Весна в маске

В воздух периодически взмывают тучи пыли, что вскоре снова оседает на неприбранный, заваленный всяким ненужным хламом стол. Некоторые так громогласно и воодушевлённо заявляли, что с появившейся массой свободного времени можно сделать всё, до чего раньше руки не доходили. Какая избитая фраза, и главное, что её слышно на каждом шагу, она доносится из каждого утюга, из каждого открытого соседского окна, у всех на устах. За выделенное время люди принялись делать то, и до чего руки, точнее сами люди, никогда не дошли бы. Когда всё уже попеределано на сотню раз, стало рутиной. Теперь даже довольно новые вещи приелись. Список этих «новых вещей» для Альфреда поначалу и так был невелик, а сейчас его уже нет. Сделано всё: что нужно и не нужно было делать. Но со временем всё это надоело до безумия. Тем более, если заниматься одному подобной тягомотиной. На полу в гостиной разложен спортивный ковёр, на котором, как думал Джонс, он каждый день будет заниматься, разминаться, сохранять форму. Ага... Третью неделю как лежит нетронутый. На кухне в начале месяца перегорела лампочка, и юноша до сих пор напоминает себе сходить в супермаркет за новой и заменить. Но позже поклялся, что ни за что не выйдет за порог. И плевать, что он и без того заразился, болезнь сделала его параноиком. Несмотря на его безалаберность, он страдает за всю страну. Весь его народ сейчас в таком состоянии. Но у народа есть силы протестовать против продления карантина, в отличие от их страны: Америка болен и продолжает сидеть, запершись в своей квартире в центре Вашингтона и повторяя «Stay home», как мантру. Альфреда сейчас не вылечит ни один доктор. Альфред не умрёт. Но Альфред будет мучиться. А число заболевших растёт. Курьеры осторожничали, четырежды в день заявляясь к нему, но теперь еду привозит один и тот же человек в полном обмундировании, так сказать. И каждый раз этому курьеру кажется, что Джонсу становится лишь хуже, что недалеко от истины. Использованные, пустые многочисленные коробки из различных ресторанов и пластиковые стаканы из Старбакса сначала аккуратно укладывались в те же пакеты, в которых были привезены, и ставились около мусорки на кухне, а теперь беспорядочно валяются по квартире, что где. Этот разгульный образ жизни объясняется тем, что Америку, по большей части, поглотила халява... Ну, в смысле, поглотила, просто объявились бесплатные кинотеатры, бесчисленное количество компьютерных игр и низкие цены на всякие сервисы. Половину своего времени американец убил на просмотр пресных полутора, а то и двухчасовых комедий и блокбастеров-боевиков. И смотрел он всё без разбору, зачастую даже не читая описание и забывая название уже на середине фильма. И если сейчас его спросить сюжет последнего просмотренного фильма, он скажет лишь о нечто собирательном, что вбирает в себя все сюжеты! Это не говоря о компьютерных играх... Благо, у него имеется мощный компьютер, что в силах тянуть каждодневные многогиговые загрузки. А также, когда у него скачивалась очередная «Call of Duty», Альфред пересматривал «Дюнкерк», что хоть немного, но освежило его память, заставив вспомнить рассказы Британии об обстреливаемых Люфтваффе пляжах и хлипких гражданских лодках. На пыльном компьютерном столе лежит всё необходимое для Альфреда, на деле же являющееся просто обычным мусором, в большинстве своём: две вскрытые и незаконченные пачки сигарет, в одной из них лежит израсходованная зажигалка, множество салфеток, влажных и одноразовых, полулитровые пустые стаканы колы, выцветшие чеки, ключи и мелочь с купюрами. Под монитором пока ещё спокойно покоится запылённая клавиатура, некоторые клавиши которой заляпаны чем-то жирным или вообще залипли, в частности, Esc, и работают через раз. Она оказалась так востребована за время самоизоляции. Хорошо, что мышь ещё жива и исправна. Сидя за этим столом, Америка начинал чихать гораздо чаще и всегда ссылался на аллергию, который у него никогда не было. И сейчас так же, его лицо перекашивается в сморщенной гримасе, и он громко чихает, после чего снова заходится в сухом, раздирающем горло кашле. Наушники спадают на шею, юноша путается в проводах и подъезжает на кресле с колёсиками к компьютеру вновь. Часы в углу экрана вещают полтретьего дня. Джонс морщится от першения и сглатывает, чувствуя, как опять закладывает уши. Он смотрит через всю комнату в окно, наполовину закрытое одной тёмной шторой. Как долго ещё всё это будет продолжаться? Пора отдаляться от этого однообразного мира — курсор движется к ярлыку «World of Tanks». На лице появляется странная усмешка — пора надрать пару задниц в онлайне. Прокачана добрая одна четвёртая всех танков, зато танки США куплены все, даже премиумы. Юноша долго не задерживается в Ангаре, даже не выбирая танк, так как выбор сохранился с прошлого раза, то есть со вчерашнего утра. Это М26 Першинг, в котором Альфреду довелось вести бой по-настоящему в начале 1945-ого. А если честно, он лично знаком с каждым своим танком, их производство ж проводилось и при его непосредственном участии. Он буквально помнит, как с важным видом вылазил по пояс из Першинга и радостно махал своему генералу Дуайту Эйзенхауэру. Америка нажимает «Ready!» и пододвигает к себе недопитый стакан колы, наклоняясь и ловя зубами трубочку. Он привык играть на любых картах, но то, что он видел своими глазами во время настоящих войн, никоим образом нельзя передать в онлайн-игре. Хотя, по правде говоря, ему не совсем нравились карты городского типа, уж больно неудобно маневрировать средь каменных зданий и по узким улочкам. Однажды его забросило на карту «Оверлорд», и тогда он, как говорится, словил флешбек. Эх, эти кровавые воды Нормандии... Выпали «Рудники». Джонс в очередной раз кашляет в сгиб локтя, смахивает мешающую чёлку с глаз и осматривает местность, шевеля мышкой. Их база в нижней части карты, посередине — удобная горка, с большим числом камней, за которыми можно обороняться и стрелять, база противника — в верхнем углу. Вполне стандартно. Он пробегает глазами по списку игроков и неожиданно для себя замечает очень знакомый ник в своей команде из пятнадцати человек. «Red_Army_Nepobedima» — нет, ну как это понимать?.. Юноша нажимает Enter и спешно пишет в чат на английском: 50_isnt_ze_limit (Pershing): Брагинский? Это точно он, как обычно на своей «Десятке». До начала боя осталась двадцать одна секунда. Иван отвечает на русском, что странно для западного сервера. Red_Army_Nepobedima (Т-10): Блять вот тебе и здрасьте. Альфред кое-как, но понимает, что это означает «привет», хоть и в грубой форме. Ух, значит этот бой пройдёт под эгидой двух сверхдержав. В прямом смысле. И тут только два исхода: либо между ними опять начнётся соперничество, и они будут следить, кто уничтожит больше танков, либо наоборот, полная идиллия, мужская солидарность и взаимопомощь. Бой начался. Американец шумно шмыгнул носом и рванул к горке, между тем почёсывая левую ногу, сложенную на другую ногу. Танк будто плывёт по холмам и внезапно останавливается, прячась за громадным камнем. Быстрее него летят лишь лёгкие разведчики, успевающие засечь пару-тройку немецких Тигров. Глаза то и дело бегают то к карте в углу, то к разворачивающемуся действу на экране. Русский (советский) Т-10, не торопясь, словно сам Брагинский, катится к своим «укреплениям» и принимает выжидательную позицию. Америка часто замечал это в русских игроках — они были готовы стоять до последнего, но при этом прятаться, не бросаться в самое пекло, в отличие от американцев и других европейцев, что играли, как на расслабоне. Альфред вдруг заметил танк с 2300 hp почти около себя, немецкий Mäuschen, дикая штуковина. Хорошо, что она так и не появилась на вооружении Третьего Рейха, иначе бы война получила нового монстра на поле битвы. Он откатывается назад, прицеливается и попадает в башню, каким-то образом умудряясь нанести урон в двести пятнадцать единиц. Этот бой один на один обещает быть долгим. Россия медленно подкатывается к Mäuschen'у сзади, бьёт в заднюю часть, срывая шестьсот hp. — Ну нихуя се, решил наживиться на своём союзнике! — хрипит в микрофон у щеки Джонс, зная, что никто, кроме соседей, его не услышит. — Щас докажу, что я ещё лучше могу! — и нагло начинает таранить. Немец теряет по сто-двести единиц, но всё равно это не играет практически никакой роли. Русский стреляет снова и, как бы невзначай, уезжает подальше к танкам с менее защищённой бронёй. Такое ощущение, что всё катится к сливу. Ну ничего, бой закончится, Америка свяжется с Иваном и выскажет тому всё, что он думает. Они и без того несут потери, что за чертовщина?!

***

Америка недолго пробыл в этом бою: потом на него налетел ещё один танк, на этот раз французский, восьмого уровня, и вместе с тем немцем они заставили его с крепким матом выйти из игры и бросить наглого русского. Как только он захотел наладить связь с Россией для игры взводом, тот сделал это раньше него, и Джонсу ничего не оставалось кроме как принять заявку. Сейчас, настроив микрофон, он ожидает подключения (или же какой-нибудь фразы?) Брагинского. Словно по какой-то причине Иван специально медлит, и поэтому американец решает наклониться за бутылкой колы, наполнить свой стакан, закрыть его пластиковой крышкой и втянуть напиток через трубочку. Только спустя время к нему пришло осознание, что так экономнее и экологичнее. Именно в тот момент, когда юноша гонял колу у себя во рту, он слышит надламливающийся от смеха и при этом просевший от болезни голос с сильным русским акцентом: — Фифти изнот зэ лимит, да? Вся кола выплёскивается на экран, а американец принимается проклинать всех и вся, стараясь вытереть содеянное своей футболкой. Насколько же это нелепое зрелище, и сейчас он понимает, как хорошо, что он живёт один. И как хорошо, что русский этого не видит... — Чего ржёшь?! — восклицает он и садится обратно в кресло. — Мистер Красная Армия непобедима! — Я-то сразу тебя заприметил, — слышится странное хлюпанье. Чёрт, Россия опять в одно рыло пьёт. Америка не удивится, если это «Балтика» из жестянки. Гадкое, по его нескромному мнению, пойло. — Почему слились? На прошлой неделе с тобой было так же, — откашлявшись, произносит юноша. Теперь немного тише, словно громкость в наушниках Ивана стали уменьшать. — Я уже не хочу пересекаться с тобой, и вообще, что ты не на своём серваке играешь? Или они все у тебя того... полетели? Небось нагрузка большая, безработных много, ага? Альфред под конец уже открыто язвит, но ему сейчас простительно. Только и знает, что матом крыть да в мессенджерах зависать. А тут аж с самим Россией связался. — А у самого-то? Ответом служит сдавленное: «Всё так же, а то и хуже». Брагинский проверяет свои танки в Ангаре, что-то сравнивает и, наконец, открывает статистику игрока 50_isnt_ze_limit. Он хочет кое в чём убедиться и убеждается. России, как и Америке, кажется, что для них это всё просто глупое напоминание о прошлом. Мужчина на другом конце света вновь прикладывается к едва начатой банке пива. — Давай по Скайпу? — Я не хочу видеть твою рожу, пропойца, — хмыкает Джонс, вытягивая затёкшие ноги. А ещё он знает, что у Ивана сейчас ночь. — Что сразу пропойца? Наоборот, приличный послушный гражданин. Сам-то когда последний раз выпивал? Ах да, я забыл, ты в одиночку не пьёшь. Русский постоянно удивляется своей обстановке. Выходить как бы нельзя, а выходить надо. Но зато хоть все встречи с президентом и министрами перенесены на интернет-платформу. У него так же были нерабочие дни (читай: месяц), как и у всей страны, и провёл он их, естественно, как вся страна. В начале апреля он со своими сёстрами собирал клещей по лесам, точнее наслаждался просыпающимся, набирающим цвет окружающим миром и устраивал вылазки из города на природу. Потом, по мере нарастания напряжённости вокруг ситуации затаривался всем необходимым и не совсем необходимым. Ярким тому примером будет служить целый ящик водки, припасённый на майские праздники, а сейчас продолжающий нетронуто стоять на балконе. Хотя пиво, что в холодильнике, постепенно уменьшает свою численность. Но, как и большинство своих людей, с майскими он обломался: на Первомай чокался с монитором, отображающим фотографию Владимира Ленина, на День Победы с непроницаемым выражением лица наблюдал за прямой трансляцией парада, хоть и парадом-то это и нельзя было назвать. В общем, отдых у него идёт что надо, правда, ничего дельного он так и не совершил. Да, болезнь и его задела, в одно время он даже начинал задыхаться, но всё это было обрывочно, непостоянно. Иван прислушивается к неразборчивому шипению в наушниках, как вдруг чуть не глохнет от внезапного... нельзя точно сказать, что это. Какие-то свисты, резкие вздохи и стуки. Он тотчас выдёргивает наушники из ушей, и даже так в них слышатся адские звуки. — Господи, Альфред... Отбросив наушники и очки и согнувшись на стуле, Америка вновь пытается подавить болезненный приступ кашля. Лёгкие и горло буквально разрывает, они горят, а юноша не может вдохнуть. Сначала хрипы, затем приглушённые всхлипы и наконец грузные слёзы. Он прижимает обеими ладонями уже мокрую салфетку к губам и часто дышит; невидящий взгляд растворяется в темноте. Спустя пару минут Джонс выпрямляется, с закрытыми глазами глотает ртом желанный и пропитанный никотином воздух и откидывается на спинку кресла. Он уже думает, что Россия отключился, и, взглянув на экран, ошибается. Иван всё слышал. Слышит. — Я тут, я жив! — объявляет Альфред и зачем-то поднимает руку, вскоре всё же решаясь надеть наушники. — Я уже хотел скорую вызвать, — как-то невесело звучит это. — Хах, да такое бывает, а скорую сейчас лучше не тревожить, другим она нужнее. Мы-то излечимся рано или поздно, ведь так? — У тебя пустынно на улицах? — Ну, как сказать... — американец задумчиво потирает шею. — Появляются некоторые смельчаки, гуляют, хотя я на их месте не то что из дома бы не вышел, я б даже побоялся окно открыть. — А до маркета как бегать? — Walmart курьером привезёт. Русский звонко зевнул. Приближение ночи даёт о себе знать. — Уже в сон клонит? Погнали напоследок во взвод? Брагинский не может не согласиться на предложение. Он берёт «Десятку», Альфред — «Першинга». Всё по-старому. Карта выпадает «Малиновка»: амбары, дороги, холмы, мельница. Во время обратного отсчёта Джонс задумывает поехать в объезд через небольшой вытянутый водоём, дабы не лететь в лоб. База противника снова в верхнем углу карты. — Россия, — потягивая колу, зовёт он, — по-твоему, что хорошего в сидении дома? — слышно, как тот задумывается с мычащим долгим «хм», тем самым, наверное, давая юноше высказать своё мнение. — Я думаю, что это тупо проверка на прочность. Реально, будто должен выжить сильнейший. Да, конечно, в нашем распоряжении всё, что только может быть, но... деньги кончаются, а мой президент вообще не хочет отвечать на мои вопросы, сам даже не звонит! — Да, ты прав, но отчасти это сопровождается ещё и дикой неопределённостью: никто ничего не знает, никто ничего не может сказать наверняка. А те, кто знают и могут, впоследствии ошибаются. Такое ощущение, что от нас практически перестало всё зависеть, — пожимает плечами Иван и после продолжительной паузы спрашивает: — Что предлагаешь делать? — Я в обход... — Да я не про это, — резко обрывает его мужчина. Эх, жаль он не видит лицо Джонса сейчас. — Про карантин. — Ну, я никого не трогаю, меня никто не трогает. Можно абстрагироваться от мира, пока «большой папочка» всё разрулит. — Ха, смешно. Смешно... В наушниках, помимо хриплого голоса, раздаётся команда экипажа, у каждого на своём языке. Америка вздыхает и жмёт пальцами левой руки на клавишу W, вырываясь вперёд к холму, правой ладонью стискивая мышь. Чёрт, не закупился осколочно-фугасными снарядами, они на исходе, всего одиннадцать осталось с прошлого боя. Зато бронебойных хоть переплавляй — больше пятидесяти. Ничего, рядом его верный союзник. Подсобит! А у верного союзника совсем другие планы. Опять. Он неспешно плетётся сзади, осматривается, приглядывается к засадным камням. Уже началась стрельба, звенят отдалённые выстрелы. На карте появляются несколько противников в разных сторонах. Альфред понёсся по дороге, сквозь леса и болота, ближе к своей излюбленной мельнице, так как, по его словам, там «охренительный видок». Пускай, но Россия не собирается сидеть в углу карты и ждать у моря погоды. Экшн нужен сразу же. Он притаился недалеко от базы и теперь ловит на прицел какого-то американца шестого уровня, и, нет, это не Джонс. Джонс уже далеко. — Значит, ты меня бросил, так? — Альфред, подожди, щас, — сжав мышку посильнее, он дожидается фокусировки на лёгком танке с оставшимися 420 hp и жмёт на кнопку, с улыбкой упиваясь последующими взрывом и «Готов!». Америка слышал этот выстрел. Он поднимает глаза, смотрит на список игроков и видит напротив никнейма Ивана цифру 1, то есть он уложил первого. — Чёртов американский разведчик, — усмехается Брагинский и разворачивает Т-10. — Ты моего налогоплательщика уничтожил, зверь! — смеётся в микрофон юноша и сносит забор. — Это было близко. Ой, стой, у меня тут Пантера. Ему сбивают гусеницу. — One of our tracks is damaged! — доносится от экипажа. — Ай, да вижу я, — он судорожно находит клавишу с цифрой 4. — Иван? Слышал про посткоронавирусную эпоху? Говорят, там всё будет по-другому. — Слышал, только боюсь представить, как она начнётся. Думаю, что ценности, скорее всего, станут другими. Альфред слушает его, при этом игнорируя гул, шум двигателя и возгласы экипажа по типу «Ricochet!» и «Penetration!». Чёртовы фугасы. По 200-250 за выстрел, которых было уже четыре. Ещё разок, и Пантера будет уничтожена. Он буквально вдавливает кнопку мыши, а через секунду слышит: — Enemy armor is destroyed! — Добил? — низким голосом произносит Россия. Судя по всему, он сейчас очень сконцентрирован. — Именно! Ого, уже 6:6! Забавно будет, если мы с тобой ещё и выиграем. — Ничего не могу обещать, — таким же тоном заявляет он, выслеживая и подбивая вражескую СУ-85 в кустах. Джонс удивляется, замечая русского почти около базы противника. Интересно, каким чудом он там оказался, но если спросить напрямую, послышится вполне очевидный ответ: «Пока ты Пантеру ловил». Он проезжает мимо союзного серого Панцера, что вылавливает кого-то за рекой, и спускается по холму, засекая британского Комета. Прицел, наводка, попадание. — Ха! — злорадствует Америка, попутно втягивая колу, и долго катает жидкость по полости рта, слегка надувая щёки. Пока он носится за британцем, Иван замечает нечто совершенно неприятное: к их базе, от которой он сейчас довольно далеко, подъезжают два противника, начиная проводить её захват. Этого ещё только не хватало. От их команды практически ничего не остаётся — десять танков уже вне игры, да и Джонс на другом конце карты. Перебив всю ближайшую артиллерию, Брагинский гонит вниз к базе, которую те двое захватят быстрее, чем он один вражескую. — Россия, база! — напоминает Альфред, морщась от гула сирены. Россия не отвечает и продолжает лететь назад. Озираясь на таймер, он останавливается у какого-то кирпичного полуразрушенного здания. Что?! Когда это от их группы осталось три танка?! И это против семи! — Бляха-муха! — русский скрипит зубами и, не целясь, стреляет в первый попавшийся танк противника. — Джонс! У американца опять приступ, но он старается перенести его, как говорится, на ногах, наклонив голову и кашляя куда-то в ноги и на стол. Он вслепую маневрирует между камней, балансирует на обрыве, фокусируется на целёхоньком Прототипе, что в итоге пускает снаряд ему в бочину. Америка успевает лишь поднять голову, наблюдая, как с его подбитого танка срывает башню, что означает, что сдетонировал боекомплект. Но грохот уничтожения бронетехники — это ничто по сравнению с тем оглушительным кашлем, что терзает его внутренности. Он замирает с открытым ртом, из которого вырывается немой крик. Дострелялся в молоко... — Bail out! This vehicle has had it! — Иван, я всё. И после этой фразы слышится ещё один взрыв, заглушающий воющую сирену. Нахмурившись, Брагинский откидывается назад и начинает барабанить пальцами по столу около мыши. — Вот нахуя ты орёшь раньше времени?! — юноша аж съёживается от сквозившей в крике досады. — Каждый раз одно и то же! — А я тут причём? Вообще-то я не виноват, что бой опять слили, раки, — обиженно отмахивается он, принимаясь изучать статистику. Иван снисходительно глядит на экран, на результаты боя и выделяющуюся надпись «Поражение. Все танки союзников уничтожены». Есть несколько наград и серебро. Да и он на первом месте с тремя заваленными противниками и наибольшим количеством полученного опыта. Хотя бывало и лучше. Джонс молча допивает колу и по окончании трясёт пустой стакан в руке. — Видно, это поражение олицетворяет нынешнюю ситуацию, — на выдохе хмыкает Россия и потирает переносицу. — Везде ты ищешь символизм, где его нет, — закатив глаза, отзывается тот и закрывает окно Defeat'а. — Выкарабкаемся, и не такое дерьмо видели. А какими, кстати, ты видишь главные минусы самоизоляции? Мужчина долгое время ничего не говорит, а сам что-то делает: слышны шорохи и стуки. Это он полез под стол за новой банкой пива и параллельно обдумывает ответ. Что сейчас чувствуют его граждане? — Одиночество, тишина, дефицит общения, — наконец выдаёт он под щелчок банки. — О, — тянет юноша. Он не думал, что для России тишина — это минус, хотя, если задуматься, Брагинский никогда не хотел быть один. Значит, сегодня Америке вновь предоставляется возможность развеять его разросшуюся скуку. С минуту он формирует в голове фразы и пылко заявляет: — Ну, это мы сейчас исправим. У нас вся ночь впереди! Погнали ещё один бой? Не хочу оставлять этот осадок поражения. — Ай, была не была!