***
— Эдди, нам надо поговорить. — Говорит Беверли, еще маленькая Беверли, голос и интонации у которой еще не пестрят сарказмом и берущими за душу подъебками, Беверли, которая тогда еще действительно дорожила каждым из неудачников, Беверли, еще не ставшая той шлюхой из слухов, которые вокруг нее летали, словно навозные мухи, громко жужжа в уши. — Если по поводу того, что между нами было... — Неуверенно, но расстроенно начинает такой же малыш Эдди, лицо которого еще не прожрали могильные черви, Эдди, который до сих пор носит свои коротенькие шортики, словно пятилетка, Эдди, глотающий свои бесполезные кучи таблеточек ровно в два часа дня, не пропуская ни единой. — Да, именно об этом. Я была не в себе. Даже не знаю, что на меня нашло. Прости за это, я... — Беверли пытается объяснится, голос у нее дрожит и ломается, выдавая с потрохами совершенно все ее настоящие эмоции. — Тебе не за что извиняться, я тоже там участвовал и хотел этого. — Говорит Эдди, голос его полон разочарования, тягучего, словно мед, и глубокого, будто Тихий океан, вот только разочарование это совсем не в Беверли. — Я надеюсь это не помешает нашей дружбе. Ты мне очень дорог. — Искренне говорит девушка, но даже несмотря на чистую искренность, слова эти приходится из себя выдавливать. — Дружбе, — стараясь как можно сильнее скрыть своё разочарование говорит Каспбрак, ком в горле которого, кажется, его сейчас задушит. — Крепкой и вечной, — Завершает Марш и Ричи бы сказал, что из тебя хреновая гадалка, Бев. Ричи бы сказал это, если бы говорил с ней последние два года. А ещё он бы точно сказал что-нибудь едкое, остроумное, обидное и смешное, но смешное только для него, увидев тебя на месте, где нашли тело его лучшего друга.***
Беверли знала, что с Эдди что-то случится. Видела в своих кошмарах, даже не раз и не два. Неслась под дождем, шлепая мокрыми насквозь сапожками, оставляя на когда-то белоснежном платье темные пятна грязи. Место, куда она бежала, был дом Ричи. Самый дальний от неё, но именно туда ее несли промокшие насквозь ноги. — Ричи, с-с Э-д-д-д.. — Начала она дрожащим, словно ее уставшие, мокрые ноги, от страха, голосом, не в силах закончить фразу, потому что воздуха после такой долгой пробежке в ее легких не было почти совсем. — Неужели ещё раз целовалась с Биллом, и на этот раз он тебя заразил этим? Мне жаль, — он до сих пор помнит, но скрывает свою боль за привычными шутками, вот только привычной едкой улыбки нет, есть только натянутая, готовая рухнуть в один момент, — заходи быстрее, ты вся мокрая. «Ричард Тозиер не влюбляется в девчонок своих друзей, Ричард Тозиер потом их же не ревнует» — вечно повторяет гордый голос в его голове, даже несмотря на ложь в каждой запятой. — Мне приснился кошмар, и Эдди... — Марш вновь попыталась начать говорить, но ее легкие так же вновь ее подвели, заставляя девушку тяжело дышать, иногда откашливаясь. — Что с ним? Его мамашка раздавила?— В своей привычной для всех манере, отшутился парень, действительно не понимая, зачем Беверли приперлась к нему в такую погоду. — Ричи, он умер. Я не могу, мне кажется... — Что тебе кажется, Беверли? Ты хочешь, чтобы из-за твоего дурного сна, мы поехали к нему домой, чмокнули в зад его мамку и убедились, что он сейчас в своей пижамке с зайчиками наяривает на голых женщин из журнала, который я ему по доброте душевной отдал? — Перебивает Тозиер, говоря менее шутливо, скорее немного раздраженно, и, кое-где, в самых последних буквах его слов, виднеется переживание, так умело скрываемое. — Не к нему домой, Ричи. К секретному штабу. Он должен быть в лесу. Беверли до сих пор не знает почему он ей поверил. Но она едва успела накинуть толстовку Тозиера к моменту, когда уже сидела на бампере его велосипеда и хваталась за очередную гавайскую рубашку, дабы не свалиться в грязь (в которой и так была чуть ли не по уши). По пути он постоянно говорил о том, что Беверли не права, что они как дураки едут в лес на ночь глядя, да еще под ливнем. Было понятно, что он пытался успокоить ее как мог, но слишком быстро крутящиеся педали его велосипеда четко давали понять, что Ричи и сам терял веру в свои слова, по мере нарастания ее истерики. — Беверли, просто скажи, почему тебе так кажется? — Аккуратно спросил он, дрожащим, словно у Марш тогда, возле его двери, голосом, пытаясь разглядеть через свои большущие, запотевшие, да к тому же и мокрые от дождя очки, дорогу. — Это из-за клоуна. Я видела похожий сон, когда Бен... — Она не решилась договорить фразу, проглатывая последнее слово, которые произносить сейчас было особенно страшно. — Хэй, ты слышишь меня? С ним все хорошо. Мы обыщем каждый уголок, если надо будет, я подниму каждый камень в этом чертовом лесу, чтобы ты успокоилась.— Успокаивающе говорит он, но если все его прошлые слова были лишь для успокоения Беверли, то теперь он и сам не на шутку струхнул. — Ричи, я...— Она хочет ответить, но Тозиер лишь перебивает ее. — Мы поговорим об этом позже, ладно? - Отнекивается Ричи все ещё собираясь перевернуть гектары леса ради спокойствия Беверли Марш. Правда этого и не нужно было. Они больше не говорили. Потому что в следующую секунду молния бьет с грохотом, громким, бьющим по ушам, пугающим, но еще более пугающей оказывается картина, которую они видят, когда яркий свет озаряет, кажется, сразу целый земной шар. В это короткое мгновение и Ричи, и Беверли, успели разглядеть то, что так боялись увидеть. Тозиер в принципе, а Марш в реальности. Эдди лежал на маленькой опушке, а рядом с ним очередная упаковка из под успокоительных таблеток. Совсем пустая. Его тело, мокрое, грязное, раскинутые по мокрой траве руки, открытые, но совершенно безжизненные глаза. Зрелище, что для них будет даже страшнее Пеннивайза и его блядской канализации. Черепушки обоих это зрелище сдавливает, будто прессом, еще немного, кажется, и головы их превратятся в маленькие, плоские фрисби. — Твою мать, — Ричи бежит к другу, небрежно откидывая велосипед куда-то в сторону, сам вступает в лужу грязи по пути, пока Беверли лишь зажимает руками рот, но сдерживать крик ей не нужно, она и без того охрипла, растеряла все слова и дар речи. — Черт, — Марш, за ресницами, по которым бьет дождь, за пеленой слез, что стоит в глазах, не видит практически ничего, лишь силуэт Тозиера и рядом лежащее тело. Ричи, который минуту назад успокаивал ее, исчез с этой земли. На его месте стоял уже не ребёнок в смешной рубашке, там стоял сломанный, как тонкая, сухая еловая ветка, подросток. Он повзрослел лет на пять. — Он мёртв, Бев, — Тихо говорит он и вспышка очередной молнии вновь обдает светом и громом все вокруг. Она видит Эдди, и, несмотря на побитое дождем лицо, девушка уверена, что у него на щеках слёзы, а не эти чертовы капли от ливня. Беверли видит Тозиера, который сам ещё не верит в происходящее, просто подходит к ней и обнимает, прижимая к себе так крепко, что едва ли можно различить где заканчивается один, и начинается второй. И тут, резко, словно очередной удар молнии, Марш осознаёт, что не только Пеннивайз виновен в этом. — Мы с ним переспали, — кажется, даже гром был не таким шумным, напрягающим и зловещим, как эти слова. — Что? — Тозиер резко делает три шага назад, быстро стирая слёзы с щёк. И глаза его в миг становятся чёрными, как бескрайний океан ночью, отражающий в себе небо, небо, полное темных туч, звезд за которыми совсем невидно. Глядя в этот океан даже отражения своего из-за темноты и глубины не видишь, смотришь будто в пустоту — Я... — язык заплетается, все нужные слова вылетают из головы и говорить становится все труднее. Все, что ей сейчас хотелось, это вновь притянуть его к себе, уткнуться мокрой головой в такое же пропитанное водой плечо, шепча тихое, совсем не разборчивое в этом громком ливне:«Извини.»
— Ты идиотка, Марш. — цедит через зубы парень. В его голосе больше не слышится издевательства, привычной шутливости. Внутри него бушует злость. Цепляющая и разрывающая глотку обида. Беверли бы даже назвала это ненавистью. — Не надо, пожалуйста. — Молит она и ноги ее начинают трястись так, что кажется, она сейчас упадет прямо в грязь, сбивая колени, без возможности встать. Кажется, что руки и ноги ее отпадут, заливая все вокруг пропитанной печалью и сожалением кровью, а она просто превратится в червяка, заползая глубоко под землю, ровно на семь футов, оставаясь там, где уже скоро будет лежать Эдди. — Марш, черт тебя дери, ты знала, что ему нравишься. — Выбрасывает он, добавляет обвинение, в его огромную кастрюлю с супом из страха, обиды, невероятной боли и чайной ложки соли. — Не смей так со мной говорить. Я не вин... — что-то тяжелое и жгучее где-то глубоко внутри не даёт договорить эту фразу, и Беверли думает, что это, должно быть, совесть. Руки дрожат, как и голос, как и ноги, даже как ресницы, потому что глаза уже болят от бьющей в нее воды и слез. Хочется многое сказать, объясниться, что она не хотела такого развития событий, правда не хотела, но язык просто не поворачивается сейчас говорить хоть что-то. — Что ты ему сказала? — он уже собирается уходить, разворачивается, не желая слушать ответа, ему хочется бежать, бежать как можно дальше отсюда, спотыкаясь о собственные ноги и огромный мешок обиды и предательства, что теперь тащится за ним. Но что-то его отталкивает, словно стена, Ричи снова поворачивается к еле разглядимому силуэту девушки, заглядывая темными как ночь глазами прямо в ее голубые, словно летнее небо и пропитанная грязью и футболка лежащего рядом Каспбрака. — Что хочу остаться друзьями. — Глупо выдает она, понимая, насколько по-идиотски это звучит, виновато смотрит на Ричи и сталкивается с его разъяренным, словно у дикого животного, взглядом. — Феерично, блять. Беверли, зачем ты с ним трахалась? Что за херня? Сначала ты лижешься с Биллом. Потом доводишь до психушки Бена. Теперь это. — Тозиер машет рукой в сторону трупа, который ещё пару часов назад целовал свою маму в лоб перед тем, как пройтись, подышать воздухом. Тычет ей в лицо этим. Будто она и вовсе нашкодивший котенок. — Он мёртв, мёртв, черт бы тебя побрал. И что-то мне подсказывает, что если бы не этот инцидент, то он был бы жив. — Его пробивает дрожь, такая сильная, что он невольно дергается, тут же сжимая плечи руками. Не каждый день ты теряешь сразу двух близких друзей. Когда-то близких. Разочарование. Беверли чувствует, как оно заполняет его, смешиваясь с болью. — Если бы не ты, то я... — Неразборчиво говори она, так и не находя в себе сил закончить фразу, останавливается на середине и между ними, даже несмотря на сильную грозу, начинает витать мерзкая тишина. — Что? — Ричи смотрит на свои руки, трясущиеся и, кажется, заледеневшие, после переводя испепеляющий взгляд на неё, произнося последнее, что ей сейчас хотелось бы услышать. — Уходи, Беверли. — Ричи! — Обиженно кричит она, понимая, почему он так говорит, но не желая оставлять их тут. Марш просто не может уйти, ее ноги будто прибили гвоздями к земле, закопали и сверху залили бетоном, потому что просто двинуть ими, а уж тем более куда-то идти кажется сейчас совершенно непосильной работой. — Пошла вон отсюда! Он так оглушительно, громко кричит, что срывает голос, последние несколько букв произнося с ужасной хрипотой. Глаза пустые, кажется, даже темнее, чем были до этого (что может быть темнее черного цвета?). Почти таким же взглядом он смотрел на Беверли после ее поцелуя с Денбро, и каких же трудов ей стоило вернуть шоколад в его глаза, чтобы потом застукать его целующимся с какой-то шлюшкой. Ничего лучше, чем переспать с его лучшим другом, в голову ей почему-то не пришло, вот только думала она только о том, как повлияет это на Ричи. Не на Эдди.***
Сотая по счету слеза скатывается с ее красного лица к тому моменту, как она доходит до предполагаемого места их старого штаба. Постояв минут десять, выжигая глазами едва скрытый люк, Марш все-таки решается зайти туда, а ноги ее начинают предательски дрожать, кажется, точно так же как и в ту ночь. Пахнет сыростью и пылью, паутина свисает с полуразваленной крыши, а старые балки почти прогнили от постоянного дождя, хватит нескольких маленьких пинков, чтобы все тут развалилось, навсегда закапывая это маленькое местечко. Здесь давно не играет музыка, давно не слышатся радостные голоса и детский смех. Их смех, который давно пропал из этого города, вместе с улетавшим куда-то клином птицами той осенью и двумя красными шариками. — Эдди, — улыбаясь говорит Беверли, вертя в руках его старую поясную сумку, в которой он всегда носил лекарства, которые, как он думал, были ему необходимы. Беверли присаживается на каким-то образом хорошо сохранившийся гамак, прижимая к груди их единственную старую совместную фотографию. Так чертовски жалея, что своими руками разрушила все это когда-то. — По четвергам моя очередь лежать на гамаке, Беверли. — Марш передергивает от неожиданности, и она сразу же сваливается с гамака прямо на грязный пол, больно ударяясь спиной. Она бы с большим удовольствием и осталась там лежать, если бы не протянутая рука, которая тормошила ее за плечо. — Хэй, ты там жива? — все тот же голос, каким она его помнила. Тот, каким он отпускал свои чертовски пошлые шутки, шутки про мамашку Эдди, веселый и издевательский, вовсе не такой мрачный, как в последний раз, когда она его слышала, на похоронной церемонии Эдди. Разве, что менее звонкий. — вставай, давай! Он одним легким рывком поднимает Беверли, которая, кажется, забыла и моргать, и дышать, тут же закашливается, а потом поднимает свои широко раскрытые глаза на силуэт, стоящий перед ней. Он дышит тяжело и низ его модных штанов весь вымазан в грязи, видно бежал, но Беверли сейчас не способна составить даже такую простую и очевидную логическую цепочку. — Боже, это ты. — Неверяще давит она, тут же чувствуя огромный груз на ее плечах, что сама она прозвала "виной". — Ну навряд ли, он выглядит также, как я, но... — Он указывает на поясную сумку Эдди, что она недавно держала в руках. — Ричи, я... я могу уйти, просто, — Беверли начинает мямлить, впервые за несколько лет, сама даже удивляется этому. Обычно она язвит, плюет в самую души своими ядовитыми словами, сейчас ее речь и разобрать нельзя. — Куда ты пойдёшь, Беверли? Там началась гроза, — Тозиер тихо вздыхает, разочаровано будто, садясь на старый стул, который чуть ли не разваливается под весом выросшего за два года парня. — До сих пор ее боишься, да? — хмыкает он, увидев как Марш вздрогнула от первого раската грома, а потом оглядывается по сторонам, — Почти ничего не изменилось. Тут также паршиво, как и два года назад. — Я тут впервые с того дня, — Беверли слышит, как он запинается, слышит как бьется его сердце. Ричи Тозиер все тот же, только чуть выше и более лохматый, кажется, даже чувство юмора его совсем не изменилось. Только на дне глаз, что-то осталось. Эхо той ночи, которое, увы, никуда не уйдёт. — Когда ты приехал, Ричи? — Аккуратно, будто боясь, спрашивает она, присаживаясь на хлипкий гамак. — Пару дней назад, но долго тут не останусь. Пару дней, может, потом вновь уеду в Нью-Йорк. — Там красиво? — Марш подпирает голову рукой, чуть более уверенно смотря на парня, понимая, что он не прогонит ее прямо как в тот день, не заставит бежать в мокрых, полных грязи сапогах по промокшему асфальту. Не заставит одну просидеть в четырёх стенах своего дома в неведение, пока Беверли сама не узнает от Стенли, о том что прошлой ночью поступил анонимный звонок шерифу города о трупе Эдди. — Там шумно, но все же лучше, чем здесь. По крайней мере, там нет никаких клоунов. — Ричард пытается говорит как можно увереннее, пытается шутить, но сам видит, насколько жалко у него это получается, так что только тихо хмыкает. — Ты хотел побыть тут один?— Спрашивает она встревоженно, только сейчас задумываясь, зачем он все-таки пришел сюда. — Беверли, я пришёл к тебе. — Ко мне? Но как ты узнал, что я буду тут? — Девушка вскидывает брови, удивленно смотря на Тозиера. — Билл сказал. Хотя, если говорить точнее, выкрикнул мне это в лицо, прямо после того, как вмазал. — Он издевательски хмыкает, пожимая, плечами и поворачивает лицо так, что бы Беверли было лучше видно след на его щеке, красный, кое-где немного фиолетовый. — Вмазал?— Переспрашивает она, будто сама не видит этот огромный след от чужого кулака. — Я не думал, что он отреагирует на мои слова о нем и Стэнли. Ну знаешь, священник и пид... — его перебивает тихий смешок Беверли куда-то себе в кулак. — Почему ты смеёшься? — Потому что, Ричи, если бы ты остался ты бы знал, что они... — фразу она не договаривает, но многозначительно пожимает плечами, оставляя ему возможность додумать самому. — Не может быть. — Глупо говорит он, снимая очки. — Я серьезно. Многое вообще-то изменилось с того года. — И ты? — тихо спрашивает Тозиер, протирая старые очки своей футболкой. Билл рассказал ему о том, что происходило с ней и одной из причин, почему он не пришёл к ней раньше было то, что он боялся убедиться в этом. Легче просто не доверять слухам и собственному чутью. — Прости меня, Ричи. — За что? — парень хмурит брови, и пытается дать понять Беверли, что ей извиняться давно не за что. — За все, что я сделала до, и после того, как... — громкий всхлип разлетается по всему помещению, — как он умер, — и вот она уже снова словно маленькая Бевви, упавшая с велосипеда на камни, разбивая коленки в кровь. Рука Тозиера, точно также как и несколько лет назад, накрывает и притягивает ее к себе быстрее, чем она успевает заметить, даже не успела услышать, как он умудрился встать с ужасно скрипучей табуреточки, как утыкается ему куда-то в плечо. — Не плачь, Бев. Его этим не вернуть, — шепчет он, сжимая ее миниатюрные плечи своими огромными ладонями. И нельзя сказать, что в голосе его нет такой же печали. — Я виновата, я так виновата перед ним, Беном и тобой, — продолжала Марш, понимая, что за последние несколько лет она наконец высказывает, что у нее на душе. — Хей, посмотри на меня, — он берет ее лицо своими руками и вглядывается в голубые, чуть покрасневшие глаза, и удивляется тому, каким образом он смог столько времени прожить без них, — ты не виновата ни в чем. Ты спасла нас. — Да, но... — Она лишь хватается за его руки, беспомощно, будто выброшенная на берег рыба. — Беверли, в смерти Эдди, в сумасшествии Бена виноват клоун. А не ты, когда сказала им, что тебе нравится другой. Сраный клоун всех нас обыграл. — Я поступила очень плохо. Я сделала это с Эдди, чтобы отомстить тебе. — Стоит ей произнести это кажется, с ее души тут же спадает камень. Небольшой, размером, наверное, с горошину, но спадает. Сейчас ей кажется, что Ричи оттолкнёт ее и улетит в Нью-Йорк первым же рейсом. — Я знаю, — подумав где-то с секунду, Тозиер тихо добавляет, — я поцеловал ту девчонку, потому что Билл сказал, что у вас намечаются отношения. — Он был таким глупым, — чуть улыбаясь, глотая слёзы говорит Беверли, вдыхая знакомый запах, которым пахли буквально все вещи Тозиера. А потом гораздо серьезнее добавляет тихое, — я никогда не хотела быть с ним, Рич. На самом деле мне всегда нравился только... — Мы все были глупыми детьми... — Перебивает ненужное признание, смеется он, немного обиженно, но вместе с тем и с привычными нотками издевательства. — Билл и Стэнли, наверное, тебе уже рассказывали о том, что... — она хочет узнать, в курсе ли Ричи в какую шлюху превратилась его когда-то лучшая подруга, на что он громко вздыхает и Беверли понимает, что знает Тозиер больше, чем предостаточно. — Бев, я... Прости — отстраняется от неё и смотрит прямо в глаза, соблюдая свою старую привычку: говорить либо правду, либо обидные вещи, глядя прямо в душу, через линзы своих очков, — мне не стоило уезжать и винить тебя в этом. Он был... — слышно как Тозиер сглатывает тяжелый ком, вставший в горле, но продолжает, — Эдди, мой лучший... он был лучшим другом, — Тозиер поправляет ворот своей рубашки. — Не было ни дня, когда я не вспоминал об этом месте, об Эдди, о Билле, о Стэне и Майке, о бедном Бене, чертовом Пеннивайзе... и тебе, — он хмыкает, и окунается в свои мысли, только сейчас, рядом с ней осознавая, как же сильно он скучал. — Вспоминал? Обо мне? — удивленно спрашивает Беверли, тут же вздрагивая от раската гром, что слышится снаружи и краешком глаза замечает, как сильно в некоторых местах протекает "крыша". — Я о тебе не забывал ни на минуту, Беверли Марш. Он всегда держал тебя в моей голове, — Ричи медленно достаёт из под футболки ключ, висящий на его шее. Тот самый, который Беверли ему когда-то сама отдала и сказала «он всегда поможет найти меня, главное не снимай», и Тозиер действительно не снимал. — Ты его не потерял? — как-то глупо спрашивает она, все ещё не веря, что такой рассеяный человек, как Ричи не потерял такую маленькую вещь в первые полчаса. — Как я мог, Бев. Как бы я сюда к тебе вернулся без него? — Тозиер сжимает ее руку в своей и про себя отмечает, что ее ладонь по сравнению с его, кажется уж очень маленькой. Хотя когда-то она влепила ему пощёчину, и тогда ему казалось, что она своей рукой приложилась сразу по всему лицу. — Если бы не Билл с тем поцелуем, — хочет начать Беверли, сказать неимоверную чушь, но он ее останавливает. — Я бы поцеловал тебя в тот день, — тихо шепчет Тозиер и только сейчас замечает насколько близко они друг к другу. Ее глаза такие же голубые, какими он их помнит, только он не знает, что в ее взгляде впервые за несколько лет видно что-то кроме презрения и желания напакостить. — Ричи... Тозиер прикасается к чужим губам сначала, будто спрашивая разрешения, и пробуя какого это, наконец целовать того, кто сидит у тебя в сердце с одиннадцати лет. И если бы он был писателем, то точно бы написал целую книгу, даже серию книг, с названием "Какое прекрасное на самом деле чувство — целовать свою Беверли Марш" Молния освещает все помещение на долю секунды, дождь тарабанит по крыше, будто вот-вот пробьёт ее, гром такой, что кажется, земля под ногами дрожит. Но даже так, Беверли Марш больше не вздрагивает.