Степень искренности

      Принять открывшуюся ему правду было поначалу сложно. В тот вечер он истерзал свое запястье до неузнаваемости и долго обрабатывал раны, шипя от боли. Голова раскалывалась, словно из-за похмелья, но на самом деле Томас просто слишком много выплакал и сам поражался тому, как ему несказанно повезло быть незамеченным Мэттом. Лучшего друга он прекрасно знал — тот не отстал бы от него со своими расспросами, волнением, беспокойством, и в конце-концов наверняка потащил бы в больницу. Случаи, когда в состоянии аффекта люди пытались избавиться от практически вросшего в кожу ненавистного имени были настолько частыми, что это даже пугало, и неудавшихся суицидников, естественно, заставляли проходить обследования и сидеть у психотерапевта, а особо буйных отправляли в, грубо говоря, дурку. По-другому ненавистное место с белыми мягкими стенами и запахом медикаментов и отчаяния Том назвать не мог. В свое время он и здесь как-то побывал…       Возможно, чем-то бесчисленные лекарства и безразличные врачи ему помогли. Раньше было совсем плохо. Раньше притворяться нормальным не получалось, и по ночам он волей-неволей просыпался с криками.       Потом Томас научился врать и пробуждаться без единого звука. Так жить было чуть легче.       Соулмэйтов он презирал, потому что его родители ими не были. И черт бы с этими мэйтами, но два врага. Два человека, ненавидящих друг-друга до дрожи в ладонях и потемнения в глазах. Он знал, что когда-нибудь один из них сорвется, всегда был морально готов к смерти одного из них.       Но каково было узнать, что твой соулмэйт все это время был рядом и находился так близко? Считавший, что некая родственная душа не заинтересует его в любом случае Том впервые был готов отказаться от своих слов и находился в замешательстве. Одно дело — говорить так, когда соулмэйта нет и в помине. А другое — находиться рядом с ним, ощущать его присутствие… Томас не знал, как справляться с этой чертовой нежностью и удивительно робкой надеждой, зародившейся в его душе с того дня.       Правда ненавидеть Мэтта было немного сложнее, чем любить Торда.       Том решил понаблюдать еще месяц.

***

      Сомнений у Тома не осталось совершенно никаких. Торд был его соулмэйтом.       Но так же Торд его презирал.       «С ним будет сложно», — крутилась мысль в его голове, отчего-то совсем не отторгающая. Так было даже интереснее — Торд не поддавался ни на какие попытки наладить контакт. У него в голове в принципе творилось черт-те что, невозможно разгадать, каким должен быть первый шаг. Томас делал один к нему, а Торд — десять от него.       Это было весело и совсем немного раздражающе.       Но ни одна из тактик на нем не работала, и Том пришел к выводу, что лучшим решением будет просто забрать отсюда Торда к чертям собачьим. Подальше от Мэтта и Эдда, из этой гребаной Британии в родную Норвегию. Возможно, даже оставить Харгривза в живых вместе с Гоулдом.       Если взять милостью не получается — придется идти напролом. Ты простишь меня, дружище?

***

      Мэтт был приятно удивлен тем, как преобразился и наконец пришел в себя его лучший друг. Наконец состриженные и не такие лохматые русые волосы Тома почти не касались будто посветлевшего и гладко выбритого лица. Появилась старая добрая ухмылка, из-под глаз исчезли темные круги и бледная кожа наконец слегка загорела. Как человек заботливый и внимательный к мелочам, Мэттью давно заметил, что с Томасом что-то происходило. Видел выглядывающие из-под толстовки кровавые бинты и усталый, потухший взгляд. Любую попытку помочь, выяснить, в чем дело Том игнорировал, вяло отшучиваясь. Он всерьез подумывал над тем, чтобы звонить родителям Риджуэлла, но тот резко… стал собой. Самоуверенным, веселым, энергичным. Это определенно грело изнутри.       Мэтт правда очень дорожил Томасом, и никакая метка не могла это изменить.       — Мне нужно уехать на пару лет.       Впрочем, радость длилась недолго.       — Что? — против воли глаза Харгривза округлились, и он внимательно посмотрел на спокойного юношу. — То есть? Ты так надолго уезжаешь?       — Дела возникли, — уклончиво ответил Том, слабо улыбаясь. — У родителей там что-то произошло, да и мне пора разбирать небольшой завал из невыполненных дел. Сам знаешь моего отца, все никак не угомонится, солдата из меня делает. Хотя не то, чтобы я против… — задумчиво изрек он.       — Ох… Ясно. Когда выезжаешь?       — Уже завтра.       Мэтт замолчал, слегка нахмурив брови.

***

      Провожали его вяло, с ощутимой грустью, и лишь Торд позволил себе расплыться в ухмылке. Краем глаза Том увидел, как неодобрительно на него смотрел Мэтт, шикая «Торд, прекрати», и смешок против воли вырвался из груди.       — Прощайте, старые друзья.

***

      Дома, наткнувшись на похороны отца, Томас не так уж и удивился. Мать кратко бросила, что несчастный случай, и выкинула в мусорное ведро упаковку из-под крысиного яда, после легким движением поправила браслет на правом запястье. Раньше такие она никогда не носила.       Томас широко ухмыльнулся, смаргивая слезы.