NEW MAGIC WAND

Некоторые моменты нужно ловить. Их нужно хватать за ускользающий хвост и крепко держать, не давая вырваться, позволяя памяти запечатлеть их навсегда, порою - до каждой мелочи. Чуть ослабишь хватку - и что-то очень важное ускользает, целиком и полностью растворяясь в неумолимо эгоистичном потоке времени, позволяя мозгу искоренить запомнившееся, выдать желаемое за действительное. Этому и учила Уилла Коллар свою маленькую девочку, едва та научилась различать колючего папу от неугомонной мамы. Миниатюрная Раэль спасла её. Спасла в тот самый момент, когда мир Уиллы стал блеклым, может быть, – бесцветным. Всё потеряло свои краски. Некогда отдающие июньским синим небом глаза горячо любимого ею мужа Эдвина сначала стали бледно голубыми, а затем и вовсе потеряли свой цвет, превратившись в одну из тех луж перед их домом, что вечно отдают тоской. Смотрев в зеркало, Уилла перестала вглядываться в свои глаза, боясь увидеть в своём взгляде бесцветные глаза мужа, опасаясь напрямую столкнуться с тем, что так ярко зияло у неё в груди. Тоска или горе? Печаль или вселенская грусть? Вовсе неважно. Что-то из этого определённо засело в доме Коллар после ужасной трагедии, в которой разом погибли родители и Уиллы, и Эдвина. Это случилось быстро. Словно наперекор тёплому июльскому ветру и горячему солнцу, убийцы от имени Того-Кого-Нельзя-Называть обрушились на их маленький праздник масштаба одной семьи - отец Эдвина наконец-то победил рак. Ещё год назад он лежал неподвижно, закрыв глаза, не в силах видеть фальшиво-радостные лица его жены и сына. Так он и слег в маггловской больнице, еле держась за крошечный луч надежды исцеления в кругу семьи. Но он смог. Он крепко схватился за этот гипотетический луч исцеления и вступил в последний бой с коварным раком. И победил. Теперь они были здесь. Вся их небольшая ячейка общества собралась сегодня, чтобы доказать этому миру, что борьба никогда не должна прекращаться. Всегда есть этот небольшой шанс надежды. Самое главное - держаться за него, во что бы то ни стало. Уилла и её отец, Девин*, взялись за оформление небольшой зелёной площадки у двухэтажного деревянного дома. Они вытащили пыльный шатающийся стол из гаража, шесть стульев, у четырёх из которых отсутствовала ножка и кресло-качалку для отца Эдвина, Эрриота*, который, ещё не имея достаточно сил, руководил процессом. Пока Девин чинил стулья и стол, Эдвин, его мама и мать Уиллы в прямом и переносном смысле колдовали на кухне. К столу единогласно выбрали ростбиф с овощами и пудинг с сухофруктами, а также - куда без него - вкуснейшее барбекю по рецепту бабушки Уиллы. Мать Уиллы, Клара*, была довольно энергичной и вспыльчивой, поэтому Эдвин старался везде учитывать ее мнение и без одобрения не смел даже и огурец для салата порезать, опасаясь ударить в грязь лицом перед тёщей. Со своей же матерью, Корделией* он чувствовал себя куда увереннее, осмеливаясь даже вносить какие либо поправки в рецепты. Когда со всем было покончено, семья уселась за стол. Уилла и Эдвин сели вместе, Клара и Девин напротив, а Корделия и Эрриот во главе стола. – Как хорошо, что мы сегодня все вместе, верно?, - подала голос Уилла, не сдерживая искренней улыбки. Она действительно была счастлива находиться здесь с этими людьми. Они были для нее всем. – Верно, моя хорошая... Последний раз так мы собирались , когда тебя, Эдвин, ещё и в планах не было!, - добродушно ответила Корделия, бросив короткий взгляд на своего сына. - Мам!, - Эдвин показушно надулся, словно маленький мальчик, над которым посмеялись взрослые. За столом прокатился дружный хохот, а Уилла потрепала мужа за щеку. – Помню, лет тридцать назад твоя мать все мозги мне вынесла, когда жила у нас. Я чуть с ума не сошёл, ей-богу! Эта женщина вечно просыпалась в пять утра и будила весь дом, словно на пожар!, - обратился к своей жене Эрриот, медленно покачиваясь в своём кресле. Негромко просмеявшись, он продолжил, – Она, видно, хотела сделать из меня, как сама говорила, "моего покойного Томми". О, нет, дорогая, я до сих пор не разделяю твоего желания! – Эрриот! Старший Коллар коварно хихикнул и чмокнул Корделию в морщинистую щеку. – Боже, Эрриот, я так тебя понимаю! Мать Девина не давала мне жизни, считая, что обязана научить меня абсолютно всему,что знает сама, - начала Клара, положив руку на плечо своего мужа, – Она переучила меня писать! Теперь у меня есть наклон вправо, "как и подобает замужней леди"! Уилла прыснула со смеху. Вместе с ней засмеялся и Эдвин, вместе с повеселевшими стариками. Наконец, все принялись за еду. Барбекю, как и было заявлено, оказалось сочным и вкусным. Впрочем, и вся остальная пища была такой же. За столом не прекращались разговоры. Клара и Корделия оживленно обсуждали планы на будущий огород. Клара хотела посадить огромное количество разных цветов, начиная от тюльпанов, заканчивая пенстемонами. Корделия же намеревалась посадить помидоры, огурцы, картофель и подсолнечники. Без последних она отказывалась даже думать про огород. Все мужчины спорили о победе своих любимых команд в квиддичном чемпионате. Эдвин и Девин были уверены, что «Первенцы Портри» возьмут чемпионство в третий раз, ведь они показывали хорошую игру и имели неплохой состав. Им противостоял лишь Эрриот, который с детства болел за «Сканторпских стрел». Уилла молчала. Она была полностью соединившейся с этим вечером, стараясь запомнить всё. Уилла ловила все: блеск в глазах Корделии, когда Клара согласилась на "двенадцать чёртовых подсолнухов" вдоль забора, победную улыбку Эрриота, который доказал Девину, что загонщики его обожаемых "Стрел", лучше загонщиков "Портри". Это и было счастьем. Искренним и неподдельным. Видеть радость и тепло в глазах близких - есть высшая степень умиротворенности и счастья. Но было и ещё кое-что. Когда Эдвин и Девин начали выигрывать, Уилла легко ткнула локтем в бок мужа. Одними губами женщина произнесла "пора". И Эдвин сглотнул. Взяв мужа под руку, Уилла и он встали, приковав внимание родителей к себе. – У нас есть новость для вас, - улыбнулась Уилла. – О! И какая же?, - с интересом спросил отец стоящей женщины. – Вы все теперь бабушки и дедушки!, - выдохнул Эдвин, смутившись. За столом поднялся шум. Корделия ахнула и кинулась обнимать свою дочь, смахивая проступившие слезы. Теперь уже "бабушки и дедушки" поочерёдно обняли молодых родителей, а Эрриот поцеловал живот Уиллы. Но после этого что-то произошло. Их дом взлетел на воздух. Маленький кирпичный домик рухнул, словно карточный. Кто-то закричал. Эдвин резко выхватил палочку и метнул какое-то заклинание в пылевое облако, закрывающее руины дома. Ему ответила короткая зелёная вспышка, от которой он умело увернулся. Мужчина было взял руки жены и матери, но из облака то и дело вылетели люди в чёрных одеяниях, которые кидались исключительно непростительными заклятиями. Поэтому Эдвин выпустил руки близких и быстро отвечал на проклятия защитными заклинаниями. Один из Пожирателей решил "повеселиться", судя по его выкрикам, и метнул "Бомбарду Максима" прямо туда, куда упали старики от шока. Эдвин взвыл. От ярости он обсыпал Пожирателей заклятиями всех калибров, не замечая ничего вокруг. Двое из пяти пожирателей упали на землю, попутно крича. Между Эдвином и убийцами вспыхнул пожар, вызванный чьим-то заклинанием. Уловив мгновение, он взял жену за руку и трансгрессировал в первое пришедшее ему на ум место. Министерство Магии. Супруги оказались в атриуме, в толпе снующих туда-сюда людей. Они заметили окровавленных Коллар и в ту же секунду к супружеской паре подошли авроры. – ПОМОГИТЕ, - закричал обезумленный утратой близких Эдвин и, крепко сжав руку до сих пор находившейся без сознания Уиллы, обессилено упал на холодной каменный пол. Затем супруги очнулись в Мунго, откуда они выписались спустя две недели, утратившими интерес вообще к чему либо. Вскоре им достался в подарок от самого министра дом где-то близ Лондона, в небольшой деревушке у озера. Но ничто не могло заглушить боль в груди. Ничто не могло перекроить неимоверное горе и тоску, каждый день пожиравшую остатки разума, ничего не оставлявшую за собой. Мир кончился прямо там. Там, где семья Коллар счастливо праздновала победу над страшной болезнью. Там, где они объявили о зарождении новой жизни. Там, где в один момент оборвались навсегда четыре жизни. Уилле снятся счастливые лица стариков, которые тут же застывают в гримасе страха и ужаса. Эдвин больше не может думать про квиддич. Но сквозь все это прорывалась крошечная радость - словно маленький одуванчик сквозь толщину асфальта - малыш Эдвина и Уиллы грозился появиться на свет. И супруги схватились за этот луч надежды как никогда прежде. Некогда серый и бесцветный мир начал снова приобретать свои краски, лишь Уилла увидела свою дочурку, едва родившуюся, и кричащую от первого глотка кислорода. Раэль стала всем миром для своих родителей. Она стала его центром. Эдвин нашёл причину просыпаться. Теперь он рано утром ходил за свежим молоком, повесил качели у дома, и уговаривал Уиллу завести пса. В доме теперь не было так тускло и тоскливо, казалось, - все стало на свои места. Голубоглазое белобрысое чудо спасло две жизни. И их мир. Раэль росла и училась быстро, стараясь во всем поучаствовать - и помочь папе покрасить забор в жёлтый цвет (правда почему-то кроме себя Раэль ничего не покрасила), и сделать с мамой вкусный пирог с вишней (вишня оказалась довольно вкусной и она потребовала от мамы ещё одну тарелку) Магия проявилась в ней довольно рано, ведь в четыре года Раэль уже сознательно могла смягчить любое свое падение, и даже залечить маленькую ссадину. Конечно же, всему её учила мама, которая была искусной целительницей и, в целом, волшебницей. Каждый день они проводили много времени, пока Эдвин был на работе, играя во что-нибудь и одновременно учась чему-то новому. Мама научила её многим вещам, рассказала ей обо всем, что знала сама. Раэль старалась запомнить всё, ловить каждый счастливый момент и радоваться мелочам. Она любила свою мать больше всего на свете, она была её лучшим другом и советчиком. А потом мамы не стало. Папа ей так сказал. – Понимаешь, милая... Мамы больше н-нет. Она заснула навсегда сегодня ночью, - едва сдерживая слезы сказал ей отец, сидя на кухне необычным холодным утром в июне. Но не только кухня была холодной. Раэль показалось, что в миг похолодало во всем мире. Из глаз хлынули слезы. Горячие, обжигающие, они рекой текли по бледным щекам. В горле нещадно зассаднило. Раэль кинулась в объятия отца. Получается, никто не научит её на следующей неделе говорить с лесными животными, и никто больше не прочитает ей на ночь сказки барда Бидля. Никто. Она зарылась носом в шею отца. Слезы льются, не прекращая. Отец гладит её по спине, прилагая огромные усилия, чтобы не заплакать вместе с дочерью. Где то наверху, в комнате Уиллы, часы, отходив последний круг, остановились навсегда. 7:15 * * * – Папа! Папа! Вставай, а то мы ничего не успеем!, - одиннадцатилетняя Раэль с разбегу запрыгнула на кровать, или, судя по звукам из под одеяла, на отца. Тот, смирившись со своей участью, медленно вынырнул из под одеяла, целуя неугомонную дочь в белобрысую макушку. – Встаю, милая... Который час?, - прохрипел Эдвин Коллар. Он поднялся с кровати, надел на ноги коричневые тапочки в клетку и, шаркая, направился в уборную. - уже ДЕСЯТЬ!, - сделав весомое ударение на число, девочка, будучи полностью одетой, распахнула окно. В комнату проникла освежающая прохлада тёплого утра, небо было насыщенно синим, словно кем-то нарисованным, и все вокруг казалось таким же насыщенным и сочным. Раэль увидела соседа, вышедшего косить траву. И юная добродушная особа трепетно помахала ему, пожелав доброго утра. А в голове у нее была одна и та же трель: "Хогвартс. Косой переулок. Хогвартс. Косой переулок. Хогвартс." Ещё раз вдохнув свежего утра, Раэль побежала на кухню. Там она включила маггловское радио. Сейчас играла какая-то старая песня на немецком. ...unten trauern noch die egoisten**... Девочка подтащила стул к шкафу с чисто вымытой ею посудой ранее и достала тарелку и кружку, с изображением вульгарной женщины с копченой рыбой в зубах. Спустившись, она поставила посуду на стул, и принялась расстеливать на небольшой коричневый стол скатерть в синий горошек. ...major tom denkt sich wenn die wüssten mich führt hier ein licht durch das all**... Затем Раэль взяла тарелку с кружкой со стула, и аккуратно поставила их на край стола. Вскоре, после пары походов заботливой дочери на кухню, в тарелке белела яицница с ломтиками помидоров, а в кружке - чернел насыщенный чай. ...das kennt ihr noch nicht ich komme bal mir wird kalt**... – Папа, завтрак на столе! Скорее иди кушать, пока не остыло, - крикнула Раэль отцу, который в это время совершал все утренние процедуры. – Хорошо! , - послышался голос отца, и Раэль уселась за стол, позволяя себе пританцовывать в такт песне. Ей казалось, что она где-то уже слышала её. Наконец папа соизволил наведаться в кухню. Он был чисто выбрит и свеж лицом. Сегодня Эдвин решил надеть парадную черную мантию, на рукавах которой были синие узоры. Раэль встретила отца доброй улыбкой. Сев за стол, он улыбнулся ей в ответ. – Выглядит съедобно, по крайней мере, - ухмыльнулся Эдвин и отрезал маленький кусочек почти остывшей яичницы. Не сводя глаз с Раэль, он сделал вид, что подозрительно нюхает ломтик. Медленно открыв рот и так же не спеша положив туда кусочек, Эдвин притворился будто задыхается. – Папа! Прекрати, - засмеялась Раэль, – ешь побыстрее, нам нужно успеть в Косой переулок! – Хорошо, мадам. Спустя ещё полчаса Раэль вместе с отцом стояли около магазина волшебных палочек Олливандера. Девочка глаз не сводила с людей вокруг. Вот идёт пожилая дама со странной причёской в виде колокола, она громко выкрикивает что-то, судорожно ища кого-то взглядом в толпе. Спустя несколько секунд к даме подбегает мальчик с длинными, до плеч, волосами и тянет её за руку вглубь толпы. Рядом с ними она замечает карлика с разноцветными волосами. Он продаёт какие-то хлопушки, которые, взрываясь, являют миру огромный портрет какого-то старика с длинной бородой с очками-половинками на носу с горбинкой. От наблюдений Раэль отвлек её отец. – Кто там мне целую неделю жужжал в уши про волшебную палочку?, - усмехнулся Эдвин, подталкивая дочь к магазину. Их приход сопровождался позвякиванием колокольчика наверху двери. Всю площадь помещения занимали стенды с коробочками, которых было тысячи. Звук колокольчика привлёк внимание мужчины в возрасте, который вышел к Раэль и Эдвину спустя несколько секунд. Он выглядел слегка растерянным. – В первый раз выбираете палочку?, - задал очевидный вопрос мистер Олливандер Раэль. – Да, сэр. – Что ж, гм, сейчас, подождите меня минутку, мисс, - Олливандер исчез за стендом, откуда послышались характерные звуки возни. – Постарайся запомнить этот момент, Раэль, - сказал ей отец деловым тоном, - это очень важный этап в жизни каждого волшебника. – Хорошо, пап, - кивнула в ответ отцу девочка. Вскоре Олливандер уже раскладывал в ряд перед нервничающей Раэль разных размеров палочки. – Выбирай любую и взмахни ей куда-нибудь в сторону, - проинструктировал Олливандер. Взяв ту, что покороче, Раэль неувернно взмахнула ей в сторону кучи пустых коробочек около окна. Куча тут же разлетелась в разные стороны. Раэль ойкнула и поспешно выбрала другую палочку. Но с ней произошло тоже самое. И так было до тех пор, пока на пятой попытке кучки коробочек мягко не слетелись в одну большую. – Наверное, эта?, - неувернно сказала девочка, чувствуя, как после этих слов ладонь, в которой была зажата палочка, потеплела. – Так, что это тут у нас? Дай-ка, - Олливандер взял протянутую Раэль палочку, и внимательно её осмотрел, - Гм, довольно редкая сердцевина - волос фестрала. Тис. 9.8 дюймов. Неплохо, очень неплохо. Такая палочка определённо незаменимый союзник в бою, - мужчина протянул палочку обратно в руки Раэль. Почувствовав тепло палочки, девочка расплылась в улыбке. Отец расплатился и они вышли на улицу. Бескрайняя толпа. – Пап, теперь котлы. – Это, кажется, недалеко отсюда... * * * – Дорогая, как тебе эти духи? Не слишком ли резки?, - приёмная мать Сциллы Рамсхорн уже второй час пребывала в лавке парфюмерии и, кажется, достигла полного единения со всем ассортиментом. Это было ужасно скучно. – Нет, мама, не слишком. Они пойдут тебе. Возьми их и идём, - раздраженнно проговорила Сцилла, закатывая глаза. Её приёмная мать, Виктория*, прожгла девочку взглядом. – Милая, если бы ты была чуть терпеливее.., - с ядовитой улыбкой прошелестела на ухо Сцилле Виктория. Сцилла проигнорировала этот жест, отвлекшись на духи в виде животных. На стеклянной полке в ряд стояли медведи, волки, оборотни и единороги, кошки и собаки, совы и драконы, а также много других животных, некоторых Сцилла даже и не знала. – Мам, такие с драконом, - кивнула на полку девочка с абсолютно незаинтересованным взглядом. – Неплохой выбор, девочка, - она поспешно обратилась к миссис Тиеф*, владелице лавки, указав на дракона в руках Сциллы. Названная сумма в несколько тысяч галеонов ничуть не смутила мадам Рамсхорн, – и вот эти, ещё, пожалуйста, - мама Сциллы протянула миссис Тиеф* пузатый флакон с тошнотворными сладкими духами. Цена была чуть ниже, чем у духов в виде дракона. Едва за Рамсхорнами закрылась дверь, как Сцилла глубоко вдохнула свежий воздух, пытаясь избавиться от навязчивого запаха всевозможных приторных духов. Ее тёмные волосы, подстриженные под каре, трепал тёплый ветер. – Если бы не эта газовая камера, день бы был куда лучше, - буркнула девочка в сторону своей матери. Её постоянно кое кто да задевал, пока они шли в сторону Гринготса. После пятого столкновения Сцилла бесцеремонно толкала в ответ, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. Мадам Рамсхорн была занята просматриванием в сотый раз список принадлежностей из Хогвартса. –Итак... Это мы купили, это тоже, и это..., - мадам Рамсхорн нахмурилась. Её лицо под тонной косметики мягко освещало утреннее солнце, - остались... котлы? – Окей. Котлы так котлы. Золотой, - бросила Сцилла, одновременно помахав какому-то своему однокурснику в толпе. Вскоре они уже стояли и выбирали котёл в "котлы Потаж" для уроков зельеварения. В лавке была куча народу. Количество дешёвых котлов быстро сокращалось, в отличие от серебряных и золотых котлов. Их количество почти не будоражилось. Даже не глядя, ткнув куда-то в ряд золотых котлов, Сцилла уже была отвлеченной на содержимое некоторых котлов в углу лавки. В них была какая-то зелёная жидкость, напоминающая воду из болота. – Пошли, Сцилла, - мадам Рамсхорн взмахнула палочкой и положила упакованный котёл на кучу других покупок, собранных вместе с помощью какого-то заклинания. Сцилла в последний раз осмотрела лавку, наткнувшись на белобрысую девочку с высоким мужчиной, которые пытались найти недостающие деньги на оловянный котёл. Пока, видимо, отец девочки договаривался с владелицей лавки, его дочка осматривала людей в помещении. Она увидела у дверей короткопостриженную темноволосую девочку. Та, надменно ухмыляясь, кивнула на золотой котёл на куче других дорогих покупок. Смутившись, светловолосая девочка отвернулась к отцу. – Всё, теперь домой?, - умоляющее обратилась Сцилла к матери, пиная камешки на дороге. – Что для тебя дом?, - прошипела мадам Рамсхорн, дергая Сциллу за рукав мантии, - прекрати портить туфли! – Ладно, - закатила глаза Сцилла, холодно улыбнувшись матери. – Возьми меня за руку, мы трансгрессируем. * * * Они трансгрессировали прямо перед величественными воротами, на верхушках которых сидели, словно двое часовых, каменные львы. Сказав пароль для входа членов семьи, перед Рамсхорнами ворота разошлись, открыв за собой длинную каменную дорожку, по бокам которой были поставлены различные каменные мифические существа, начиная от минотавра заканчивая горгульями. В конце дорожки они подошли к огромному особняку, именуемому «поместьем Рамсхорнов». Он был выполнен в готическом стиле и имел высоту в Гринготс, а ширину как два Гринготса. Поднявшись по широким ступеням, Сцилла и мадам Рамсхорн вошли в холл, пройдя сквозь мгновенно открывшиеся перед ними двери. Стиль внутреннего убранства был определён стилем внешнего. Их встретил эльф-домовик по имени Джеффри, миниатюрный и ядовитый, словно гремучая змея. По крайней мере так он относился к Сцилле. Взяв мантии матери и дочери, Джеффри удалился, не смея издеваться над Сциллой в присутствии Госпожи Рамсхорн. – Иди к себе в комнату. Немедля!, - гаркнула мадам Виктория, отчего Сцилла вздрогнула. Послушавшись приёмную мать, Сцилла направилась в свою комнату на втором этаже особняка. Она его ненавидела. Этот особняк был в каждом её дне, сколько она себя помнит. А там, где не помнит, был другой дом. Тёплый и уютный. Сцилла мечтала наведаться туда, когда придёт время. Будучи уверенной в превосходстве того дома над этим, она относилась к особняку с ненавистью. К его обитателям чувства были похожие. Сцилла попала сюда лет шесть назад, когда вся её семья погибла из за ошибки в каком то мощном заклинании одного из членов семьи. Выжила только она, вовремя решив сходить в подвал за вареньем. "Добрые люди" подсунули её бездетной семье Рамсхорн, посчитав, что чистокровные не должны расти в неподобающей семье. Рамсхорны не смогли отказаться, но и чувств к ребёнку не проявили. Так же как и ребёнок к ним. Они обеспечивают её до совершеннолетия, а затем она будет сама по себе. И Сциллу это устраивает. Её комната напоминала небольшую квартиру. Вся она была в черно-синих тонах. Стены - сплошь синие, пол - гипнотизирующее чёрный. Сцилле, впрочем, нравились такие оттенки, (да и комната в целом) так что она никогда не протестовала. Но с поступлением на Слизерин, через раз её комната становилась в изумрудные тона, а постельное белье было так или иначе со змеей. Это тоже было не таким уж и плохим. Жить можно. Сцилла легла на громадную кровать и закрыла глаза. Послышались крики матери о проткнутой вилкой на прошлой неделе картине. Тогда её мать совсем разозлила своими ядовитыми издевательствами над ней и достоинством её настоящей семьи. – Они, верно, с голоду ели собственное дерьмо, да, Сцилла?, - смеясь во все горло вместе с мужем Виктором крокотала мадам Виктория. Увидев разъяренный взгляд своей приёмной дочери, они замолчали. Сцилла молча встала, взяла вилку и проткнула портрет родителей мадам Виктории. А затем удалилась в свою комнату, оставив разгневанную Викторию наедине с мужем. Прыснув со смеху, Сцилла приняла решение вздремнуть. Завтра Хогвартс.