Letters from the constellations. Письма из созвездий

      Не отворачиваясь, Грейнджер смотрит в глаза Драко. Едва уловимое тепло согревает её изнутри. Кажется, она бы могла довольно зажмуриться, подобно кошке, только от того, что всё-таки смогла увидеть Малфоя. Кажется. Всё-таки, как бы она ни просила Гарри не обращать внимания на нападки Малфоя, сама она последовать собственному совету не могла. Чем больше они сталкивались, тем больше ей хотелось его видеть. И одновременно с тем, её душа разрывалась между ненавистью и, как это ни прискорбно, любовью. И именно поэтому, чем больше Драко позволял себе оскорблений, тем больше она начинала его ненавидеть. О, одному Мерлину известно, насколько маленький шаг следует сделать от любви к ненависти.       — Наконец-то вы перестанете раздражать нас.       Гермиона скользит взглядом по тонкой руке, комкающей мантию на груди Драко. Крепче сжимая челюсти, как и собственный кулак, она пытается сдержать себя, чтобы пропитанные ядом слова не сорвались с её языка.       — Только это вы постоянно к нам лезете, — огрызается Гарри, делая шаг вперёд. Гермиона хватает его за руку, будто за одним шагом мог последовать ещё один, финальный.       — Да вы сами в каждой бочке затычки, — хохочет Паркинсон. Переплетая пальцы с пальцами Драко, и сжимая, будто они уже давно нашли друг в друге своих спутников жизни, Пэнси оценивающе обводит взглядом Гермиону. — Правда, одна из вас грязновата будет.       Томившаяся до этого в медном котле ярость, которая только грозила перелиться через край, алым фонтаном бьёт вверх, отключая разум гриффиндорской отличницы и послушницы правил. Она не тянется к волшебной палочке, не выкрикивает заклинание. Но кулак, который она до того лишь сжимала, желая держать себя в руках, практически буквально, заносится аккурат на уровне носа слизеринки, в один шаг почти преодолевая расстояние между ней и Пэнси.       — О Мерлин, ещё год и я больше не услышу твой писклявый голос.       Даже не позволив Гермионе как следует замахнуться, перед ней вырастает Фред, опускает её руку и с усмешкой смотрит на Пэнси, а после, уже серьёзно, на саму Гермиону. Этот взгляд действует на неё подобно ледяной воде. Но эмоции, бурлящие внутри, не желают утихать. Позволив Фреду оттолкнуть её дальше, она отворачивается. Слышит, как близнецы посылают ещё несколько комментариев в адрес слизеринской шайки и подталкивают её, Гарри и Рона к выходу из Большого зала. Она слышит, но не обращает на это внимания. Не желает. Именно сейчас Гермиона понимает, насколько ей надоело быть хорошей девочкой, следующей всем правилам. Именно сейчас ей хочется устроить драку, показать Пэнси, насколько на самом деле она грязна.       Огонь, не желающий гаснуть, стихает, когда сверху его присыпает ледяным снегом. Снег не тает, лишь гасит пожар, перекрывает кислороду доступ к ещё тлеющим углям эмоций. Что теперь о ней подумает Малфой? Ведь если Пэнси его девушка, а выглядит всё именно так, он теперь возненавидит её. Последняя попытка растопить падающий снег, когда в памяти всплывает их танец в Выручай-комнате, тухнет, когда шрам вновь обжигает подкорку, заставляя Гермиону скривиться.       На этот раз она слышит не только голос Драко, но и Пэнси.       Грязнокровка.       — …Амбридж с вас глаз не сводила, — доносится до Гермионы голос Джинни, когда портрет Полной дамы занимает за ними своё место.       — Зачем вообще её сюда притащили.       — Дамблдор и сам не рад, — голос Грейнджер звучит несколько хрипло, но она игнорирует это. — Теперь Министерство будет в курсе каждого его шага.       А это помешает работе Ордена.       Ей не нужно произносить эти слова вслух. По лицам друзей Гермиона понимает, что они думают о том же.       — Гермиона, можно с тобой поговорить? — Шепчет Гарри, поймав девушку у входа в её спальню.       Удивлённо изогнув бровь, Грейнджер кивает и спускается в опустевшую гостиную следом за Гарри. Дурное предчувствие зарождается где-то в районе живота, словно перед сдачей самого важного в её жизни экзамена. Она садится в удобное кресло, поджав под себя ноги. Тепло камина согревает, дарит опору, растапливая снег сомнений и страха. Заметив, как Гарри не решается заговорить, она невольно улыбается, однако улыбка меркнет, стоит Гарри начать.       — У тебя с Малфоем что-то есть?       Его слова, брошенные в лоб, без заискиваний и попыток смягчить суть, заставляют Гермиону замереть, а мозг судорожно искать ответ. Оправдываться. А это именно то, чего Гермиона делать не хочет. Чего Гермиона делать не может. Ведь она не виновата, ни в чём. Она имеет право… Любить.       Однако Гарри не дожидается её ответа, будто и так его знает. Наклонившись ближе, опирается острыми локтями о колени и заглядывает в глаза.       — Я не хотел тебе рассказывать, но…       Поток учеников сонно плетётся на завтрак. Гермиона не торопится в Большой зал, она знает, что её цель ещё не пришла. Зато вся свита уже сидит за столом Слизерина. Обида, боль, гнев, даже ненависть, которые разжёг накануне Гарри, полностью руководят Гермионой, заставляя идти к Драко, стоит тому показаться из-за угла.       — Как ты смеешь! Думаешь, тебе всё позволено? Я всё знаю!       — Не уверен, что всё, но спорить не буду. Многое из учебников заучила, — неожиданное появление Грейнджер весьма сильно удивляет Малфоя.       Громко гогочущие Крэбб и Гойл затыкаются, как и остальные Слизеринцы. Взоры как минимум десяти студентов направлены на гриффиндорку. И с каждой секундой наблюдающих становится всё больше и больше. Резко развернувшись, она обводит взглядом остановившихся первокурсников и буквально выкрикивает:       — Все на завтрак! Время на еду ограничено, уроки никто не отменял!       Дети перешёптываются, но всё-таки двигаются по направлению к Большому залу, иногда оглядываясь на девушку и с интересом осматривая Драко.       — Думал, я не узнаю, что это твоих рук дело? Думаешь, это смешно?       Гермиона вскидывает руку, показывая ещё красноватый шрам, оставшийся после четвёртого курса, аккурат рядом с новыми следами, оставленными клювом Букли.       — Четыре года ты не мог взять в руки перо, чтобы написать письмо! Но, конечно, писать угрозы и оскорбления ты горазд! — щёки девушки краснеют, пока она пытается не повышать голос, чтобы её слова въелись лишь в одно сознание. — Это твоя подружка научила тебя посылать яд в письмах?       — Ты, видимо, совсем рехнулась. Ну, это и не мудрено с такими идиотами-дружками, по типу громилы Хагрида и тупых Уизли. А ведь некоторые профессора возлагают на тебя надежды. Не беспокойся, я передам им, что это зря. Ты бесконечно глупа.       Ледяные серые глаза блуждают по телу юной гриффиндорки. Холодные пальцы Малфоя хватают тонкое запястье девушки и одним рывком тянут на себя.       — Четыре года назад мне была противна даже мысль об ответе на твои скучные письма. Как и сейчас, между прочим. И знаешь, грязнокровка, я никогда не опущусь до твоего уровня, — проговаривает Драко, склонившись к уху Гермионы. На его лице сияет улыбка, подтверждающая его слова.       — Катись ты к чёрту со своей кровью, Малфой. Ты, твой отец и все ваши Пожиратели.       Гермиона отталкивает Драко, но не для того, чтобы сказать что-то ещё. Она не смотрит на него, когда разворачивается, чтобы уйти. Она не идёт в Большой зал. Она выбегает во двор, прямиком к Запретному лесу, желая оказаться там, где никто не станет свидетелем заклинаний, которые она с яростью обрушивает на толпящиеся вокруг деревья, выплёскивая накопившуюся обиду.       Катись ты к чёрту, Малфой.       Только спустя урок Гермиона ожидает своих друзей возле кабинета по ЗоТИ. Улыбается Гарри и Рону, будто не она почти час крушила всё, что видела вокруг.