказать. И Франц произносит абсолютно все. К Клоу подкралось давно знакомое чувство, которое частенько набрасывалось на него как большая собака на хозяина, – он запутался. - Но… но он же все время молчал, когда мы гнались на ним. Совсем-совсем, - парень снова загорелся. - Понял! Он откромсал себе язык! А потом зарыл в землю и посадил поверх него ромашки. - Нет, - сказал Леша. – Он просто засунул в рот какой-нибудь кляп. Я видел, как он его выплевывал, чтобы сказать адрес, ну, когда он на платформе улетел. Позже, когда на ребят уже понемногу опрокидывался вечер, фотоаппарат заговорил: «Франц Невысказанный. Едет на такси по направлению к проспекту Польши. Данные о передвижении будут обновляться» *** Грязно-желтый автомобиль ютился под стеной с облупленными рисунками граффити. По данным, которые предоставляла фотокамера, машина доехала сюда и остановилась. Выследить Франца не удалось. По крайней мере, парни еще могли опросить водителя. Или влезть туда, пока его нет, и поискать улики. В машине стояло тонированное стекло – в любом такси его можно было в мгновение затемнить нажатием кнопки за небольшую доплату – от этого вид на салон напоминал картину Малевича. Парни подошли ближе, Клоу постучался в стекло. - Мсье! Тишина. - Мы в Болгарии, - напомнил Леша. - Может, тут на это не откликаются. Француз задумался, и постучался еще раз. - Извините! Представьте, что я говорю "мсье" по-болгарски, пожалуйста! Молчанка. Ответа не было, даже когда за него предложили хороший пиджак и немного наличных (во время торга Клоу стоял в сторонке и писал обиженный твит). Внутри определенно никого не было. Взломать дверь возможности не было. - Разбить стекло нужно, - сказал Леша. Легкая неуверенность деформировала интонацию. – И внутри быстро все осмотреть. И смыться. А если внутри водитель, то, скорее всего, он потерял сознание. А тут мы. Молодцами еще останемся. Н-наверное. - О! О! О! А можно я сломаю? – Клоу загорелся энтузиазмом. - Ломай, - кивнул Леша; и осторожно добавил, - подожди, или у тебя маникюр? - А сейчас обидно было! - француз топнул. У него на самом деле был маникюр – самый простенький, просто чистые ногти, - но он с ним не возился как модница. - Извини, - Леша пожал плечами. - Ломай, пожалуйста. Клоу продел между пальцев острия трех гвоздей, и сжал крепкий кулак - получился своеобразный кастет. Если брать во внимание кожаные митенки как у байкера, он стал походить на грозного неформала чуть больше. Благодаря криминальному прошлому (в частности опыту угона машин) пробить стекло легковика было просто: получилось без шума и ровненько, на сиденья почти ничего не попало. Клоу сдул с кулака мелкие кристаллики и, просунув руку в созданное отверстие, открыл дверь изнутри. Это заставило Лешу поморщиться – жест походил на отворение кареты для Золушки. В водительском кресле застыл человек. Фигура водителя создала полукруг, который кончался щекой, втиснутой в боковое стекло, и лежала так достаточно долго – желтый картуз сполз со лба и почти что достиг подбородка. Водитель был весь в крови. Сначала показалось, что по нему выстрелили партией пейнтбольных шаров, целясь преимущественно по шее – ее словно вскрыли консервным ножом, или обернули в колючую проволоку. На расслабленных плечах и груди сморщились мелкие, почти зеленые лепестки роз. Судя еще и по мелким шипам, тут откуда-то появилась лоза молодой розы. Может, у Франца как у садовника под рукой было что-то вроде сушеных цветов, или, например, духи; он опрыскал их сывороткой, и они расцвели и пустили иголки. Самостоятельно потрепать глотку безобидная заросль была не в состоянии, но садовник мог ей помочь. Руками. А потом ими же на ходу убрать главные, слишком жирные улики и смыться. - Лучше на это не смотреть, - решил Клоу, и оттащил ошарашенного парнишку в сторону. Фотограф заметно дрожал; так, словно побывал внутри церковного колокола перед большим богослужением. - Давай-давай. И ты, это, перестань это делать. - Что делать? - Пищать, - пояснил француз. - Леша, ты пищишь, - подчеркнул он для четкости, - прекращай пищать. Фотограф наконец-то заметил мерклый звучок, который вяло выделялся у него на кончиках губ – он был похож на крик хромого котенка. Леша попытался откашляться настолько мужественно, насколько грубый хрип мог закрыть этот срам. - Все в порядке, - сказал он с напущенной смелостью. В метре от него лежал труп с растерзанной глоткой, и, кажется, Леша увидел трахеи, которым не хватало мышиного толчка чтобы вывалиться. - Нормально все! - Хорошо, если нормально, - Клоу был слишком наивен, поэтому верил всем паршивым попыткам самореабилитироваться. Парень набрал полицию. – Алло, здравствуйте, представьте-что-я-сказал-мсье-по-болгарски-пожалуйста-спасибо, тут найден труп. Закончив беседу, француз твитнул о ситуации и сказал: - А теперь надо бы свалить. Полиция меня не любит, документов нет. - А улики? - спросил Леша. - Черт, - Клоу скривился. - Вечно их забываю. Быстрый обыск дал: несколько вещей под водительским креслом (Леша протягивал туда руку как в гнездо спящих кобр), дюжину молодых лепестков розы и даже бутон, съежившийся под подошвой таксиста, и, как вы догадались, один труп. Когда Клоу попытался открыть дверцу со стороны водителя, чтобы обыскать все с той стороны, таксист перевесил и вывалился наружу. Он был слишком тяжелым – парню пришлось осторожно, с опаской усадить его под стеной (манипуляции с остывшим телом немного вгоняли в трепет). - Ничего нет, - резюмировал Леша, вылезая из салона... и пятясь назад, снова влезая на переднее кресло, - хотя погоди. Пространство между рулем и боковым бардачком густело панелями с датчиками температуры, километража, цены за поездку и стереосистемами со всевозможными разъемами для дисков и переходников. Среди вечно включенной мигающей кутерьмы Леша нашел экран показа того, что происходит в салоне (так водитель мог, к примеру, узнать мерзавца, который исписал сиденье фломастером). - Что ты делаешь? - спросил Клоу. Он вытирал руки влажной салфеткой после мертвеца. - Сцена с Францем, - Леша воодушевлено нажимал кнопки сенсора. – Он таксиста, скорее всего, убил почему? Разболтал свои планы (может, случайно выплюнул кляп, чихнул, например), а потом понял, что таксист его в любом случае сдаст. В общем, здесь обязательно будет этот самый монолог с рассказыванием планов. Полицейская сирена пролетела по улице и неприятно ударила по ушам. Контур Лешиного рукава обвела белая полоса света фар. Тот, чей приход нежелателен, всегда скрупулезно подбирает неподходящий момент, чтобы как можно гармоничнее все фундаментально испортить. - Леша, пожалуйста, быстрее, - попросил Клоу не требовательно. Машина ехала к ним навстречу вдоль по достаточно длинной дороге, но и разбивать тут лагерь времени не было. – Нашел? К тому моменту Леша не нашел ничего, кроме кнопки запуска и… самого меню запуска, заполненного болгарскими надписями. Кажется, сороковая попытка нажать на случайную клавишу увенчалась успехом, и Леша уже находился в папке с видеозаписями, но ясные результаты все еще даже не показывали носы. Плюс ко всему, недалеко от него только что лежал труп. Фотограф задергался так, будто экран был горящей жаровней, и после каждого касания он зарабатывал мелкий ожог. - Нашел? – повторил Клоу. Его голос успокаивал. - Нет, - паниковал Леша. – Оно запрашивает пароль! - Пусть отправит нам его на e-mail! – сообразил француз. – Хотя погоди… Пробы вроде четырех нолей и «1234» были безрезультатными, как и попытка набрать номера машины или номер телефона, указанный на крышке бампера. - Тут есть секретный вопрос, - проговорил фотограф. В отчаянном тоне прокатилась надежда, ее самый тонкий осколок. – Ты случайно не знаешь, как зовут карликовую ламу водителя? - Ой, карликовая лама! – умилился Клоу. По выражению его лица было видно, что его воображение пририсовало ей соломенную панамку с прорезями для ушей. – Надо бы твитнуть. - Так, ладно, я попробую случайное имя, - решил Леша. – Пусть будет.. эм.. не знаю… Пафнутий! – пальцы выстучали нелепый вариант и зажали клавишу ввода. Маленькие часики описывали круги. Экран залился белым и на секунду погас. Папка с видео разблокировалась. Челюсть Леши отвисла. - Вылезай! – крикнул Клоу. Машина была в трех сотнях метров. Фотограф взвинтился до предела. Он мог не успеть посмотреть видео. Судя по тому, как долго система реагировала не все его действия и как настойчиво предлагала ему установить все обновления, он не успеет даже что-то открыть. В его голове пролетели сотни вариантов того, что можно сделать: скачать все на флешку, или на фотоаппарат через шнур, забросить видео куда-нибудь в интернет, чтобы посмотреть его потом, послушаться той англоязычной рекламы, что елозила по экрану и советовала скачать дополнение, которое транслирует все видеоматериалы прямо в мозг. Но все это занимало несоизмеримо много времени в сравнении с долей минуты, которая оставалась, чтобы удрать. Леша протянул руку к ключу зажигания и повернул его. - ЗАЛЕЗАЙ, БЫСТРО, – яростно прокричал он. Вопль приглушило рычание двигателя. Клоу на секунду остолбенел, но потом послушно перебежал на сторону водителя, сел внутрь и хлопнул за собой дверцу. - ВЕДИ. - Но… но я не умею! – француз закрылся от Леши так, слово его лупили. - МНЕ ВСЕ РАВНО, ТВОИ ПРОБЛЕМЫ! – фотограф правда собирался рукоприкладствовать. Так показалось, по крайней мере. - КОПЫ НА ХВОСТЕ. ВЕДИ, ДАВАЙ. - Ладно-ладно! Только не кричи! Леша унялся. - Давай. - Сейчас-сейчас, оно приходит ко мне, - Клоу осторожно обнял пальцами руль. - Сейчас-сейчас. Фотограф обернулся. Полиция уже шла на торможение. Из салона на ходу выскочило два офицера, которые явно больше заботились по поводу трупа, чем из-за машины, но это не мешало им бежать в ее сторону. - Быстрее! - пропищал он. Нет, разумеется, они могли остаться здесь и посмотреть видео вместе с полицией. И указать им на факты, которые уже узнали самостоятельно. Но так в итоге они поймают Франца не сами, и денежной награды не будет. А Альберт настоятельно попросил такого не допускать, приводя аргумент в виде отсрочки конца испытаний на месяц. Или год. А может, и на навсегда. - Сейчас-сейчааас, - Клоу нащупал носком ботинка акселератор, легонько, словно проверял почву. - Да жми уже, пожалуйста! - взмолился к нему Леша. - Сейчаас, сейчаас... Леша не выдержал и надавил руками ему на колено, зажав педаль. Машина с урчанием двинулась. - Ну зачем ты так! - обиделся Клоу. Сам он того не заметил, но под его контролем такси ехало достаточно ровно. - Извини, но мы бы так никогда не уехали, - пояснил Леша. - Нормально ведешь, кстати. - Вау, - Клоу изумился собственным рукам. - О! О! О! - засуетился он. - Сфоткай как я веду, типа классный водила. На аватарку. Фотограф с опаской выглянул из-за сидения. - Они едут за нааами, - проскулил Леша. - Ой. Тогда можешь не фоткать. Педаль газа спустилась чуть ниже. Такси прибавило ходу и ровно славировало в подворотню. Это и так была подворотня, но они завернули в чуть большую. Ни одна глава жанра экшн не обойдется без погони на автомобилях. Еще более каноничной является та, в которой преследователи — это полиция. Клоу выбрал неподходящий маршрут для новичка – заехал в квартал старых сараев и гаражей, настроенных без общей системы – улица гнулась сотней поворотов-ступенек, каждый в трех метрах от предыдущего. Некоторое время повороты руля были похожи на удары бушующего метронома. - Упс, - проронил француз (так было каждый раз, когда материальный ущерб возрастал еще на пару нулей). После десятка маневров бампер согнулся в кривую улыбку. - Видео! - вспомнил Леша. - Гляну пока его. - Упс, - машина подпрыгнула. Фотограф отвлекся от полиции и повернулся к экрану. На месте взломанной видеотеки уже стоял показ задних сидений. Наверное, при передвижении он включался автоматически. Леша коснулся экрана, ... реакции нет. Фотограф взвинтился больше, чем раньше. Программа игнорировала стук по экрану, нажатия кнопок и молитвенные взывания. Перейти в другой режим во время поездки было невозможно. - Упс. Такси сделало серию нескладных поворотов и выехало в пустой двор, окруженный панельными постройками. Шатаясь и колышась, автомобиль сделал несколько виражей как на льду, прошел по косой диагонали через дорогу и затормозил об стену жилого здания. Шершавый кирпич содрал всю краску и снял боковую часть корпуса как мягкую шкурку. - Упс, - в последний раз Клоу тянул это дольше, чем в остальные. - Плохой я водитель. Полицейская машина встала на обочине и приглушила сирену. Из салона выскочила пара офицеров, одетых в опустелую кобуру. Оба ствола посмотрели на такси, синхронно и точно. - Выйдите из машины, - приказал один из них. Ответа не последовало. Леша осторожно выглянул из-за поворота. - Они ничего не поняли, - прошептал он. - Леша, прекрати радостно пищать, пожалуйста, - попросил Клоу. - Коленка болит? - Не очень. Во время бесчисленных зигзагов, которые выводили колеса, парни выпрыгнули из машины и пустили ее на самотек (Леша, разумеется, спросил у фотоаппарата, какова возможность того, что они таким образом смогут кого-то сбить). До этого Клоу делал так много раз: нужно было вывалиться боком и покатиться в сторону, делая кувырок (главное закрыть лицо коленями и обнять ноги, а пальцами рук крепко уцепиться за локти; в другом случае лучшее, что могло произойти, это перелом позвоночника). Парни выпрыгивали из одного выхода поочередно – как можно быстрее – оставив дверцу болтаться и произвольно биться о стены сараев (Леша захлопнул ее выстрелом силового прозрачного шара, как только встал на ноги; а потом снова сел, тихонько взвыв, потому что поцарапал колено). Полиция машина промчалась мимо ребят, так ничего и не заподозрив. Понять, что такси пустовало, было невозможно – из-за тонированного стекла внутри стоял мрак. За нанесенный машине и дому вред не стоило беспокоиться, потому что Альберт всегда покрывал все это взносами на нужные банковские счета. - Стекло разбито, - заметил один из офицеров. Он подошел ближе, держа гипотетических угонщиков на прицеле. В салоне никого не было. Офицер встряхнул головой и сунул нос в щербатое отверстие, приглядываясь. Действительно, никого. И кто-то разбил половину всего оборудования. На месте панелей с экранами осталась вмятина, как от удара кузнечной кувалдой. Из мелких разъемов и трещин валили клубы белого дыма, а кнопки и некоторые панели будто тщательно прожевали. Офицер предположил, что так преступники скрыли улики, которые записывались в HD. Леша же выстрелил не только для этого: так он еще и скрыл детали путешествия Франца. - А теперь надо бежать, - сказал Клоу. – Они видели меня, когда я влетал в машину. И запомнили. Меня всегда запоминают. Я же такой красавчик. Леша продолжал радостно пищать и пялиться на полицию, уже начинавшую рыскать по улице. Клоу уволок его за запястье, позже оба бросились наутек. *** Фотографа хватило на пять сотен метров. Потом его ноги заболели так, словно каждой мышце кто-то делал «крапивницу», а в боку разгорелся медленный ядерный взрыв. Разодранное колено словно верещало от боли. Фотограф коротко взвыл и облокотился на случайную стенку. Это оказалась магазинная витрина. Внутри какой-то покупатель взглянул на него сконфуженно. - Какая у тебя отметка по физкультуре? – спросил Клоу без упрека. Он даже не запыхался. - «Освобожден», - простонал Леша. - Ой, бедный, - посочувствовал Клоу. - Ну, вставай, что ли. - Ага, - парнишка поднялся, и улица пошатнулась. В голове был гул, похожий на треск стекла в замедленной перемотке. Немного погодя, Леша выровнялся; сердцебиение пришло в норму. - …Так. Я стою, - наконец пробормотал он. - А? – Клоу отвлекся от экрана мобильного. – Блин, ты что-то сказал? Что я пропустил? Извини! Что-то важное, наверное, да? - Нет, нет, нет, - первые секунды Леша с трудом подбирал слова. Перед ним за стеклом стояла пирамида из шампуней на розовой основе; на пурпурных флаконах даже блики лежали одинаково. Внизу поверх шелка между муляжных розовых бутонов валялись розовые бомбочки для ванны. На полках в небольшом зале стояло все, что можно добыть из розы: крема, духи, косметика, варенье и даже ткань – ее изобрели пару лет назад, одежда на этой основе приятно пахла и хорошо сидела. Вообще, розы для Болгарии всегда были не только визиткой и постоянным атрибутом открыток, но и сырьем для легкой промышленности. Такой магазинчик-ловушку для туристов Леша видел, кажется, в восьмисотый раз за тот день. – Кхем, - фотограф выровнял голос. – По поводу того, что мы узнали. - О! Я знаю! – Клоу не хватало потянуть руку как из-за парты. - Ничего! - Нет, - отрезал Леша. – Мы можем быть уверены - полиция пока не знает, что таксиста убил Франц и что его нужно искать где-то в Плевне. Я, в общем, уничтожил запись, чтобы они ее не нашли. - А я подумал, что это было что-то вроде рефлекса от страха и паники. - Это тоже, - признался Леша. – … Я есть хочу. Пошли, сходим куда-нибудь, подумаем заодно. - Ага, - Клоу кивнул и вспомнил что-то. - Так, погоди, меня запомнили в полиции. У них в машинах регистратор всегда стоит, а они были рядом, когда я перебегал в салон. - И что? Не думаю, что они уже составили твой фоторобот и разослали по всем кафе. - Не-не-не, там не то, - Клоу вызвал чей-то номер через автонабор, и нетерпеливо приложил телефон к уху. Это был Альберт. Француз быстро объяснил всю ситуацию с угоном и попросил, чтобы тот возместил нанесенный ими материальный ущерб. И чтобы вычел это все из его зарплаты. Как обычно. Можно заметить, что за счет попаданий в обезьянник и удачи француза Кирс и Клоу очень мало едят. - То есть, из-за того, что они тебя запомнили, тебе теперь нельзя соваться в Болгарию? – удостоверился Альберт. - Да, - подтвердил Гвоздь. - Хорошо, - механик хмыкнул. Он нарисовал в голове карту мира и пометил там страны, в которые Клоу теперь нельзя ездить. В Южной Европе до «бинго» ему не хватало Хорватии. Леша смутился. - Тебе стоило сказать, что это затеял я. Ну, с угоном. И с врезанием в стену. Помимо голоса совести в Леше бурлили мыслишки о том, что механик разочаруется в нем и отправит домой. - Ой, да ладно тебе, - отмахнулся Клоу. Этим жестом он разрушил все его надежды. – Без этого мы бы не смогли нормально убежать, нас бы в убийстве заподозрили еще и упекли, - он неловко отвел взгляд. – Так, конечно, официально убийца пока я, меня же видели рядом с трупом, когда нашли его… но зато ты молодец, придумал все. Я же машину вел, расцарапал ее. Так что пусть все шишки мне. Звание добряка-главного героя дергано перебежало к французу, оставив Лешу в неловкости. И безысходности от разбитых надежд. *** После недолгого перекуса в близлежащем кафе начался мозговой штурм. Вернее, пока в мозгах Леши разгорались мыслительные процессы, Клоу опять выкрикивал случайные версии. - Мы толком ничего не узнали, - резюмировал фотограф. Он пытался ухватиться хотя бы за мельчайшую деталь или несостыковку, но просто не видел их. Он чувствовал, что ответ где-то недалеко; он как слово, которое вертится на языке, но никак не остановится и не скатится с губ. - Борсетка! - Борсетка? - озадачился Клоу. - Она же пустая была, мы ее там и оставили. - Оставили, - согласился Леша. - Но если борсетка зажевана, то откуда Франц тогда взял что-то, что превратил в розы? - В кармане пиджака? - Карманы точно были пустыми, - сказал фотограф. - Я раньше часто фотографировал всяких дядечек в костюмах с такими пиджаками (спасибо умению делать всех на снимках красивыми и моему пиар-директору), и могу точно сказать, что если в кармане современного пиджака держать хоть бумажку, то он картонно сгибается и теряет форму. С внутренними карманами такая же штука. Заметно, в общем. А на брюках у Франца карманов не было вообще. - О! Он зашел в магазин и купил что-то. - Это предполагало бы разговор и попадание на глаза, - пересек Леша. - Так он бы проболтался о чем-то, да еще и при свидетелях. И его бы видели камеры. - Откуда тогда?... - Клоу написал озадаченный твит. - В машине таксиста что-то было, - ответил Леша. - А-а, так это ОН что-то купил в магазине. По счастливой случайности. Ну, не очень счастливой, - поправился Гвоздь хмуро. - Вообще не счастливой. Зря он, в общем. - Не думаю, что семена, духи или, например, розовый шампунь он держал бы на виду. Он спрятал бы это в бардачок, и Франц не мог это ... против него использовать, в общем. Это был галстук или шарф из розовой ткани. Ну, из роз. - Ага, розовой ткани, - Клоу что-то вспомнил. - У меня был шарфик из розовой ткани, но ребята начали меня дразнить. Говорили, что он пахнет как женские духи, и что я от этого гей еще больше, хотя это невозможно (но я не гей, блин!). В общем, пришлось его выбросить. Так жалко. Приходится носить только стопроцентный хлопок, тоска… - француз встряхнул головой. - Так, ладно, розовый шарфик, что нам это дало? - Мы точно знаем, что сыворотка действует на розовой ткани. И что об этом знал Франц. Все достаточно очевидно. - Нет, - честно сказал Клоу. - Франц собирался пробраться на завод розовой ткани и устроить там огромный кустарник. - Ага! Это месть человечеству за его нелегкую долю! - Нет. Это что-то вроде... не знаю… призыва? Просто розы стали по большей мере продуктом переработки, и их декоративная ценность угасла. Давным-давно такая же штука была с помидорами в Америке. Их долго считали декоративными и ядовитыми, пока не поняли, что их можно есть. Ты бы купил букет с помидорами? - Я бы кинул его в инстаграм. А Сери попросил бы к нему мяса. - Вот. С розами то же самое. Ну, без мяса. Их перестали покупать, и многие садовники лишились работы. Франц собирается свершить что-то наподобие мести и, мол, сказать так, что нужно уважать розы как искусство. Я не особо вчитывался в эти моменты его биографии, но на идеологической дребедени он просто помешан. - Но заводы сейчас очень хорошо охраняются, - возразил Гвоздь. – Нас с ребятами оттуда, по крайней мере, все время выгоняют сразу. Как он туда один? - У Франца все еще есть этот его волшебный источник информации, мало ли, - напомнил Леша. – И надо бы понять, что это. А то мне немного страшно от таких его познаний. *** После доклада Фотоаппаратика парни приехали к заводу-музею розовой ткани. Это было первое производство подобного рода, открытое в далеком 2012 и проработавшее полгода, пока инновационные установки не потекли и не проржавели. Но все-таки неудачный опыт послужил фундаментом для будущих прорывов, и все теперешние заводы работают на технике, которая брала начало отсюда. Грандиозное открытие музея назначили на следующий день – юбилей открытия завода первоначально. Чтобы впихнуть это именно на символичную дату, пришлось оставить недоработанными некоторые детали, вроде починки старых приборов или хотя бы приведения их в более-менее приличный вид. Зато красиво, тот же день. По виду завода сразу понятно, что он пережил каких-то новаторов – об этом говорила хотя бы труба одному всевышнему известного назначения, которая соединяла здание завода и склада. Вообще, раньше это был обычный завод ткани, поэтому в корпусе склада хранилась обычная материя, непроданная ранее. Сам он был запущен и захламлен чуть больше, чем не готов этот музей. Во всю стену (которую не успели отреставрировать) протянулся бигборд-голограмма, оформленный в розовых и пурпурных тонах - издалека могло даже показаться, что это такой домик для Барби. В центре позировала модель в розовом модном костюме. Ручки с аккуратным маникюром торжественно расправили пасть ножниц, готовящихся перерезать красную ленточку. Притянутая за уши композиция венчалась надписью по-болгарски и сегодняшней датой, выделенной особенно розово. Все другие детали ясно давали понять, что дизайнер боялся, как бы не недоборщить с летающими бутонами роз. - Ух, - Леша критично согнул бровь. На модель и на розы свет падал под разным углом. Безобразие. - Франц Невысказанный, - доложил Фотоаппарат. - Найден. Корпус склада, второй этаж. - Странно, - после того, что успело случиться сегодня, Леша, по логике вещей, уже разучился чему бы то ни было удивляться, но такое положение дел и логике-то противоречило. - Что Франц делает на складе? Там же нет розовой ткани. Совсем. - Поливает цветы! - сообразил француз. - Он же садовник. - Нет, что-то другое, - Леша стиснул губы. - Наверное, у этих зданий общий водопровод, поэтому в воду, что поступает в распрыскиватели, капли подмешать легче. - То есть, мне пройти внутрь и не дать ему добраться до… эм, водопроводной штуковины? - убедился Клоу. - Да, а я буду стоять здесь в безопасности. И никакие муки совести меня к этому психопату не загонят. - Точно? - переспросил Клоу. Ему туда хотелось идти все меньше и меньше. - Не смотри на меня так, - попросил фотограф. - Это же твоя работа. Иди и делай ее сам. - Но мне страшно! - воззвал к пониманию собеседник. - А меня нужно оберегать и держать подальше от неприятностей, - стоял на своем Леша. - Ты будешь волноваться за меня! Зачем себя так мучить? - Переживу. Иди. Француз перестал возникать. - Хорошо, извини. Ты тут важнее. Стой здесь и за мной не иди. - Даже если тебе понадобится помощь, - уточнил Леша. Эта фраза стала вуалью, постеленной поверх собственной трусости. - Да. Хорошо. Я пошел. Ты тут будь. - И никуда не ухожу. Иди, давай. - Иду-иду, - он стоял на месте и смотрел на полузаброшенный склад как на гору бумаг, которые нужно продекламировать в одиночку. - Я уже там. - Иди, - в голосе Леши проскочили требовательные нотки. Клоу пошел вперед, и три метра спустя повернулся к фотографу. - ПОШЛИ СО МНОЙ, А? - НЕТ. - Больно надо! - француз сыграл равнодушие (особенно плохо вышло спрятать истерику в интонации) и ушел. *** Клоу прошел по коридору, поднялся вверх по лестнице (согласно докладу с камер, который Фотоаппарат прокричал уже ему вслед, нужно было идти туда), и вышел в зал основного склада. Вернее сказать, Клоу попал на террасу – небольшую комнату, смотревшую вниз на высокие стопки, где были сложены рулоны старой непроданной ткани. В темноте они напоминали огромные палки корицы. В центре комнаты был стол, на котором перемешались катушки и косматые шерстяные мотки. Все углы были обвешаны паутиной и обставлены пыльными коробками, где хранились обрезки и прочая мелочь. Над головой висели тканевые рулоны шириной до пяти метров. При необходимости их можно было спустить, нажав на потускневшую кнопку, и отрезать немного материи. Вверху в потолке образовалась дыра – от этого на стол падал луч света, внутри которого вертели реверансы пылинки. Воздух был тяжелым, как в подвальном заброшенном ателье. На столе среди спутанных ниток стоял керамический горшок с тремя георгинами (с одного из бутонов лениво скатывалась крупная капля) – так, что свет падал именно туда. Рядом стояла лейка кораллового цвета, ее носик был еще влажным. - Он поливал цветы! – выкрикнул Клоу, выписывая твит заглавными буквами. Он чувствовал это своим самым большим достижением. – Я знал, я знал! Среди документов папки было указание на то, что некоторые цветы Франц фанатично таскает с собой, и поливает строго в определенное время под нужным освещением. Ликования француза кого-то растормошили. Снизу донеслись звуки бега. Клоу спрятал телефон и ринулся к краю террасы. Видимо, Франц как-то спустился оттуда вниз. Вид убегавшего преступника – вернее, его форма одежды – заставила парня съежиться. - Серьезно? - крикнул Клоу. - Плащ? Вот прямо такой вот длинный черный кожаный плащ, что его полы на бегу повторяют изгибы и взмахи флагов из политических роликов? Вы шутите сейчас? Как Вы вообще сюда, извините, пролезли? Вас должны были в чем-то обвинить еще когда Вы садились в такси! Это же черный плащ, черт его подери. Запомните еще один недостаток длинных плащей. Любой независимый тестируемый скажет, что человек, который даже свои лодыжки прячет под черной кожей, – подозрительный. А вот по поводу людей в пиджаках по колено тестируемый озадачится. Наверное, они стильные. Или придурки. Точно сказать мы не в силах. Клоу бросил взгляд вниз. Терраса располагалась очень высоко – в трех этажах, если не больше. Гвоздь понятия не имел, как садовник спустился – рядом не было ни зацепки. Конечно, Клоу без труда мог приземлиться на воздушной подушке, включив для этого правильную функцию кед. Но загвоздка была в том, что он толком не умел ими пользоваться. Клоу помнил, что гравикедами нужно было управлять голосом. Еще за два года до этого всем своим подчиненным Альберт раздал по перечню кодовых слов и значений. Гвоздь отчетливо помнил документ формата .txt у себя на Рабочем столе. Припоминал, как открывал его и видел перед собой скатерть текста. Ясно помнил свой шок, когда осознал, что это вовсе не диссертация на немецком, а список разделенных слов – по одному монстру на строчку, – размах некоторых из них был таким здоровущим, что они ломались не влезая и в две. Клоу даже помнил, как его нижняя челюсть непроизвольно спустилась, когда он промотал в самый конец. Он помнил как схватился за голову, осознав, сколько подобий ленточных червей ему нужно выучить. Все остальное было покрыто дымкой: корявые непроизносимые термины, рябые буквосплетения и соответствующие режимы. Единственный "червь" завис в памяти словно шарик, наполненный легчайшим гелием и привязанный на веревку. Гвоздь помнил его написание и произношение досконально. Но забыл, для чего он был нужен. Он метался между догадками, яро раскрывал ящики с воспоминаниями как сегодня в архиве и копошился в них что есть сил, но не смог вспомнить. Описание режима застряло где-то под землей точно поганый сорняк, который не повредишь даже ножом. Шансы того, что это будет ключ именно того самого, нужного, свисали с обрыва, построенного немецким высотным перечнем. Клоу решился рискнуть. Он проговорил это медленно, перебирая буквы как хрупкие бусины. - Artillerieunteroffizierswitwensterbekasse. Подошва вспарила, неровно поднимая все тело, словно земля разбухала и возвышалась от вертикального бура, который набирал оборот. Клоу сбалансировал и попятился вперед, чтобы перемахнуть через оградку, но центр тяжести будто пытался выскользнуть из-под него, с каждой попыткой более рьяно. Гвоздя опрокинуло навзничь и понесло вверх. Полы пиджака согнулись и коснулись затылка. Ступни хлопнулись о потолок с силой как от высокого прыжка вниз, хотя технически это было прыжком вверх. Клоу стоял в перевернутом состоянии. Все-таки Гвоздь промахнулся с выбором слова. Когда сошло удивление, он даже вспомнил, почему выучил именно это: ему запомнилась функция хождения по потолку. Сразу вспомнились неудобные дефиле супер-шпионов с чмокающими присосками вместо подошв. Гвоздь тогда очень долго искал, откуда в кедах должны появляться эти пресловутые насадки для вантуза. Франц завернул в другой ряд и пропал из виду. Итак, Клоу имел возможность пробежать к нему по потолку и уронить над ним пару гвоздей (что-что, а запуск их с такой высоты, да еще и из непривычного положения попадания в цель не сулил). И это еще лучшая перспектива, в которой исключается то, что кеды могли выключиться и отправить его в недолгий полет. Клоу висел в бездействии порядка минуты – кровь неприятно приливала к голове, – пока его не отвлекли. Легкая тень, что падала на пол от одного из подвесных рулонов, давала слабое колебание. Будучи на земле и в адекватных условиях гравитации Клоу этого не замечал. Парень обернулся (вернее, перекрутился назад насколько у него получилось). Пустовавшая рамка для ткани. Шириной она была не больше метра и по каркасу напоминала комод, но внутри вместо ящиков был только шест. С верхней ее половиной сросся мужчина – вцепился обеими руками, хваткой утопающего – это был Франц. Его щеки раздулись как от двух флюсов (вероятно, это был кляп, чтобы не лепетать без умолку) – он принимал сходство с хомяком, который воззрился на Клоу словно на ястреба, готового его съесть. - Добрый вечер, - поздоровался Гвоздь обходительно. Если он когда-нибудь встретит заклятого врага-объекта кровопролитной мести (при условии, что такой вообще будет), то первым делом он поздоровается. Леша остался сидеть на лавочке на остановке. Как любой другой персонаж, которого оставили снаружи, он вот-вот должен был сорваться с места и сломя голову побежать спасать Клоу. Но вместо этого он зевнул. Из всех поводов для волнения, которые возникали у Леши как пузыри на разжаренной магме, наименьшим было беспокойство о Клоу. О каждом своем шаге он докладывал в твиттере. Удивительно, как он умудрялся писать без ошибок на бегу или метая что-то. Кроме того, фотографа долго мучил вопрос: каким же информатором владел Франц? Это точно не мог быть знакомый-загадка, располагающий всесильным допуском ко всем ресурсам и ликом, укрытым под тенью. Во-первых, для заурядного садовника это слишком экзотическое знакомство. Во-вторых, у Франца в принципе не могло быть друзей. Из-за болтовни. Идем дальше. Что, если сам Франц черпает информацию из некоего ресурса, спрятанного далеко за спиной даже самого умелого хакера? Нет. В папке говорилось, что однажды утром, согнувшись с самоучителем и находясь в зените толпы сердитых участников очереди, Францу единственный раз в жизни удалось пополнить мобильный счет самостоятельно. Вряд ли он разбирался в хакерском ремесле. Леша продолжать шерстить память об утренней гонке. Садовника передернуло, едва ребята заметили его. Франц запрыгнул на платформу, как только Леша подумал о побеге на ней. Он поразительно легко увернулся от гвоздей и закрылся от выстрела из фотокамеры, стоило только направить на него оружие. - Он что, мысли читает? – проговорил фотограф. От этой гипотезы пахло тем же, чем от карт таро и от хрустальных шаров, но эта версия вписывалась безукоризненно. Франц прочитал мысли Клоу и отскочил от точки выстрела по его собственному сигналу. Узнал из Лешиных негласных заметок, что ему неплохо было бы укатить на платформе. Все сходилось. Именно поэтому садовник пролез в лабораторию Хантергейта и прошел мимо него самого незамеченным – он вовремя прятался туда, куда ученый и не думал взглянуть. Хоть познания Леши в биологии были не глубже запаса другого школьника, имеющего урок природоведения два раза в неделю, основную суть он, кажется, уловил: это не мистический дар, а поломка. В голове Франца творился кавардак. Его мозг не в состоянии был распределить, что нужно произнести, а что просто мысли. Соответственно, он болтал все. А еще он, имея этот дефект, носил наушник Цвайнштайна, который переводил нескончаемый говор. Возвращаясь к принципу действия «аксессуара», можно заметить, что программа определяет, что человек хочет сказать, "подключаясь" к его голове через наушник собеседника, и фактически создавая мысленную связь между мозгами носителей. Каждый наушник «подстраивался» под работу мозга носителя для полной с ним совместимости, поэтому болезнь Франца перешла на прибор. Связываясь с другими наушниками и анализируя мысли, что возникают у собеседников, наушник не разделял думы и фразы, а переводил Францу все: и то, что люди действительно говорили, и то, о чем предпочитали умалчивать. Мысли прохожих бомбардировали садовника повсеместно, пока на нем был прибор; многоголосо мучили слух и дельно подсказывали, что люди собираются делать. Леша мигом написал об этом Клоу. Франц откатился в сторону и схватился рукой за один из канатов, который поддерживал раму; в это время три острия гвоздей звонко пробили железо. Садовник издал сдавленный выкрик и вздрогнул – один из его рукавов растянулся и с хилым треском дал трещину. До того, как Клоу поднялся в мастерскую, Фотоаппарат оповестил, что Франц был именно здесь. И поливал драгоценный цветок. Услышав шаги Клоу (опционально: мысли, звуки публикуемых твитов, «Упс», когда что-то хрустнуло), Франц подлетел к пустой раме для ткани, вскарабкался на нее, и нажал на переключатель, чтобы подняться – это получилось сделать быстро, до прихода Клоэра – потом притих. Восторг Гвоздя, обнаружившего цветок и довольно это конспектировавшего, видимо, спугнул не садовника, а сообщника, который прятался между пыльными рядами. Сбросив ноги с поверхности, Франц выскользнул из пригвожденного пиджака и слетел спиной на коробу с нитками. Пыль поднялась курящимся облаком и, судя по тому, как скривился мужчина, плотно обволокла нос изнутри. Франц громко чихнул и случайно выплюнул кляп. Мячик неправильной формы, напоминавший колесико стула или детальку мелкого фильтра, - он гнулся и, кажется, был сделан из пищевой пластмассы - стукнулся о живот, о коробку, зачерпнул немного пыли на полу и проскакал прочь, остановившись только после удара об одну из коробок. Франц упал набок, неповоротливо встал на колени и протянул руку к кляпу ... но Клоу пригвоздил его раньше. - Простите, - сказал он громко. Ему приходилось перекрикивать Франца. Садовник говорил постоянно, едва кляп перестал быть помехой для языка. Мячик был пробкой, которая своим весом удерживала целую дамбу. От плевка та треснула и опрокинулась, скрылась и растворилась под неукротимым лепетом, который роился в ушах и несся опрометью впереди всякой мысли. Клоу с трудом различал пробелы между словами. -… Чертов шалопай – ох, он обиделся, что я его так назвал, какая цаца, – с его гвоздями, я вообще не представляю как бы от него избавиться – вот я встаю на ноги, ургх, как это тяжело, колено болит, и этот край стола очень шершавый, невозможно за него браться – надеюсь, он тут так и провисит, а мне нужно срочно заткнуть себя чем-то. Цвет вон того клубка ниток в вон той горке меня вдохновляет, хочу сварганить на выходных букет с такими же маргаритками – о, французик вспомнил девчонку-певицу по имени Маргарита, мне правда стоит заткнуться, пока я не наговорил лишнего. Внизу меня ждет сообщник, чтобы мы вместе отравили фильтры паромашины или как ее там, черт, я рассказал свой зловещий план, пора бы замолкнуть – какие у меня большие ноги-то, ох, размер как у бигфута. Стоит купить новые ботинки уже наконец. Ой, этот парень, да, Клоу – я опасливо притормозил – сейчас выстрелит еще одним гвоздем, вот он наметил прицел, довольно профессионально кстати получа-АЙ. Я подскочил на месте, фух, какое счастье, что по мне не попали, да-да-да, я молодец, во как вжум я и я на высоте, хе-хе, – хотя не удивительно, АЙ, я прочитал в его мыслях точную точку и время броска, как он все-таки проштрафился что так хорошо все считает. Нужно скорее выматываться отсюда, АЙ, а то он собрался чаще стрелять. Бегать надо зигзагами, чтобы он не мог попасть по мне. АЙ. АЙ. АЙ. Нет времени искать новый кляп в этой пылище, лучше, АЙ, убегу – эх, такой хороший пиджак порван – на выходных определенно стоит повозиться с маргаритками, АЙ, жаль, что они вянут, когда я много с ними говорю. Этот Клоу возмущается, что я много, АЙ, отвлекаюсь на разные темы, а сам пишет в твиттер об этом, придурок. - А сейчас обидно было! – выкрикнул парень. Всю свою злость он вложил в следующий твит. Франц уже подбежал к двери, но остановился. - Ты собираешься меня остановить тем, что, АЙ, да, вот ты уже начал. Ты колотишь своими гвоздями по двери без умолку, чтобы я не мог открыть ее и убежать без риска проделать в себе парочку дыр. Хотя понятно, что это в какой-то степени блеф, потому что ты вот прямо сейчас думаешь, как бы так стрелять, чтобы не попадать по мне. И ты меня задерживаешь здесь для того, чтобы я поболтал побольше, хитрый шалопай. Может, рассказать тебе еще, что паровая машина находится примерно под нами – вниз по лестнице и направо – и что вон то окно справа от меня выходит прямо на трубу, ведущую к зданию завода – черт, я возмущенно топнул и попытался со злостью стиснуть зубы. Знакомьтесь, дети, первый в мире злодей, у которого были действительно весомые причины на то, чтобы выбалтывать герою свои намерения. - Я просто буду ждать, пока у тебя не закончатся эти твои гвозди, - сказал Франц. Вы, верно, сейчас не поняли, говорит это садовник или автор. – О-о, их у тебя много – мой взгляд приковал тот чудный цвет клубка; мне явно стоит сделать букет с маргаритками. И сейчас ты подумал обо всех своих заначках и секретных кармашках со своими гвоздями – мне особенно понравилась та, где ты засунул несколько снарядов в свою густую набриолиненую прическу – ты сердишься по этому поводу, а мне хочется засмеяться, но у меня не получается из-за моей болтовни. Ты перестал колотить гвоздями, чтобы сэкономить их на будущее (они тебе не помогут, если я знаю обо всех секретных местах). Твой план заключается в том, что ты хочешь вспомнить – вот я открыл дверь и вышагнул в коридор – как все-таки выключить этот дурацкий режим и потом догнать меня, потому что бегаю я не так быстро, как ты (да и ждать помощи от этого увальня Матэуша – дело гиблое – черт, я рассказываю лишнее). Мне нужно уходить побыстрее, пока я не придумал, как мне от тебя избавиться и не рассказал тебе об этом случайно. Франц уходил, и монолог плелся за ним как медлительный хвост, но со временем даже звук эха постепенно иссяк. В ушах у Клоу звенело как после сна в вакуумных наушниках, орущих басистыми голосами и скрипящих прямиком по мозгам. Срочно нужно что-то придумать. Одно хорошо – Франц отошел на большое расстояние, значит, уже не мог прослушивать мысли. У Клоу появилась хорошая возможность придумать план… чтобы при встрече Франц его легко прочитал и прокомментировал. И добавил, что все-таки надо сделать этот букет на выходных, вот надо! По крайней мере, парень примерно понял, как вернуть себя в адекватные условия гравитации. Француз выговорил то витиеватое слово опять, уже побыстрее, и с такой же прытью его лопатки стукнулись о вновь обретенную почву. Позвоночник окатила привычная боль, ударявшая каждый раз, когда он откуда-то падал. Или на что-то. Или когда Кирс что-то не нравилось в его поведении или в том, как он дышит. Парень коротко простонал и долго роптал по этому поводу в твиттер, пока спина не перестала гудеть. В это же время со стрекотанием пришло сообщение - оно было от Леши, на русском. «Франц читает мысли. Долго объяснять, но в общем, сними наушник. Так он не будет слышать твои.» Кириллица. Клоу посмотрел на нее как на заклятого врага, так же как на кожаный плащ. И перевел ее на французский через программу. - Он читает мысли?! – ошалел Клоу. До него правда это до сих пор не дошло. *** Леша не дождался ответа. Нет, Клоу не убили и не упекли в плен, конфисковав телефон (пока), и сам Леша ничему из этого не подвергся. Он уснул, в произвольном порядке перекрестив руки, свесив голову через спинку лавочки и тихо всхрапнув. После трудного дня деревянное ложе было дня него шелковым. - ФРАНЦ НЕВЫСКАЗАННЫЙ, - фотоаппарат говорил громче, чем обычно, от этого динамик трещал. Леша откинул веки и сел. А еще обнаружил, что лежал головой на коленках какой-то старушки. - Извините, пожалуйста! – он схватился за свою грудь. - Да ничего, внучек, - пробормотала женщина, прижимавшая к себе сумочку. Ей, наверное, нравилось, что на ней спят. Уже было утро, или, судя по густоте света, даже почти что полдень. По бокам от остановки выстроился ряд опустевших машин, вокруг слышался галдеж и празднование, у входа в музей скопилось много народу. Открытие вот-вот произойдет. Что-то не так. Клоу должен был выловить садовника еще ночью. Леша зарылся в его твиттере – он не обновлялся уже пару часов – все-таки Гвоздя схватили. И конфисковали мобильный. Леша обратился к камере озабоченно: - Где именно, ты говоришь, Франц Невысказанный? - Франц Невысказанный. Зафиксирован на выходе из завода, - доложил Фотоаппарат. - Предположительное исчезновение из поля зрения через семнадцать секунд, пятнадцать, тринадцать,… Фотограф мигом выглянул из-за остановки и углядел Франца, он грубым шагом приближался ко входу. На нем не был надет наушник, но щеки надувал кляп – парнишка смог это рассмотреть. Активировать прибор, транслирующий в голову мысли окружения, и лезть так в скопище думающих – не самый взвешенный шаг. Хотя, по поводу «думающих» Леша засомневался еще когда увидел бигборд. На его фоне еще и умудряются фотографироваться – такое уж он загляденье. Люд роился у входа. Никого не пустили, кроме Франца, который молча показал какое-то удостоверение и прошел. Видимо, его сообщник состоял в охране, поделился своим. Фотограф зарылся в толпу. Ничего не оставалось, кроме как ждать. Леша перечитал все твиты Клоу с того момента, как он уснул. Насколько понял парнишка, та странная труба была частью двойной конструкции. На одном ее конце находилась печь для залежавшейся ткани, которую точно не продадут. Через железный тоннель полученный при сжигании пар проходил в паровую турбину внутри завода, работавшую как часть какой-нибудь установки. Ночью Франц вылил капли в печь и поджег что-то, создав облако, которое может превратить стопки розовой ткани в дикий сад одним прикосновением. Этот дым стремится вперед по трубе прямиком в центр завода, где такая материя производится. Оставался вопрос: чего добивался Франц, если ткань тут будет выставляться в небольших количествах как образчики? Толпа спереди немного разбавилась, расступившись – у входа появился мужчина, говоривший по микрофону. - Добро пожаловать на открытие моего музея! – говорил он. Радушие быстро перетекло в высокопарность. – Я, Рожен Хвацкий, первооткрыватель изобретения прессования роз в розовую ткань, приветствую вас здесь на эксклюзивной, проведенной мною лично, экскурсии. Вам выпала уникальная возможность купить билет первыми в нашей новенькой кассе. Все за мной, - он поманил взмахом руки. Его голос стал более приземленным, он обратился вообще к кому-то другому. – Так нормально будет сказать? Ага, ага. Хорошо. Как понял фотограф, это что-то наподобие репетиции. Открытие с экскурсией, которую уже будут снимать, состоится попозже. - Не забывайте, за участие в пробной экскурсии тоже нужно платить, гости дорогие, - значение последних слов в сочетании с его интонацией отзеркалилось и стало грубым. Леша не видел этого типа во весь рост сразу и полностью, но представил его эдаким архитипным шоуменом. Так оно и оказалось - волосы плотно зачесаны назад, морщины подтянуты. Темно-пурпурный костюм был явно из розовой ткани, как подозревалось, самой дорогой. Стереотип Леши о том, что люди науки нематериальны и по всем пунктам скромны, дал толстую трещину. - Внимание, - проговорил фотоаппарат. – Аккумулятор будет разряжен через один час и две минуты. Леша обеспокоился. Камера подло выберет самый неподходящий момент, чтобы выключиться. - Можно показывать, сколько минут будет оставаться до отключения? – попросил он. Так получится избежать неприятных сюрпризов. - Вывод на главный экран остатка времени активности. Задача закреплена. Около получаса ушло на муторную продажу билетов. Люди проходили через кассу с темпом ленивых песчинок, которые сыпятся сквозь тончайшее горлышко старинных часов. В вакууме. Дальше Хвацкий долго водил стадо зевак по нескольким залам и лепетал что-то об истории роз в целом с карточек. Показывал неудачные станки и удачные, рассказывал принцип их действия и демонстрировал наглядно. Экскурсанты прошли в главный зал, ранее бывший основным цехом, где ткань сходила с конвейера. Там были механические ленты, машины для сматывания в рулоны и прочее, что умело гудеть и занимать много места. На металлические корпусы опрокинулся десяток вспышек любительских фотокамер, цех загомонил разговорами. В периоды времени, когда экскурсия проходила в больших помещениях, по периметру толпы парили небольшие шары, которые соединялись друг с другом лучом-голограммой, по сути являвшимся лентой «Не пересекать». Силовой многоугольник держал туристов как стадо, чтобы никто не терялся. Иногда он расширялся и деформировался - так люди имели достаточно места для фотосъемки – но прикосновение к полосе всегда сопровождалось красным сигналом и назойливым звуком, который возникал в двух сферах на концах затронутой ленты. Ввысь зал продолжался в три этажа. Второй и третий ограничивались железными дорожками-сетками по периметру (такими, что туда легко что-то выронить) и соединялись лестницами. Еще вверху располагались некоторые двери. У одной из них – она была на втором уровне – ожидающе стоял Франц. Прямо под ним находился один из станков, который Хвацкий собирался потом показать. На всякий случай садовник держал в руках ствол. Леша все понял. Дым, собранный из капель, стоит сейчас в комнате позади садовника в бездействии (никуда он не денется, дверь была цельной, заводской, без прорезей). Возможно, неисправность турбины выпустила смог, который пришел по трубе, или ему помогли. Еще, скорее всего, пар был тяжелым, от чего не стоял облаком, а болтался внизу как парящая вата. Когда Франц отворит, это месиво вытечет из комнаты и прольется через железные решетки прямо на Хвацкого, одетого в костюм из роз – корня всех бед, что упали на болгарских садовников. Вероятно, дальше Франц сбежал бы через эту самую дверь либо вообще не ушел бы. Сесть в тюрьму за идею для него было бы честью. Безусловно, фотограф уже пытался обратиться к персоналу с речью о том, что на завод пролез безумный садовник, читающий мысли и питающий теплые чувства к комнатным растениям. И, как любому другому мальчонке, к которому лучше прислушаться, ему не поверили и посоветовали выспаться. Сейчас такой план пролетал с большей вероятностью. Покинуть пределы толпы было нельзя, связь с Клоу оборвалась. Хотя, даже если бы парень неожиданно влетел в зал или вошел через одну из дверей сверху, то вряд ли у него что-то бы вышло. Здесь слишком много людей, его бы заметили и попросили уйти. Леша поглядел на таймер до отключения – оставалось четыре минуты. Хвацкий вряд ли успеет дойти до судьбоносного станка за такой промежуток. В другом случае, Леша бы выстрелил по Францу в то время, и он потерял бы сознание. Атаковать нужно сейчас. Чуть раньше, углядев среди экскурсантов фотографа, Франц закрылся рукой, как в надземном переходе вчера. Леша заметил это и с обидой притопнул. Кислая мина быстро сошла. Парнишка медленно убрал фотокамеру вниз, блефуя, и ненадолго застыл. Что-то похожее было, когда он долго не мог поймать в кадр белохвостую белку – все время заводила кутерьму между ветками, стоило ему сфокусироваться. Нужно было усыпить бдительность. Леша тихонько пробубнил слово-код. Франц не собирался наклонять руку. Еще чего! Но Фотограф обернул это в свою пользу. Парнишка молниеносно поднял камеру и сделал выстрел. Даже замедленная съемка с трудом уловила бы то мгновение, когда он наводил прицел и зажимал пуск. Франца ударило по голове силовым шаром, и он накренился назад, потеряв равновесие. Промычал что-то из-под плотного кляпа и уперся спиной об дверь, затем обессилено съехал. Пистолет вывалился из рук и, застряв в решетке подножья, немного прокрутился, как баскетбольный мяч на кольце, затем наконец остановился и просто застрял. Группа ничего не заметила – Хвацкий как раз что-то увлеченно показывал; персонала там не было, так что удар и последствия никто не заметил. Садовнику и самому это было не на руку – так бы к нему бросились помогать, и весь план не продержался бы дольше, чем некоторые местные установки. Стрелять больше раза фотограф себе позволить не мог. Если его не заметили на первой попытке, то после второй будет большой тарарам. Франц не лежал неподвижно все время – позже, когда фотокамера уже дохло пиликнула и отключилась, он был в достаточно хорошем расположении, чтобы отворить железную дверь и окропить зал злобным смехом (по возможности; если у него получится обуздать свой язык). Леша мог позвонить в полицию и попросить помощи. Плевать на правила о лишении денег и удлинении срока, тут жизнь под угрозой. Но к приезду властей труп Хвацкого бы уже слегка охолонул. Фотограф мог надеяться только на Клоу, который влетит в окно с каким-нибудь отчаянным ходом, пульнет гвоздями по Францу, чтобы тот завис на стене в позе распятого, достанет из рукава пылесос, всосет весь смертоносный дым по трубе, выкинет его в окно и улетит в закат на комете, сверкнув улыбкой и подмигнув. Что угодно. Леша ждал и ждал, но он не появлялся. Клоу обязан был выйти на сцену как Кирс – на последнем рубеже, когда все решало мгновение – но нет. Хвацкий наконец подошел к тому самому станку и начал завзято крутить какую-то ручку, улыбаясь и рассказывая. Так же завзято Франц раскрыл дверь. Его глаза загорелись. Глаза Леши остекленели. Из пустой комнаты выглянул Клоу. Дыма там не было вовсе. - Доброе утро, - обходительно поприветствовал он. Теперь Гвоздь действительно здоровался с заклятым врагом-объектом кровопролитной мести, ведь из-за садовника растрепалась его укладка; правда, он успел уложить прическу обратно, и остатки разрухи были разве что плохо заметны. Но суть оставалась такой же. *** Если я оставлю все так, как есть, и просто добавлю, что они по-тихому уложили Франца и доставили в отделение, то этот исход читатель примет чуть более холодно, чем вариант про комету. Поэтому вернемся на час с лишним назад. Клоу проснулся от того, что кто-то нахально его обыскивал, выворачивая карманы. Как он понял, это был Матэуш – сообщник Франца. У него тоже была плешь и усы, а еще форма охранника. Вечером Клоу хитро избавился от наушника и уже было пошел на финальный аккорд – блестящую поимку преступника. В тот момент закон жанра перекрестил руки над животом и надулся, затем прокричал, что это слишком легко. Поэтому внизу парня поджидали фигуры, вооруженные закрытыми огнетушителями, поднятыми над головами. Нет, Франц не убил Клоу как таксиста, которому всего-то проболтался обо всех своих планах. Во-первых, всю сыворотку уже вылили в печь, а припрятанный остаток садовник оставил себе – для умерших цветочков. Красиво юношу уже не прикончишь. Во-вторых, Клоу симпатяжка. Парень обнаружил себя привязанным к стулу распаренными шерстяными мотками, обилием прочной лески и полос старых молний – тем, что под руку попалось, одним словом. Гвоздь посмотрел на себя плененного как-то буднично. И фыркнул. Издержки профессии. За свою карьеру Клоу насчитал не меньше трех сотен связываний. Его сто семь раз сковывали цепями и подвешивали за крючок над чаном с акулами. Еще сто и пять заточений он провел в мерклой комнатке спеленатый веревками. Остаток варьировался от колючих кустарников, в которые он больно грохался, до щупалец кальмара-гиганта. Однажды. Просто не спрашивайте об этом. Пожалуйста. Ко всему, что сейчас происходило, Клоу отнесся совершенно спокойно. Но автор забыл про деталь, которую, с точки зрения пленника, опускать непростительно. Его укладка была разрушена. Взлохмачена орангутанскими ручищами и повалена как Вавилонская крепость. Он не мог видеть себя со стороны, но волосы, скорее всего, улеглись косматой гривой на плечи. Клоу очень не любил такую прическу – напоминал себе какого-то дикаря. Недобор хотя бы грамма бриолина на шевелюре всегда его коробил, а тут такое. Матэуш прекратил обыск – Клоу почувствовал облегчение, руки были потными и щекотливыми – и обратился к садовнику. Парень не понимал разговор, потому что снял наушник и спрятал (видимо, именно его и искали, чтобы надеть на юношу и прослушивать). Лепет Франца в оригинале звучал как скороговорка из звуков, подобранных опрометью в случайном порядке. Всю их невыносимость точно описывало лицо Матэуша (болезненно покосившееся). Казалось, из присутствующих тут мучить хотели только его. Голос охранника нес модуляции фигуры, которая идет против сильного ветра или течения – говора Франца. Диалог сложился таким образом, что либо говорил только он, либо Матэуш пытался его перекричать. Сообщники быстро что-то обсудили (Франц указывал на Клоу, не смолкая). По тону последних абзацев садовника, что поместились в два предложения, было ясно – он куда-то спешит. Франц достал кляп и засунул в рот как небольшое яблоко. Промычал пару наставлений из-под пластмасски и вышел. Клоу обвел взглядом окружение – раньше, видимо, это была небольшая комната отдыха. Охранник указал на кучу гвоздей, которая валялась на без того дырявом диване, и высказал что-то с насмешкой. Точно, садовник же узнал про все заначки с гвоздями. Пока Клоу спал, их скрупулезно обчистили, и парня оставили безоружным. На эту проблему юноша тоже взглянул прозаично. Пятнадцать раз его лишали боеприпасов вручную, либо они бесследно терялись. И дважды их отнимал огромный мощный магнит. Лоск такого сюжетного поворота потускнел около года назад. Вот черный плащ в пол, который повис на спинке опасно близко к его детишкам - это катастрофа, да. Клоу скучно посмотрел на охранника. У него даже не было пистолета или метровой катаны (единственный ствол он передал Францу). Ну что за профанство. Матэуш проницал заложника с опасением. В ответ он видел лицо, скривленное как от гадливости. И неожиданно выстрел. Рукав охранника пригвоздило. Он забился у ближайшей стены в непонимании, как изловленный вепрь. Клоу ухмыльнулся. Когда Франц сканировал его мысли, он упустил то, что парень мог что-то забыть. А потом вспомнить. Как раз для случаев со связыванием парень держит во рту как пломбу маленький гвоздь, сделанный так, что даже вялый плевок заставит его выстрелить изо рта как из хорошего арбалета. Еще несколько спрятаны внутри рукавов – Клоу наметано вынул их и расковырял ими веревки. - Простите, пожалуйста, если наслюнявил. Вы не оставили мне выбора, - извинился парень, высвобождаясь. Быстро, пока охранник не успел вырваться, Клоу подлетел к дивану, схватил черный плащ и несколько гвоздей; сразу прибил вторую руку. - Недостаток четвертый, - проговорил он, подбрасывая накидку. Она упала Матэушу на голову, он дернулся. Сделав несколько молниеносных бросков, парень приколотил ее к стене наглухо. Мужчина с трудом, зубами содрал со лба кожаный ворот и осмотрел себя. Тугая кожа его обездвижила, а из-за больших размеров она смогла покрыть и руки и ноги. Сейчас он смахивал на набивку черного кожаного дивана. Или на мумию рокера. - … эм, четвертый недостаток,… черт! - Клоу резко моргнул. – Как красиво сказать-то?! Эм, ну, ты понял, в общем! Ты застрял и… ааах. Недостаток! Длинный плащ это бяка, знай короче. Вот! У парня никогда не получалось делать что-то полностью патетично. Наверное, когда он будет умирать окровавленным после долгого боя, лежа головой на коленях любимой, он умудрится что-нибудь сказануть или вытворить. Нет, читатель, это предположение. Не хорони Клоу пока. Гвоздь быстро собрал все свои боеприпасы, и начал искать телефон, но не нашел. Видимо, он был замурован где-то в карманах Матэуша. Убедившись, что охранник провисит так еще долго, Клоу убежал. Дальше он пятнадцать минут приводил в порядок прическу. Такой ход человек, располагающий малейшей логикой в мышлении, примет за ветреность. Для Клоу это была своеобразная перевязка боевых ран. Душевных боевых ран. Что собирался вытворить Франц, юноша примерно мог представить: включить ту паровую штуку и пропустить дым по трубе прямиком на завод. Итак, нужно ее выключить. Франц, к тому же, даже сказал, где она находится. Клоу побежал туда (в здании легко было ориентироваться). Оказалось, что склад продолжился под террасой – в виде комнаты, равной по площади мастерской. Туда уместился агрегат в человеческий рост и куча угольных мешков. Из пасти – да, проем, в который суют старую ткань, имел два ряда плоских клыков, хоть это совсем непрактично - валил жар. Внутри языки огня голодно жалили воздух. Тут определенно должна была быть кнопка «ВЫКЛ.». Но все надписи были написаны на кириллице. У Клоу не было телефона и связи с кем-либо, кто мог это перевести. Но он мужался. Парень выпрямился, и прислушался к зову сердца. Как утверждают эксперты, эта мышца способна на такие калькуляции и логические выводы, что самые мощные компьютеры уподобляются рядом с ней тамагочи. Клоу поднял руку, как незрячий пророк, и сосредоточился. Потом он выдохнул, и просто ударил кулаком по большой красной кнопке. На каждой машине, которая весит больше слона, есть большая красная кнопка. Даже не спрашивайте, почему, это просто аксиома. Огонь унялся, жар умерился, дышать стало легче. День спасен. Клоу стоял и довольствовался победой. К сожалению, рядом не было Альберта, который посмотрел бы на него с ожиданием, явно намекая, что он что-то забыл. Чуть погодя, француз хлопнул себя по лицу. Если он выключил машину, то это, блин, не значит, что пар не вышел в трубу и не попал на завод. Парень ринулся с места. Клоу вернулся в мастерскую и, как рассказал Франц, раскрыл окно, выходящее на трубу. По другую ее сторону было окно-близнец, только запертое. Юноша встал на трубу и перебежал по ней (его не видели, все уже ушли на экскурсию, а район был нелюдный). Хозяева музея так поспешили с открытием, что не поменяли пластиковые окна на новые. А ведь такие замки легко открывает программа на телефоне, не то, что отмычка или навык ловкости рук. Клоу почувствовал легкую скуку и взломал окно дистанционно. Дым распростерся по полу палым туманом, мерно вздымаясь и опускаясь. Высотой он был с ворсистый ковер. От него пахло гарью, разбавленной прогорклым лекарством, и жженой пластмассой. Пар боязно расступился и создал пустой островок, когда ноги француза ударили по полу, и, чуть-чуть погодя, принял прежнее положение и загустел немногим ниже лодыжек. Труба с мелкими дырами – они отекали водянистым паром как киселем – выходила из стены под окном и входила в механическую штуковину. Клоу не знал, что это и как называется, но это было не важно. Дым подходил в основное озерцо ленивыми водопадами, понемногу его увеличивая. Для начала, нужно было закупорить бреши. Тут проблем не возникло - у гвоздей был подходящий диаметр и широкие шапочки. Клоу просто нашпиговал ими все дыры, остановив так утечку. Куда большим вопросом было другое - что делать с парящим остатком? Вдохнуть и выдохнуть все на улицу, используя себя как черпак? Клоу был идиотом, но даже он понимал, что это глупо. И что эта штука ядовитая. Проветрить тоже нельзя, газ тяжелый. Может, затолкать его в агрегат? Ну, чтобы он делал с ним, что должен там делать, зачем-то его ведь создавали. Тоже плохая идея – эта штуковина как минимум не работает. Клоу снова стукнул себя. Пар же на основе тех капель. Проблема именно в них, значит конкретно от этой составляющей нужно избавиться. Надо подумать. На таксисте следов этого препарата не было, даже слабого запаха (а сейчас от них очень характерно несет, хоть они и в газообразном состоянии). Следовательно, капли полностью исчезают после восстановления данной им гнили. Клоу не в силах понять, что с ними происходит или куда они деваются, но это не важно. Нужно срочно воскресить что-то растительное. Француз осмотрелся. Небольшая выставочная комната, посвященная единственному экспонату, была вылита из неорганического сырья, залеплена искусственными материалами и обставлена ненатуральными заменителями. Даже паркет с узором дерева таковым не являлся. Жестяная дверь завибрировала. Кто-то об нее ударился, и, судя по звуку скатывания, который отдалила и приглушила изоляция, медленно сполз вниз. Клоу заволновался. Неизвестно, в какой момент дверь могут открыть, и что происходило снаружи. Вдруг там прямо по полу постелена эта ткань? Клоу долго размышлял. Он даже подумывал скормить дыму немного наличных. Все любят наличные. Ну а что, бумага для них делается из дерева, сырье натуральное. Француза остановило разве что то, что все деньги у него хранились на кредитке. Что-то укололо в ногу исподтишка. Клоу обернулся – вверх по его голени вился какой-то сорняк. Он зеленел и пускал листья – тройные, угловатые, они появлялись по очереди как ступени винтовой лестницы. Меж ними выступили пупыри, которые увеличивались и высовывали желтые свертыши. Дрожа, они раскрывали волнистые лепестки и показывали пестики. Между цветками разбухали другие выпуклости, и под собственным весом трескались и высвобождали что-то смахивающее на вату. - Черт, такие хорошие джинсы были! – разобиделся Клоу. И притих, скапливая увиденное в полноценную мысль, размеренно, не спеша. – Из хлопка. Стопроцентного. Как и большая часть моей одежды. Юноша не заметил, как снова оказался посреди опустевшего островка. Пар вокруг медленно подступал, затягивая его, но теперь он был более редким. Клоу знал, что делать, и ему было заранее стыдно. *** Франц распахнул дверь. Леша пикнул. Клоу прищурился и взмолился, чтобы ЭТО засвидетельствовало как можно меньше людей. - Доброе утро, - поздоровался он. Челюсть садовника отвисла, и изо рта начал выпадать кляп. Все осталось таким же, каким и было несколько абзацев назад, за исключением пара, который пропал, а так же формы и положения пары джинс, трусов и футболки Клоэра. Все они обрели вид хлопчатника и сейчас свернулись огромным клубком, который исподволь разрастался. На юноше даже обуви не было: кеды лежали рядом с общей зарослью. Он думал, что их подкладка сгодится для последней порции пара, но нет – пришлось принести в жертву белье. - Просто не спрашивайте, что произошло, пожалуйста, - попросил Клоу. – Спасибо. Он умело схватил Франца за плечи, обездвижив, и тихо утащил в комнату, прикрыв дверь. Благо публика внизу ничего не заметила. В это время Леша обратил на себя внимание тем, как он весело пытается сделать гимнастическое колесо и у него не выходит. Был это идиотизм, или мудрый тактический ход, мы не вправе судить. Клоу отшвырнул Франца и, наблюдая за садовником, закрыл двери. Отстранившись от неожиданно обретенной опоры, мужчина безвольно спикировал в сторону, поскользнулся на ботинке и упал спиной на хлопчатник. Звук был таким, словно всю зелень кто-то хорошо прожевал. Кляп Франца проскакал по полу, ознаменовав конец тишины. Cлова повалили как жар из открытой печи. Болгарский говор нес модуляции автомобильной сирены, которая непрестанно повторяется и гудит, долго и одинаково. Садовник катался на спине, пойманный зарослью как муха на липкую ленту. Где-то под слоем звуков, которые выделялись при речи Франца, проскочил глухой скрип, как при трении. Это произошло так быстро, что Клоу не успел опомниться, как в руке садовника очутился тот самый ствол. Да. Автор наделен очень богатой фантазией, поэтому кульминация каждой главы будет такой, что главный злодей наставляет пистолет на героя, пока Леша остается в сторонке. Дело в том, что показатель потери оружия сонливыми охранниками был настолько велик, что не поместился на графике. Поэтому был придуман механизм связи кобуры и ствола. Когда последний находится на дальнем расстоянии от первой довольно долго, он активируется и притягивает пистолет к владельцу (по крайней мере, к месту, где находится сама кобура). Несколько последних минут пистолет завзято вылезал из решетки, после чего приблизился к ноге Франца, чего тот не заметил. Потом, когда его схватил Клоу, оружие последовало за садовником хвостиком, словно привязанное на уздечку. Франц выставил пистолет (по нему было видно: он навещал разве что тир). Его голос не стал ровным и требовательным. Наоборот, разбушевался и понесся быстрее, словно преступник обвинял Клоу и собирался с большей вероятностью выстрелить, нежели угрожать. Парень поднял указательный палец (вид дула его не пугал - издержки профессии). Дождавшись разрешающего тона и кивка, он нырнул рукой под пиджак (вторую держал поднятой). Франц напрягся и вцепился пальцами в оружие крепче. В интонации проскользнула угроза; он понимал, что, скорее всего, сейчас повторит участь коллеги, висящего где-то на складе. Быстрым, наметанным движением, Клоу достал наушник и надел. В словах садовника сквозило искреннее удивление. И констатация того, что юноша идиот. Парень стучал пальцем по надетому прибору, прося, чтобы Франц активировал свой. Преступник говорил с недоверием и понимал, что как только аксессуар проникнет в его ушную раковину, он тут же узнает о плане противника, если он был. Садовник был в замешательстве. Юноша выглядел так, будто самым плохим намерением, которое может у него сейчас появиться, была словесная просьба без приставки «пожалуйста». Франц протянул руку в карман, колеблясь. Он пристально смотрел на парня, явно не собирающегося ничего вытворить в последний момент. - Artillerieunteroffizierswitwensterbekassе! – выкрикнул Клоу. Его ботинки спланировали вверх. Один из них задел руку, вооруженную пистолетом, и, пошатнувшись в воздухе, стукнулся случайно о другой, после чего примагнитился к потолку. Клоу ждал, что получится выбить оружие из ладони. Но нет. - Черт, - процедил он. Обронив пару удивленных и немного довольных фраз, Франц надел наушник. - …подштанники. Я никак не могу понять, дурной ты, или умный, шалопай. Ургх, эти колючки натирают и колют спину и задницу, нужно встать уже наконец - черт, я в заложниках, не могу толком пошевельнуться, свободна только рука. Позвоночник прямо гудит, ох. Так жалко цветы, которые я помял, эти красивые желтые бутоны цвета прямо как те тюльпаны – черт подери, парень, да ты же голый – которые я пересаживал в синий горшок на прошлой неделе, еще фиалки я перенес в маленький. Ты думаешь о том, что – ох, я об этом даже не догадывался, это так приятно – ты сочувствуешь мне, понимаешь, почему я все это делаю, это убийство – ненавижу Хвацкого, у него бородка как у Сатаны – ох, ты все прекрасно понимаешь и сочувствуешь мне и моей болезни – будь проклят мой раскрытый рот. Но думаешь, что опускаться до убийства – нехорошо? Что же ты, это не убийство, это благородная месть, чье послевкусие заставит задуматься! Послевкусие. У того йогурта вчера волшебное послевкусие было – обожаю все абрикосовое. Ты подумываешь о том, что я могу сдвинуться с места, поэтому можно сделать так, чтобы ботинки упали мне на голову и этим отвлекли, стоит тебе сказать «Artillerieunteroffizierswitwensterbekassе». Черт, я сам это сказал, дубина. Ботинки упали Францу на голову и этим отвлекли. Вернее, не отвлекли. Они дали отдачу в сто раз сильнее, чем должны были, ударились о потолок и шлепнулись на пол. Голову садовника вжало в плечи, он вскрикнул, не замолкая, и выронил пистолет (и рассказал об этом). - … хламидомонада. Ты, АЙ, прибил пистолет к полу на гвоздь чтобы он не возвращался ко мне, хитрый шалопай. Еще довольно смешно то, что ты не заметил - ботинки стукнулись друг об друга, от чего включился режим прыжков, поэтому думал, что они просто отвлекут меня и ты выхватишь пистолет пока я удивлен. Теперь ты порылся в кармане, нашел телефон, обновляешь твиттер – техника, не люблю ее. Эй, такое ощущение, будто я тут предмет мебели! Не игнорируй меня. Ах, тебе стыдно и ты приносишь искренние извинения. Ты пишешь в твиттер. Что? Ты советуешь и мне писать в твиттер все, что я думаю? Погоди, ты утверждаешь, что это будет в каком-то роде фильтрировать меня и мои мысли и, возможно, так я излечусь от своей болезни? Ты просто уверен в этом. В тюрьме мне будет много о чем подумать, за пятнадцать лет отсидки за убийство и покушение и, возможно, саботаж, и это все я смогу писать в твиттер. Тогда, может, я не буду нуждаться в том, чтобы говорить все, что думаю, потому что смогу делиться этим со своими подписчиками. Кому это понадобится – тот будет меня читать, кому нет – не будет. Клоу, это самое лучшее лекарство, что мне предлагали (хоть хирургия мозга у специалиста звучит более эффективно). Да, определенно сделаю в тюрьме тот букетик из пурпурных маргариток.. Нет, это не реклама социальной сети и нет, это не стечение обстоятельств в плане недуга Франца и увлечения Клоу. Юноша советует сидеть в твиттере всем преступникам. Просто к каждому он подбирает разную аргументацию: «Твиттер – лучше наркотиков», «Твиттер – и тебе не хочется убивать людей», «Твиттер – и власть облагоразумится и в мире закончатся расисты». Каждый раз он просит обязательно подписаться на себя. Так у него за два с лишним года набралось целых три подписчика, включая Лешу. *** Фотограф выбежал из музея и пронесся к трубе сломя голову. Внизу его ждал Клоу и Франц, находившийся где-то в нирване после пары ударов. Хоть людей все так же и не было, Гвоздь чувствовал себя некомфортно в одном только пиджаке и платке, туго повязанным вокруг шеи. - Принеси мне одежды, пожалуйста, - процедил Клоу. – Я пока тут где-то спрячусь. - Ты превратил джинсы и майку из хлопка в растение? – убедился Леша. - Да, - по тону француза было однозначно понятно, что он не в настроении болтать. – И белье. Пожалуйста, поторопись. - Но платок, - заметил фотограф. – Он тоже из хлопка. - Я не хочу показаться невежливым, но давай поговорим об этом потом, хорошо? – Клоу смотрел на напарника умоляюще. - Платок не может быть тебе дорог, у тебя их очень много, разных цветов, - фотограф задумался. - Леша! – попросил француз. - Ладно, я побежал… - но он быстро передумал. - Или конкретно этот подарила Мари? Девушка, которую Франц прочитал из твоих мыслей. Ты еще в твиттере об этом написал. Капсом. - Не, то вообще другое, - отмахнулся француз. – БЕГИ УЖЕ. - Или может… - фотограф согнул указательный палец на подбородке в размышлениях. - ЛЕША. - ХОРОШО.