Шанс

Глеб замирает в полном ступоре. Его щёки очаровательно покрываются красными пятнами, а сам он забавно ёрзает. Что? Он ожидал услышать что угодно, но только не это. — Вы что, гей? — непроизвольно вырывается у него. — Нет. Парень на автомате кивает с совершенно отсутствующим видом. Зелёные глаза широко распахнуты и с любопытством устремлены на мужчину. Тот медленно сглатывает, с мрачным, почти садистским интересом гадая, в какое же русло уйдёт этот разговор. — Понятно, — кратко выдаёт блондин и тянется к карману джинс, вытягивая помятую пачку сигарет. — Можно закурить? Депо склоняет голову в знак согласия и указывает рукой в направлении открытого окна. Юноша подходит к нему, распахивая пошире. Делает первую затяжку и присаживается на белый подоконник, внимательно разглядывая пол под ногами. — Тебя это смущает? — осторожно нарушает тишину шатен. — Нет, — тут же фыркает тот. — Просто не привык слышать подобную характеристику от взрослых мужчин. — Помнится, две недели назад ты настаивал на том, что у нас «не такая большая разница в возрасте». Глеб вскидывает голову, различая ироничную усмешку в голосе психотерапевта. Невольно он тоже улыбается, стряхивая пепел в чёрную пепельницу. Размышляет, как часто мужчина курит тут в тишине после напряжённых сеансов. — Вы когда-нибудь встречались с пациентом? — Нет, это запрещено. Ты ведь знаешь. — Почему? — упрямо спрашивает он, будто не слыша предыдущего ответа. — Такие отношения априори построены не совсем честным образом, хотя я могу понять, почему такое случается. Между людьми устанавливается полное доверие. Клиент открывается, рассказывая обо всей своей жизни. Ему кажется, что терапевт — единственный, кто действительно знает его, кто понимает и принимает его со всеми особенностями и странностями. — Тогда в чём проблема? Разве мы все стремимся не к этому? Артём неспешно поднимается, подходя ближе. Достаёт свою пачку из нагрудного кармана рубашки, на миг заимствуя чужую зажигалку, мирно лежащую на подоконнике. Голубин пристально следит краем глаза за каждым его движением. — Мы хотим этого, бесспорно. Но психотерапевт — человек, изначально обладающий большей властью. Он находится в позиции авторитета, — размеренно объясняет мужчина. — К тому же, научные знания и опыт не позволяют ему перестать анализировать действия партнёра, повсюду ища скрытые намёки и связи. Плюс, пациент по определению имеет нестабильную психику, а значит — легко подвержен чужому влиянию. — Но такое происходит? Врачи имеют интрижки с клиентами? — не отстаёт парень. — Да. Иногда это просто секс, потому что пациент — человек, который заранее открыт для тебя в эмоциональном плане. Его легко развести на романтику. Иногда терапевтам нравится находиться в ситуации, когда от них кто-то психологически зависит. — Это играет на их чувстве раздутого эга и собственной значимости? — предполагает блондин. — Конечно. Среди людей моей профессии тоже встречается немало закомплексованных и неуравновешенных. На языке Глеба вертится ещё один вопрос, но он упорно пытается сдержать себя. Закусывает щёку, чтобы отвлечься. «Ты бы пошёл на это? Когда-нибудь думал всерьёз о таком исходе? Испытывал чувства к кому-то из пациентов?». — Мне никогда не нравились парни, — вместо этого произносит он. — Хорошо, — отстранённо бросает Депо. — Хотя однажды один чувак мне отсосал. — Что? — шатен на миг позорно теряет всё своё самообладание. — Мне было восемнадцать. Выпускной вечер, все напились. Плюс в ход пошли все наркотики из имеющихся. Мы играли в дурацкую игру, где нужно провести в запертой комнате с определённым человеком пять минут. Сперва мне выпала моя девушка. На первой же минуте она заявила, что хочет расстаться. Остальные четыре я выслушивал, какой я несносный мудак, — парень зло ухмыляется. Шатохин рассеянно улыбается, погружаясь в собственные воспоминания. Он с друзьями часто убивал время подобным образом. Его первый поцелуй в четырнадцать лет состоялся на какой-то пьянке во время игры в бутылочку. — Что произошло потом? — Мы заново кинули жребий. Мне достался один из знакомых с параллели. Никогда не общался с ним, максимум здоровались иногда. Мы ушли в комнату, оба уже сильно объёбанные. Сели в тишине на кровать, а потом он вдруг предложил мне отсосать. — Почему ты согласился? — Потому что был под кайфом. Решил, что в жизни нужно попробовать всё, раз она раздаёт такие шансы. — Как ты отреагировал? — шатен привычно растягивает гласные. — Да никак. Ну, ахуел, конечно. Но было забавно. Возникло ощущение, будто я попал в параллельную реальность. В какой-то момент мне даже понравилось, — стыдливо бормочет Голубин. Артём успевает ухватить взглядом странное выражение лица парня, совершенно ему не присущее. Он выглядит очень милым и потерянным. Но это быстро проходит — тот хмурится и цепляет маску холодного равнодушия, словно обсуждать такое с кем-то — абсолютно естественно. — Расскажи мне про свой первый сексуальный опыт, — вдруг просит мужчина, когда они возвращаются к своим местам на диване и кресле. — Тебя это заводит? — Глеб лукаво вскидывает брови, отбрасывая волосы назад. — Меня это интересует с психологической точки зрения, — Депо умело игнорирует выпад. — Считается, что первый секс, как и первые фантазии, накладывают отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Создают определённые паттерны. — Что? — Шаблоны. К примеру, если потеря девственности сопровождается грубостью или даже жестокостью, то человек может подсознательно искать повторение этой агрессии дальше. Отсюда появляются кинки на боль, тяга к бдсм и всему такому. Юноша задумчиво кивает, показывая, что понимает суть. Откидывается на спинку дивана, скрестив руки, и прикрывает глаза на минуту, погружаясь в воспоминания. Большинство из них смазывается в единое неразборчивое пятно — слишком много бухла в связке с наркотиками дали не самый лучший результат. — Мне было шестнадцать. Очередная вписка у кого-то на хате. Меня привёл туда друг. Всё по классике — мы напились, какая-то тёлка флиртовала со мной весь вечер. Мы закрылись в комнате, якобы чтобы поговорить, а полминуты спустя она уже накинулась с поцелуями. Я мало что помню. Но тогда мне это не понравилось. Было как-то мерзко что ли, — блондин запинается на последнем слове. — Мерзко? — Ну, странно. Все вокруг говорили о сексе как о чём-то классном. Мол это лучшая вещь на свете. А я трахнул эту девушку и совсем ничего не почувствовал. Не знаю, может, нервы сыграли свою роль. Депо оставляет сухой комментарий, что подобное испытывает большинство людей. Незнакомый человек, алкоголь, неподходящее время и место — на выходе ты остаёшься с мыслью «И это всё? И это все так восхваляют?». Будто люди вокруг знают какой-то секрет, который тебе пока ещё не доступен. Далее он заставляет парня вспомнить другие разы, пытаясь вытянуть из него информацию, которая поможет составить целостную картинку и понять — в какой момент тот дошёл до того, что начал душить партнёрш во время секса, пытаясь убить их. Опять же, если верить словам самих девушек. Но ответы Глеба слишком нейтральны. В них нет ничего, за что можно было бы зацепиться. Никаких странных мыслей или фантазий. Шатохин смотрит перед собой и видит абсолютно обычного парня, но изнутри всё равно терзает ощущение, что он что-то упускает. Нечто главное, насущное, что лежит на самой поверхности, но почему-то всё равно не доступно глазу. Видимо, ответ на вопрос об агрессии блондина скрывается где-то в другом месте. Его поведение в сексе является лишь следствием, отражением эмоций и опыта, полученных от чего-то другого. Провожая его в приёмной, Артём пялится на светлую макушку и думает: «Когда в твоей жизни всё пошло наперекосяк и почему ты так упорно не хочешь об этом говорить?»