Битва на Трезубце: Последний Рыцарь...

Если бы его спросили, за что он сражается, у него вряд ли нашёлся бы ответ на этот вопрос. Он просто был создан для войны. У множества хозяев, владевших им на протяжении многих веков были свои желания, своя вера, чувства долга и чести, у них были цели, ради которых они сражались с врагами или же друг с другом. Он не был столь древним, чтобы застать времена Великой ночи, однако уже в королевскую эпоху ему довелось участвовать во множестве маленьких феодальный стычек, происходивших с завидной регулярностью по поводу и без. Именно в этих стычках закалился его дух. Забавно, но когда-то его называли «сторожевым псом» из-за того, что за почти два столетия он не покидал окрестностей родового замка. Однако когда он и его хозяин, оставшись единственной серьёзной преградой между бесчисленной ордой чужаков и вратами родной крепости, отразили натиск и обратили врага в бегство, это прозвище из насмешки превратилось в гордое имя. Правда, с тех пор оно менялось не один десяток раз. Время и война стёрли почти все воспоминания о его деяниях из разума смертных. Последний раз он выходил в бой больше столетия назад, тогда погибла его последняя хозяйка. Последняя представительница древнейшего рода погибла от руки каких-то грязных оборванных мятежников, у которых загадочным образом появилось оружие и командир, знающий как правильно этим оружием воспользоваться. В том сражении он должен был пасть и навсегда остаться трофеем тех проклятых отступников, однако его дух, взращённый десятками поколений отважных воинов не мог смериться с подобной судьбой. «Пламенный феникс», так звали его в тот момент, даже лишившись хозяина продолжил яростный бой. У врага не было оружия, способного пробить его щит или его броню. Всё, что у них было – это фанатичная вера в праведность своей борьбы и невероятно грамотное командование. И если первое было в подобных случаях обыденным, иного и не стоит ожидать от культуры, культивирующей самопожертвование и пожизненное служение ради высшей цели, то второе явно имело какое-то инородное происхождение. Однако для переполненного гневом рыцаря всё это было неважно, он просто рвал и метал, крушил каждый закоулок, где, как подсказывал ему многовековой опыт, мог прятаться противник. Он был мстящим духом, закованным в броню настолько древнюю, что в лучшие времена она считалась бы бесценной реликвией. Когда сражение закончилось, он ушёл, скрылся подальше от человеческих глаз. Он нашёл глубокую заброшенную шахту, подобную лабиринту и когда он погрузился в её запутанные недра, его сердце остыло, он погрузился в сон, который, как он надеялся, будет вечным. Однако, похоже, судьбе было угодно совершенно иное. Спустя всего каких-то сто тринадцать лет его обнаружил и пробудил юный жрец, который посвятил пол жизни поиску одного из последних представителей некогда грозного семейства. Он вошёл в тесную связь с рыцарем и был невероятно удивлён, когда древний дух заговорил с ним не на языке простых молитв и команд. Он разговаривал с ним словно живой медленно пробуждающийся от сна человек.       – Прости, Пламенный Феникс, но похоже война снова зовёт тебя. – сказал ему жрец.       – Кто мой враг? – Спросил его рыцарь.       – Восставший безумец Роберт Баратеон. – Ответил юноша семидесяти трёх лет отроду.       – Восстанови меня, жрец, однако я не приму никакого нового хозяина. Отныне я буду сражаться сам, за честь своего мёртвого дома. И когда я наконец паду, многотысячелетняя слава моих хозяев исчезнет вмести со мною, – заявил древний дух. И вот теперь, спустя долгую процедуру восстановления он стоит здесь, на каменной гальке в долине реки Трезубец, у брода, волею судьбы ставшего местом очередной великой братоубийственной битвы. В армии Рейегара Таргариена, Драконьего Принца, вставшего на защиту того, что осталось от древних истин, некогда завещанных человечеству Всеотцом. С холодной решимостью оружия, сто раз пережившего отведённый ему век, он ждал врага среди высоких камней всего в паре сотен ярдов от кромки воды. Имея благодаря своему юному другу возможность слушать разговоры воинов Рейгара, рыцарь удивлялся тому, насколько мало изменилось за прошедшие века. Война совершенно не изменилась, в каком-то смысле она стала даже примитивнее, с полей боя исчезли богоподобные гиганты и его собраться рыцари, исчезли даже гордые наследники Всеотца, над боевыми порядками не развевалось ни одного орденского знамени. Теперь, словно во времена древности поле боя было во власти людей и примитивного оружия, на фоне которого даже один его щит казался невероятным технологическим чудом.