Тридевятое царство

Восточное княжество, Муром

Чувство вины, пусть даже оно совершенно иррациональное, подталкивает порой к странным поступкам, а вкупе с любовью способно даже самых рассудительных людей заставить делать такие вещи, которые идут вразрез с их убеждениями. Так было и с Василисой, будь она хоть трижды Премудрой. Почти с самого детства она чувствовала перед младшей сестрой вину за то, что ей доставалось больше отцовского внимания и любви, а также свободы в выборе увлечений, передвижений, друзей, даже будущего мужа. И дело не в том, что их батюшка был плохим родителем, вовсе нет. Просто он испытывал к старшей дочери какую-то особую душевную привязанность. Велимире же доставались дорогие платья, украшения и разные заморские безделушки. Стоит, конечно, отметить, что и внимания и материнской заботы ей доставалось больше, чем Василисе. Но старшая княжна никогда не страдала по этому поводу. Они с матушкой обе были слишком упрямыми, чтобы проводить много времени вместе, поэтому если бы она и была единственной дочерью, то даже это бы вряд ли сделало их ближе. Именно потому, что ей было даровано так много свободы, а Велимире так мало, Василиса и оказалась теперь в опочивальне сестры окутанная мороком. Она понимала, что поступила неправильно, неразумно и совершенно безответственно, отпустив младшую сестру на ночную прогулку с чужим мужчиной. Но оставалось ратовать на благоразумие Велимиры. Василиса помнила себя в том же возрасте. По своей пятнадцатой весне она гостила с отцом у Великого князя Ворона Вороновича, тётки Варвары и их сына Финиста в Южном княжестве. Матушка, когда снаряжала её в дорогу, надеялась на то, что она приглянется княжичу. Но к глубокому неудовольствию княгини и радости самой Василисы этого не произошло. Она была уверена, что Финист считал её своенравной девицей, а княжна же составила о нём мнение, как о большом разгульнике и не самом достойном молодом человеке с сомнительной репутацией. Но зато в душу ей запал местный молодой вовевода – Юдвин, прозванный в народе Чудо-Юдо. Прибывший из-за моря с Востока он принадлежал к роду змеев, способных становиться крылатыми тварями по велению разума. За морем их звали драконами, но в Тридевятом царстве издревле закрепилось звать их змеями. Достоверно никто так и не знает, являются ли они людьми, способными обращаться в змеев или змеями способными обращаться людьми. Эта загадка веками терзала умы ученых мужей. Но Василису не сильно заботил этот извечный вопрос. Влюбленные девицы вообще склонны задавать меньше вопросов, чем стоило бы задать. От давних воспоминаний девушку отвлёк звук открывающейся двери. Она натянула повыше одеяло и проверила, крепко ли держится морок. Матушка тоже была ведьмой и в иных обстоятельствах, будь в комнате побольше света, чем от одной свечи, да хоть малейшие сомнения, то она бы заметила подлог. Но как она могла заподозрить свою любимую доченьку в таком коварном обмане? Княгиня присела на кровать и одной рукой провела по волосам дочери. Во второй руке матушки Василиса заметила кружку с каким-то напитком. – Прости меня, дорогая моя, что я вынуждала тебя принять участие в завтрашнем ритуале. Но я всегда желала тебе только добра, и раньше в отличие от своей сестры ты это понимала, – Властемила говорила очень ласково, пожалуй, таким тоном она говорила только с младшей дочерью и временами с мужем. Василиса понимала, что это внимание и ласка предназначались не ей, поэтому чувствовала себя подглядывающей в замочную скважину за сценой её взору не предназначенной. Она не нашлась, что ответить и просто кивнула. – Надеюсь, что всё происходящее не испортит наших отношений, – в тоне матери Василиса заметила странные извиняющиеся нотки, обычно ей не свойственные. Её это даже удивило, ведь Властемила никогда не была склонна к извинениям, да и уговоры в участие в ритуале нельзя было счесть таким уж проступком со стороны любящей матушки. Все матери в Тридевятом царстве мечтали, чтобы стрела Ивана-царевича завтра указала на их дочь, и за это желание нельзя было их винить. Мало кто не мечтает увидеть своё дитя на троне в Царь-граде. Многие тратили все свои сбережения, чтобы найти в этот день колдуна способного на магию обращения. Такая магия и в иные времена стоила немало, но в день ритуала стоимость её возрастала безмерно. Только вот ни одна из дочерей Великого князя Востока при всех своих возможностях для участия не мечтала стать будущей царицей, к глубокому разочарованию княгини. Пусть и совершенно разные причины привели молодых девиц к этому, но в решении своём они были единодушны. – Выпей на ночь укрепляющий отвар. Завтра будет новый день и новые заботы. Властемила протянула дочери кружку, которую Василиса приняла. Ей самой матушка давно уже не готовила своих чудодейственных отваров. Княгиня была поистине талантливой травницей и зельеваром, этот дар передался младшей из её дочерей. Василиса же сколько бы ни билась, но до родительницы и Велимиры с этой сфере ей было как пешком до Луны и обратно. Хотя чародейкой в традиционном понимании этого слова она была в десятки, если не сотни раз сильнее, чем её сестра и мать вместе взятые. «Каждому свои таланты», – говаривал её отец, который и вовсе был лишён какого-либо волшебного дара. Василиса принюхалась к непривычному запаху отвара, но не смогла определить, что же это за аромат. Впрочем, матушке было лучше знать, она интуитивно чувствовала сочетания трав, кореньев и порошков, пригодных для той или иной магии. Княжна отпила несколько глотков горько-сладкого отвара, когда почувствовала нечто странное. Покалывание в пальцах стремительно переросло в судороги по всему телу. Василиса открыла рот и успела только произнести: – Ма... – и почти в мгновение ока кости её перестали существовать в привычном своём виде, как и само тело. Мир стал большим и искаженным, а сама она маленькой и незначительной. Голова безумно кружилась. Но сквозь пелену Василиса осознала, что произошло. Её обратили. Она знала эти ощущения, потому что сама порой перекидывалась совой. Но магия, творимая по собственной воле и против неё, имеет разную природу. Когда она сама обращалась, то не теряла ощущение реальности и доступа к своим магическим резервам, но сейчас она не могла нащупать даже отдаленную нить собственного колдовства. – Дорогая, я знаю, что ты меня простишь. Я делаю это ради твоего блага, – произнесла Властемила, беря то, что недавно было её дочерью, на руки. – Только, скажите мне Боги, как ты могла обратиться в лягушку? И только в этот момент Василиса наконец-то обратила внимание на собственные перепончатые лапы и прочие прелести нового тела. И правда, почему именно лягушка? Она не знала, какое именно зелье варила матушка, но судя по её удивлению, животное, в которого следовало превратиться, не было заранее предопределено. – Впрочем, это не так уж важно. После поцелуя царевича ты снова станешь прекрасна, как и всегда. И именно в тот момент, когда матушка заключала её в волшебный шар и опускала на дно дорожной сумки, Василиса поняла, что оказалась в очень-очень-очень отвратительной ситуации.