***
— Мурата-сама, — за дверями её покоев раздаётся тихий голос Урауме, — Сукуна-сама ждёт Вас на ужин. Рэнхо нагло игнорирует, сильнее зарываясь лицом в подушку. Она никого не хотела видеть, никого не хотела слышать и тем более ей не хотелось есть. Всё тело болело, голова раскалывалась. Пусть он зовёт кого-то другого, кто с радостью согласится. А если Сукуна за эту своевольность её убьёт, то пусть так. — Мурата-сама? — повторяет Урауме, надеясь на её благоразумие. — Я сегодня приболела. Не думаю, что это обрадует Сукуну-сама, — твёрдо говорит Рэнхо, — Передай нашему Королю, чтобы пригласил кого-то, кто не я. Ответа не последовало, лишь отдаляющиеся шаги. Мурата продолжала неподвижно лежать. Слёз не было, нет. Просто всё тело ощущалось как один сплошной синяк и любое движение доставляло нетерпимую боль. Она закрывает глаза. Нужно просто поспать. Хоть таким образом забыться. Отдохнуть… Но мысли предательски возвращают её к Рёмену. Ненавидела ли Мурата Рэнхо Сукуну? О, несомненно. Он разрушил её привычную жизнь. Прекрасную, счастливую жизнь. Убил всех, кого она когда-то любила. Заставил жить в услужение ему и соперничать с такими же несчастными, как она, девушками за его внимание. Если кто-то терял его интерес, то эта женщина переставала существовать за ненадобностью. Рэнхо же была единственной, кто осмеливалась идти ему наперекор. Она отстаивала свои границы, не отдаваясь ему в полную власть, но при этом вела себя уважительно и вежливо до сегодняшнего дня. И именно поэтому она была главной фавориткой. У неё было право выбора: она могла выходить в город, когда ей было нужно. Она могла позволить себе заниматься тем, чем ей хотелось: наукой, чтением, музыкой, рисованием. Сукуна её ни в чём не ограничивал. Ему, в какой-то степени, даже нравилось, что она получает знания этого мира, а не пытается быть лишь красивой оболочкой, чтобы брать его только этим. Рэнхо была благодарна за эту свободу и показывала эту благодарность, когда они были наедине. Сукуна же, с прослеживающейся переодичностью, был к ней не только лоялен, но и нежен. По-своему, конечно. Когда никто не увидит. Если других он грубо брал, а затем просто выкидывал из своих покоев, то с Муратой было совершенно иначе. Она устраивала для него прекрасные чайные церемонии, читала ему стихи, играла на музыкальных инструментах. Была прекрасной слушательницей и Сукуне хотелось с ней говорить; о магии, о политике, об искусстве. И после всего этого он её получал. Первые несколько раз их близости были для Рэнхо мучением. Это было насилие. После секса её выворачивало наизнанку, она рыдала, пыталась смыть с себя этот ужас, но со временем всё изменилось… Она смирилась и пыталась получить от него всё, что он мог дать. Отдавала ровно столько, сколько могла получить. Мурата не могла понять: почему у неё появилось половое влечение к Сукуне, почему ей больше не было омерзительно отдаваться ему всем своим телом? Она садилась к нему на колени и целовала. Проводила губами от скулы и до уголка его рта, самозабвенно трогала его мощное тело. Тонкие пальцы зарывались в его жёсткие волосы, притягивая ближе. Позволяла ему целовать себя, исследовать её же тело. Рэнхо никогда не думала, что немыслимые мутации человеческого тела будут доставлять ей такое удовольствие. Ощущать обе пары его рук на себе было ни с чем не сравнимым чувством: её мурашило, когда он сжимал её бёдра двумя руками; Мурата задыхалась, когда, одновременно с этим, он ещё одной рукой ласкал её грудь, а свободной рукой сжимал её шею или волосы. Ей нравилось чувствовать его власть над ней. Она целовала Сукуну, стонала ему в губы, когда он касался её между ног. И если бы у него спросили, какая часть в этом процессе нравится ему больше всего, он бы не кривя душой ответил — подмять Рэнхо под себя, снимая с неё дорогие одежды, и наслаждаться видом её тела. Кусать мягкую кожу, получая в награду болезненные стоны, а затем зализывать нанесённые им же раны, слизывая кровь, и слыша уже стоны наслаждения. Оттягивать длинные чёрные волосы, подчиняя себе. Входить в неё так приятно. Она гораздо лучше, чем остальные. С другими женщинами Рёмен не ощущал ничего подобного, что ощущал с Рэнхо. Сукуна входил по самое основание с глухим хлюпающим звуком, кусал тонкую шею, глуша собственные стоны, ласкал небольшую грудь. Она стонала его имя тихо и хрипло. Рэнхо запрокидывала голову назад, зарываясь пальцами левой руки в волосы Рёмена, тянула те на себя. Тонкие пальчики касались места, где они по-настоящему едины. Он же сжимал запястья Мураты над её головой. Перед глазами только желанное тело, в которое хочется вкалачиваться снова и снова. Пока она не потеряет сознание. До дрожащих коленей, сиплого голоса по утру. Кончает Сукуна всегда в неё. С важным повторным шлепком, загоняющим член глубоко внутрь. О, он даже был бы не против наследника от этой женщины, если бы это было возможно. — Животное, — тихо сорвалось с губ Рэнхо в первый из раз, пока она подбирала ноги под себя и пыталась отдышаться. Сукуна же не останавливался. Никогда не останавливался. До рассвета всегда было больше, чем нужно ей. И так мало ему. После секса он её не прогонял никогда. Он мог оставить её в своих покоях и заснуть вместе; мог отнести в купальни и уйти; мог просто оставить у себя и уйти по своим делам. Но прогнать — никогда. Рэнхо почти уснула, но… Но спина чувствует чужое прикосновение руки. Большая ладонь проводит от шеи до поясницы и боль постепенно отступает. Угадать, кто это, большого труда не составило. Мало кто может бесшумно и так быстро оказаться из одной комнаты поместья в совершенно другой, далёкой. Ну и убрать боль одним прикосновением тоже. Сукуна сидит на футоне за спиной Рэнхо. Молчит. И она молчит. Интересно, сожалеет ли он, что так обращался с ней? Мурата думает, что точно нет. Он жестокий, бессердечный, тиран, чудовище… Рэнхо могла бесконечно приписывать ему самые ужасные титулы и все они были правдивыми. Сукуна — не человек. Его относят к Божествам. Его считают Дьяволом. Проклятье в человеческом обличии. А сама она для него лишь игрушка, которая в моменты скуки доставляет ему удовольствие. Но, так или иначе, он сам пришёл к ней. Значило ли это что-нибудь? Рэнхо не реагирует на его присутствие. Ни жестом, ни словом, но после его вопроса удивлённый вздох вырывается сам собой: — Сильно болит? Его вопрос не грубый, скорее участливый. Рэнхо даже показалось, что в голосе у Сукуны мелькнуло… сожаление? Она не поворачивается, но тихо и без обиды отвечает: — Не думай об этом. Я виновата сама. Рэнхо было страшно признаться даже самой себе, но она никогда не держала зла и обиды на него. Ей не нужна была его сила, влияние, деньги, подарки и прочее. Она неоднократно Сукуне об этом говорила и просила только одного — свободы. Но чтобы он не сделал, чтобы не сказал, как бы не поступил — она принимала всё. Сколько бы боли от него она не получила, сколько бы грубых слов не выслушала… И даже сейчас она не могла на него злиться и не понимала — почему? Она точно его ненавидит. Он Демон, чудовище. Его просто необходимо ненавидеть! Но почему же сейчас Мурата так отчаянно хочет, чтобы он продолжал её гладить? Эти прикосновения ощущаются как извинение. — Ты… простила меня за всё. Почему? — продолжал ошарашивать её вопросами Сукуна, — Почему ты не боишься меня? Ты высказываешь всё прямо, никогда не врёшь, и не боишься, что я убью тебя. Ты не позволяешь тем подстилкам сплетничать, если это как-то затрагивает меня. Рэнхо и сама не знала ответа на эти вопросы. Неужели потому что… любит? Что за сопливая чушь… Такого, как он, ведь невозможно любить. Точно не ей. Может потому что отчаянно хочет жить лучше остальных в этом аду? Получать больше прав, быть всегда в благосклонности их господина? Да, пожалуй, но тоже не то… — Здесь у меня нет выбора, — вздыхает Мурата, — Ты — мой Король и я клялась в верности тебе. Она чувствует, как Сукуна нащупывает рукой её плечо и, притягивая к себе, безошибочно находит её губы своими. Между ними было много поцелуев, но ещё никогда она не чувствовала такой искренности с его стороны. Такой щемящей душу, противоестественной нежности к ней. В каждом его прикосновении, в каждом касании губ к её коже Рэнхо чувствовала невысказанную ласку и заботу, те слова, которые, возможно, Сукуна никогда не осмелиться озвучить ей. Мурата не понимала, что не так. Ведь что-то точно было не так! Не смотря на дозволенность во многих вещах, Рёмен никогда не был таким. Да, прелюдия была, но она была страстной, обжигающе дикой, и о её удовольствии Сукуна не переживал никогда. Сейчас же в его движениях не было поспешности, не было того огня, от которого Рэнхо не раз задыхалась. Всё совершенно иначе. Он даже не касался её влагалища, не пытался сорвать одежду. Она знала, что она его любимая игрушка, но… Стоп. Любимая? — Стой, — шепнула Рэнхо и Сукуна, на удивление, сразу же слегка отстранился, — пожалуйста… Зачем ты пришёл? Она прятала взгляд, пока ожидала ответа. Сукуна же нахмурился и произнёс так, будто бы это самая очевидная вещь на свете: — Потому что ты не пришла ко мне. Мурата ахнула. Он пришёл к ней просто потому, что она продемонстрировала свой упёртый характер. Пришёл и ведёт себя так, будто она самый важный человек в его жизни! Ни одной угрозы, даже голос не повысил. Это нонсенс. И в следующее мгновение мир Рэнхо перевернулся. Сукуна опустился к её ногам, беря одну узенькую ступню в свою ладонь, и поднёс её к собственным губам, оставляя горячее прикосновение на аккуратных пальчиках. — Мудрая, умная. Неужели ты не видишь? — в привычной манере, с едва уловимой насмешкой спрашивает мужчина, ловя взгляд её чёрных узких глаз. Она попытался выдернуть ногу из его рук, но он не позволил. Мурата мотнула головой, показывая, что она ничего не понимает. — Я безмерное количество раз хотел тебя убить, особенно сегодня. Сейчас же я понимаю, что скорее убью всех остальных, но тебя оставлю рядом навечно. Ты дерзкая, бесстрашная, и я думаю, что ты просто сумасшедшая, раз ходишь рядом со смертью. Никогда не встречал никого, кто хотя бы чуть-чуть был похож на тебя, был твоего уровня, — от следующего его заявления Рэнхо чуть не упала в обморок, — Выходи за меня замуж? Нет, он точно сошёл с ума. Кто же предлагает такое обычной наложнице?! Да, Мурата живёт с ним бок о бок уже третий год. Суетится под боком, мельтеша туда-сюда. Она чаще всех остальных была рядом с Сукуной и больше всех с ним разговаривала. Можно было бы подумать, что она лучше всех его знает. Но ведь она совершенно ничего о нём не знала! Чем он жил в прошлом, что болезненного происходило в его жизни? Всегда ли он был вот таким? Как проходило его детство? В конце концов, Рэнхо даже не знала, сколько ему лет? Столько вопросов… Она даже не пыталась ничего узнать о нём. Как же за человека, о котором ты ничего не знаешь, выходить замуж? Да и тем более, когда-то Мурата была твёрдо убеждена, что выйдет замуж по большой любви. — Это… это плохая шутка, Сукуна-сама, — мрачно произнесла Рэнхо, подозрительно щуря глаза. Она вдруг вспомнила об официозе и фамильярности, посчитав, что это поможет ей как-то выйти из ситуации. — Я не шучу, — серьёзно заявил Сукуна, — Ты станешь моей женой. Получишь всё, чего твоей душе угодно. В том числе, ты получишь защиту. Ты всегда будешь в безопасности. Рэнхо становится страшно от этой настойчивость и серьёзности. Она всё же вырывает свою ногу и тут же отползет назад. — Уж вряд ли я буду в безопасности от тебя самого, — она показывает синяки на запястье, — Вот зачем я тебе, а? — возмущённо, с толикой раздражения спрашивает девушка, — Мне ничего от тебя не нужно! Ты меня не любишь. Я тебя не люблю. Да, я твоя наложница, я ублажаю тебя, но на этом всё. И зачем тебе вообще связывать свою жизнь с такой, как я? — быстро тараторила Рэнхо, — Я не смогу принести никакой пользы твоему делу, да и характер у меня, как ты уже понял, не сахарный. Ну какая у нас семейная жизнь получится? Я твоя наложница, вещь для удовлетворения физических потребностей! За тебя так бьётся Йорозу, вот и возьми её! Она мечтает стать твоей женой, хочет научить тебя любить. Тем более она сильный шаман, а я обычный человек. Зачем всё усложнять? Давать клятвы перед Богами и духами? Брак — это тонкое дело. Это обещание живым и мёртвым, что супруг и супруга будут вместе при жизни и в посмертии! Сукуна ничего не ответил на это, только усмехнулся чему-то, прикрыв на мгновение глаза, и Мурата уже подумала, что он либо вообще не ответит, приняв её аргументы и отказавшись от спонтанной мысли, либо рассмеётся, скажет, что пошутил. Она надеялась на это. — Значит, быть женой убийцы и тирана ты не намерена. Это ожидаемо, — спокойно произносит Сукуна, вздыхая, — И если я женюсь на Йорозу, ты это примешь? — А почему я должна это не принять? — Рэнхо совершенно не понимала подобного настроения. Вопрос был совершенно резонный. Он что, думает, она его ревновать будет? Да никогда! Она же первая его и поздравит, ничуть не кривя душой. Пойдёт в услужение Йорозу, а вот она, как раз от ревности, ей шею и свернёт. Вот только от этих мыслей почему-то голова начала болеть, и вообще сделалось как-то очень не по себе. — Понимаешь ли, Рэнхо, — Рёмен притягивает её к себе, одной рукой поднимая её голову за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза, — Ты принадлежишь мне, — сказал Сукуна твёрдым голосом, от чего у Мураты невольно мурашки пробежали по телу, — Запомни это хорошенько и больше не смей вести себя так. Твоё тело и душа уже мои. Если я сказал, что ты будешь моей женой — значит ты будешь. Сукуна смотрел на неё нечитаемым взглядом; в глубине его глаз Рэнхо видела настоящую бурю, что-то такое, что и пугало, и завораживало. Он что, всерьёз размышляет об этом? Он должен после всего этого свернуть ей шею, изрезать на мелкие лоскуты её никчёмное тело или испепелить в праведном огне. Он, в конце концов, всегда так поступал, так почему, почему, чёрт возьми, он так серьёзен сейчас, почему смотрит на неё таким потемневшим, пугающим взглядом, пробирающим всё её нутро? Рэнхо собирает мысли в кучу, чуть трясёт головой, чтобы прийти в себя. Возвращает себе самообладание. — Мне нужно всё как следует обдумать. Дайте мне время, Сукуна-сама. Наверное, каждый отдаёт своё сердце тому, кто едва ли думает о нём. Рэнхо очень хотела быть счастливой и ясно понимала, что рядом с Сукуной этого не случится никогда. Ответ на его предложение был заведомо понятен, но мужчину такой расклад не устраивал. Ему нужна было она, никого другого он не примет. — Я же сказал, — он уже терял самообладание, — ты принадлежишь мне. С того самого дня, когда мы впервые встретились. Тщательно обдумывай каждое своё слово, иначе оно может стать для тебя последним. Рэнхо у него в руках, буквально сидит на нём. Смотрит наверх. Он так близко. Лицо в лицо. Но неведомые силы отобрали у Рэнхо инстинкт самосохранения. Она понимает, что наговорила уже на несколько смертных казней от рук Сукуны, но останавливаться не собиралась. — Ну так убей, — гневно шипит она, — Ты уже поднял на меня руку, почему бы не завершить начатое? Сукуна напряжён. Мужчина просто не понимал этой бабской дурости. Почему нельзя воспользоваться божьим даром и использовать мозг? Неужели так сложно подумать? Он едва ли сдерживает себя, не позволяя Рэнхо снова вывести себя на эмоции. — Хорошо, — соглашается он, — Ты попросила время на раздумья, я тебе его даю. Он резко встал, беззастенчиво скидывая Рэнхо с себя. Она поморщилась. Больно. Не обронив ни единого слова Рёмен ушёл, оставляя её одну. Ведь если бы он остался ещё на минуту, то согласился бы на предложение Мураты закончить то, что начал утром.***
Йорозу ластится к Сукуне, жмётся к нему обнажённой грудью, шепчет нежные слова, а он… Ему плевать. Чувствует ли он что-либо? Нет. Возбуждает ли его Йорозу? Ни капли. Хотя, всё же Сукуна кое-что чувствует — омерзение. Он отпивает сакэ прямо из бутыли и небрежным жестом отодвигает девку от себя. Назвать её девушкой или женщиной у него язык не поворачивается. Сукуна вспоминает о Рэнхо; образ её в мыслях слишком светлый, аж глаза прикрываются. Он не видел её целую неделю. Дал ей время. Мурата тоже не приходила. Не хотела, боялась. Йорозу же губы дует, канючит, выпрашивает внимание и снова виснет на Короле проклятий. Йорозу уверена, что растопит его ледяное сердце и научит его любить. Берёт одну из его рук и кладёт себе на грудь. — Сукуна, — мурлычет шаманка, — Я так тебя люблю. Ты просто идеальный мужчина, — она оставляет поцелуй на его скуле, — Я сгораю от желания! Помоги мне с этим, пожалуйста, — лукаво щурит глаза. Сукуна замирает. Строгий, лишённый эмоций взгляд резко направился на Йорозу, будто прицел снайпера, а не глаз человека. Она испугалась. Надменность. Откуда такая надменность? Она может продолжать его трогать или ей стоит бежать? Плечи затряслись. Надменность в его взгляде, в позе — во всём — прожигала дыру где-то в районе солнечного сплетения. Такая себе выпаленная в этот самый момент брешь. Слишком холодный взгляд. Металлический, сказала бы Йорозу. Его можно попробовать на вкус — и он будет напоминать кровь. Шаманка не чувствует себя защищённой. Она чувствует только то, как над ней смеются. Как её ни во что не ставят. Она вся сжалась, ожидая дальнейших его действий. — Урауме! — вдруг басит Рёмен. Слуга не заставляет себя долго ждать. Сёдзи тут же отодвигаются, показывая силуэт покорного поклона Урауме. — Сукуна-сама? — вежливо уточняет. — Приведи. Немедленно, — и следом обращается к Йорозу. Она слышит раздражённый, нетерпеливый вздох. — Иди сюда. Раздевать её не нужно. Сукуна берёт своё лениво, нехотя. Насаживает на себя грубо. Всё для того, чтобы только Рэнхо увидела.***
Урауме Йорозу не нравилась, поэтому приказ Короля проклятий, на свой страх и риск, он выполнял медленно. Она была невоспитанной невежей, как считал сам Урауме, и его очень злило, что она могла прикасаться к его господину без разрешения. Монах появился в покоях Рэнхо, позвал с собой, ничего не объясняя. И, по мере приближения к точке назначения, скорость шага снижалась. А вот звуки, наоборот, становились громче. Урауме виновато взглянул на Рэнхо. Она шагала рядом гордо, хотя и понимала, что ей придётся увидеть. А вот её, в отличии от Йорозу, Урауме, отчего-то, очень уважал. Может потому, что та не прогибалась под тяжбами жизни. Была всегда верна себе, воспитанна, интеллигента и культурна. Может из-за того, что Сукуна-сама особенно выделял её из всех других. А сейчас Мурату хотят просто унизить. Но, как бы ему хотелось не вести её туда, приказ есть приказ. Рэнхо тоже симпатизировал Урауме. Он был преданным и ему можно было доверять, с ним было интересно беседовать. Они так же часто проводили время вдвоём: Мурата помогала вести ему дела по дому, организовывать досуг Короля, устраивать пиры и другие праздненства. Одному со всем управиться было довольно сложно, а другим доверить ответственные поручения Урауме не мог. Но в готовку Рэнхо никогда не лезла: верный подчинённый готовил исключительно блюда из человечены для своего повелителя. От такого Мурату тошнило, потому в этом деле Урауме в помощи не настаивал. Слуга на секунду остановился. — Мне жаль, — вдруг произнёс Урауме. — О чём ты жалеешь, дорогой? — ласково спрашивает Рэнхо, продолжая плавно идти вперёд, — Для меня видеть нечто подобное не в новинку. — Но ведь… — Не надо, Урауме-сан. Если Сукуна-сама пожелал, чтобы у него были зрители, то я с удовольствием понаблюдаю, — она улыбалась снисходительно, но Урауме видел, что это была фальшь. Он открывает сёдзи, пропуская Рэнхо внутрь. Но она застывает на пороге. Ей вдруг становится так паршиво. Если по шкале от одного до десяти, то одиннадцать. Может, даже одиннадцать с половиной. Руки стало странно потряхивать, как перед важным событием. Будто небо, прогнившее насквозь, сейчас рухнет на землю. Мурата была готова увидеть любую девушку, но только не Йорозу. В сердце что-то больно укололо. Первым на Рэнхо бросает взгляд Сукуна. Взгляд его острый, режет ножом. Внимательно наблюдает за её эмоциями, запоминает. А потом на неё смотрит Йорозу. Стонет громко, прыгая на Сукуне, а затем смеётся мелодично и говорит: — Наблюдай молча и завидуй. Шаманка думает, что всё это происходит потому, что Сукуна хочет показать всем, что она, именно Йорозу, является для него главной женщиной. Чтобы Рэнхо разнесла эту новость среди всех наложниц, чтобы все перестали претендовать на Короля проклятий. На деле же весь этот театр был устроен для одной единственной женщины — Рэнхо Мураты. Сукуна желал вызвать в ней жгучую ревность. Мурата почувствовала, что внутри нечто хрупкое разбилось вдребезги. Она скидывает с себя это оцепенение и всё же находит в себе силы сдвинуться с порога и пройти внутрь. Она присаживается на татами, на достаточном расстоянии от соития, но видно всё было прекрасно. Куда бы она не села всё было замечательно видно. Но Рэнхо понимала — это вызов. Как бы не хотелось убежать, рыдая и крича от омерзения, нельзя. Нужно сидеть и наблюдать. Ждать, когда это закончится. Мурата бросила взгляд на Урауме и увидела в его глазах немую поддержку и сочувствие. Она едва заметно улыбнулась и чуть кивнула; Урауме воспринял это как знак и поспешил удалиться. Комната наполнена стонами, пошлыми шлепками тела об тело, хлюпающими звуками и запахом пота. Было очень жарко. Рэнхо, наблюдая за Йорозу и Сукуной, скинула с плеч домашнее кимоно, оставаясь в одной майке. Если до этого жеста внимание Сукуны было обращено к Рэнхо на 60 процентов, то теперь было на все 100. Он продолжает трахать Йорозу, пока она кричит и извивается, в экстазе закатывая глаза, но сам смотрит на Рэнхо. Острые локотки и лопатки, острые зубки и цепкие руки, цепкий взгляд, цепкая натура. Зацепила чем-то и не отпускает теперь — держит. Гипнотизирует каждым случайным — специальным — взглядом в его глаза, заманивает в свои объятия запахом вишни. Сукуне хочется скинуть с себя Йорозу, выкинуть как щенка, и бежать к своей Рэнхо. Целовать её лопатки, сжимая мягкие волосы в кулаке, и чтобы она в ответ сжимала его жаром и удовольствием. Сукуне сносит голову. Рэнхо такая живая, что с ней не то что умирать не страшно — с ней умирать не хочется, и эта разница большая, просто огромная, а чувства новые, как наркотик. Мурата сидит неподвижно, терпит. Ей всё это омерзительно и выдержка уже почти на нуле. То, что Сукуна смотрит только на неё, изучает её реакцию на всё происходящее, не вселяло уверенности в себе. Но она продолжала сидеть, держа спину прямо. Мурата сбилась со счёта времени. Прошло ли 15 минут или час — брюнетка не знала. Но, наконец, их секс подошёл к концу. Сукуна излился на бёдра Йорозу и поспешил смочить горло алкоголем. Рэнхо же встала и поспешила к выходу. До слуха донёсся слащавый голос Йорозу: — Теперь тебе будет хватать только меня? Сукуна молчал, смотря в удаляющийся силуэт Мураты. — Стой. Я не разрешал уходить, — не обращая на Йорозу никакого внимания сказал Рёмен. Секс ради секса. Глаза Йорозу защипали. — Почему… Почему ты постоянно делаешь мне больно? — она заплакала, — Я не так хороша?! Почему, — всхлипывала, — ты так относишься ко мне? Почему до тебя не доходит то, что я единственный человек, который может любить тебя и научить тебя этому чувству. После этих слов, она уткнулась ему в грудь и начала горько плакать. — Ты долго собираешься жрать мне мозг?! Можешь заткнуться?! Сукуна злился. Он отбросил от себя шаманку и сделал внушительный глоток саке из бутылки. Рэнхо вздохнула и учтиво спросила, развернувшись полу боком: — Позвольте мне уйти, Сукуна-сама. Я не хочу быть свидетелем Вашей драмы. Увиденного мне хватило. — Села, — припечатал он. Спорить было бесполезно. Не сейчас. Мурата так и осела у входа. Йорозу продолжала глотать слёзы с ненавистью смотря на Рэнхо. Всхлипы так и рвались из её груди. — Зачем тебе тихая и смирная куртизанка? Зачем ты её позвал? — ревела Йорозу, — Она же пустышка! Ничего не знает! Да даже читать, наверняка, не умеет… Чем она лучше? — Я тебя трахнул, что ещё тебе надо? Не этого ли ты хотела? — раздражённо спрашивает Сукуна. Мурата смотрела в пол. Сегодня терпеть побои ей не хотелось, поэтому молчала. А в таком расположении духа Сукуны она могла без проблем попасть под горячую руку. Она невольно смотрит в любимые и ненавистные алые глаза, опускает взгляд на его губы и сердце тоскливо сжимается в груди, замедляя ритм. Рэнхо тоже вдруг захотелось реветь в голос, заглушая своими криками вой Йорозу, срывая голос до хрипа. Что же Сукуна с ними делает? Мурата не понимала, за что так расплачивается Йорозу и она сама. Но Мурата молчит, перебирая длинными пальцами полы кимоно. В полумраке комнаты глаза Сукуны кажутся почти черными, они пожирают её останки, не позволяя очнуться от кошмара наяву. Она внезапно поняла, что же испытывает к нему. И от этого стало страшно. Йорозу вскочила на ноги. — Почему ты позвал её?! — истерично кричала она, — Отвечай! Атмосфера подходит к точке кипения. Рэнхо ощутимо потряхивает, но она держится. — Ещё слово в подобном тоне и ты лишишься головы, — угрожающе предупредил Рёмен, — Рэнхо, подойди ко мне. Мурата послушно встала. Ноги - не её. Словно разучилась ходить. Но не успела и шага сделать, как на неё кинулась шаманка. — Чёртова шлюха, я убью тебя, — рычала Йорозу, — Он только мой. Такая, как ты, не достойна его! Рэнхо зажмурила глаза, ожидая встретить смерть. Такой поступок шаманки был ожидаем для всех, пожалуй. Вот только боли в теле не последовало ни через секунду, ни через две. Зато раздался оглушающий грохот и звук сломанных деревянных стен. Мурата распахивает глаза и видит перед собой грудь Сукуны. Резко оборачивается и видит дыру в стене, а за ней лежащую Йорозу. Она была в сознании и хрипло, прерывисто дышала. Зрелище было жуткое; шаманка вся в крови, острые куски древесины торчат в некоторых местах из её тела, голова разбита. Наверняка, внутренних травм гораздо больше, чем внешних. Казалось, Йорозу даже понять не успела, что произошло. Рэнхо зажала рот руками. Эмоциональный накал достиг своего предела, из глаз покатились немые слёзы. Тяжело всё это выдержать с нечитаемым выражением лица, не показывая ничего, такого мастерства у неё нет. В ней перемешались все эмоции: страх, облегчение, отвращение, ревность, успокоение, ликование, ужас. Казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но за спиной стоял Сукуна, державший её за талию. — Ты забыла своё место, Йорозу, — прогремел Сукуна, — Ты и пальцем её не коснёшься. Сейчас я благосклонен к тебе, ты хорошо выполнила свою работу, но в следующий раз, если ты что-то скажешь Рэнхо или попытаешься ей навредить, я оторву сначала твои руки, затем ноги, а после вспорю твой живот и помещу в него твою отрубленную голову, — с пугающим равнодушием описывал пытки Рёмен, — Ты будешь умирать долго и мучительно. Он был спокоен. И он наконец прикоснулся к своей Рэнхо. Целую неделю он не ощущал её тепло своими ладонями и вот она рядом — напуганная до дрожи во всём теле, плачет. Сукуна притягивает её спину ближе к своей груди. Рэнхо не слушала и половины из того, что он сказал. Хотелось кинуться к нему в объятия. Чтобы крепко обнимать, сцепив руки у него на пояснице. Но она лишь берет его ладонь в свою дрожащую руку, переплетая пальцы. — Тише, — шепнул он, — Я не позволю причинить тебе вред. — Д-да, — кивнула Рэнхо, утирая рукавом слёзы, — Большое спасибо, Сукуна-сама, — дрожащим голосом пролепетала девушка. Сукуна почему-то холодный. Его кожа должна быть горячей, так правильно, так привычно! — Почему ты… — сбивчиво шепчет Рэнхо, — Тебе холодно? — Вот уж не думал, что ты, оказывается, так за меня волнуешься, — слышит она смешок у самого уха. Ей вот смеяться не хочется совсем. Сердце вновь бьётся: больно, оно клокочет у самого горла, а грудь сжимается от нервного спазма. Она сглатывает всхлип и сильнее сжимает чужую ладонь. Он поднял Рэнхо на руки, просто сгрёб в охапку, и ушёл в другую комнату, оставляя полуживую Йорозу одну. С ней разберётся Урауме. А Мурате на это смотреть вовсе и не обязательно.***
Сукуна громко выдыхает, не удержавшись, касается большим пальцем выпирающей острой ключицы, что явно больше, чем намёк. Теряется в её глазах вновь, утопает без возможности выплыть. Она сама тянется к его лицу, осторожно касается губ своими. Это то, чего он ждал неделю. Поцелуй слишком солёный, мокрый в своей трагедии. Но за ним следует ответ «да». — Что? — чуть растерянно переспрашивает Сукуна. Послышалось? Она была так разбита. Словно в ней заканчивалась жизнь. Это его тревожило, но затем он осознал — Мурата просто устала. Она слишком слабая и всё, что сегодня произошло, очень сильно подкосило. — Знаешь, что меня забавляет больше всего? — тихо говорит она, — Моя ненависть. Я ненавижу свои чувства к тебе. Я должна ненавидеть тебя, презирать за то, что ты сделал. Ненавидеть за то, что ты заставил меня смотреть, как занимался с ней сексом. За то, что ты с ней сделал после. Я хочу этого всей душой. Но… не могу. Я смеялась над такими женщинами, которые прощают своим мужчинам всё, терпят их безразличие, их образ жизни… И теперь я стала одной из них. Я должна презирать тебя, но не могу винить никого, кроме себя самой. Она ловит его руку, прижимается к раскрытой ладони щекой и закрывает глаза, смиряясь с собственным поражением. Но проигравшей она себя не чувствует. Она здесь, целиком и полностью уверенная в том, чего хочет. А хотела она его — со всеми его недостатками, злостью и бременем, которое он сам взвалил себе на плечи, готовая разделить это всё с ним. Рэнхо понимала, что она не сможет его изменить. Не сможет его чему-то научить, как этого желает Йорозу. Но она может всё принять. — Я готова стать твоей женой не потому, что ты величайший из всех живших шаманов, сильнейший среди проклятий, а потому что ты неидеален. Каждый твой изъян, вся твоя ненависть и пережитая боль — все это делает тебя человеком. И я хочу полюбить этого человека, который не сломился, который продолжает сражаться, даже если в него никто не верит. Даже если все его боятся и презирают. Сейчас я не могу с уверенностью сказать, что люблю, но в моём сердце живёт теплота к тебе. Что же чувствуешь ты? Чувствуешь ли что-нибудь вообще? Сукуна ничего не ответил — только обнял, притянув к себе и коснулся тёплыми губами её макушки в долгом прикосновении. Рэнхо и не нужно было ответного признания, намного важнее было то, что его пульс слегка ускорил свой ритм, что дыхание, коснувшееся ее кожи, было горячим, а руки казались мягкими. Этого было достаточно, чтобы точно понять неозвученные чувства. — Ты моя: в жизни и посмертии. Одна душа, одна жизнь и одно сердце.