Шанс

Наступает долгая пауза. Артём оторопело таращится в пустоту, замерев в пространстве. В ушах эхом раздаётся голос Глеба. «Приезжай ко мне». Так легко, будто они всего лишь пара приятелей, знакомых с детства. — Блять, извини, — слышится неловкое бормотание в трубке вместе с тяжёлым вздохом. — Ты же мой врач, и я не должен вот так… — Я приеду, — перебивает мужчина, напряжённо сцепив челюсти. — Скинь адрес. Он отключается, не давая парню возможности оправдаться и свести всё к глупой шутке. Трёт лицо ладонью, зажмуриваясь, и тянется к пачке сигарет в кармане джинс. Чёрт! «Теперь, по-твоему, стало лучше? Нахуя ты ему позвонил?», — возмущённо тянет внутренний голос. Депо выходит из комнаты, скользит мимо танцующих друзей и запирается на балконе, торопливо прикуривая. Телефон глухо вибрирует в руке, оповещая о неизбежном. Теперь у него есть адрес. Где-то там блондин нервно расхаживает по кухне, паникуя, что перешёл границы и натворил глупостей. Шатохин вызывает такси. Он выпил немного, но за руль всё равно нельзя. Его потрясывает, и он боится, что скорее устроит аварию на ровном месте из-за волнения, чем из-за алкоголя в крови. Находит Федю на кухне, наспех придумывая отмазку в виде звонка отца, и исчезает. Поездка занимает всего минут десять. Оказывается, что квартира Макса, в которой теперь обитает Голубин, расположена в соседнем районе. Опустевшие ночью дороги навевают тоску. Всё внутри шатена подбирается, будто готовясь к самому главному бою в его жизни. Ему не удаётся успокоиться и привести себя в порядок. Подъездная дверь открыта, поэтому он без проблем проникает в дом, на автомате осматриваясь. Пошарпанные стены с облезлой краской, обрывки старых газет на полу. Мрачное местечко. Артём глубоко вздыхает, слабо надеясь, что, может, парень прислал ему неверный адрес или успел крепко уснуть, и поэтому он сейчас постучит, и ему никто не откроет. Он с облегчением рассмеётся, пожмёт плечами и поедет обратно к друзьям, чтобы напиться в сопли. — Привет, — смущённо улыбается Глеб с порога вместо этого. — Ты быстро. — Был неподалёку. Ты точно уверен? «Я всё ещё могу развернуться и уехать отсюда к чёртовой матери. А после мы сделаем вид, будто этого никогда не было», — незримо повисает в воздухе. Но быстрый кивок юноши подводит неминуемую черту. Мужчина проходит внутрь, скидывая кроссовки и вешая ветровку на крючок. Блондин не ждёт, уходит дальше по коридору, заворачивая направо. Депо тянет носом, улавливая стойкий запах готовых панкейков и корицы. Живот незамедлительно начинает урчать. — Как ты себя здесь чувствуешь? — он мнётся на месте, останавливаясь посреди просторной светлой кухни. — Ты говорил, что тебе всегда больше нравилось жить одному. — Тут неплохо, — Голубин стоит спиной, потягиваясь вверх, чтобы достать пару кружек с высокой полки. — Макс храпит так, что я слышу его даже из соседней комнаты через стенку. Но мы уже жили как-то вместе, так что это не новый для меня опыт. — Скучаешь по своей квартире? — Не особо. Я часто куда-то переезжаю, так что привык уже. Артём мычит что-то нечленораздельное, чтобы заполнить паузу, и внимательно оглядывает пространство вокруг. Юноша напротив кажется будто чужим. Впервые он видит его не в плотной толстовке с длинными рукавами, поэтому сейчас с интересом залипает на множество татуировок на худых руках. Профессиональным взглядом он замечает также несколько тонких, уже белёсых шрамов, спрятанных между ними, и пару старых ожогов. У него мороз по коже бежит, но, в противовес этой реакции, внутри него всё расслабляется — примерно такого психотерапевт и ожидал. — С сахаром? — Глеб вклинивается в его мысли, опуская две дымящиеся кружки на стол. — Что? Нет, спасибо. Когда ты научился готовить? — шатен цепляет аппетитный панкейк, расплываясь в довольной улыбке после первого укуса. — Это очень вкусно. — Ещё в детстве, — тот кивает с явной гордостью на лице. — Отец заставлял. Учил меня самостоятельности и всему такому. — Тебе нравилось быть ребёнком? — Что это значит? — юноша непонимающе хмурится, отхлёбывая с кружки. — Типа вернулся бы я в тот период, если бы мог? — Да. — Я всегда наоборот стремился побыстрее вырасти. Поэтому ни за что не стал бы снова ребёнком, даже если бы мне, блять, заплатили за это! — с накалом восклицает блондин, заводясь от чего-то. — Почему ты хотел скорее повзрослеть? «Потому что мне не нравилось чувствовать себя слабым и беспомощным». — Мне не нравилась комната, в которой я жил. Но отец твердил, что я смогу переехать только после окончания школы, — уклончиво отвечает он вместо этого. — Тебе было там некомфортно? — Артём искренне удивляется, так как такой ответ крайне нетипичен для восприятия детей. — Она принадлежала моему брату. Он умер, когда ему было шестнадцать. Утонул в озере во время семейной поездки. Два дня спустя мы вернулись домой, и отец перетащил все мои вещи в его комнату, заявив, что теперь я буду жить там. Повсюду до сих пор стояли фотографии Игоря, его кубки с футбольных соревнований… — голос Глеба предательски затихает под конец, а сам он горбится и отводит взгляд. Депо нелепо застывает с куском во рту, вот-вот готовый поперхнуться, и будто забывает, как дышать. Внезапное откровение пациента ошеломляет его до глубины души. Сейчас за пару минут, в этой неформальной обстановке посреди ночи, тот открылся ему больше, чем за целый месяц еженедельных сеансов. Мысли в голове несутся неудержимым потоком. Вся его сущность опытного врача включается в работу. Потеря старшего брата в раннем возрасте отлично подходит в качестве объяснения, почему Голубин старается держать людей на расстоянии и ни к кому не привязываться. — Сколько тебе было лет? — глухо выдыхает шатен, делая осторожную попытку выудить побольше информации. — Какое это имеет значение? Это было давно, я пережил и отпустил. — Но это важно, — спорит он. — Стресс подобного рода редко когда проходит без следа. — Мне было шесть. Близился первый класс. В честь этого мы и уехали в ту поездку. Мама хотела провести время наедине с семьёй вдали от городской суеты, — сдаётся парень, погружаясь в воспоминания. — Как бы ты описал свои отношения с братом? Блондин задумчиво пожимает плечами, крепко обхватывая кружку с горячим кофе. Его вдруг пробирает дрожью. Лицо Игоря тут же предстаёт перед глазами со знакомой задорной улыбкой и смеющими зелёными глазами. Ему было тяжело, когда тот умер. Внезапное одиночество стало слишком большим ударом. Он не вспоминал о брате уже очень давно. Отрезал, выбросил из памяти также, как это сделали мама с папой. Будто его никогда не было. После того, как это случилось, родители словно в спячку погрузились. Несколько месяцев их дом был наполнен гулкой тишиной. Маленький Глеб, смутно понимающий, что произошло, всё же чувствовал эту гнетущую обстановку, поэтому тихо отсиживался в своей новой комнате. Тогда всё это и началось. Теперь, когда врач напомнил ему об этом случае, он легко может и сам сопоставить факты. Смерть Игоря стала толчком. После пришли проблемы со сном, ночные кошмары, панические атаки. Примерно в тот же период изменилось поведение отца. — Мы были близки, — судорожно сглатывая, бормочет парень. — Он всегда старался найти для меня время. Учил читать, таскал с собой на тренировки, показывал свои любимые фильмы. — Брат был твоей опорой, — заключает Артём, прокручивая кольцо на пальце от нервов. — Что случилось потом? — Ничего, — мгновенно врёт блондин, подрываясь с места. — Всё осталось по-прежнему. Просто нас теперь было трое. Он облокачивается на кухонную стойку за спиной и кидает на мужчину долгий пронзительный взгляд. Подсознательно ему не хочется затрагивать эту тему. Но в то же самое время он отчаянно желает именно этого, потому что знает — это главное, это приведёт его к сути и поможет понять, что же, блять, с ним не так. — Твой брат умер, и при этом ничего не изменилось? Это всегда огромное потрясение, особенно для родителей, — Депо упрямо развивает мысль дальше. — Сперва они скандалили и винили друг друга в произошедшем. Потом перестали разговаривать. — Как они объяснили тебе то, что случилось? — Мама сказала, что Игорь умер, но, думаю, я был ещё слишком мал, чтобы всё осознать, — горько хмыкает Голубин. — Я для себя понял это так — брат исчез. Уехал в другую страну, его забрали на опыты, что угодно. Но он уехал, и больше я его не увижу. Внутри шатена волной рождается сочувствие. Во рту появляется кислый привкус. Всё выпитое и съеденное разом подкатывает к горлу. Он легко может представить маленького потерянного мальчика с белокурыми волосами, который пытается уснуть в кровати брата и ждёт, когда тот вернётся. Ему становится физически больно. Артём пытается выдавить из себя улыбку и что-то сказать, но, наверное впервые в своей врачебной практике, совершенно не находит нужных слов поддержки. Всё кажется ему искусственным и надуманным. Неуместным. Но ему всё же хочется что-то сделать. Поэтому, повинуясь странному инстинкту, он вдруг выпаливает, забивая разом на всю профессиональную этику: — Можно тебя обнять? Блондин испускает удивлённый выдох и поднимает голову. В зелёных глазах читается неподдельная паника. На губах застывает вопрос, но Депо выглядит сейчас таким искренним и милым, что в итоге он просто молчаливо кивает. Затаив дыхание, следит за тем, как тот медленно подходит ближе, плотно сжав губы. Растерянность на лицах — общая. Абсолютное непонимание того, что происходит и как они вообще оказались в такой ситуации. Шатен мягко обхватывает его, притягивая к себе. Успокаивающе гладит тёплой ладонью по спине. Юноша будто леденеет, но после прижимается к нему, утыкаясь носом в чужую макушку с робкой улыбкой. Это настоящий комфорт. Время замирает, на миг останавливая свой ход. Артём концентрируется только на запахе ванили, слабо исходящем от светлых волос, и мягкости серой футболки под дрожащими пальцами. Глеб до одури горячий, и он ощущает это даже сквозь тонкую ткань. Парню кажется, что у него сейчас в буквальном смысле остановится сердце. Воздух комком застревает где-то в горле. Он не помнит, когда его в последний раз кто-то так бережно обнимал. Внутри против воли разливается тепло. — Мне очень жаль, — едва различимо шепчет Шатохин в его плечо. — Я тоже потерял брата, так что я могу понять, как дерьмово тебе было. — Мне тоже жаль, — на автомате отвечает блондин, даже не улавливая его слова поначалу. — Подожди, что? Из-за чего? Мужчина отстраняется и делает маленький шаг назад, выходя из чужого личного пространства. Его щёки забавно покрываются красными пятнами, а на дне голубых омутов прячется страх. — Мне было двенадцать. Он повесился. Рассказывать особо нечего, — жмёт он плечами, возвращаясь к сухому деловому тону. — Поэтому ты выбрал такую профессию? Чтобы помогать другим людям? — В глубине души мы все хотим это делать. Они вновь садятся за стол, отводя глаза. Затянувшаяся пауза заставляет нервничать ещё сильнее. Шатен гадает, какой разнос устроит ему Егор, если узнает об этой поездке к пациенту. — Ты говорил, у тебя были проблемы со сном. Всё началось тогда? — он возвращает их к прежнему разговору, решая, что парень морально готов. — Да, вроде бы. — Но родителям не сказал? — уверенно произносит врач. — А что бы они сделали? У них была куча своих проблем. К тому же, мою комнату быстро переделали под мамину студию, так что… — Они не должны были так поступать! Это ведь стало стрессом не только для них, но и для тебя, — рассерженно восклицает Депо. Глеб теряется, не понимая, чем вызвана резкая вспышка чужой злости. «Он переживает за тебя», — сладко шепчет кто-то в его голове, но он лишь отмахивается. Ложь. Всюду сплошная ложь. Всем всегда было плевать на него. — Они фактически заставили тебя занять место брата. Его комната, его вещи, — Шатохин мельком покачивает головой, прикрывая глаза. — Держу пари, родители постоянно твердили, каким тебе нужно быть и сравнивали с Игорем. — Возможно, но разве не все так поступают? Такова участь младших детей, — возражает парень, тоже начиная медленно закипать. — Да. Но не в твоём случае! Это слишком большая ответственность для шестилетнего мальчика — соревноваться с умершим братом. Потому что тот навсегда останется недостижимым идеалом! Блондин резво вскакивает, тяжело дыша через силу. Поток оскорблений уже наготове. «Он лезет не в своё дело!». Стул под ним противно скрипит, отъезжая назад. Шатен морщится, напрягаясь всем телом. — Я знаю, к чему вы ведете! — тот тычет в него пальцем, повышая голос. — Но я не стану этого делать, не буду винить своих родителей в том, что произошло. Так было нужно, потому что… У них не было иного выбора! — Никто не заставлял их, верно. Но, блять, ты не можешь отрицать того, что половина твоих психотравм появилась именно из-за того, как они себя вели! Шатохин кричит в открытую, совершенно себя не сдерживая. Все условные границы субординации стираются окончательно. Ему хочется достучаться до парня, раскрыть ему глаза на проблему целиком, но это нельзя сделать без разрушения старых барьеров. — Тебе лучше уйти, — холодно отрезает блондин, дёргая подбородком. — Я больше не хочу об этом говорить. Блять, даже звать тебя не нужно было! Так и знал, что ты устроишь внеплановый сеанс по промывке моих мозгов. — Я вовсе не собирался… — Артём! В голосе юноши заметно такое отчётливое отчаяние, что психотерапевт тушуется и в миг теряет весь запал. Он кидает на него извиняющий взгляд и спешно уходит, понимая, что сейчас так и правда будет лучше. Несколько часов спустя Глеб отвлекается от бездумного просмотра сериала из-за нового оповещения и пялится на пришедшее смс с явным предчувствием, что отныне его жизнь уже никогда не будет прежней. Шатохин: «Я поговорил с Егором, он разрешил выписать снотворное. Прости, если я испугал тебя своим давлением. Пойму, если ты решишь перейти к другому врачу. Мне нельзя говорить такое пациенту, но я действительно переживаю за тебя и хочу помочь»