ID работы: 9432751

light of my moon

Слэш
NC-17
Заморожен
264
автор
Amluceat бета
Размер:
232 страницы, 22 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
264 Нравится 112 Отзывы 150 В сборник Скачать

1. Колокол, что обозначил перемены

Настройки текста
Примечания:
      Когда люди посчитали, что им нужно поделиться на классы, мир воспринял их как-то неправильно (по их собственному мнению) и разделил по собственным меркам. За последние года всё больше и больше человечество захватывает «инфекция», как прозвали её, не найдя иной причины мутации. А больных стали называть инфицированными. Инфекция затрагивала определённые участки органической ткани мозга, суставов, строения, крови, доминируя над привычной системой и меняя её практически до неузнаваемости. Инфицированные получили необычайной силы способности, дарующие им права психически воздействовать на окружение, поджигать собственное тело без вреда или просто левитировать. Совершенно разное восприятие организмом породило тысячи инфицированных по всему миру, которые в туже секунду стали пугающими.       Люди всегда боялись одного этого слова — неизвестность.       Как только у них выходило обусловить что-то своими правилами или законами, как тут же неизвестность рассеивалась и становилась обыденной повседневной темой для болтовни. Но пока это невозможно подчинить, влиять и систематизировать — это пугает. Так пугают и инфицированные.       Они и сами напуганы, сами не понимают себя. Многие вообще сочли себя посланниками Бога, которые ступили на грешную землю дабы нести мир и искупление. Подобное ошибочно во многом, да не во всём. В итоге суждение привело к хаосу. Правительство разных стран было вынужденно объединиться для повсеместного создания специализированных альфа-групп и лабораторий, занимающихся не только вопросом изучения инфекции, но также и деактивации, устранения проблемы. Нет инфицированных — нет проблем. Вопрос их изоляции сначала попытались поставить, подчиняясь гуманным соображениям, но такой вид был пресечён в первый же год. А крысы, посчитавшие себя посланниками Всевышнего, стали подопытными.

***

      — Альфа-группа, объект изменил траекторию. Направляется на северо-восток между жилых зданий, — гудит рация.       Молодой военный этой самой альфа-группы, всё это время несущийся по одной из подворотен, словил новый ориентировочный указ. Они с его напарником уже полчаса не могут поймать слишком активного инфицированного, который посчитал своим долгом нести прославление в эти Богом забытые подворотни нижнего города. Свет до сюда доходит совсем слабо, а яркие лампы дневного света отвратительно слепят глаза, что даже темные очки не помогают. В таких районах о современных технологиях не слышали уже лет пятьдесят, не меньше, от того работать затруднительно.       Пробегая мимо очередного поворота, рядовой притормаживает, потому что если тот движется на северо-восток и если правильно была освоена карта во время дороги, то именно тут они смогут пересечься. Небольшая стратегическая планировка и он тоже отклоняется от первоначального курса, заворачивая в дома и пробегая.       — Альфа-группа, ДжейКей. Преследую, траектория изменена, — сообщает он рации в ответ и продолжает следовать.       За последние полтора года, что он служит в альфа-отряде специализированного подразделения в «Военном Альянсе Ликвидации» — сокращённо ВАЛ — он привык к подобным беготням. Нельзя сказать, что задания выпадают на каждый день, но стабильно раз в неделю ему приходится побегать и половить потенциального инфицированного. Зачастую — это обманки. Нашкодившие соседи, неугодные всем жильцам, или же просто пранкеры, которые почему-то не ценят свою свободу и хотят всеми силами пробраться в лаборатории. Но не в этот раз. Тут точно цель очевидна, потому что тот шустрый, хитрый, а ещё излил на них половину пожарных гидрантов, оставшихся от города прошлой эпохи, явно предпринимая особые способности.       Поэтому ДжейКей, в простонародье Чон Чонгук, бежит за ним промокший до нитки, но всё с таким же серьёзным лицом.       — ДжейКей, у третьего переулка поверни направо, и вы пересечётесь. Не сбавляй темп и будь готов.       Чонгук готов. Ух как он готов. Он же ради такого тут и служит (грешно таить, но ещё и ради прилично такой зарплаты, падающей в его карман каждый месяц), поэтому, не осекаясь на лишние слова, заворачивает в переулок и почти диким тигром выпрыгивает на пацана. Тому лет восемнадцать на вид, а уже такой буйный. Чонгук своим весом и комплекцией его сбивает с ног, так что оба вываливаются кубарем на центральную дорогу. Тот сопротивляется, больно бьёт по коленке и тут же опрокидывает ведро с соседского балкона, отчего Чонгук на секунду теряет хватку.       Попытка выбраться не удаётся, потому что хоть дикий тигр и взмок, слегка щиплет глаза от химикатов, заготовленных для полива домашних цветов, всё равно не готов сдаваться. Он почти зажимает к земле подростка ногами и рукой, второй доставая шокер.       — Лучше бы ты пошёл с нами по-хорошему! — рычит Чон, подставляя оружие к чужой груди.       — Да какое с вами по-хорошему! Кто ж «по-хорошему» сдаётся в лабораторию как собака!       И он даже собирается плюнуть в чужое лицо, но специализировано заряженный разряд просто отнимает у него способность, поэтому слюна едва лишь вытекает теперь с уголка его рта.       — Чёрт, мелкий говнюк, — ругается военный и приподнимается, видя, как запоздало из-за поворота вываливается его напарник.       — Бля, — орёт тот с того конца, видя развязку. — Я правда пытался.       — Забей, — даёт Чон отмашку и приподнимает мальчишку, перекидывая на своё плечо и тут же зажимая кнопку рации. — Альфа-группа, ДжейКей и АйЭн. Объект 30-04 у нас, везём в опер-штаб.       .       Он возвращается вместе с напарником, и сразу оба идут в душевую, хотя, казалось бы, куда ещё, когда они сырые с ног до головы. И если бы не специализированное бельё под основной одеждой, замёрзли бы по пути и свалились завтра с такой не плохой температурой. А так только наслаждаются полному контролю над водой. Тело у Чонгук натренированное. Когда ещё был учеником в школе, уже мечтал, как сможет попасть в этот специализированный отряд. Занимался этим в любое свободное время, оттачивая меткость и силу. Потому тело альфы рельефное, мощное, хотя, будь его воля, он бы добавил себе сантиметров десять к росту, чтобы быть ещё крупней. Навязчивые идеи, обусловленные какими-то детскими переживаниями, всегда в итоге формируют стремления людей. На его теле несколько татуировок: одна обязательная с его группой крови, позицией и принадлежности группе. Подобный шифр просто необходим, если придётся вытаскивать с передряги, однако иногда играет подставную функцию, ведь избавиться от неё невозможно, если оказался в логове врага.       Чонгук отмывает наконец глаза и лицо от химикатов чёртовых трав, а после выходит с душевой, обвязывая полотенцем свои бёдра. Напарник встречает его ответно, салютнув, словно видятся впервые за день.       Вернувшись в общую комнату, оба с большим разочарованием смотрят на форму, от которой теперь только сырые тряпки.       — Нда, — выдаёт напарник и выжимает свою униформу. — Как же подобные раздражают, вечно гоняться за ними по полдня.       — Не преувеличивай, сейчас только два часа, — расслабленно говорит Чонгук и, потормошив куртку, выуживает оттуда телефон. Тот безнадёжно испорчен. Снова. — Чёрт…       — Ага, только мы гонялись за ним с шести утра. Я ног не ощущаю, — АйЭн — в простонародье Ян Чонин — садится рядом и достаёт своё портмоне, намереваясь затянуться сигареткой. — Будешь? — протягивает другу.       Вообще, Чонгук не курит, но никогда не может отказать, когда настырный возле предлагает. Так что вытягивает сигаретку, ибо и правда сегодня устал и задолбался, может позволить себе немного похулиганить и снять стресс, раз уж напарник уже закуривает возле.       — Намного хуёвей, когда они не буйные, а излишне спокойные, — хмыкает Чон. — Вспомни, как мы ловили того, 27-08!       — О, чёртов 27-08, как его вообще забыть можно? Это хуже монахов в горах. А потом как ебанул меня об здание. Я тогда сколько, полгода по больницам валялся? Кошмар, думал, уже никогда мои кости не соберут.       — И не говори. Мне ещё в напарники какого-то зелёного поставили, думал умру от его глупости. Так что ты давай, не разваливайся, — Чонгук расслабленно смеётся.       Чонгук подносит сигарету к губам и, слыша щелчок чужой зажигалки, подтягивает огоньку, тут же расслабленно выдыхая небольшой клуб дыма в воздух. В комнатушке, всё ещё пропитанной влагой и лёгкой дымкой от пара, воцаряется гробовая тишина. Обоим нужен покой и время обдумать произошедшее.       Это всегда было неясным и одновременно слишком очевидным: отчаянные матери так часто прячут своих детей, боясь, что их тут же заберут от них, если про инфекцию узнает кто-то свыше. Всем известно, что не все инфекции априори считаются опасными, и потому частенько детишек возвращают в их дома, после определённых анализов и проведения экспертиз, которые доказывают, что для общества они безвредны. А вот когда некоторые не поддаются изучению или же и у них имеются нечеловеческие дарования, способные вредить, вот тут дело другое. Как правило, родители таковых редко доживают до их забора, ибо умирают от их же руки или психов. Тяжёлая участь.       Чонгук делает ещё одну затяжку и прикрывает глаза, как тут же раздаётся шуршание и из рации доносится сварливым голосом:       — АйЭн, приём, — доносится.       — АйЭн слушает, — устало и без должного подчинения говорит тот. Этот рядовой никогда не возымеет уважения к старшим в служебной иерархии.       — ДжейКей тоже с тобой?       — Агась, — ещё и кивнул для наглядности, покосившись на заинтересованного напарника. — Чего надо?       — Собирайтесь, доставите объект 30-04 в лабораторию.       — У нас траблы, шеф, — свободно бросает Чонин и смотрит на сырую униформу.       — Меня не волнует. Шевелитесь быстрей.       — Окей, но мы сможем подойти минимум минут через двадцать.       Но связь уже обрывается и из уст обоих слетает только тревожное и разочарованное:       — Блять.       Сушить приходится в спешке. Спешка вообще почему-то считается в военной среде чем-то естественным. Более естественной, чем иметь запасное обмундирование в стенах полигона, а не в стенках собственных квартир. Хотя это, скорее оплошность уже самих ребят. Невозможно даже кого-то обвинить, а потому они с стыдом на лице, под хохоты и удивлённые взгляды сослуживцев, сушат феном свою одежду.       Двадцати минут хватает разве что на, чтобы одежда перестала прилипать к телу и более-менее выглядела нормальным цветом. Чонгук вот больше увлёкся штанами, поэтому они совершенно сухие, естественно свисают на бёдрах, не стесняя движения, спокойно можно использовать карманы, засовывая в бока уже убитый телефон. А ещё подсушивает берцы, зашнуровывая их до самого верха. Вот с кофтой проблем слегка больше, но водолазка из специализированной защитной ткани спасает от мерзлоты как никогда, позволяя противным влажным участкам прилегать исключительно к себе.       В таком, не самом презентабельном виде, оба снова идут по бесконечно длинным коридором, заходя в привычный кабинет. Один из докторов — женщина в возрасте — уже подсуетилась над парнишкой, который до сих пор лежит с прикрытыми глазами и явно полным отсутствием внятного пояснения, где находится. Он не отошёл от шокера, и это радует.       — Ну что, куда его?       — К доктору Киму, — небрежно бросает она и снимает свои резиновые перчатки. — Пройдите через второй тоннель, в первом будут перевозить другого, — даёт дельный совет.       Чонгук кивает напарнику, и они подталкивают каталку с мальчишкой к выходу, даже не прощаясь с женщиной внутри. Если не приветствовал, зачем говорить какие-то прощальные слова?       Эту часть работы он любил меньше всего. Чонгуку нравилось ощущение власти, когда он арестовывал и задерживал потенциальных инфицированных, но не нравилось разгребать «дерьмо», которое следовало шлейфом за таким задержанием. Задержание родителей, если те ещё живы и производили сокрытие инфицированного, доставка их в отделение участка, хотя в приоритетном большинстве случаев этим занималась штатная полиция; сопровождение инфицированных между ВИЛ и лабораторией; помощь в ещё каких-то моментах, где может понадобиться их способности и умения. Вот теперь они попросту катили инфицированного в одну из лабораторий, видя, как впереди идёт такая же парочка и тоже занимается подобным бредом, направляясь, видимо, к первому туннелю.       — Сворачивай, — устало сигналит Чон напарнику, и тот не спрашивая оборачивается, двигаясь в нужном направлении.       Вскоре длинный коридор, пересекать который со спящим мальчишкой пришлось почти двадцать минут, остался позади и бетонные стены сменились металлической обшивкой лаборатории. Атмосфера тут кардинально менялась, как и запах. Мешанина из различных лекарственных и химических средств больно ударяет в нос, но оба уже привыкли и стараются обращать на это минимальное внимание.       В огромном коридоре редко встречаются двери, с подписями какая именно лаборатория. Сложно было бы запомнить кто из докторов где именно находится, а тут вам и номерное значение двери, и имя доктора, и имя ассистента.       — Тормози, — окликает Чонгук, когда они едва не проходят комнату доктора Кима. — Нам сюда.       Чонин кивает, разворачивает каталку и подходит к двери, распахивая её без стука. Ещё бы, у этого мальчишки отсутствие манер в крови заложено. Чонгук подталкивает телегу позади, заходит следом и прикрывает за собой дверь. Внутри всё стандартно: сначала вас встречает массивный коридор, так же обложенный металлом на стенах, потолке и даже полу; несколько мощных толстенных дверей по бокам, каждая из которых снабжена открываемым окном и открываемой створкой где-то внизу двери. А впереди арка, за которой что-то отдалённо похожее на обычную квартиру, только напичканную различными техническими штуками, колбами, вперемешку с обычным холодильником и ассистентом, жующим бутерброд.       Розоволосый парнишка вскакивает на ноги и, завидев гостей, несётся ближе, бросая удивлённый взгляд сначала на военных, а потом и на спящего подопечного. Гнев не заставляет себя ждать и вскоре настигает его с головой, отчего низкий парень начинает активно размахивать бутербродом перед и без того голодными ребятами.       — Это ещё что? А ну пошли отсюда! — тараторит тот своим голоском и возмущённо отходит вглубь, к арке, вставая там и упираясь руками в бока, не замечая даже как содержание бутерброда сваливается на пол, оставляя голый хлеб. — Пошли-пошли, мне нет дела. У меня нет на вас распоряжения.       — Это ещё как? — АйЭн гнусавит и выдыхает грубо, уже намереваясь поговорить с шебутным ассистентом.       — Слушай, — Чонгук быстро обходит напарника и стопорит, придерживая ладонью в грудь. — Нам сказали доставить его доктору Киму, мы доставили. Какие к нам вопросы?       — А у меня мест нет, — кричит он и разводит руками. — Всё занято. Да и доктор Ким не появлялся уже три дня. Вы не можете мне тут привозить новеньких, я всего-то ассистент, выметайтесь, — он настойчиво делает пару шагов на военных, демонстрируя, что не намерен оставлять всё так легко.       — Послушай, как тебя там…       — Ассистент Пак! — добавляет.       — Ассистент Пак, наше дело — выполнить указ.       — Нет-нет, — сигналит он и снова подлетает к кушетке, заглядываясь на мальчишку, трогая зачем-то его лоб, нащупывая пульс и гневно выдыхая. — Кто вас прислал-то?       — Доктор Хаюн, — чеканит АйЭн, уже напрягаясь с того, что подобные истерики могут не только привести к многочасовым разбирательствам, но и вывести его из равновесия, а это чревато последствиями. Чонгук тоже ощущает накипающий гнев напарника и в итоге заслоняет собой, оказываясь перед Паком.       — Давайте мы его оставим пока тут, а на обратном пути я с напарником зайду к доктору Хаюн и сообщу Ваши претензии. Дальше будете разбираться сами.       — Дай я его шокером ебану, — тихое бормотание доносится со спины, на что Чон только закатывает глаза.       — Я же говорю, мест нет.       — Да не врите, — не унимается АйЭн. — У вас только двое числятся, а комнаты четыре. Всё, Чон, харе с ним перемирие устраивать. Пихаем додика в одну каюту и валим обедать.       Чонин не ждёт согласия, подлетает к металлической двери и открывает окошко, видя там одного спящего на полу парнишку. Потом он мечется к соседней двери и там видит явно враждебно настроенную девчушку, которая тотчас же пытается дверь атаковать, из-за чего окошечко приходится прихлопнуть. От глухого удара он немного дёргается.       — Так-с, значит те две свободны, — важно выдаёт АйЭн.       Чонгук в это время думает о том, потенциально с кем ему скандал менее выгодный. Решив, что дружба с напарником ценней, он отталкивает ассистента и подходит к одной из оставшихся комнат. Заглянув в окно, парень отмечает, что внутри пусто, так что дёргает за ручку и распахивает, включая внутри свет.       — Заталкивай его сюда, — сигналит Гук.       — Я вам ещё покажу! Мародёры чёртовы! И доктору Хаюн всё выскажу! — доносится за спинами.       Военные в это время перекидывают тело на постель с кушетки, а ассистент Пак, не скрывая своего разочарования, топчется в сторону кухни, ещё и расстраиваясь из-за испорченного бутерброда. Он было хочет заесть стресс хотя бы шоколадом, но, открыв холодильник, не находит даже его.       — Вот посмотрите до чего меня доводят ваши разборки: я уминаю шоколадки даже не замечая, когда. Выродки.       — Бывай, — бросает АйЭн, сделав это, видимо, столь бесяче легко, что лишь чудом не славливает остатки хлеба лицом. Благо ассистент Пак не очень меткий и вообще не знает, как рассчитывать силу дабы использовать кусочек хлеба в виде страшнейшего оружия.

***

      После такого тяжкого дня Чонгуку бы домой пойти да расслабиться, но напарник тянет его в клуб. Он обещает заплатить, и это действует ровно как с сигаретами: вроде бы плохих привычек не имеет, но если бесплатно, то руки чешутся. Поэтому сегодня у них в планах посетить самый злачный клуб верхнего города, а именно «Вишнёвый взрыв». Вообще раньше он назывался несколько иначе, но после того, как тут произошла какая-то умопомрачительная кровавая вечеринка, где попросту разнесло кишки всех постояльцев по стенам, окрашивая их в такой элегантный кровавый цвет, название хозяин сменил. Видимо чувство иронии у него есть.       Чонгук проходит следом за другом, уже сменив обыденную военную форму на кожаную куртку, драную футболку и под стать рваные джинсы. И всё исключительно чёрного цвета. Его напарник выглядит почти так же. Уж в одежде и чёрном цвете их вкусы сходятся, хотя всё же он нацепил бомбер и теперь сверкал грязно-белыми рукавами на пол округи.       Внутри тесно, душно и пропитано всё едким дымом от бесчисленных кальянов, раскуренных буквально за каждым столиком. Чонин пробирается уверенно, даже приветствует некоторых девушек и парней, заманивая напарника глубже внутрь. А там уже, заняв где-то по центру круглый столик с мягкими диванами, сидит знакомая им компания, среди которой и пара сослуживцев, с которыми они пересекаются время от времени.       — Йоу, бро, хай, — раздаёт Чонин пятюни каждому, пока не падает на кожаный диван.       Чонгук не такой расслабленный на работе и уж точно не такой открытый в компании друзей. Его движения более сухие, когда он пожимает руки мужчинам и когда приветливо улыбается каждой девушке в этой компании. Да и садится, не распихивая всех своей задницей, а с краю, потеснив разве что девушку, которая ой как не против прижаться к Чону ещё плотней.       — Нас сегодня нехило так потрепали, — начинает Нин. — Ребят, вы вообще связывались с отделом доктора Кима? Чертовщина, ассистент там на голову отбитый! — смеётся.       — Пак Чимин? — врывается в разговор один из ребят, видимо знакомый с этим претендентом. — О да, он любитель устроить скандалы, — смеётся парнишка.       — Хосок! — радостно выныривает АйЭн и тянет руку, пожимая ещё одну. — Я тебя даже не сразу заметил.       — Привет, брат, — хмыкает тот.       Чонгук чуть давит улыбку, едва не смеясь с абсурдности ситуации. Он-то успел поздороваться и с ним. Сидит теперь в стороне молчаливо, неброско оглядывая всех присутствующих и пытаясь очень тактично игнорировать как девушка по правое плечо невзначай то и дело касается его коленок.       — Ты с ним уже пересекался? — не унимается Гюн. — Ах, он не хотел впускать нас, хотя у него две очевидно свободные камеры.       — У них потому и столько свободных всегда, потому что этот парень как цербер бросается и почти вгрызается в глотки, — и Хосок демонстративно ведёт большим пальцем по своей шее.       Чонгук и не представлял, в какой ситуации они сегодня, оказывается, были, а потому только тихо посмеивается, предпочитая абстрагироваться от мусоленья рабочих вопросов и просто потягиваясь к одной из множества бутылок на столе. Он вскрывает бутылку с, предположительно, пивом об стол, сильно ударив и оставив едва заметные следы на краю, а после прикладывается к горлышку губами, уже ощущая, как утончённые ручки девушки скользят не по коленям, а шаловливо ведут выше. Его взгляд тут же падает на даму, а она полностью делает незаинтересованный вид, игриво так продолжая баловаться пальчиками.       Чонгук только хмыкает.       Не гоже так нагло испытывать мужские нервы и при этом строить абсолютно невозмутимый вид. Приняв правила игры, он только опрокидывается на кожаную спинку и, продолжая выдерживать нейтралитет в разговоре, начинает слегка вести уже здесь. Он касается спины девушки совсем легко и больше ненавязчиво, якобы столь же случайно цепляет пальцами, а она, не отрываясь от разговора, выгибается в спине и чуть напрягается, видимо, улавливая на себе внимание мужчины. Чонгук не железный. И хотя у него нет вопиющего желания всё валить и трахать, сдерживаться и хранить верность до похода под венец — тоже нет. Тем более, с его-то работой до венца и не дожить можно, а умирать девственником было бы слишком позорно.       — Вообще, — уже слегка набравшись, Чонин переключается с разговоров о ненавистных ему коллег и оборачивается к девушкам. — Сегодня был действительно тяжёлый день, и мне хотелось бы больше расслабиться, — откидывается на спинку и раскидывает руки по две стороны, тем самым как минимум двух девушек огораживая от других.       Ах, Чонгуку бы хоть долю его самоуверенности.       — А вы правда ловите самых опасных инфицированных?       — Конечно, — Чонгук дотрагивается до основания шеи девушки и тут же отвечает на её вопрос, привлекая к себе ещё больше внимания. Это действует, потому что игривый взгляд оборачивают к нему, а пряди каштановых волос убираются на другой бок, полностью открывая ему вид на изящный профиль. — Сегодня наш малец игрался с водой, — набравшись смелости, продолжает, в то время как пальцы ведут чуть выше, задевая уже основание роста волос и медленно вплетаясь в сами локоны.       — Вау, он был действительно опасным? — кокетливо девушка переключает уже полностью своё внимание. Да и есть ли ей дело до других, когда потенциально она выбрала для себя жертву? Да ещё и какую. Сложно не заметить, с каким вопиющим восторгом скользит по его телу, очерчивая изгибы тела и при этом слегка так облизывая губы, невзначай.       Рядовой облизывается в ответ и приподнимает бутылку, изогнув бровь.       — Выпьешь со мной за успех? — интересуется ненавязчиво.       Но она поддаётся, поднимает бокал со своей странной сероватой жидкостью, ударяется от смолисто-чёрной бутылки в чужих руках, и оба с наслаждением утопают в дозе алкоголя, при это не отрывая взглядов. Потенциальные жертвы друг для друга.

***

      Когда Чонгук открывает глаза, то голову сжимают тяжкие тески, вокруг смердит дурманом алкоголя с примесью мятного кальяна. Он с трудом умудряется воссоздавать в голове картину, как именно проводил эту ночь, но точно уверен, что всё же добрался до своей квартиры. Не потеряться в отголосках памяти ему ещё помогает утончённое женское тело, мирно спящее на постели. Умастившись на боку, она обнимает подушку и едва прикрывает одеялом часть собственного тела. Он удовлетворяется, заметив яркие отметины, усыпавшие её тело, а после приподнимается, скромно подхватывая бельё, если гостья внезапно решит опомниться уже сейчас. Он уже не пьян, чтобы повторно бросаться в омут новому знакомству.       Его квартирка маленькая, для холостяка одна комната — это вполне себе норма. А то, что у него раздельный унитаз с душевой и не нужно постоянно выбирать хороший душ и не благоприятный аромат, — вообще дарование с небес. Кухня благо отдельно. По правде, это почти люксовый вариант жилья, тем более что он всё ещё находится в верхнем городе, а значит в широкие окна залетает яркое утреннее солнце.       Часы показывают семь утра.       Ему как-то уже хватило времени привыкнуть вставать без будильника в отведённый час, если нет срочного вызова ещё более раннего. Поэтому он ощущает себя в меру бодро, если не считать головную боль, для которой он уже заготавливает несколько таблеток, разводя в воде. Во втором аналогичном стакане заботливо разводит напиток и для новой подруги, с которой искренне надеется больше не встречаться. Наивно полагать, что подобная ночь может сулить тесную связь и крепкие узы. Он уже столько девушек так искусил и стольких опробовал, только всё ещё не уверен, что хоть одна из них хоть раз удосужилась побывать в его постели дважды.       В квартире не убрано, как обычно. Тут не хватает какой-то хозяйской руки, что могла бы так легко последить хотя бы за каким-то порядком. Он после работы может забрести куда-то с друзьями, пускай это и не бар на ночь, а более приличное место. Или, вернувшись, максимум заварить себе лапши и после завалиться смотреть новые серии бесконечно сериала, под них и отрубаясь до самого утра.       Жизнь у него не сказать, что пестрит разнообразием, а необходимые ощущения он с лихвой получает на работе, возвращаясь оттуда выжитым.       Заваривает себе дешёвый растворимый кофе и слышит, как в комнате кто-то встаёт, с шелестом видимо одевается и вскоре оказывается в кухонном проёме, прижимаясь хрупким плечом к металлической поверхности проёма.       — Доброе утро, — обыденно бросает Чон и приподнимает чашку чуть выше перед собственным носом. — Завтрак?       — Вижу, никакого тебе кофе в постель или хотя бы вшивой яичницы? — хмурится она, но достаточно изящно обходит, проводя пальчиками по чужим плечам и упав рядом. — Я хоть душ принять могу?       — Он всегда к твоим услугам, — он улыбается, осматривая её лицо. Даже сейчас, не под действием алкоголя, оно красиво: у неё узкий подбородок, манящие алые пухлые губы, хрупкий носик, уже побывавший под лезвием хирурга, и эти большие пронзительные чёрные глаза, заставляющие окунаться в воспоминания минувшей ночи. Чонгук облизывает губы, возвращая их к первым мгновениям знакомства. — Как и я.       — Хм, надо же, ты хотел бы повторить?       — Сейчас я вынужден собираться на работу, долг не ждёт.       — Ох, всё понятно. Ладно. Тогда иди в душ первым, раз спешишь, я же могу пока похозяйничать на кухне?       Он улыбается и тянется первым, срывая лёгкий поцелуй с измученных губ, а после уходит в душевую.       Холодные капли слегка возвращают его, остужая пыл. Он прикрывает глаза и просто упирается головой в светлую плитку, чувствуя пронзающие капли на всём своём теле, смывающие грязь этой ночи. Ему претит такое существование, но иначе тоже не получается. В действительности удовлетворение своих потребностей и рефлексирование после сложных дел для него единственный способ, как использовать какую-то близость с людьми. Наверное, он чёртов одиночка и эгоист, что только и может — пользоваться. Душно от самого себя, и хочется расслабить сейчас галстук, да только его нет. Он только цепляется за острый кадык на шее.       Что ж, никуда от этого не деться, и терзания обыденно заканчиваются через пару минут, когда жар отпускает и он полностью омывает себя от грязи.       Выходя, он улавливает аромат всё той же яичницы, видимо, что поперёк горла у девчушки встала и она жаждет её всей душой. Что ж, если ему приготовили тоже, он с радостью съест.       Усаживаются за стол снова вместе, Чон разве что заваривает свой кофе теперь и для гостьи.       — Так мы встретимся вечером? — тая надежду, не унимается она.       Чонгук загадочно молчит, смотрит в свою тарелку и не знает, как уточнить, что заинтересованности в ней нет, хотя она и манит красотой, да и вот, вроде как яичницой. Но повторная встреча вряд ли сулит что-то кроме секса.       — Просто предупрежу, что я не ищу отношений, — не поднимая взгляд, заявляет Гук.       — М, — задумчиво говорит она, видимо, разрушив надежду на романтичное свидание. — Ну, я знала, на что шла, — разводит руками и вроде даже задорно так улыбается. — Но никто о них и не говорит, мало ли… какой заказ сегодня будет? Я бы может не против, расслабиться с тобой ещё разок.       Она не скрывает своего жадного взгляда, когда лицезреет оголённую мускулистую грудь военного, когда рассматривает жилки на его руках и когда облизывается, ведя взглядом по плечу и изучая каждый его изгиб. И это ужасно тешит самолюбие.       — Что ж, в таком случае, оставишь мне свой номерок? — он интересуется и вдруг вспоминает, что старый телефон у него мёртв. — Хотя я лучше оставлю тебе свой, но пока буду недоступен.       — Это ещё как?       — Вчера на задании уничтожил свой телефон.       — Вау, так их ещё и выдают вам?       — А, нет, куплю сам. Я не должен был брать его с собой.       — И всё же взял… — загадочно тянет она и резко вздёргивает тонкую бровку вверх. — Ждал что-то важное?       — Скорее забыл вынуть что-то важное. Бывает. Так что, обменяемся?       Дабы не лукавить, он даже находит в каком-то забитом углу листочек и ручку, куда начёркивает несколько заурядных цифр и тормозит сразу после, глядя на неё достаточно выразительно, чтобы получить ответ без вопроса:       — Ли Хери, — подмечает девушка, даже не теша надеждами, что её имя что-то значило для пьяного военного парня.       — Чон Чонгук, — ответно представляется, когда его записывают в десятки других номеров.       — Рада знакомству.       .       Часы показывают десять, и Чон поднимается по привычной железной лестнице на второй этаж, где у них всегда и происходит общий сбор. В кабинете распределения собираются отряды, которые пока ещё не получили экстренных вызовов и будут распределены на дежурство, проверку или ещё какие мелкие хлопоты. ДжейКей в душе просто надеется, что после вчерашнего никакой ассистент Пак не настучал на них главе и после этого их не отправят к нему же, для, допустим, перетранспортировки инфицированного в бокс другого доктора. Не хотелось бы видеть эту смазливую рожу ещё раз и выслушивать, по каким причинам им изначально следовало выметаться.       Проходит в кабинет, где славливает на себе несколько взглядов, и поднимает руку в приветственном жесте. Стулья тут расставлены в хаотичном порядке, потому что никто не пытается альфа-группу выстраивать в шеренгу. Нет, они безусловно умеют выстраиваться в строй и соблюдать исключительно каноничную субординацию, просто сейчас этого не требуется.       Среди всех и множества приветствий он находит своего напарника, отвешивая ему особое рукопожатие и легко двигая стул ближе, садясь при этом так, чтобы руки удобно сложить на спинке перед собой.       — Ну что, как провёл ночку? — саркастично интересуется друг. — В последнее время ты совсем подзабил, поэтому я думал у тебя проблемы, — он многозначительно указывает на открытый под спинкой стула участок штанов, растягивающийся из-за широко раздвинутых ног.       — Никаких проблем, просто потребности не было и уставал слишком, — шикает и выпрямляется. — Сам-то что?       — Ничего, пошли эти сучки на хер, — заявляет он устало.       — Опять погнался за двумя зайцами?       — Да нахер это всё, я же просто хочу человеческого втроём, — тянет мелодично и тут же заливается смехом, а Чон только подхватывает, только скорее сочувственно, ибо сомневается, что мечты у мелкого когда-то исполнятся.       Постепенно помещение заполняется народом, всё больше рядовых военных присаживается на стульях. И все они в элитной чёрной униформе, которая есть только у альфа-группы. У других, рангом ниже, форма зелёная и не имеет таких ярких отличительных черт. А всё потому, что причин прятаться у этих элитных бойцов нет, поэтому чернота доминирует на светлом фоне дня и в тоже время скрывает их в ночи, зелёная же форма, по идее, должна сливать тебя с зеленью. К чему такая дань прошлому — не ясно. Ведь зелени в достаточном количестве уже давно нет ни в верхнем, ни в нижнем городе. Бесполезно.       Вскоре вместе с опоздавшими заходит и старший офицер Эл. Даже то, что в его позывном используется лишь одна буква, говорит о статусе и успехе. Вообще использовать буквы для военных, цифры для задержанных — должно было служить для упрощения ведения списков. А в итоге превращалось в эпопею с запоминанием алфавита и всех мастей, что Гуку не нравилось. Хотя и это слащавое «ДжейКей» въелось в его голову, становясь чуть ли не второй личностью.       Чон Чонгук — достаточно надменный мужчина, самодостаточный и свободолюбивый, у которого порой нет черты границ и нет осознанности правильности своих действ. Чонгуку нравится его свобода и в тоже время претит одиночество. Он мешает ром с виски ночами в компании друзей и утопает в сопливых сериалах в гордом одиночестве.       ДжейКей — это оболочка сурового сильного мужчины, который является едва ли не машиной для убийств, способный пройти войну с одним сух-пайком и обоймой в запасе, при этом уложив несчисленное количество людей.       И здесь каждый такой. Кого не осмотри в этой комнате, Чонгук и у половины реальных имён не знает, только бирки на груди, как памятка второй шкуре. И все они тут одинаковые, словно из инкубатора: как снаружи, так и внутри. И только когда бирки нет — могут дышать свободно.       Эл останавливается возле одного из стульев и, изящно подтягивая его на центр одной из стен, усаживается, грациозно опрокинув ногу на ногу. Элегантности в старшем офицере выше некуда, только ты попробуй ему такое ляпнуть, как пуля пролетит через твою черепную коробку, напоминая, что элегантность не его сильная сторона.       Он начинает зачитывать указы на сегодня, развешивая то одной, то второй команде какие-то второстепенные задания. Чон почти уверен, что все срочные и громкие уже выполняются, ровно как и они вчера, часов так с шести утра. Кишка внутри сжимается в тончайшую полоску от того, как боязно услышать, что отправят их сегодня на помощь в лабораторию к какому-нибудь очередному попытавшемуся сбежать.       — ДжейКей и АйЭн, — чеканит мужчина и оба тут же поднимаются, отдавая честь старшему по званию. — Отправитесь за мной.       — Есть, — в унисон отзываются оба и снова присаживаются.       Даже по их переглядкам между собой можно понять, что предположения о таком внезапном указе у них граничит где-то с полным непониманием и штрафами из-за насильственного прирекательства с ассистентом Паком. Над докторами и их младшими коллегами тут всегда тряслись, как над золотом. Можно одни их условия жизни этим описать, когда те обустраивают себе чуть ли не шикарные хоромы за счёт государства, всего лишь с погрешностью на несколько камер в коридоре, в которых ютятся заключённые, требующие постоянного присмотра.       Когда распределение заканчивается, АйЭн и ДжейКей, как и было положено, поднимаются и направляются за старшим, при этом не задавая никаких вопросов. Не задавать вопросов — основополагающая успешной карьеры в ВИЛ, потому что тут как правило ты должен просто бездумно и шедеврально исполнять то, что велят великие умы сверху, и лишнего самостоятельно не надумывать.       Они идут по протяжным коридорам основного здания ВИЛ. Стены тут желтоватые, пол деревянный слегка поскрипывает от каждого шага. А когда ты идёшь чуть ли не на эшафот, этот скрип ещё и на психику давит так, что утренняя головная боль после алкоголя кажется сказкой на ночь, приятной и убаюкивающей.       Доходят в полном молчании до кабинета своего начальства и проходят внутрь, в строгой позиции смирно — руки за спиной, ноги на ширине плеч — наблюдая, как старший падает в своё кресло, и ожидая дальнейших указаний (или нареканий).       — У нас вызов с пометкой секретно.       Оба смотрят исключительно в стену перед собой, хотя и слышат рядом облегчённый выдох.       — Сегодня утром к нам обратились из церкви Святой Джонны, один из послушников оказался инфицированным. Ваша задача доставить его без лишних глаз и слов. Доставить живым, даже при оказании сопротивления.       АйЭн мельком оборачивается к Чонгуку, но тот только опускает загоревшийся взгляд на офицера.       — Как определим цель?       — Вас встретят и покажут его.       Он захлопывает папку.       — Будьте предельно внимательны, объект… — он запинается и поджимает свои и без того тонкие губы. — Старше двадцати лет и может быть немного проблемный.       — Церковь участвовала в сокрытии инфицированного? — Чон не скрывает своего удивления, говорит чётко и сухо, как полагается в подобной ситуации.       — Неизвестно наверняка, но по показаниям матушки Ио он… проявил себя внезапно и ранее активности не показывал. Цитирую: «Поменялся его цвет волос и глаз, я больше не узнаю в нём моего милого мальчика», — зачитал мужчина из доклада и поднял взгляд снова на двоих. — Вы одни из самых опытных, поэтому отправляю вас. Мы точно не знаем, с чем столкнулись.       Лишних вопросов парни не задают, потому что изначальная пометка «секретно» уже предполагает, что не следовало задавать вообще ни одного, а они и так уже перешагнули эту черту. Поэтому молча покидают кабинет и только за дверью расслабляются, удерживая в руках направление с адресом.       — Дохера странно, — бросает Чонин, стоит им отойти на пару метров от кабинета. — Церковь и утаивать такого взрослого… да и в принципе, как он столько лет не проявил себя, что его никто из прихожан не заметил?       — Поменял цвет волос... что за бред, — шикает Чонгук в ответ и поправляет свою кофту, расстёгивая её до середины, чтобы было свободней дышать. — В любом случае меня это не волнует, нам сказано доставить, значит доставим, — хмыкает он и чуть ускоряет шаг.       — Просто от души надеюсь, что не доставит нам никаких хлопот. Ненавижу эти таинства, бр, в дрожь бросает, — шутит напарник. — На чьей машине поедем?       — А ты хочешь свою ушатать? — удивляется Чон. — Тогда я не против, но предпочту всё же на рабочей.       — Верно, кто знает, что этот шизоид учудит. Какой там у него номер?       — 30-12.       Они спускаются на общую стоянку, и Чонгук выуживает ключи со своего кармана, отдавая по кнопке пальцем и по раздавшемуся звону сигналки находя свой автомобиль среди множество похожих между собой. Пробираются через ряды рабочих авто и присаживаются в один: Чонгук на место водителя, а напарник рядом.       — Где это у нас? — интересуется Чонин и смотрит, как Чон уже во всю вбивает положение на карте.       — Нижний город.       — Терпеть не могу эту канализацию, — бросает Нин и пристёгивает ремень, отворачивая голову к окну.       И они выезжают в город. Вообще-то называть нижний город канализацией или помойкой распространённое явление для тех, кто большую часть времени проводит наверху. Хотя по факту, именно нижний ярус находится непосредственно на поверхности земли, а верхний только расстилается над ними благодаря высоченным поддерживающим конструкциям. Сами конструкции содержат в себе настолько множество жилых помещений, включая и магазинчики, и различные сферы услуг, что полноправно могут называться отдельными городами в городе, но пока лишь кличатся блоками, в то время как территория городов горизонтальная — районами. Сейчас им нужно было в район Р-16, где расположилась та самая церковь Святой Джонны. А для того, чтобы спуститься так низко на транспорте, они выбираются на основную магистрально, но вместе развилки для выезда на основную трассу, проезжают мимо и опускаются машиной на специализированные рельсы, в тот час же заскользив по ним колёсами вниз. Это чем-то напоминает американские горки, когда с очередной вершины тебя ждёт резкий пируэт в самый низ, куда ты пикируешь в огромный колодец, единственный источник реального солнечного света для жителей нижнего города.       Благо бывают эти двое там исключительно на заданиях, ибо других причин опускаться в «канализацию» у них не было.       Они едут по улицам и только устало смотрят на эти полуразрушенные дома, очень быстро замечая, как солнечный свет заменяется дневными лампами, освещающими уже дорогу. Местные привыкли, что солнца можно не видеть годами, вполне себе довольствуются такой альтернативой. Печально только когда энергоблоки опадают и свет пропадает на несколько дней, полностью останавливая деятельность города. Но даже к этому они привыкли, просто безмолвно смиряясь с тем, что им даровано.       Они проезжают по серым улицам, сворачивают несколько поворотов и останавливаются у достаточно просторной территории церкви. Она располагается, о удивление, под одним из открытых кусков верхнего города, служащим ещё одним из спусков в другой части города. Благодаря этому солнце опускается на серебристую крышу церквушки и позволяет создаваться полному впечатлению влияния него божества на это свечение. Верхний город давно оставил любую религию позади, а нижним это явление вроде как попытки глотнуть чистого воздуха.       Они оставляют автомобиль у больших белоснежных ворот, которые при виде их приветливо распахиваются. Внутри их встречает госпожа в белом одеянии, услужливо кланяясь гостям.       Контрастируя с белыми очертаниями церквушки, два силуэта в чёрной военной форме проходят внутрь и удивлённо замирают, оглядывая территорию. Белокаменные блоки разлетелись по всей территории, окна у церкви выбиты, статуи разрушены и все богослужители трусливо прижались к высокой окантовке фигурного забора, не зная, чего ожидать в следующий момент.       — О, так это он, — удивлённо ахает АйЭн и достаёт из задворок шоковое оружие, потому что без него точно не обойтись. Тот, кто сотворил подобное, вряд ли пойдёт без сопротивления. — Он где?       — Внутри, — дрогнувшим голосом говорит женщина. На вид ей больше пятидесяти, и, судя по всему, до этого момента за все года ничего подобного она не встречала. Какое тут сокрытие, её руки даже трясутся, хватаясь за чёрную резинку рукава куртки Гука. — Только вы осторожно. Он пугливый.       — Мы умеем с ними вести беседы, — Чон говорит сухо, он всё же не с родной матерью беседу ведёт, да и богу никакому не служит, так что одёргивает чужую руку и делает шаг. — Когда это случилось? — оценивает взглядом территорию и разрушения.       — Сегодня. С тех пор он не покидал церковь.       — Значит внутри этого здания?       Она кивает и чуть отходит в сторону, лишь ахая, когда из-за пазухи оружие достаёт и Чонгук. Вот так с виду похоже на обычный огнестрел, и только специалисты усмешливо настоят, что это только шоковые баллоны, которые разве что нейтрализуют проблему. Будь воля Чонгука, он бы стрелял в упор и сразу в голову, но начальство не позволяет. А уж за этого 30-12 и вовсе ему прострелит что-нибудь.       Наставив дуло перед собой, оба двинулись быстрыми перебежками, двигаясь к зданию.       — Обойди, я зайду с парадной, — сигналит Чонгук и указывает младшему.       Тот шустро кивает и двигается дальше, немного пригнувшись возле окон, чтобы не привлекать ненужного к себе внимания. Кто знает, что объект выкинет на этот раз.       Чонгук подбегает к высокой металлической двери и приоткрывает её, морщась так, словно она во всю скрипит. Но нет, ожидания не оправдались. Видимо тут заботливо относятся к таким мелочам. Первым проникает внутрь ствол, а после и он сам, на цыпочках, почти бесшумно, продвигаясь на пару шагов.       Внутри его встречает огромное пространство: потолки в несколько метров, белокаменные колоны, множество лавок, резных из дерева, и в конце, в самой дали, возвышается несколько скульптур всевышнего. Безусловно, ранее церковь могли похвастаться мозаикой на стенах, трактующей какие-то заповеди, а витражи на окнах в солнечные дни украшали белую кладку яркими цветами. Но сейчас тут тихо и пусто. Даже немного пугает. Только на одной из лавок, ближе всего к золотистой статуи виднеется светлая голова.       Чонгук делает ещё один шаг, намереваясь подкрасться поближе, но, засмотревшись на необычный цвет чужих волос, не замечает, как увесистый ботинок наступает на осколки стекол и хрустит. Голова оборачивается сначала искоса, а потом парень поднимается. Гук напрягается не на шутку, крепче удерживая шокер. Бесполезные игрушки не действуют с такого расстояния.       Парень поднимается в полный рост и оборачивается к нему: его лицо совершенно потеряло какие-либо эмоции. Чонгук слегка удивляется и даже чуть выныривает из-за прицела, куда до этого уверенно заглядывал, держа цель на мушке. Парень одет в свободные чёрные штаны, совершенно лёгкие, небрежно свисающие, образовывая бесчисленные складки. Сверху льняная рубашка возможно даже не его размера, на груди с заплетёнными шнурками слегка приоткрывая взор на смуглую кожу. Чонгук не может остановиться от того, чтобы скользить взглядом по мужскому телу выше, очерчивая контуры фигурной скулы, объёмного подбородка, сомкнутых в грустной улыбки пухлых губах. Его глаза большие и в тоже время не излучающие ничего, покраснения в уголках и лёгкая припухлость говорят о том, что он возможно напуган не меньше всех вокруг, а может и больше. Потому что люди за этими стенами вцепились в друг друга и им есть откуда ожидать помощи. А он в это время сидел тут один и только просил своего Бога помиловать его и снизойти с осознанием. Глаза небесно-голубые, почти светятся в этом помещении, смотрят в душу, потеряно так и тревожно, отчего бросает в дрожь и температура тела повышается. Его серебристые волосы переливаются под редкие блики солнца, они почти белесые, отражаются на свету. И где-то на фоне ударяет колокол церкви, гулом отдаваясь в пустых стенах. Удар. Ещё удар. И кажется от этого звона тысячи птиц взмахивают своими крыльями, возвышаясь над всеми городами. Разливается трепетный звон по всей округе, заглушая иные звуки. У Чонгука даже сердце бьётся так же мелодично и трепетно, как удары этого колокола, пока он зачарованно всматривается в глаза напротив.       Тот медленно начинает поднимать руки, а вместе с тем его грустная улыбка на губах содрогается, сжимаясь до тонкой полоски. ДжейКей напрягается, делает ещё один шаг и берёт цель снова на прицел, но не успевает среагировать, как тело перед ним вздрагивает несколько раз и просто валится вперёд, открывая взор на своего напарника.       — Ты чего застыл? — небрежно орёт АйЭн по ту сторону. — А если бы он сейчас ебанул тебя? Собирать нас по кускам? Мудила… — хмыкает, явно гордясь своим достижением. — Бери 30-12 и давай быстрей, пока не пришёл в себя.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.