Возьмите меня с собой

Роше откинулся на спинку стула. Лист бумаги перед ним оставался все таким же белым, ему еще только проедстояло вместить в себя и изматывающий марш от Махакамских гор, и стычку с эльфами, и последующие попытки допросов. Записывать надо сразу же, иначе не вспомнить потом, где эльфу уши отрезали, а где гавенкара за интересные места подвесили. Из разбитого окна избы доносились голоса, это Коротышка и Тринадцатый, стоя в метре друг от друга, перекрикивались, как через всю деревню. Они, конечно, еще на взводе. Ничего, пусть поорут, остынут. Это ему надо сохранять трезвую голову даже в полной заднице, а хотелось бы сейчас тоже побегать да глотку подрать, чтобы не было так обидно. Они опоздали совсем чуть-чуть. Не догнали эльфов всего на полдня: твари пришли в деревню перед закатом. Деревенька была маленькая, едва ли двадцать домов, так что со своей работой скоя’таэли справились быстро. Трупы свалили в коровнике, а сами нагло решили расположиться на ночь, не зная, что Синие полоски идут за ними по пятам. Если бы белки не были размякшие и пьяненькие, может, и не удалось бы их так быстро одолеть. Не по-рыцарски, конечно, но он и не рыцарь. Со зверьем благородные методами много не навоевать. А вот эльфы, даже размякшие и пьяненькие, благородство изображали отлично. Те, кто не падал замертво в бою, стискивали зубы и плевали в лицо bloede dh'oine. Из-за этого их иногда было сложно убивать. Но Роше быстро выбивал из своих людей такую дурь. Жалко? Иди загляни в коровник. Иди загляни в соседнюю комнату, там пустая детская колыбелька, а над ней — куколка-оберег. Ведь вязала же ее молодая мать, наговоры шептала, чтобы послала Мелитэле свою благодать… Вот суки. А ночь была мирная, теплая, душистая. Ныла рука от долгой работы. Сейчас бы ванну… Когда только все это закончится?.. Загрохотали сапоги по дощатому полу, вырывая его из размышлений, словно проорали в ответ: «Никогда, командир, никогда!». В избу ввалились Грива и Белек. — Гляньте-ка! Они вытолкнули вперед что-то извивающееся и чумазое. Существо оказалось определенно женского пола — молоденькая девушка, лет семнадцать, не больше. И хотя она была замотана в эльфийские тряпки, не было ни раскосых глаз, ни острых скул, а из-под шапки с беличьим хвостом выглядывала длинная светлая прядь и очень круглое, несомненно человеческое ухо. — В крайнем доме сидела, на чердаке пряталась. — Ты кто, дитя? Девушка металась затравленным взглядом по полу, сжав губы, что твой нелюдь под пытками. — Ты не местная, так ведь? Та же реакция. — Что молчишь? Не насильно же на тебя этот беличий хвост натянули. И снова тишина, в которой Белек не сдержался и буркнул куда-то в пустоту: — Подстилка эльфова. А дальше Роше своими глазами увидел доказательство тому, что даже трое натренированных бойцов, могут оказаться остолопами, если их застать врасплох. Молниеносно сжался маленький кулачок и девушка, даром что была ниже Белека на голову, зарядила ему промеж глаз, а потом заорала, срывая голос: — Не смей, сучий потрох! Я ему зубы выбила и тебе выбью… Ай! Грива поймал тонкую ручонку в воздухе, заломил, и девушка, тихо вскрикнув, опустилась на колени, согнувшись к земле, снова уткнувшись взглядом в пол. Белек ошарашенно смотрел на нее: — Ах ты… — Отставить! — рявкнул Роше, и оба солдата застыли насупившись. Благо слушаться с первого раза они тоже приучены. Девушка замерла, не в силах шевельнуться в медвежьей хватке, закусив губу до белизны. По ее щекам лились злые, даже на вид горячие слезы. — Кому ты зубы выбила? Она громко шмыгнула носом и проглотила еще несколько слез. — Гаэвирну. Когда он впервые на меня полез. — Кто такой Гаэвирн? — Эльф. Главарь их. Это он меня за собой таскал. Не подстилка я… я думала… я хотела ему еще откусить, но… — она опять запнулась, нахмурилась, сморщилась и все-таки всхлипнула. — Не подстилка я. Трое мужчин переглянулись над ее головой, и Роше вдруг ощутил некое подобие стыда. Сегодня они опоздали, но вот же, дала судьба шанс хоть кого-то уберечь. А теперь жертва скоя’таэлей стоит перед ним на коленях и оправдывается. — Дайте девушке стул, — сухо сказал он. — Найдите труп главаря и осмотрите, действительно ли у него не хватает зубов, — он дождался, пока солдаты выйдут за дверь. — А ты садись и рассказывай. И она рассказала. Преимущественно в стол, обрывками, недомолвками, которые не нужно было объяснять. Звали ее Бьянка, и шестнадцать лет она была обычной крестьянкой из села Неведычи, которое, согласно своему названию, расположено неведомо где… а потом перестала ею быть, потеряв разом мать, и отца, и дом, и соседей. Потому что год назад банда скоя’таэлей сожгла то село дотла, как и десятки других неведомо как называемых и неведомо где расположенных. Она одна выжила, потому что приглянулась Гаэвирну, и он, потехи ради, взял ее с собой. Он говорил: «Вот и посмотрим, можно ли из безволосой обезьяны сделать цивилизованное существо». — И ты правда выбила ему зубы? — Ага. Два. Он мне за это оставил два шрама… — Где? Она опять умолкла и густо покраснела. — Там… ну… сидеть я еще долго не могла. — Почему же ты сразу все не сказала? Можно было и не бить моего солдата. — Стыдно. Он ведь правду сказал. Зашел Грива. Сообщил, что у главаря действительно не хватает двух передних зубов. Потом он ушел, а Бьянка все говорила и говорила. А когда закончила, в избе повисла нехорошая, мертвая тишина. Надо было как-то ее утешить, а что тут скажешь? И непонятно, повезло ей или наоборот, что она не оказалась среди десятков таких же изнасилованных девочек, только уже не живых. — Ничего. Не бойся. Все позади. Никто тебя больше не тронет. На Белека зла не держи, от него жена сбежала к эльфу. Но вые… выступать он больше не будет. Бьянка вдруг хихикнула, впервые задержав на нем взгляд. — Меня год скоя’таэли за собой таскали, ты думаешь, я таких страшных слов не слышала? Роше пожевал губами, но не стал затевать спор о правилах приличия. Он даже в борделях выражаться не любил. Дамы все же. — Мы возвращаемся в Вызиму, ближайшее поселение должно быть в двух сутках пути. Мы оставим тебя там. — А дальше что? — как-то тоскливо спросила она. — Опять придут эти остроухие? Или нильфы? Правду говорят, что нильфы идут? — После нас никакие остроухие не придут, — ответил Роше, оставив без внимания вторую часть вопроса. Тон у него был настолько же железный, насколько он не был уверен в своих словах. — Ага, — как-то тоскливо ответила Бьянка. Видимо, железо ее не впечатлило. — Только лучше возьмите меня с собой. Роше фыркнул так громко, что изба вздрогнула. — Мы боевой отряд, а не приют Мелитэле. — И что? — с вызовом спросила Бьянка. — Я может и не боец, но быстро учусь. К походам я привычная. Готовить умею. В лесных растениях разбираюсь лучше, чем любой городской… — Так, — Роше положил ладонь на стол, обрывая бессмысленный спор. — Дойдем, а там посмотрим. А пока мне нужно, чтобы ты мне рассказала еще кое-что. Битых два часа он пытался вытянуть из нее что-нибудь, показывая карты, но селянка, которая выезжала не дальше городской ярмарки, не могла похвастаться хорошим знанием местности. Хотя очень старалась помочь. Из ее «а потом мы перешли большую реку», «там на горизонте стоял город» и «скалы такие, сине-зеленые» он смог худо-бедно составить маршрут отряда Гаэвирна за последний год. Правда, дыр в этом маршруте было больше, чем хотелось бы. Перед тем, как выйти из избы, она снова повернулась к нему. — А можно мне посмотреть на Гаэвирна? — Зачем? — Надо. На одном краю деревни без устали работали лопатами десять человек. Завтра утром здесь, в общей могиле, похоронят всех деревенских жителей. Хоть без поминовений, но все же они будут преданы земле, а это лучше, чем ничего. На другом конце складировали трупы эльфов. Окровавленные, с вываленными языками, они разом потеряли свою неземную красоту. Труп главаря оттащили в сторону. Роше сделал приглашающий жест рукой и остановился поодаль, с любопытством наблюдая. Бьянка встала над Гаэвирном, словно и сама не знала, что будет делать. Поцелует что ли на прощание? Она задрала голову, с характерным носовым звуком втянула в себя побольше воздуха, и плюнула так, будто целый год копила во рту слюну. А потом занесла ногу и пнула метрвого эльфа со всей силой и ненавистью обиженной женщины. — На тебе, сука, на, старейшую расу, получай безволосую обезьяну, вот тебе «еще разочек», вот тебе дхойне, урод остроухий… Эльф не мог ей ответить, он только мертво вздрагивал и покачивался от сыпавшихся градом ударов. Минуту спустя, нанеся самый яростный удар, Бьянка развернулась и пошатываясь и вытирая лицо, скрылась в ближайшей избе. Шапка упала с ее головы, длинные светлые волосы растрепались и неслись за ней по воздуху, как изгаженное знамя. Ночью, один в пустой избе, все же заполняя лист журнала, Роше иногда возвращался мыслями к девочке и думал, увидит ли ее еще. Не сделает ли она с собой какую-нибудь глупость? Год терпела, а вот теперь, когда все позади… хотя если сделает — может, оно и к лучшему? И все же от сердца отлегло, когда утром он вышел из избы и сразу увидел Бьянку. Она стояла прислонившись спиной к плетню, жевала яблоко и болтала с двумя солдатами как ни в чем не бывало. От эльфьих тряпок она избавилась. Видимо, пошуровала по пустым домам и собрала себе какой-никакой наряд — рубаху, штаны и куртку. Все было разного размера, рубаха вылезла из-за пояса и вздулась пузырем на животе, а куртка явно не могла застегнуться на груди. Длинные волосы тоже исчезли: она обкорнала их по самый затылок, и теперь постоянно трясла головой, чтобы короткие пряди не лезли в глаза. За кожаный пояс был заткнут короткий эльфийский нож. — Доброе утро, командир! — рявкнули бойцы в унисон, и девушка тут же развернулась, стала навытяжку, ища глазами одобрительный взгляд Роше. Ну ладно. Труп Гаэвирна они довезли до тракта и повесили на верстовом столбе. Бьянка осталась к действу равнодушна, как будто вовсе забыла о существовании эльфа. Двое суток спустя они, вместо деревни, нашли еще одно пепелище: белки побывали и здесь. Синие полоски продолжили поход в расширенном составе.