Последствия

Всё, что он мог делать в камере, так это сидеть на жёсткой койке и разглядывать весьма скудное убранство. И вспоминать, как попал сюда в первый раз, когда они все вместе пришли спасать Рукию. Урю тихо усмехнулся про себя. Прошло, кажется, совсем немного времени, всего два года, а они уже все вместе столько пережили. Он сам от мальчишки, который хотел доказать превосходство квинси перед шинигами, стал их союзником, да и вообще подружился с одним из них, пусть и временным. Потерял силу квинси и обрёл вновь, сражался против капитанов Готей 13 и за них, боролся против арранкаров, а потом невольно оказался на их стороне, выступив против Ванденрейха и своего народа. И снова вернулся в камеру в качестве врага Готей 13. В самом деле жизнь циклична. Урю посмотрел на собственные руки. За сутки, что он провёл в камере, к нему никто не пришёл — не пускали. Да и крест квинси забрали, чтобы даже не думал воспользоваться луком, хотя тут и без того реацу было невозможно использовать, и теперь правое запястье было непривычно пустым. Урю даже не помнил, когда последний раз расставался с крестом, даже в больнице, когда он был ранен, Рюукен оставил ему крест, пусть и на левой руке. Но он всегда был рядом. Урю невесело сжал и разжал кулаки, после поднимаясь на ноги, чтобы хоть как-то себя развлечь ходьбой по небольшой камере и размять затёкшие от безделия и однообразия поз конечности.  — Исида! — раздался голос, и Урю резко обернулся на решётку. Ичиго стоял прямо напротив него, смотря сквозь металлические прутья и сжимая кулаки. Очевидно, что от бессилия — всё его существо сквозило осознанием того, что он практически ничего не может сделать.  — Ты что здесь делаешь, Куросаки? — поинтересовался Урю, подходя к прутьям и закладывая руки за спину. — Мне казалось, тебя ко мне не пускают.  — Ну, Ренджи уломал Бьякую, чтобы тот уломал охрану или типа того, короче, не суть, — Ичиго помолчал немного, рассматривая Урю, который так и был одет в рваную униформу Ванденрейха, даже от разорванного до безобразного состояния плаща не избавился. — Даже одежду не выдали?  — Я практически политический заключенный, как оказалось, в Готей 13 с ними не принято церемониться, — усмехнулся Урю в ответ.  — Исида, если… Если у капитанов не получится, я тебя вытащу, ясно? Я не позволю совету обречь тебя на смерть.  — И ты настроишь против себя всё Общество Душ в результате.  — Капитаны на твоей стороне, я слышал. Ну, хотя бы часть из них, их совет должен послушать!  — Чему бывать, того не миновать, Куросаки. Я тоже не очень хочу отрицательного решения, но я не стану бежать от правосудия.  — Да какое это нахрен правосудие! Несправедливость и чушь чистой воды! Ты же ни в чём не виноват!  — Но законы я нарушил, полностью отдавая себе отчёт в том, что делаю, как и в том, какие последствия меня будут ждать при любом раскладе.  — Исида… — Ичиго опустил голову, мелко задрожав от сдерживаемого гнева. Костяшки пальцев, что он сжал в кулак, побелели от напряжения.  — Ты идиот, Исида, если думаешь, что я под предлогом какого-то правосудия тебя брошу, ясно? Ты чёртов эгоист! Заладил про своё «правосудие» да «законы». Плевал я на законы, когда речь идёт о правде, — Ичиго с силой ударил стену, раскроив себе костяшки. — Если тебе плевать на себя, то подумай о Чаде, Иноуэ, Рукии, Ренджи. Они тоже за тебя переживают, ты же и их друг тоже. Урю опешил от такого потока слов и отступил на полшага назад, поджав губы и опустив руки. Садо-кун, Иноуэ-сан, Кучики-сан, Абарай… Они в самом деле тоже переживали за него, не только один Ичиго. Но Урю не знал, что он может сделать отсюда, кроме как сказать на самом суде правду, надеясь, что капитаны смогут убедить совет в том, что всё до последнего слова будет правдой.  — Хэй, временный шинигами Куросаки Ичиго, — послышался голос одного из охранников. — Время вышло.  — И всё-таки не стоило тебе так орать о том, что тебе плевать на законы, — выдохнул Урю.  — Я тебя здесь всё равно не брошу, ясно? — Ичиго серьёзно на него глянул и направился к выходу, ни разу не обернувшись, но под пристальным взглядом Урю. Стоило Ичиго уйти, как в камерах снова повисла напряжённая тишина. Странно, что никого другого здесь не было. Видимо, Кьёраку всё-таки позаботился о том, чтобы его заперли отдельно ото всех, а то, кто знает, как остатки Ванденрейха отреагировали бы на то, что наследник Яхве в буквальном смысле предатель. Урю продолжил мерять шагами комнату, словно отсчитывая ими секунды. Он знал, что его суд назначен на завтра — Нанао-сан принесла ему эту новость, но легче от осознания того, что всё закончится уже завтра, не становилось. С одной стороны, то, что время до вынесения приговора ещё было, означало, что пока можно жить спокойно, ведь он ничего не изменит. В другой, жить в неизвестности было невыносимо, как ходить по тонкому льду и не знать, когда провалишься в полынью. — Урю, — раздался холодный голос, заставивший поднять взгляд в коридор.  — Рюукен? — Урю нахмурился. — Что ты здесь делаешь? Ты же, кажется, не хотел иметь никаких дел с шинигами.  — Я пришёл поговорить со своим сыном, — Рюукен стоял прямо, держа руки в карманах и смотря на Урю таким же холодным взглядом, каким смотрел всегда, словно тот не был ему сыном. На мгновение сердце Урю опалили обида и злость. Почему, почему Рюукен даже сейчас так смотрит на него? Почему не пытается в, возможно, последние часы жизни сына, хотя бы казаться хорошим отцом, а не просто… не просто Рюукеном?  — И зачем тебе это? — Урю холодно взглянул на него, вытянув руки по швам и чуть приподняв подбородок.  — Чтобы поддержать, — тон Рюукена был холоден, как и всегда, но слова, что были сказаны, казалось, горели самым горячим пламенем, сумев слабым отголоском тепла сквозь все ледяные барьеры Урю добраться до его души. Урю не помнил уже, когда слышал от Рюукена слово, хотя бы отдалённо напоминавшее слово «поддержка». Иногда это было сродни словам оскорбления или разочарования, чаще — словно безразличия, но никогда ещё Рюукен не говорил, что хочет поддержать Урю, хотя тот и знал, что какая-то слабая, искалеченная, но поддержка есть. Но иногда детям это нужно слышать от своих родителей.  — Откуда ты узнал, что я тут, и как попал сюда? — спросил Урю чуть севшим голосом, поправив очки.  — Куросаки Ишшин рассказал, а Урахара Киске помог с проходом, — ответил Рюукен.  — Ясно, — и как продолжить этот разговор? Как Рюукен хотел его поддержать? Бросая на него эти укоризненные взгляды?  — Ты поступил глупо, Урю, — разумеется… Что ещё можно было ожидать от Рюукена? Точно не похвалы. Урю тихо фыркнул и опустил взгляд на пол, чтобы поправить очки и не видеть Рюукена.  — Но, будь я в твоём возрасте и на твоём месте, не думаю, что поступил бы иначе. Урю резко поднял голову. Он не ослышался? Рюукен в самом деле сказал, что поступил бы так же, окажись он в такой же ситуации?  — Поэтому я не стал тебе мешать, — Рюукен достал из кармана блок с сигаретами.  — Что? Ты хочешь сказать, что всё знал?  — Разумеется, знал. Но когда ты отправился спасать свою подругу, ты хоть оставил записку, а в этот раз даже не попрощался. Некрасиво с твоей стороны. Впрочем, эта записка всё равно была бесполезна.  — Раз ты знал… Почему не пытался остановить? Ты ведь наверняка предполагал, что я не смогу ничего сделать, — Урю на мгновение искривил губы в усмешке. — Что мой план обречён на провал.  — Ты расстраиваешь меня, Урю, я полагал, что ты хоть немного вырос, — Рюукен сделал затяжку и выдохнул клуб дыма, заставив Урю сделать шаг в сторону и махнуть рукой, чтобы мерзкий запах никотина долетал как можно меньше. — Я не знал, насколько твой план хорош, однако, ты избавил меня от необходимости искать того, кто выпустит наконечник из мёртвого серебра в Яхве.  — Вот оно что. Я, планируя разобраться с Ванденрейхом, стал частью твоего плана, — Урю снова усмехнулся. Он никогда не жаловался на то, что он не умеет строить планы и стратегии, в их компании он был в этом лучшим, но Рюукен просчитывал всё куда лучше.  — Можно и так сказать.  — И это ты называешь поддержкой? Хотя я ни капли не удивлён.  — Разве так разговаривают с родителями? — Рюукен сделал ещё одну затяжку, казалось, нарочито медленно. — Надеюсь, ты вынесешь из этого урок, Урю. Я не хочу, чтобы мой сын в третий раз оказался на пороге смерти по вине шинигами.  — Ты так акцентируешь внимание на том, что я твой сын. Ждёшь, что после этого я назову тебя не по имени?  — Так тоже не разговаривают с родителями, но это мы обсудим, когда ты выйдешь отсюда и вернёшься в Каракуру. Урю проводил Рюукена взглядом, ощущая себя морально подавленным и при этом ощущая странный душевный подъём. Рюукен в самом деле попытался поддержать его. Неумело и холодно, но это разительно отличалось от всего, что он обычно говорил Урю. В каждом слове Рюукена словно сквозила уверенность в том, что они в самом деле ещё поговорят в Каракуре. Неужели решил выступить перед Главнокомандующим, чтобы тот передал слова эхьт квинси совету сорока шести? Шанс, что его послушают, был крохотный, но, кажется, с Рюукеном всё это время был отец Куросаки, ведь без него он бы не смог прийти в Общество Душ, чтобы передать наконечник. «Спасибо, Рюукен», — мысленно произнёс Урю, после разворачиваясь и ложась на койку. Только сейчас он вспомнил, насколько сильно устал и вымотался, а предстоящий суд начнётся только через несколько часов, а до этого времени можно отдохнуть. Никаких аргументов, кроме правды, у Урю в свою защиту не было, а на сонную и уставшую голову он ничего не сможет внятно объяснить и тем более доказать, поэтому стратегическое решение попытаться заснуть было принято достаточно быстро.  — Эта камера скоро домом родным станет, — тихо фыркнул Урю, закидывая одну руку за голову и уставившись задумчивым взглядом в койку наверху. Апатичное безразличие к собственной судьбе уступало место какой-то решимости, желанию действовать. Он завтра обязан защитить себя, его должны будут оправдать, и он вернётся в Каракуру. Ичиго не придётся снова вламываться в Сейрейтей, Орихиме не придётся больше плакать из-за него. Тем более, что они с Ичиго так и не выяснили, кто же из них сильнее.