***
— Она сильная. В ней потенциала больше чем во мне, — размеренно произносит Паку, сидя рядом с Боссом, — А ещё… когда она спит, произносит твоё имя. Куроро отводит взгляд от текста очередной книги и устало смотрит на женщину. — Она ненавидит меня. Ещё с тех пор, как мы жили в Метеоре. Колючая девочка, спасающая себя в наркотической пелене, — мужчина вздыхает и разминает затёкшую шею. — Я понимаю, почему она принимает, — Пакунода неотрывно смотрит на пламя свечи, а затем оборачивается на шорох позади них — там Ли идёт, шатаясь от стены к стене. — Почему же? — Чтобы не сойти с ума. В гостиной Лилит замирает. В самом центре, как главный экспонат, прямо напротив Куроро и старшей сестры. Ей чудится, что позади неё говорят люди. Она оборачивается и видит на несуществующих лицах выражение восхищения. Отвращения. Неприязни. Лилит снова оглядывается на Люцифера. Она взглядом вытаскивает из подвала души его нутро и выставляет на витрину для всеобщего обозрения. Лилит задыхается. — Не помешала? — иронично улыбается девушка, — Хотела сказать, что из тебя вышел бы неплохой писатель. Да только вот… кто станет читать произведения человека, чьи руки замараны в крови, — Лилит жмёт узкими плечами и достаёт из-за пазухи фолиант в чёрном переплёте без рисунков, — Почитай на досуге, сестрёнка. Я вот прочитала. Там столько лжи. Лилит зло и издевательски хохочет, мерзко, так, как Пакуноде никогда не нравилось. Но ведь ей не смешно. Всякий раз, когда Ли хотела когото унизить, ткнуть мордой в дерьмо — она смеялся именно так. Натянуто. Погано. Жёстко. Ли бросает книжку сестре на коленки и с вызовом смотрит в глаза Люцифера. У него была привычка, о которой никто не знал — записывать отдельные мысли, когда голова разрывалась, когда накатывало мерзкое чувству опустошённости. Он выливал всё на листы бумаги, подобно любимым писателям, а сейчас его самого только что вывернули наизнанку и теперь топчутся по его кишкам. По всем его мыслям, чувствам и страхам. Теперь Лилит видит, кто есть Куроро. Теперь она знает, что он состоит из боли и страха. А в самом центре, в адском пламени, стоит сама рогатая Лилит. Само её имя — первородный грех. Она словно создание Дьявола. Подобное имя носят ночные демоницы, которые убивают детей и издеваются над спящими мужчинами. Но сию минуту Люциферу упрямо кажется, что смеётся она, скорее, над собой. И это чертовски плохой смех. Как из фильма ужасов. Тот, который пробирает до костей. До мурашек на загривке. До противно мокнущих ладошек. — Чужие вещи трогать нельзя, — снисходительно говорит Куроро, забирая у Пакуноды свою рукописную книгу, — Зачем ты это сделала? Взгляд Лилит граничит с безумным. Она переводит глаза с лица на лицо, они смазанные, нечёткие. Бесконечная, мутная карусель. Рычаг заедает. И карусель крутится и крутится без остановки. Без шанса сойти на землю. — Считаешь меня демоном, да? Боишься меня, — шипит гремуче девушка, — На себя посмотри. Я, в отличии от вас, людей не убиваю. Это вы демоны. — Конечно, — соглашается мужчина, —Ты изводишь их до состояния невменяемости одним лишь прикосновением. Он не боялся её в первоначальном смысле этого слова. Он боялся того, какие отголоски она в нём вызывает. И то, что она губит себя наркотиками, Куроро раздражало, но сделать он ничего не мог. Лилит хмыкает и спешит уйти, не находя слов. Пакунода лишь провожает спину нерадивой сестрицы взглядом и в очередной раз извиняется перед боссом, заверяя, что о его хобби в Труппе никто не узнает. Женщина обдумывает всё произошедшее и мозаика в её голове начинала постепенно складываться. Ей стало ясно, почему Куроро позволил Ли быть в Рёдане, но не быть её членом. И почему спустя года захотел, чтобы её не стало. Паку с долей удивления смотрит на спокойное лицо босса и всё-таки произносит: — Когда-то давно одна старуха-провидца сказала мне кое-что. — Что именно? — Мужчины не любят равных им женщин. Они их боятся.***
Лилит стоит над трупом Паку и думает, что это очередная галлюцинация после кокаина. Свет гаснет, солнце заходит обратно. Она стеклянными глазами смотрит на других членов Труппы и непонимающе выгибает брови. Нелюди. Лучше бы так и остались отбросами в Метеоре, не видя нормальной жизни. Ли их проклинает. — Почему? — тихо слетает с её подрагивающих губ. — Она пожертвовала собой ради спасения босса, — последовало сухое незамедлительное объяснение от… кого-то. Но больше всех она проклинает Люцифера. Лилит разворачивается и стремительно покидает эту человеческую помойку.***
Она находит его в тот же день. Он сидит на земле, смотрит в никуда, губа разбита. Куроро чувствует её. Медленно поворачивается и замирает. Вот она, его рогатая Лилит, выходящая из адского пламени, как Афродита из морской пены. Самый большой страх. Она идёт ровно, не шатаясь как обычно. Как королева, что ведут на плаху. Ветер кусает юбку длинного белого платья, разбрасывает подол, перекладывает жидкое золото волос на плечи. Как жаль, думает Куроро, что она не член Геней Рёдан и он может с ней разговаривать. Он отводит взгляд и снова смотрит вдаль. У неё трясутся руки, их бьет мелкой дрожью мандража. От волос пахнет сигаретным дымом. И глотку дерёт просто адская сухость, язык липнет к небу, губы слиплись пленкой на стыке, а в глаза как песка щедро сыпанули. Смотреть на Куроро сверху вниз — занятно, Лилит в кои-то веки чувствует себя сильнее и значимее, но когда Люцифер поднимает на неё взгляд, её обдаёт первобытным холодом, хочется закутаться плотнее в пальто и бежать-бежать-бежать, не разбирая дороги. Она не робеет, не пугается, но и руки не подаёт — просто садится напротив, поджимая под себя худощавые лодыжки. Она знает, что его позорно лишили сил. Знает, что тот может умереть, если заговорит с кем-то из своих шелудивых псов. И, видят Боги, Лилит готова продать свою окисленную от наркотиков душу, чтобы Люцифер умер в агонии. Лилит смотрит на него холодным взглядом с долей расчёта, а внутри зарождается чувство, будто она очутилась у клетки с разъярённым тигром со стеклянной перегородкой — только тут нет даже спасительного стекла, и Лилит никак не может оторвать взгляд от лица мужчины, вылепленного на манер тех богоподобных статуй из музея. — Она умерла, — говорит Ли, — Из-за тебя. Ты не заслуживаешь этой жертвы. Не заслуживаешь, чтобы люди шли за тобой. Ты не лидер, а всего лишь человек, желающий самоутвердиться. Но почему… — она осекается и в задумчивости прикусывает ноготь на большом пальце, — почему ради тебя идут на жертвы? — Я не знаю. Ты явилась, чтобы поиздеваться? Или отомстить? — он смотрит насмешливо, а слова с губ срываются просто-просто, — Или же желаешь меня убить? Ироничным Куроро считает то, что от чужих цепей, сковывающих сердце, толку особо-то и нет. А вот длинные пальцы Лилит с острыми ногтями имеют сейчас небывалую власть. — «Дьявольские руки с каждым днём сжимают сердце всё сильнее. Рогатой Лилит, чей дом геенна огненная, скоро надоест и она вырвет его», — цитирует девушка и поднимается на ноги, — «Все желают обрести ангела, я же отдал всё дьяволу, в теле которого течёт морфий, травящий и меня, и её». Куроро до ужаса невозмутимый. Взгляд Лилит прямой и ровный. Но она за мгновение разбивается вдребезги. Эмоции зашкаливают. По щеке катится прозрачная слеза. Одна за одной. Люцифер едва сдерживается, чтобы не упасть в её ноги и не умыться морской солью. — Почему ты писал обо мне? — Я сублимировал свои страхи и эмоции, — жмёт плечами мужчина. Она — его страх. Пакунода была права, как и всегда. Её глаза мёртвые, неживые. Лилит не видит жизни без сестры. Оставаться в Труппе больше незачем, но и идти ей некуда. А ведь она когда-то любила не только Паку, но и Куроро. А затем отреклась, погрязнув в пучине алкоголя и наркотиков. Потому что так было легче. Проще переносить тяготы жизни. И со временем стала ненавидеть и презирать. Не потому что он убивал, не потому что забрал сестру, а потому… Лилит даже не может вспомнить почему. А сейчас в сердце, через толщу дряни, пробирается давно забытое чувство. Но оно не воскрешает, оно убивает ещё сильнее. Ли достаёт пистолет с одним единственным патроном, предназначавшимися для Люцифера, и приставляет дуло к своему виску. — Постой! — взволнованно вскрикивает мужчина, быстро поднимаясь на ноги. — Боги хотят крови, — усмехнулась Лилит, — Боги её получат. Выстрел. Куроро не успел.