Она встречалась с ним ежедневно, на рассвете, болтая обо всём на свете. Тот шептал ей законы любви, а она ему о Сальвадоре Дали. Трепал её медовые волосы, а итоге влюбился. Оставила ему частичку себя. Ласкового голоса крупицы. А тишина в которой она так любила искать ответы, наконец заговорила с ней о личном, заставляя Таню забыть о публичном.
А для меня… А что для меня? Аляска давно стала для меня родным убежищем от всего хаоса, происходящего то в окружающем меня обществе, то в моей жизни. О моей преданной любви к этому месту знали единицы. Когда принимал решение привезти сюда Тину, был уверен с головы до пяток, что девяносто процентов эмоций от северного штата испытает она, а я буду лишь учиться её детской непосредственности. К чему мы пришли в итоге? Аляска открыла мне глаза, долгое время застеленные пеленой сомнений, страхов и новых, резко открывшихся чувств. Северные леса тринадцать дней трудились, собирая все наши искры и щепки, оставшиеся после небольших ссор и крупных скандалов, чтобы на четырнадцатый разжечь между нами жаркое пламя во весь рост, заговаривая его своими магическими ритуалами никогда не угасать. Во мне проснулось то, дикое желание заботиться о ней: укутывать тонкую шею в огромный шарф, застёгивать до конца молнию на куртке и проверять надела ли эта, взрослая, носки, прежде чем выпорхнуть на мороз. Жуткий трепет настигал меня, когда я просыпался на двадцать минут раньше, дабы полюбоваться курносым носиком, дёргающимся во сне. Любил её по ночам так сильно, не сдерживая дикое животное чувство страсти. Не мог сдерживаться рядом с ней, надышаться запахом фарфоровой кожи и изо дня в день изучать узоры на её теле не надоедало ни сколечки. Аляска научила нас быть свободными, безумными, иногда маленькими хулиганами, но такими до одури влюблёнными и до дрожи любимыми. Бабочки внизу живота выселили всех тараканов из головы. — Знаешь, я со вчерашнего дня не могу впустить в свою голову мысль, что это наш последний день здесь, — я слышу в её голосе отчётливые ноты тоски и разочарования, что быстро могут мутировать в сомнения и страхи от которых мы только-только избавились, — Ты не боишься, что 'такими' мы останемся только здесь, а по приезду в Киев всё снова вернётся на свои места. Ну… Я имею ввиду холод между нами и… — Тина, Тина, а уже успел до конца расслабиться и понадеялся, что Аляска убила последних живых представителей сомнения в твоей головке, — поднимаюсь с дивана, ленивыми шагами приближаясь к её стану. Женские пальцы десятый раз укладывают водолазку горчичного цвета в чемодан и снова возвращают её в свои руки. Я аккуратно, стараясь не испугать, перехватываю ткань в свои руки и откладываю её на быльце дивана. Тина медленно выдыхает и закатывает зрачки в недовольном жесте. Я осторожно кладу голову на острое плечико и выдыхаю, практически копируя её манеру, обжигая область возле пульсирующей жилки. Девочка расслабляется. Перехватываю малость сухие ладони, запутавшиеся в клубок благодаря своей хозяйке и переплетаю их со своими. Вторая рука опускается на живот, окончательно подчиняя желанную плоть себе. — Вообще-то я сейчас серьезно, Дан, — недовольно скребёт словами по моему слишком расслабленному состоянию, возвращая иммунитет к её периодическому психозу в тонус. — Так и я серьезно, Тина, — не меняю наше положение, а лишь удачно блокирую её попытки выбраться из живой клетки, — Аляска помогла нам избавится от оков из иридия, что тянули нас на дно зловещей пучины. Открыла нам глаза, умело превращая любование её красотами, в любование друг другом. Мы задышали тут по-другому, ты же чувствуешь это. Помнишь, когда я только звал тебя сюда, ты посмотрела на меня как на неадекватного психа, что вломился в твой дом. В первый день помнишь свои ощущения? Что ты чувствовала? — я коснулся её острого подбородка и повернул голову к окну, дабы направиить взгляд на заснеженный лес, — А сейчас? — медленно повернул обмякшее тело к себе, уставившись на неё в попытке поймать голубые зрачки. Получилось. Её голова оказалась на уровне моих плеч, а омуты принялись искать мои, и как только наши взгляды пересеклись Северно-Ледовитый океан превратился в Тихий. Моя. — В первый день меня преследовало неприятное ощущение тревоги, это уединение с природой, — она замялась и схватила мои пальцы, то переплетая их со своими, то разрывая нашу невидимую грань, — С тобой… Я словно перестала чувствовать землю под ногами. Моё состояние можно сравнить с маленьким ребенком, который пока не умеет ходить. Так вот с каждым днём ты, Дан, учил меня этим маленьким шажочкам. Сначала научил держать равновесие, потом осторожно, держа меня за руку, сделал со мной первый шаг, второй, третий… С каждым днём я чувствовала себя всё уверенней, а в конце, на финишной прямой — я уже бегу. Бегу, задыхаясь от нехватки кислорода, мучаясь от боли в левом боку, но не останавливаюсь. Потому что ты тоже бежишь… Мне навстречу. Уничтожая то расстояние, что образовалось между нами за время самокопания. И я чувствую тебя, Дан, снова чувствую. — Родная моя, ну почему на финишной? — сжимаю податливое тело в своих объятьях, в попытках задушить всех её дьяволят, шепчущих несущественные бредни, — І кожен фініш — це по суті старт… Помнишь как читала мне этот стих и несмываемыми чернилами выводила каждую буковку этого предложения в моём сознании? — Конечно помню, — Тина выдохнула и зацепилась своими пальцами за воротник моей рубашки, — Наверное это просто мандраж. — Наверное это просто мы, — ласково пригладил её распушившиеся пшеничные волосы, укладывая голову себе на плечо, — Я люблю тебя. Просто хочу чтобы ты знала. — Последние дни ты слишком часто мне это повторяешь, — хихикнула мне в районе шеи, плотнее обхватывая мой стан своими слабыми руками, — И я знаю. С того самого дня, когда ты клялся мне в обратном знаю. Глаза блеснули, а девичье сердце пропустило три удара. Призналась не сказав ни слова.***
— Ты можешь поспать, ехать нам как минимум три часа, да Джордж? — мы загрузили весь багаж и устроились в просторном салоне автомобиля Джорджа. Тот дружелюбно согласился довести нас к поселку в котором я планировал остановиться на пару часов. — Я думала дольше, — малышка с грустью оглянулась в сторону нашего двухнедельного гнёздышка и подарила мне благодарную улыбку. — Мы остановимся в одном месте, — я сделал театральную паузу, переглядываясь с Джорджом, — Тебе понравится, обещаю. — Дан, хватит сюрпризов, — голубые глаза засверкали, а малышка умело воспользовалась запрещённым приемом. Осторожно положила подбородок мне на плечо, уткнувшись носом в любимую ямочку, — Рассказывай, — мурлыкнула кошечка. — Мы остановимся в небольшом посёлке, буквально на полтора часа. — Так… — малышка сверкала своими глазками, выжидая продолжения. — Там живёт мой дядя. Он разводит собак, в частности хасок, — блаженно улыбнулся, вспоминая мохнатых, — На Аляске это очень популярно. — Сколько же у тебя ещё тайн? — Теперь ни одной, малышка. Практически всю дорогу сладкая просопела на мне. Маленькие ладошки крепко вцепились в мои рёбра, а голова упала на грудную клетку. Как только я принимал малейшую попытку поменять положение, маленький ангел начинал беспокойно ворочаться. Вероятно завтра моя спина не будет распыляться на благодарности, но что чёрт возьми может быть прекраснее, чем чувствать её размеренное дыхание в области своего сердца? У дяди мы задержались ненадолго. Он напоил нас своим фирменным чаем из здешних трав, показал всех своих хвостатых друзей, один из которых приглянулся и моей девчонке и обеспечил трёх годовым запасом варенья собственного производства. За эту поездку я так прирос к ней и душевно, и физически, что её нежданный удар в само солнечное сплетение по прилёту в Киев, чуть не закончилось летальным исходом. Для обоих. — Помнишь, ты говорил, что после этой поездки всё будет в моих руках? — мы стояли возле только что приехавшего такси, которое Тина вызвала по всей видимости когда ходила в уборную. — Конечно помню, — от её тембра мне уже становилось не по себе, а седьмое чувство ещё тогда предвидело что-то неладное. — Так вот мои руки сейчас дрожат, Дан. И скорее всего мои опасения о «нас», которыми я делилась с тобой ещё в нашем домике мутируют в активную фазу, — она медленно разорвала наши пальцы, кутая свои в теплый вязаный свитер, — Скорее всего счастливого конца у нас с тобой не будет. Нет, ты только не придумывай себе ничего лишнего, ладно? Это сугубо моя вина, потому что я изведу тебя своими моральными скачками. Поверь, мне меньше всего хочется перечёркивать всё, то, прекрасное, что между нами было своими истериками, приступами ревности и тоски… Последнее касается не только тебя. Прости меня, Дан. У тебя ещё всё впереди, правда. Я люблю тебя, — садиться в такси, оставляя после себя только сладкий, ванильный аромат. У тебя все впереди... Это конец... Я люблю тебя... Твою мать.Три года спустя.
— Папа! — маленькая белокурая девчушка шлёпает детскими ступнями по холодному паркету, задорно улыбаясь, — Мама… — бездонные глаза Северно-Ледовитого океана мечутся между родителями. Маленькая копия матери стоит в розовой махровой пижаме в обнимку с плюшевым медведем и не понимает, почему родители, отскочившие друг от друга ровно на метр, стоят запыхавшиеся и с алыми щеками. — Я же говорила, что она не уснёт без тебя, — Тина растерянно поправляет растрёпанные локоны, с которыми только что нещадно расправлялся отец, стоящего прямо перед ними ангела. — Такая же как и ты, — хрипловато рассмеялся Дан, переводя взгляд на беззащитную кроху, что хлопает огромными глазами и крепко сжимает ухо плюшевому медведю, подареному братом на день рождения. Мужчина медленно отдаляется от жены, но не прекращает исследовать до беспредела излюбленное тело пошлыми взглядами. Переключается на дочь и возбуждённые глаза ночного зверя, превращаются в два тёплых ночника, готовых всю жизнь спасать от темноты свою маленькую девочку. С каждым днём его маленькая светлая крошка все больше и больше становится похожа на мать. Огромные голубые глаза, пшеничная макушка, курносый нос и звонкий смех. Она так же как и её волшебная мама не может уснуть, если не чувствует его тепло рядом, так же как и она, наигранно вздыхает и стреляет глазками, так же самозабвенно и преданно виснет на его крепкой шее, утыкаясь носиком в его ямочку возле уха. Его волшебные девочки. — Ну и чего ты вскочила? — лукаво улыбается, подхватывая пушинку на руки и поворачивается со своей драгоценной ношей к Тине. — А почему это вы тут вдвоем играете, а меня с собой не зовёте? — она обижено надула свои пухлые персиковые губки, отвернув от родителей мордочку всем известного медведя. — Играем? — осторожно переспросила Тина, переглядываясь то с Даном, то с дочерью и видимо из этой троицы, только самому маленькому человечку был понятен смысл сказанных слов. — Играете! — возмущённо прикрикнула девчушка, насупив густые чёрные брови, — Играете в догонялки! Вы всегда так выглядите, когда играете со мной. — Как выглядим? — он осторожно поправил выпавшую белокурую прядь из лёгкой косы, старательно заплетеной матерью, несколько часов назад. — Ну вот так, — закатила глаза маленькая Балан и одной рукой указала на мать, а второй — на отца, — У вас красные щёки и отдышка, а мама отскочила от тебя, когда я вошла. Ну всё же понятно. Я тоже хочу играть в догонялки, а вы меня не зовёте. — Нет, солнышко, мы не играем в догонялки, просто мама помогала мне с одним очень важным, семейным делом, — с вызовом смотрит на улыбающуюся Тину и щелкает свою крошку по носу. — Ты почему не спишь? Завтра важный день, рано вставать, — с мягким укором твердит женщина, грея внутри надежду всё-таки уложить дочь в кровать. — А куда мы будем лететь на самолёте, пап? Вы мне не говорите, а обещали, — аргументирует свои факты малышка, вяло зевая. — Мы летим в то место, где впервые осознали насколько мы важны друг для друга. Именно там мы с мамой почувствовали себя по-настоящему свободными, счастливыми и влюблёнными. — Ладно, — маленькие глазки как зачарованные глядели на отца, а их обладательница заинтересовано развесила ушки, — Обещай, что поднимешься и прочитаешь мне сказку. — Обещаю. Беги выбирать какую. Крохотные ножки со скоростью северного ветра взлетели на третий этаж, удобно устроившись в кровати родителей, ожидая вечернюю порцию любви и ласок. — Она снова всю дорогу до аэропорта проспит у тебя на руках, — выдохнула Тина, обхватывая любимую стальную шею тонкими пальцами, — Мне не верится, что мы снова вернёмся туда. — Да, моя девочка, только теперь уже втроём, — сладкая улыбка пристроилась на его уставшем, но счастливом лице, согревая любимую девчонку своей теплотой. — Ты всё-таки нашел меня тогда, — курносый нос уткнулся в не менее любимую ямочку у уха, подпитывая свою хозяйку родным ароматом. — Нашёл… Сумасшедшую, истеричную, пошлую, но такую свою…Терапия бессильна. Диагноз: она.