Сборник драбблов

«Одинокий пруд всё ещё не высох на окраине нашего леса, но ходить к нему опасно, его дева охраняет, давно хладная, неживая. Руку ей протянешь — утопит и глазом не моргнёт.» Страшные байки старейшин Хосока не пугают совсем, в их долине всяких чудес хватает, и самую обычную утопленницу едва ли можно назвать одной из самых жутких существ. Ему интересно, как же дева из историй живёт одна в иссыхающем водоёме, откуда она там взялась и что её гложет, отчего же не может спокойно оставить этот мир и отправиться к праотцам. Юноша решает улизнуть из поселения, чтобы отыскать пристанище неупокоившегося существа, понаблюдать за ней, а может и помочь, если позволит. Как только солнце заходит за горизонт, Чон тихонько выбирается из дома и сразу же поворачивает в сторону леса. Он в нем знает каждую тропинку, обошёл за свою жизнь во всех направлениях бесчисленное количество раз, но никогда не нарушал запретов, не выходил за пределы древесного убежища, и теперь пришло время, наконец, узнать, что же там снаружи. Юноша бредёт час, два, прислушивается к треску тонких ветвей под ногами и шелесту опавших листьев, спрятавшихся в высокой траве, и вскоре ему начинает казаться, что он что-то слышит. Чем дальше он отходит от чащи к запретной границе, тем отчётливее разбирает слова в женской песне. Это она поёт, Хосок не сомневается. На голос идти намного проще, чем пытаться ориентироваться в темноте, путник перестаёт различать посторонние звуки и концентрируется лишь на высоком чистом голосе. Она словно знает, что он идёт, помогает добраться, дорогу указывает. Чон видит впереди небольшую поляну, начинает слышать едва различимый плеск воды и именно в этот момент останавливается, прячась за толстым стволом дерева и пытаясь разглядеть ту, ради которой пришёл. В небольшом пруду, поросшем кувшинками, в воде нежишься ты, твои длинные тёмные пряди красиво держатся на поверхности, а лицо освещает яркая луна. Твоё пение уже давно прекратилось, но вокруг тебя продолжают виться давно заблудшие в лесу души, принявшие облик маленьких зверей и насекомых, и даже самые обычные светлячки стараются держаться к тебе ближе. Юноша боится даже шелохнуться, наблюдает за тобой восхищённо и понять не может, откуда взялись все те жуткие истории, что передаются в вашем поселении из поколения в поколение, ведь прямо перед ним сейчас отнюдь не чудовище, а прекрасное существо, больше похожее на фею. — Не прячься, раз уж пришёл. Твой голос разносится по поляне и достигает чувствительного слуха юноши, и тот послушно выступает из тени, подходя ближе. Все обитатели леса в ту же секунду начинают разлетаться прочь, опасаясь человека, но он этому не придает никакого значения, для него сейчас важна лишь ты, ему хочется ближе подойти и о многом спросить. Ты в его сторону даже головы не поворачиваешь, поднимаешься со дна пруда и встаёшь в полный рост, облачённая в старые традиционные одежды, они мокрые насквозь и липнут к коже, полупрозрачным слоем окружая женскую плоть. Хосок замирает в нескольких шагах от резкого обрыва в воду и осматривает тебя зачарованно, и дело не в том, что ты практически обнажена, а в том, как стоишь и как держишь себя перед ним. — Зачем явился? — твоё лицо, наконец, к нему обращается, голова полностью поворачивается в сторону незнакомца, и он только теперь замечает, насколько бледна твоя кожа. — Хотел узнать, от чего тебя так боятся старейшины, — Чон делает ещё шаг, и ты за ним повторяешь, вы приближаетесь друг к другу плавно, но уверенно. — Они явно знают больше, чем говорят нам. — Ваши старейшины для меня бывшие соседи, — ты руку тянешься к юноше и распахиваешь его жилет, а затем и рубашку, наощупь пробуешь тонкую ткань и оглядываешь мельком крепкое, живое тело. — И по воле одного из них я вынуждена увядать здесь год за годом вместе с этим несчастным водоёмом. На мгновение Хосоку видится твоё лицо совсем иначе, он видит вместо длинных ресниц и выразительных глаз только впалые тёмные глазницы, а вместо аккуратных ярких губ напротив появляется жуткая клыкастая пасть. Он даже испугаться не успевает, удивляется лишь и только теперь верит в то, что ты действительно мертва. Ты в подтверждение его мыслям касаешься кончиками пальцев его груди, обжигая живую плоть своим мертвенным холодом и слыша тихое шипение в ответ. — Что они сделали с тобой? — Не они, — снисходительная улыбка растягивает твои губы, тебя забавляет эта необъяснимая участливость, но ты продолжаешь мучать юношу прикосновениями, вызывая у него мурашки. — Он был один в ту ночь. И утопил. — За что? — Он не любил, а тела возжелал, — улыбка с твоего лица уходит сразу, как только ты начинаешь вспоминать ночь своей смерти. Твои руки начинают спускать рубашку с мужских плеч, а Хосок всё стоит и позволяет себя околдовывать. — Он заманил меня сюда красивыми речами и хотел взять силой, но я слишком рано это поняла. Как только я стала кричать и вырываться, он не смог придумать ничего другого. Ты с грустным видом оборачиваешься к своему пруду, а перед глазами картины сменяют одна другую, где когда-то любимый тобой юноша окунает тебя головой в воду и не даёт выбраться до тех пор, пока в лёгких не заканчивается кислород. Прошло уже более четырёх десятилетий, а простить его ты так и не смогла. Наверное от того, что прощения он не пришёл просить до сих пор, пусть и знает, что ты всё ещё ждёшь. А потому ты не просто покорно дожидаешься гибели, а своим пением и дурной славой заманиваешь к себе подобных Хосоку юнцов, желая их смертью привлечь к себе внимание. К сожалению, твой убийца уже очень стар, а у твоего пруда осталось не так уж много времени, и потому все твои старания теперь оказались напрасны. — Ты мстила всё это время, — Чон догадывается обо всём сам и всё равно не боится, самостоятельно скидывает рукава рубашки, позволяя одежде приземлиться на землю. — Какого это, жить среди чужих скелетов? — Тебе меня не понять, — выслушивать подобные самоуверенные речи ты не намерена, даже злиться начинаешь, но что-то в этом юноше тебя притягивает, понять бы только, что именно. — Я могу попробовать, — Хосок ступает по мягкой траве, делает шаг, а затем ещё и ещё, пока не прыгает прямо в твой пруд, оказываясь в воде по пояс. — Меня тоже утопишь? Тебе приходится отступить от наглеца и ладонью толкнуть его в грудь, чтобы приближаться не смел, и в месте удара на смуглой коже тут же появляется синеющая отметина. Чону больно, он терпит, зато понимает теперь, как такая хрупкая дева все эти годы справлялась с мужчинами и умудрялась их всех загубить. Он наступать продолжает и руку к тебе протягивает, словно довериться просит и действительно хочет помочь, пусть и не знает, как именно. Доверять людям ты давно разучилась, а мужчинам — тем более, но уставшая, израненная женская душа до сих пор надеется на искренность, ей хочется хоть раз за свою долгую жизнь почувствовать что-то тёплое. Тёплой оказывается мужская рука, когда ты вкладываешь в нее свою ладонь, по-прежнему тёплая и его грудь, и даже взгляд кажется таким же согревающим. Этому юноше хочется верить, хочется, чтобы именно его ты полюбила в далёком прошлом. Тебе думается, что родись этот человек в твоё время, и сейчас бы ты доживала свои последние годы счастливой старости, а не иссыхала вместе со своим обиталищем. — Могу ли я тебе помочь? — его тело не справляется с твоим холодом, кожа температуру постепенно теряет и снова покрывается мурашками, но Чона это мало волнует. — Мне поможет лишь обиду отпустить. — И ты умрёшь? — Зато умру правильно. Хосок приходит к тебе с того момента каждую ночь, рассказывает обо всём, что происходит в мире, чтобы хоть немного скрасить твои дни, а ты слушаешь его с упоением, потому что его голос тебя успокаивает, о чём бы он ни говорил. Постепенно даже заблудшие души перестают его страшиться, продолжают виться вокруг вас двоих ночи напролёт. Так проходит месяц за месяцем, твой пруд становится всё меньше, и ты начинаешь чувствовать, как твоё тело слабеет. Но вовсе не из-за того, что твой водоём погибает, а потому, что обида в сердце со временем начинает растворяться. Тебя заполняет новое, совсем иное чувство, и ты видишь, что Чон чувствует то же самое. Проводить дни с ним всё тяжелее, ему слишком больно смотреть на то, как ты увядаешь, но ты и так непозволительно долго оставалась в этом мире, пора бы уже, наконец, узнать, что такое покой. Сегодня он вновь приходит к тебе и осознаёт, что видит тебя в последний раз. Ты сидишь у края пруда, лишь ногами в воде остаёшься, потому что полностью вылезти не можешь, и от холода вся трясёшься. Твоё тело полностью серое, истощенное и теперь по-настоящему мёртвое, но глаза всё ещё блестят, отражая свет луны. Хосок рядом с тобой садится, накрывает твою ледяную ладонь своей и тянется за последним поцелуем, вот так молча, без лишних горьких прощаний. Ты сминаешь его губы со слезами на глазах, но всё равно остаёшься счастливая, позволяя своим векам опуститься в последний раз. Чон будет помнить о тебе до конца своей жизни, пусть и встретит среди людей прекрасную женщину, и она родит ему двоих прекрасных детей, но полюбить её он так и не сможет, потому что до самой кончины останется верен тебе и вашей сказочной, хоть и очень грустной истории.