Подработка

Кто ленивая задница? Я ленивая задница! И в честь осознания этой простой истины я представляю вашему вниманию нудную, короткую главу о том, как Тсуна тупо добиралась до работы. Кажется, я буду гореть в Аду за это... Шаркая по дому в слетающих с ног тапочках, монотонно чистя зубы, Тсуна мысленно сравнивала себя с героями мультфильмов, которым в минуты сонного господства приходилось вставлять спички в глаза, чтобы поддерживать веки. Только страх получить глупую травму с утра останавливал девушку спуститься вниз на кухню и начать искать коробок. Только что вымытые волосы непривычно покладисто лежали на плечах, делая Саваду более-менее похожей на свой возраст. Но как только они высохнут и начнут упрямо пушиться и топорщиться, девушка вновь будет напоминать не взрослую студентку, а подростка со своими заскоками. И нельзя сказать, что это ей нравилось. С пеной у рта, крепко держа в зубах зубную щётку, Тсуна спустилась на кухню и помахала крутящейся у плиты матери. Когда бы девушке не надо было вставать, Нана проснётся раньше, даже если Тсуна не предупреждает о ранней пробудке. Женщина будто чувствует, что вот сегодня дочь проснётся в шесть утра, а значит, ей нужно быть на ногах в пять, чтобы приготовить завтрак. С одной стороны, это безумно удобно, особенно, если есть риск опоздать. Но с другой - Тсуна практически никогда с утра ничего не делала. Ей нужно только умыться и собраться, и то до поступления в университет, хотя порой и сейчас, одежда уже выглажена и аккуратно лежит на стуле. А такая удобная жизнь не способствует самостоятельности и уменьшению неудачливости. Но нельзя сказать, что девушка не пытается изменить обычаи в их семье. Время от времени ей удаётся сделать всё самой, дав матери повод для небольшой гордости. И даже то, что одежда в нескольких местах мятая, а с едой дочь не мудрит и делает банальные бутерброды с кровью из порезанных пальцев и чай, её радость нисколько не уменьшает. Но не прекращает заботиться о Тсуне, как о пятилетней девочке. Немного постояв рядом с Наной, наблюдая за тем, как мать легко и непринуждённо творит чудеса на кухне, Тсуна поднялась наверх в ванную. Закончив с умывальными процедурами и сменив пижаму на коричневые вельветовые штаны с бежевой вязаной кофтой без рукавов, но с высоким горлом, девушка вновь вернулась на кухню, но теперь готовая принимать раннюю пищу. Стрелки на часах медленно, но верно очерчивали круг, тонко намекая Саваде, что долго засиживаться за столом не стоит, если она, конечно, не хочет побывать в раю мазохистов этим утром. Подкинутые фантазией картины морального и местами физического унижения заставили Тсуну судорожно запихивать в рот еду, не распробывая вкус и рваными глотками запивая её, чтобы миновать воображаемые ужасы. С громким стуком поставив кружку на стол, полностью осушив её, и бросив короткое: «Я побежала», девушка выскочила из-за стола и, спешно переобувшись, схватила лёгкую куртку, выбегая на улицу. Нана слегка помотала головой, сетуя на то, что дочь нормально не поела, но при этом улыбка на губах не скрывала радость женщины за «активную жизнь Тсуны». *** Хибари Кёя неспешно завязывал галстук, поглядывая на часы и гадая, будет ли у него повод показать травоядной её место, или же она не опоздает и утро просто пройдёт спокойно? Это ожидание одновременно и раздражало Кёю, и вызывало в теле приятную негу, как у ленивого хищника, которому оба варианта подходят. Когда с галстуком было покончено, и внешний вид стал вселять ужас и уважение, Хибари тихо прошёл мимо комнаты сына на кухню, где заметил, что количество его чая заметно уменьшилось, что было несколько странно. Сын не пьёт такую гадость, а Саваде дурости и смелости бы не хватило выдуть половину зелёной горечи. Во всяком случае, Хибари так казалось. Решив, что это он просто не обращал внимания, как содержимое пачки медленно, но верно заканчивается, Кёя включил чайник и раскрыл окно. Холод с улицы тут же прошёлся костлявыми пальцами по рёбрам, игнорируя тонкую ткань рубашки. Хибари любил такие моменты. Сладостная нега сна и лени пропадали в тот же миг, как он открывал окно. Он ощущал себя встрепенувшимся хищником, и это чувство, бесспорно, ему нравилось настолько, что он готов повторять это нехитрое движение каждое утро. Одна из немногих слабостей, которые Кёя себе позволял. Громкая ругань внизу привлекла внимание Хибари, когда он уже собирался идти будить Коту. Вновь подойдя к окну, мужчина слегка высунулся наружу, чтобы можно было увидеть, что творится внизу. Тёмные брови слегка поднялись вверх, когда серому взгляду предстала картина «Никчёмная няня столкнулась с жильцом дома, из-за чего тот упал и испачкал пиджак». Лысоватый мужчина, ещё даже не поднявшись, начал с упоением поливать грязью неуклюжую девушку, собирая при этом толпу и застопоривая людское движение. Из-за того, что Хибари жил отнюдь не на первом-третьем этаже, разобрать, что же именно говорил пострадавший, не было возможности. Да и это, если честно, особо и не волновало Кёю. Лёгкое удивление быстро сменилось нескрываемым раздражением: слишком громко и истерично ругался мужчина, хотя повод того не заслуживал. Сматерился один раз и достаточно. К тому же он задерживал Саваду. А если он задерживал няню, значит, задерживал и Хибари, ведь оставлять сына одного, даже на несколько минут, желания не было. Всё же мальчик в том возрасте, когда ещё опасно оставлять его без присмотра. Мало ли что. Шумно выдохнув, Кёя закрыл окно, не желая больше слышать неприятный голос резаной свиньи, и пошёл будить Коту, как и планировал ранее. *** Тсуна стояла в лифте и сжимала в руках телефон. На слегка тусклом экране большими цифрами отображалось время, которое медленно затягивало петлю на её шее. Она бежала со всех ног, чтобы не опоздать и не испытывать ужас при виде недовольства в стальных глазах, а в итоге уже пошла тринадцатая минута, как она должна была сидеть с Котой. И ведь страшно даже объяснить причину опоздания. Вряд ли «неуклюжесть» будет достойным аргументом, чтобы прийти на несколько минут позже. - Господи, пускай трос лифта лопнет – и я тут же разобьюсь насмерть, - медленно сползая вниз, проскулила Савада и уткнулась лбом в колени. - Это будет самая гуманная вещь, которую ты сделаешь. Но вместо этого дверь лифта плавно открылась, как бы намекая, что Бог и Фортуна давно решили, что Тсуна – слабое звено в этой жизни. Тихо выдохнув, девушка подняла голову и собиралась было вставать и идти, если не насмерть, то на жестокое избиение, но её карим глазам предстал монстр, отчего тело тут же окаменело. Хибари прислонился к краю спрятанной двери лифта, не давая, таким образом, ей закрыться в ненужный момент. Скрестив руки на груди, он смотрел на девушку с некоторым любопытством и с нескрываемым садистским блеском в глазах. Саваде бежать некуда, а на её лице отразился такой ужас, что Кёя не мог сдержать хищного оскала. Змея и маленькая мышка. Хибари нравилась эта ситуация. Девушка его сейчас даже не бесила. Он чувствовал превосходство, свою полную власть, а этого достаточно для хорошего утра и, следовательно, не такого гадкого настроения, каким оно обычно бывает. Поэтому никакой ненависти не было. Просто само собой разумеющееся положение вещей, радующее глаз. А вот Тсуне, наоборот, всё представлялось в менее розовом цвете. Мужчина пугал её, когда он зол, когда спокоен и когда чем-то доволен. Любое состояние Хибари вводило девушку в ужас. Различие было только в степенях: либо она просто дрожала, либо каменела, либо была полна решимости с разбегу выпрыгнуть в окно. И сейчас Савада находилась на границе между вторым и третьим вариантом. Единственная помеха – здесь нет окна. - Ты будешь и дальше так сидеть? – спокойно спросил Хибари. – Пока ты сидишь здесь, количество минут твоего опоздания продолжает расти. Приятный голос мужчины заставлял кровь стынуть в жилах. Тело отказывалось двигаться. Но фраза про опоздание, как внезапная пощёчина, мгновенно отрезвила девушку. Тсуна резко встала на ноги. Низко поклонившись, она, запинаясь, пробормотала извинения и клятвенное обещание больше не опаздывать. Практически не разгибаясь, чтобы не столкнуться с серыми глазами, Савада быстро просеменила мимо Хибари и только потом выпрямилась. Услышав, как закрылась дверь, Кёя хмыкнул и, подняв с пола барсетку, вошёл в закрывающийся лифт. Страдания и страх других определённо поднимали ему настроение.