Ты мне снишься 2: вспомни меня

Хардин ведет меня к своей машине, небрежно набросив мое пальто на плечи, чтобы я не окоченела от влажного лондонского вечернего холода. Я словно нахожусь в некой прострации, до сих пор не свыкшись с мыслью, что оглашённый судом приговор – суровая реальность. Не могу нормально соображать и вымолвить хоть слово после того, как мои уши пронзили слова о том, что Кайлу вынесли наказание сроком в двадцать лет. Я не хочу верить, что это правда. Неужели жизнь так жестока? Парень открывает переднюю дверцу автомобиля, усадив меня в кресло, и пристегивает ремень безопасности, несколько раз обернувшись назад, словно кого-то увидел. Мое лицо в данный момент не выражает никаких эмоций, как ни странно, даже слез нет. Ничего не чувствую, ибо у меня явный шок. Тело сковало, а мышцы будто набиты песком, от чего мои конечности не подчиняются мне. Скотт садится за руль и трогается с места, даже не включив радио. В салоне стоит нужная мне в данную секунду тишина, и как же хорошо, что Хардин не пытается ничего сказать или завязать разговор, ибо, мне кажется, всего одного слова хватит, чтобы меня настигла истерика. Брюнет включает печку, и салон машины наполняется горячим воздухом, но я все равно не согреваюсь. На улице стемнело, как пару часов назад, ибо мы пробыли в суде около семи часов, но зато дороги пусты. Нам даже не разрешили подойти к Кайлу, чтобы обнять его и попрощаться, так как ни я, ни Хардин, не приходимся ему родственниками. Парня на наших глазах увели в наручниках с опущенной вниз головой двое полицейских, а его разбитый и сломленный вид, кажется, навечно засел в моей памяти. Но есть всего одна хорошая новость, если в сложившейся ситуации ее вообще можно назвать таковой. Через две недели можно будет прийти на свидание к Льюису в тюрьму, точнее приехать, ибо она находится в нескольких сотнях километров от Лондона, не знаю как, но я доберусь туда любым способ, ибо мне жизненно необходимо поговорить с ним. Я откидываюсь назад на кресло, закрыв глаза и полностью погрузившись в свои мысли. Сил совершенно не осталось. Сегодня я успела ощутить всю свою беспомощность и ненужность, ведь я не смогла спасти друга, который спас всех нас. Меня пробивает внутренняя дрожь, и я с шумом выдыхаю, стараясь сдержать эмоции при себе. Если честно, я жутко устала от своих слез, истерик, рыданий, которые никому не помогают, и мне тем более, но я не понимаю, куда девать накопившиеся переживания, если они переполняют меня каждый божий день. Если мне так плохо, то не представляю, как справляется Кайл. Хотя, возможно, он не так жалок, как я, и в нем намного больше силы, ибо, оказавшись на его месте, я и вообразить не могу, что бы со мной стало. Скорее всего, просто бы свихнулась. Наверное, я и так близка к этому. Ума не приложу, как исправить свою жизнь. Я поистине истощена. И когда кажется, что хуже невозможно, то происходит нечто подобное, что заново ломает меня изнутри, когда уже и ломаться нечему. Машина останавливается, а двигатель перестаёт гудеть. Видимо, мы доехали до моего дома. С тяжестью поднимаю веки, моя голова начинает гудеть, а перед глазами встает чёрная пелена, но несколько раз моргнув, я фокусирую свой взгляд на бардачке, затем перемещаю его на замок ремня безопасности. Нажимаю на кнопку, и она щёлкает, а лямка по катушке возвращается на прежнее место. Хардин открывает дверь и подает мне руку, за которую я хватаюсь, чтобы вылезти из авто. Он поправляет пальто на моем левом плече, которое начало скатываться вниз по руке, и приобнимает меня за спину, начав вести к воротам. Я осматриваюсь вокруг и понимаю, что это совсем не мой дом. Открываю свой рот, чтобы спросить у парня, что происходит, хотя не знаю, получится ли у меня сказать хоть что-то, ибо из горла вылетает только рваный хрип и ничего более. — Сегодня ты спишь у меня. – уверенно произносит брюнет, открывая калитку. — И это не обсуждается. Я бы хотела ему возразить, сказать, чтобы он отвез меня к себе, что не останусь у него, но в итоге всего лишь киваю, согласившись. Наверное, он прав. Сегодня я вряд ли готова к тому, чтобы остаться наедине с собой. Суббота, мамы точно дома нет. Мой дом совершенно пуст. Мне бы очень хотелось поговорить с ней, сказать все, что накопилось во мне за эти долгие месяцы, поплакаться в плечо и обнять, как обычно это бывает у мам и дочерей, получить необходимую и такую нужную родительскую поддержку, но, думаю, ей это все не надо. У неё и без меня проблем достаточно. С бизнесом, с долгами, с кредитами, с личной жизнью и со всем остальным. Для меня там нет места. Хардин запускает меня в дом первой и включает свет в коридоре, затем убирает с меня пальто и вешает его за петельку на крючок. Я присаживаюсь на небольшой диванчик, который стоит в прихожей, и начинаю рассшнуровывать свои ботинки, поставив их на полку рядом с остальной обувью. Парень подходит ко мне и снова протягивает руку, начав вести на второй этаж. Не могу вспомнить, чтобы Хардин хоть раз вот так обо мне заботился. Мне даже как-то непривычно видеть его таким спокойным и понимающим. Я не знала, что он может так себя вести. На всех этаж достаточно тихо и свет нигде не горит, возможно, его дом точно также пуст. — Посиди тут недолго, я скоро вернусь. – говорит зеленоглазый и уходит из своей комнаты, немного прикрыв дверь. Последний раз я была тут, когда Хардин увёз меня из больницы от Хиро, перед этим скормив мне снотворное, с одной стороны, это был неправильный поступок, так как моего мнения никто не спросил, и сделал он это против моей воли, но с другой – мне правда тогда надо было поспать и немного оклематься. Да, в тот момент он тоже проявил заботу ко мне, но немного «в своей форме». В его комнате совсем ничего не изменилось, такие же черно-серые тона, и абсолютно пустые стены. На полках тоже ничего не стоит, вокруг все чисто, словно тут никто и не живет. Насколько же сильно они с Хиро отличаются друг от друга, ведь у того все обвешано фотографиями и заставлено разными мелочами, через которые можно понять, что ему интересно и что его волнует. Меня привлекает открытый блокнот и пару карандашей, что лежат на столе рядом с ним. Я встаю с воздушного и до безумия комфортного пуфа, подойдя к столику, и начинаю заворожено рассматривать вещь, впиваясь взглядом в каждую мелкую деталь. На белом листе бумаги нарисованы наброски женского силуэта, который лежит на подушке с разбросанными по ней волосами. Пролистываю пару страниц, и каждая из них занята подобными художествами. Нет конкретных прорисованных черт лица, только один и тот же силуэт девушки, в разных местах и разных позах. Нарисовано небрежно, но очень красиво, что я даже не могу оторвать глаз от этой кучи маленьких линий, которые выстраиваются в целостную картину. Кажется, у него есть даже похожая тату на теле, примерно в таком же стиле, появившиеся совсем недавно. Провожу кончиками пальцев по рисунку, чувствуя линии карандаша, так как парень явно сильно вдавливал стержнем в бумагу, ибо она промялась под напором в некоторых местах. В уголке каждого рисуночка написано маленькое «H.S.» и небольшое перечеркнутое сердце рядом. На одной из страничек была не только девушка, но и парень, профили которых слились в поцелуе, и снизу все та же подпись, только сердце на этот раз закрашено черным цветом и не зачеркнуто. От рассматривания скетчбука меня отвлекает женский голос и голос Хардина, который прекрасно слышен из-за приоткрытой двери. Все-таки, дома кто-то есть. Я встаю поближе, чтобы расслышать то, о чем они шепчутся. — ...Хардин, может мне с ней поговорить? Вам обоим сейчас тяжело. – мягко произносит Миссис Скотт. — Вы еще совсем юны для таких тяжелых ударов судьбы. — Мам, я уже сказал тебе нет. – недовольно шипит Хардин. — Я сам со всем разберусь, и не заходи в мою комнату. — Ладно, тогда спокойной ночи, сынок. Если Хиро не придет к двенадцати, то позвони к нему, хорошо?! — Хорошо, мам, иди уже спать. – я более, чем уверена, что он закатил глаза, когда говорил это. Отхожу подальше, чтобы брюнет не сшиб меня дверью, когда войдёт сюда, и сажусь на край кровати, заправленной черным пушистым пледом. — А вот и я. – натянув улыбку на лицо, парень заходит в комнату, держа поднос с едой в руках. Он ставит его на туалетный столик, и подкатывает его на встроенных колёсиках к кровати. — Все, что нашёл в холодильнике. – Хардин указывает рукой на несколько тарелок с запеченной рыбой и овощами, двумя стаканами сока, небольшим фарфоровым чайничком с чайными парами и чизкейком, который так любит Эшли. Парень садится рядом со мной, приобняв за плечо. — Готовил сегодня не я, потому что времени не было, но мама тоже не так плоха в кулинарии, до меня конечно далеко... – он выпускает смешок. — Но есть можно. В любой другой момент его шутка вызвала бы на моем лице такую же улыбку и смех, как и у него, но сейчас я не способна даже на такие простые вещи. Я поднимаю на него свой взгляд, заглянув в изумрудные глаза, а в моем горле встает ком, а слёзы так и просятся наружу. Поджимаю нижнюю губу, закусывая ее зубами, стараясь не заплакать. — Мне с ложечки тебя кормить? – он проводит рукой по моим волосам, стараясь успокоить. — Ты не ела целый день, Бекс. Прошу тебя, не надо себя наказывать за то, что у кого-то все плохо. Не повторяй то же, что было два месяца назад, от твоей голодовки и самобичевания Кайла из тюрьмы не выпустят. Вздыхаю, заправив выпавшие пряди за уши. — Скажи хоть что-нибудь. Ты молчишь уже несколько часов. – чуть настойчивее произносит Хардин. Вместо ответа, я тянусь к стакану с соком, делая несколько больших глотков, стараясь унять растущий ком в горле. — Ну, или хотя бы так. – он одобрительно кивает и сует мне в руку вилку и столовый нож, чтобы я начала есть. Но, мне кажется, что если я проглочу хоть кусочек пищи, то меня тут же вывернет. Скотт накалывает брокколи и подносит их к моему рту. Не могу сказать, что пахнет неприятно, но меня начинает тошнить. Я отворачиваюсь от него и делаю ещё несколько глотков апельсинового сока. — Ребекка, я знаю, что тебе трудно, но ты должна поесть, понимаешь? Я от тебя все равно не отстану, ты же знаешь. Облегчи нам жизнь, просто сделай то, что я прошу. Мне становится так неудобно перед ним, что он действительно сидит и упрашивает меня покушать, как маленького капризного ребёнка. Отламываю кусочек рыбы и кладу ее в рот, начав тщательно прожевывать каждый кусочек, с трудом проглотив ее. — Спасибо. – говорит он, начав есть свою порцию. Через «не хочу» съедаю половину от кусочка форели и почти все овощи, лишь бы Хардин больше не упрашивал меня поесть. Скотт же в это время уже доел чизкейк, параллельно вытирая уголки губ салфеткой. — Ты больше не будешь? – он поворачивается на меня. Я отрицательно мотаю головой, натянув рукава кофты, которая торчит из-под пиджака, на середину запястий. — Ладно, вряд ли у меня получится заставить тебя съесть чуточку больше. – он встает и откатывает столик обратно. А я в свою очередь сижу с пустым взглядом, уставившись на одну точку в углу комнаты, а Хардин в этот момент вновь садится рядом со мной и берет мое лицо в свои ладони, повернув на себя. — Бекс, ну скажи уже хотя бы одно слово. – брюнет мягко поглаживает мою щеку своим большим пальцем. — Если ты будешь держать случившееся сегодня в себе, то легче не станет. Кроме меня ты все равно больше ни с кем не сможешь про это поговорить. Почему он не понимает, что я просто боюсь что-либо сказать? Боюсь, что одно произнесённое слово, и меня прорвет на истерику, именно поэтому я молчу, чтобы кроме меня самой никто не знал о том, насколько я жалкая. — Пожалуйста, Ребекка, ты же знаешь, что можешь мне доверять. – как можно мягче произносит он, прислонив свой лоб к моему. В данный момент времени больше всего я не доверяю самой себе. — Хардин...Я... – с отчетливой хрипотцой в голосе из меня вылетают первые слова после оглашения приговора. — Я так виновата перед ним. Он крепко обнимает меня, прижав к себе, и начинает гладить по спине, водя вдоль позвоночника кончиками своих длинных пальцев. — Мы сделали все, что могли. В том, что Кайла посадили нет твоей вины. — Нет, Хардин! Если бы мы действительно сделали что-то большее, то он бы сейчас сидел, да, возможно, но не двадцать лет. Ты вообще понимаешь, что это за цифра? Он выйдет из тюрьмы в тридцать девять, Хардин. – из моих глаз выкатываются несколько крупных слезинок, которые я тут же смахиваю тыльной стороной ладони. — Я не могу вот так просто смириться с этим. — И что ты предлагаешь? Все двадцать лет убиваться по тому, что он там, а мы на свободе? Даже я, ничего толком не зная, понял, что этот Рашид, или как там его, был крупной шишкой, поэтому мы бессильны, Ребекка. — Именно поэтому я не хотела начинать разговор, потому что ты меня не поймёшь, и знаешь почему? — И почему же? – агрессивно рявкает Хардин. — Для тебя Кайл никогда не был другом, даже приятелем, нет особый разницы, там сидит он или любой другой парень из нашей школы. Тебе так просто об этом говорить: «живи дальше», «ничего не исправить», ибо на самом деле тебе плевать на всех вокруг, кроме себя, Хардин! Давай будем честны. — Мне не плевать на тебя! – кричит он во весь голос, начав учащено дышать от проснувшейся в нем злобы. — А мне кажется, что ты просто привык так думать. Ты хотя бы раз делал то, что будет лучше для других, а не для себя? Хоть раз жертвовал чем-то? — Зачем мне думать о тех, до кого мне нет никакого дела? — Ну вот, ты сам сказал это. — Да что ты? – он щурится, а на его лице появляется ядовитая ухмылка. — И как же ты собираешься помочь своему милому дружку Кайлу? Я пока что услышал только пустой трёп. А хочешь отвечу за тебя? Никак! Ему никак не помочь, Ребекка. Не будь наивной дурой и открой уже свои глаза! Все. Точка. Двигайся дальше. По моим щекам скатываются жгучие дорожки слез, которые опаляют мою горящую кожу. Горло сдавливает такой огромный ком, что дышать становится чертовски сложно, и я начинаю задыхаться от собственных рыданий. Я прекрасно понимаю, что Хардин прав, хоть и преподносит свою точку зрения в слишком жесткой для меня форме. Но я не могу убить в себе надежду на то, что Льюису хоть как-то можно помочь. Я должна хотя бы что-то попробовать, а не бросить его, так просто смирившись со всем. Встаю с кровати, чтобы выйти отсюда, а перед глазами все размытое и смазанное, голова раскалывается пополам. Скотт останавливает меня, схватив за запястье, а затем притягивает к себе, крепко зажав, не дав возможности даже сдвинуться куда-либо. — Я идиот. – шепчет он мне в волосы, пока я отрывисто вздыхаю, глотая ртом воздух, от начавшейся истерики. — Ребекка, я такой идиот, прости пожалуйста. — Нет, ты сказал мне правду. – сквозь всхлипы произношу я, заикаясь. — Я действительно дура, раз надеюсь на что-то. И дело касается не только Кайла. — Это я не умею себя вовремя заткнуть. Только не злись на меня. Ты не дура, Бекс, это я дебил. – он сжимает пальцы на моей талии. – Не хочу рушить все построившееся за неделю между нами. Давай закроем тему про Кайла, хорошо? Наши разговоры о нем сейчас бессмысленны. Его слова никак мне не помогают, а слёзы по прежнему душат. Лучше бы я и дальше молчала. Я чувствую, как все мое тело обдает дикий жар, а затем резкий холод. Кажется, меня лихорадит. Из-за внезапного и громкого звука, Хардин немного дёргается и ослабевает свою хватку, а я делаю небольшой шаг назад от него, создав между нашими телами хотя бы минимальное расстояние. — Бро, ты не поверишь, такую игру пропустил, наши сегодня просто раскидали парней из South Hampstead. – Хиро залетает в комнату со светящейся улыбкой в чёрных джинсах и ярко-желтой спортивной футболке с названием какой-то футбольной команды на груди. — Ян забил целых... Но Хиро не договаривает, когда переводит взгляд на нас. Он вскидывает свои брови вверх, начав пучить глаза, а его пухлые губы приоткрываются в удивлении. — Что случилось? – Скотт хмурит брови, смотря то на Хардина, то на меня. — Бека, что с тобой? Надо же, он вспомнил о моем существовании. А я всю неделю думала, что невидимая. — Не до тебя сейчас. – Хардин отходит от меня и выпихивает Хиро за дверь, сильно хлопнув ею и закрыв на щеколду, чтобы никто с другой стороны не мог войти. — Хиро даже не знает, что его лучшего друга посадили на двадцать лет. – еле слышно шепчу я, в отчаянии мотая головой из стороны в сторону, а новая волна слез накатывает на меня, хотя прежняя еще не успела закончится. — Хардин, что будет, когда все вскроется? Вы не сможете скрывать от него правду вечность. Если и не вспомнит, то он когда-нибудь все узнает. Такое невозможно сохранить в тайне. — Никакой он ему не лучший друг. – фыркает Хардин. — Так, одно название, которое осталось в прошлом. — Они помирились. Хиро простил его. — Да он так сказал, потому что умирал. — Нет. – я отрицательно качаю головой. — Ребекка, ему куда лучше живётся в розовых очках, он сейчас хотя бы живет, понимаешь? Ему меньше всех нужна твоя правда. От неё никому лучше не станет, когда уже до тебя дойдёт? – шипит он, стараясь говорить как можно тише. — Я знаю, но если он все вспомнит, то Хиро вам не простит этой лжи. — Если он все вспомнит, то мне будет насрать на то, что он обо мне подумает, и на него самого тоже. Тот мой брат умер после того, как вставил мне нож в спину, я от своих слов не отказываюсь, память пока не терял, а этот Хиро совершенно другой человек, или ты ещё не поняла? Твоего Хиро больше не существует. – шипит он. — Почему ты так ненавидишь его, а со мной продолжаешь общаться? – я игнорирую его слова о том, что Хиро теперь совершенно другой, ведь Хардин не знает всего, что знаю я. Он не знает про его сны. — Ты простишь Хиро за Эшли? За то, что он сейчас с ней, если он каким-то чудесным образом вспомнит хоть что-то о тебе. – он закусывает кольцо на губе, оттянув его зубами. — Но это разные вещи... — Ответь. – обрывает он меня на середине фразы. — Да. — Мы всегда прощаем тех, кого любим, что бы они нам не сделали. Любовь – это слабость. Ты бы ему простила все, что угодно, хоть и сама этого не осознаешь. У тебя на лице это написано. Точно также, как раньше ты закрывала глаза каждый день на новую девочку рядом со мной, тихо и молча наблюдая со стороны. — Ты общаешься с Мирандой? – я резко перевожу тему, вытирая остатки слез с лица. — Зачем...Почему ты спрашиваешь? – кажется, что такой обычный вопрос немного застал его врасплох. — Она любит тебя. — Без разницы. Меня много кто «любит». Это их проблемы, не мои. – Хардин хватает меня за предплечье и ведёт к кровати. — Давай лучше ляжем, я вижу, как ты устала. Я присаживаюсь на правую половину кровати и опускаю голову на подушку, а затем подгибаю ноги, ложась на бок. Брюнет делает тоже самое, но на левой половине матраса. — Тебе не жалко ее? Она же правда... – но Скотт перебивает меня, не дав договорить. — Я тоже любил тебя, и что это поменяло? Ты все равно выбрала его. — Прости, я... – Хардин вновь меня затыкает. — Не извиняйся, произошедшего не исправить. – он отводит взгляд в сторону. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. — Я видела твои рисунки. – татуированный начинает смотреть на меня в упор. — Они очень красивые. Почему ты никогда не говорил, что рисуешь? — Ты рылась в моих вещах? — Блокнот лежал открытым на столе, я просто посмотрела. – спокойно отвечаю я. — Почему ты так реагируешь? Там не было ничего такого. Хардин облегченно выдыхает, бросив короткий взгляд на стол, что стоит в углу комнаты. Видимо, я просто не долистала до того, чего мне видеть нельзя, раз он так забеспокоился. — Я уже много лет хочу начать сам бить татуировки, а любой тату-мастер должен уметь рисовать. Но не знаю, получится ли у меня. Может, через какой-то период времени у меня получится открыть свой собственный салон. — Это прекрасно, Хардин. – впервые за день уголки моих губ дёргаются, создавая подобие улыбки на лице. — Думала, что ты максимальный реалист и ни о чем не мечтаешь. — А чем ты хочешь заниматься? – он подкладывает локоть под свою голову, принимая более удобную позу. — Мы раньше с тобой не поднимали такие темы. — Я хотела поступать на дизайнера одежды в Нью-Йорк, но, видимо, этому не суждено будет сбыться. Бюджетных мест там почти нет, а мой средний балл успеваемости тихо плачет в сторонке. Мама не потянет даже простенький вуз. Они с твоим отцом вложили все деньги в пансионат и прогорели. — И что ты будешь делать? — Останусь в Лондоне и пойду туда, куда возьмут. Если никуда, то сразу работать, жить ведь на что-то придётся. — А отец? — Не хочу снова плакать. Давай не будем о нем. – я горько усмехаюсь, а мое сердце начинает щемить. — Понял. — Расскажи что-нибудь веселое, день и так был слишком паршивый. – я обнимаю подушку с обеих сторон, начав тонуть в мягкой кровати, полностью расслабив мышцы. — Могу рассказать историю, как первый раз попал в полицию в девять лет, потому что на спор украл килограмм сыра из самого дорогого супермаркета возле нашего дома. – смешок слетает с моих губ от слов парня, а глаза плотнее закрываются. — В общем, стою я значит рядом с полкой, а в тот день от меня ни на шаг не отходил охранник, так вот... Я пытаюсь сосредоточиться, чтобы понимать то, о чем рассказывает парень, но во мне не осталось никаких сил. Когда я легла, поняла, как была морально и физически истощена. Хоть и не хотела, но я проваливалась в сон, а рассказ лежащего парня рядом со мной стал похож на усыпляющее бархатистое бормотание, которое лишь сильнее погружало меня в мир грёз.

Pov Hardin.

Девушка рядом сопит, приоткрыв рот, и явно не слушает меня уже порядка десяти минут. Она уснула. Я убираю с кровати покрывало, вытянув его из-под неё, и аккуратно кладу его на кресло. Бека лежит в пиджаке, кофте и джинсах, которые опоясаны туго затянутым ремнём, ей явно неудобно будет спать в этом. Я и сам сейчас стою в черной рубашке, которую мечтаю снять уже несколько часов. Но все мои вещи лежат в нашей общей гардеробной, поэтому мне приходится выйти из комнаты, чтобы взять футболку для неё. На первом этаже горит свет, возможно, папа вернулся из офиса, хотя обычно на выходных он не приходит ночевать, а мама врет Хиро, что тот просто слишком много работает. Я захожу в гардеробную, подойдя к своей половине, которая увешена чёрными вещами, чего не скажешь о противоположной стороне. Беру первую попавшуюся футболку из сотни остальных, которая ничем не отличается от других, и нажимаю перед выходом на выключатель, прикрыв за собой дверь. По пути захожу в душ, скинув с себя рубашку и положив ее в корзину для грязного белья. К сожалению, в моей спальне нет личной ванной, в отличии от брата, но зато моя комната в два раза больше, чем его. Терпеть не могу замкнутые пространства. Умываю лицо холодной водой, чищу зубы и выхожу, решив не принимать полноценный душ перед сном. Почти дойдя до комнаты, я встречаю Хиро в домашней одежде на лестнице, который поднимается с первого этажа. Заметив меня, брюнет ускоряет шаг, почти молниеносно оказавшись рядом. — Что за херня была в комнате? – возмущается он. — Не понимаю, о чем ты. – отнекиваюсь я, продолжив идти дальше, но Хиро с силой хватает меня за локоть, резко развернув к себе. — Что с ней? Почему она плакала? – я вижу отчетливое волнение и интерес, которые ярко отображаются на его лице. — Какое тебе дело? – по привычке закатываю глаза, когда мне задают вопросы, на которые я совсем не хочу отвечать. — Раз спрашиваю, значит есть дело. – твердо отвечает он, просверливая во мне дыру своим хмурым взглядом. Я узнаю этот взгляд. Он явно беспокоится за неё и меня это жутко бесит. Так сильно, что хочется вмазать ему промеж глаз прямо сейчас. Если бы он исчез, то все стало бы так прекрасно. — У тебя девушка кажется есть. – усмехаюсь я. — Эшли, не забыл? — При чем тут это? — А при том, что тебя, блять, не должно волновать состояние другой. Ясно? – рявкаю я. — Ты больной? – вскипает Хиро. — Объясни, что случилось. Она выглядела так, словно у неё вся семья погибла. — Повторяю еще раз, братик, по слогам: не лезь. Тебя ее жизнь не касается. – я сжимаю кулаки. — Она моя. Я не позволю, чтобы между ними что-то случилось вновь. — Да? А Бека в курсе? — Вот ты за всю неделю даже ни разу не посмотрел на неё в столовой, когда мы сидели все вместе, продолжай в том же духе. – я толкаю его своим плечом, проходя мимо. — А ты ревнуешь что ли? Или ей только с тобой общаться можно? Потому что она явно не против моей компании, Хардин. – я рывком разворачиваюсь к нему, не на шутку взбесившись от его слов. Я не слепой и прекрасно вижу, что его начинает тянуть к ней с прежней силой, не смотря на наличие проклятой Эшли рядом. — Ревную? К тебе? – я выдавливаю из себя натянутый смех. — Как можно ревновать ее к инвалиду, который даже не может самостоятельно водить машину. Ты с каждым днём становишься лишь бесполезнее. Следи лучше за Эшли, может она налево пойдёт, а то ты ее и трахнуть пока не в состоянии, ведь твое заштопанное сердце остановится от такой непосильной нагрузки. Его увереный до этого взгляд мгновенно меняется, а огонёк в глазах тухнет, и они начинают блестеть так сильно, словно слеза вот-вот вытечет из них. Видимо, я ударил в больную точку. — Это было низко даже для тебя. – Хиро стремительно уходит в свою комнату, оставив меня одного, и только через десятки секунд до меня доходит, какую чушь я сморозил. Хватаюсь за волосы, а затем с размаха ударяю давно сжатым кулаком в стену, совсем не думая о том, что могу кого-то разбудить. Он теперь может лишь назло мне начать проявлять к ней интерес, хотя до этого явно сдерживал себя. Почему я своими собственными руками, а точнее языком, вечно себе все порчу? Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, и думаю над тем, чтобы пойти и извиниться перед ним, но гордость не позволяет мне этого сделать. Хиро не тот человек у кого я должен просить прощения хоть за что-то. Гордость... Почему-то рядом с Бекс я напрочь забываю значение этого слова, засунув его куда поглубже. Видимо, любить и одновременно быть гордым невозможно. Я открываю дверь и вхожу к себе, внимательно посмотрев, спит ли брюнетка. Она лежит в той же позе и умиротворенно, размеренно дышит. Слава богу, что она не проснулась. Если бы девушка услышала то, что я сказал сейчас Хиро, то никогда в жизни бы больше со мной не заговорила и не посмотрела в мою сторону. Я бросаю футболку на край кровати, подойдя к своему столу. Беру в руки блокнот, который обычно всегда убираю в верхний ящик под замок, но сегодня, к сожалению, я забыл это сделать. Слава богу, что Ребекка не пролистала его полностью. Там слишком много всего, чего ей не стоит видеть, особенно в самом начале. Но, кажется, даже по тем рисункам, что ей удалось рассмотреть, брюнетка не поняла, что на каждом из них изображена она. Я прячу свои художества на их законное место. Снимаю с себя джинсы и вешаю их на спинку стула, оставшись в одних боксерах. Подхожу к девушке и начинаю снимать с неё пиджак, стараясь все делать как можно осторожнее, чтобы она не проснулась. Но, Бекс настолько вымотана, что навряд ли что-то сможет ее сейчас разбудить. Я приподнимаю тело Ребекки, обхватив за талию, и раздеваю ее. Мои глаза невольно пробегают по плавным утонченным изгибам ее хрупкого, но подтянутого тела, и я ловлю себя на мысли, что ни одна девушка с более идеальной, по стандартам красоты, фигурой никогда на свете не сравнится с ней. Надеваю на неё свою футболку, перестав озабоченно пялится на ее полуголое тело и ложусь рядом. Устраиваю свою руку на талии, притянув брюнетку к себе, и зарываюсь носом в волосах, втянув в себя сладкий запах спелых персиков, который всегда исходит от неё. Я так сильно скучал по ощущению ее тела рядом, по тому, как обнимаю ее во сне, потому что Ребекка единственная девушка с которой я засыпал и просыпался. Не хочу мириться с тем фактом, что она любит Хиро. Она должна любить меня, а не его. Закрываю глаза, прижав ее максимально близко к себе. В груди щемит и не дает полностью насладиться моментом то, что это все только на одну ночь, и уже завтра я буду засыпать один.