Подработка

Оригинальность? Неожиданные повороты сюжета? ПФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФ. И да, конечно, в этой работе всё канонно. Нет ООСа. Да, конечно. Вообще им не пахнет. И, кажется, бета меня покинула, так что безмерно буду рада публичной бете, если вам не тяжко выделять и отмечать мои косяки. Только прошу, не исправляйте "л" на "р" в речи Коты. Так и должно быть. Поставленная на стол пачка хлопьев уже ждала своего звёздного часа, а вскипевший чайник так и молил побыстрее заварить ароматный чай и насладиться утренним спокойствием. Хибари ушёл больше получаса назад, Тсуна успела и взбодриться после практически бессонной ночи из-за посмотревшего ужастик Ламбо, желающего быть рядом с девушкой и вздрагивающего от каждого шороха, и подготовить всё к пробуждению Коты, но тот не подавал никаких признаков желания выбраться из-под одеяла и явить миру своё заспанное личико. Савада посмотрела на часы. В семье Хибари все были ранними пташками, только Кёя вставал заметно раньше из-за работы. Немного волнуясь за Коту и не имея больше никаких занятий, Тсуна тихонько приоткрыла дверь его комнаты и заглянула внутрь. На улице было по-зимнему темно, а зашторенные окна отрезали путь в комнату даже слабым лучам света ещё горящих фонарей и тощего месяца, мелькающего меж облаков. Было мрачно, душно, пахло жаром и сном. - Кота-кун, ты проснулся? – шёпотом, но достаточно слышно произнесла девушка, осторожно ступая вперёд. Ответа не было, но Тсуна была готова поклясться, что видела шевеление одеяльного комка. Она тихо прошла к постели, готовая увидеть недовольное личико мальчика, только-только открывшего глаза, но, кроме наморщенного лба, ничего не выдавало пробуждения Коты. Желая больше разбудить окончательно, чем проверить промелькнувшие где-то на затворках сознания опасения, она провела рукой по растрёпанным волосам, слегка задевая лоб, чувствуя его жар и влажность. - Хи-и?! – сипло вскрикнула Тсуна, убирая ладонь. Перед глазами сразу пронеслись часы игры на улице, снежки, попадавшие за ворот, снежные ангелы и долгая лепка снеговиков, приносящие, как и радость, так и внезапный, опасный жар. Савада быстро выбежала на кухню, откуда принесла закрытый белый ящик, в котором аккуратно, несколько педантично были разложены и лекарства, и мед.средства, которые Тсуна видела слишком часто, и ещё чаще использовала. Стараясь не вырывать из спасительной дрёмы Коту, она поставила градусник и достала телефон. Сонный голос матери немного успокоил мгновенно вспыхнувшую панику, но, стоя подле постели и переводя взгляд то на Коту, то на раскрытую аптечку, Тсуна чувствовала, что сердце отказывается стучать медленнее. - Мама, привет, скажи, пожалуйста, что делать при… Девушка быстро тараторила, повторялась, путала слова и запиналась. Нана, жмурясь ото сна, с трудом вслушивалась в речь дочери. Только спустя какое-то время она осознала, о чём говорит Тсуна, и оживилась. - А? Какая температура? – встрепенулась девушка, услышав вопрос матери. Она достала градусник. - Почти тридцать восемь, - слабо выдохнула Тсуна: чем помочь, кроме как впихнуть побольше труднопроизносимых лекарств, она не знала, но интуиция подсказывала, что это принесёт больше вреда. - Посмотри, есть ли… Тихо произнося «угу», находя нужное лекарство, и для себя кивая головой, Тсуна покорно выполняла указания матери. Она не отдавала отчёта тому, что делала, просто слепо следовала указаниям. И, если бы её спросили, что ей только что сказала мать, она бы не смогла не то, чтобы несвязно повторить, даже вспомнить. Не прерывая разговора, позабыв o стыде за то, что заставила спешно вспоминать названия лекарств уставшую с вечера Нану, Тсуна практически не покидала Коту, изредка оставляя его на несколько минут, чтобы сбегать на кухню или в ванную за подручными средствами в виде небольшого лоскутка ткани, тазика с водой и т.д. Казалось, время летит так же быстро, как бьётся сердце девушки. Окутанная спешкой, она не чувствовала ничего, кроме волнения и страха своей неуклюжестью и незнанием каким-то образом усугубить положение. Даже ласковый голос Наны в паузах повторяющий, что ничего страшного, всё хорошо, это обычная простуда, что всё скоро пройдёт, нисколько не убеждал Тсуну в этом. Когда крутиться у сонного, больного мальчика уже не было смысла, она торопливо записывала на листке советы наученной опытом матери, названия лекарств, которых нет в аптечке, и расписание доктора, который с давних пор в лицо знает каждого члена семьи Савады, и в профессионализме которого нисколько не сомневается Нана. Убрав телефон в карман, Тсуна почувствовала, как горит и ноет ухо. В голове пронеслась мысль, что уже день, и она сама не заметила, как пролетело время. Но бросив взгляд на окно, девушка увидела, что небо только-только просветлело, а улицы ещё не до конца отошли ото сна, оставаясь серыми и холодными, как уже привычные облака. Переведя взгляд на часы, Савада только уверовала, что прошло не больше часа с того момента, как она закрыла дверь за Хибари. Вспомнив Кёю, она вздрогнула и невольно положила руку на телефон. «Надо позвонить» - промелькнуло в голове, но Тсуна лишь сжала телефон через ткань джинс, не решаясь достать устройство и набрать номер. Хибари должен знать, что его сын заболел и нуждается в особом уходе. В этом нет ничего плохого, напротив, это нормально и важно. Но что-то её останавливало. Нет, Тсуна знала, что она позвонит, сообщит, но не сейчас. Чуть позже, ходя по квартире, разминая тело от неподвижного сидения подле тяжело дышащего Коты, её посетит догадка, что это всё из-за банального страха признаться в своей причастности к этой болезни. Непривыкший к долгим прогулкам мальчик, пробывший несколько часов на морозном воздухе, играя в снегу и возвращаясь домой в мокрой одежде, не может так просто избежать привычной всем мамочкам простуды.

*8*

«Не надо было гулять до самого вечера» - корила себя девушка, глядя на лежащий на полу телефон. Тсуна сидела на полу, положив голову на край кровати, прислушиваясь к шуму за окном и мирному сопению Коты. Изредка мальчик просыпался, смотрел мутным, больше ото сна, чем от болезни, взглядом, покорно принимал лекарство, которое подсовывала Савада, подлетая к ребёнку сразу же, стоило ей завидеть, что он проснулся. Несколько раз он просил воды. Сейчас он продолжал спать, уже дыша более ровно и спокойно. Температура заметно спала, хоть и не пришла к норме, но это уже вызвало вздох облегчения у девушки, после которого она всё же решилась набрать номер Хибари. Именно поэтому с тенью обречённости она не сводила уставшего взгляда с телефона, который спокойно лежал в стороне, не подозревая o своей причастности к страданиям хозяйки. В ворохах мыслей, Тсуна пыталась остановиться хотя бы на одной, которую можно было сформулировать как: «Насколько спокойно и точно я объяснила ситуацию?». Было тяжело вспомнить, был ли сиплым от страха и попыток говорить тихо голос, как именно отреагировал Хибари, и вообще, какой был общий дух разговора. Тсуна только помнила короткое «Я отпрошусь», прежде чем был закончен звонок. Но в этих двух словах можно было найти множество потаённых смыслов, начиная невероятным «Я приеду и отпущу вас раньше, чтобы вы не рисковали тоже слечь с простудой» и заканчивая чем-то более реальным в духе «Как только ты попадёшься мне на глаза, я раскрою твою челюсть достаточно широко, чтобы протолкнуть металлическую трубу к самому корню твоего языка, к которому она примёрзнет». А потом её выкинут в окно. С трубой, примёрзшей к языку, и растоптанным чувством собственного достоинства. Возможно сломают руку и в конце заставят без одежды делать снежного ангела и есть снег. Да, с трубой. Тсуна вздохнула. Рукой скользнула по лбу Коты, уже привычным жестом проверяя, не повысилась ли температура. «Вроде, всё хорошо». Молча радуясь, что Кота спит, она встала с пола, слегка потянулась, чувствуя волны тягучей неги затёкшего тела, и направилась на кухню. В комнате мальчика было слишком душно, но сейчас Тсуна не рисковала открывать окно и проветривать. В коридоре она услышала приглушённый, быстрый шаг. Вскользь бросив взгляд на часы, Савада отметила четыре вечера и всецело поддалась интуиции, подходя к двери в тот момент, как послышалось копошение. Хибари вошёл внутрь, и весь его вид говорил o том, скольких трудов стоило мужчине держаться сдержано и выглядеть более-менее спокойным. - Кота сейчас спит, - отвечая на несколько вопросов сразу, тихо произнесла Тсуна, пропуская Хибари вперёд. Он даже не стал разуваться. Пройдя к комнате Коты, Кёя остановился, вдыхая запах духоты, пота и болезни. Тсуна видела, как трудно ему было перешагнуть порог и войти в этот осязаемый дух, но ничего не делала, поддаваясь общей атмосфере недосказанности и волнения. Она прошла следом, боясь вздохнуть слишком громко, и прижалась грудью к дверному косяку, желая быть одновременно и поодаль, и рядом, если вдруг понадобится её помощь. Хотя больше она была готова прятаться за стеной, когда Кёя попытается воплотить в жизнь все её страхи, после того, как она расскажет, как довела ребёнка до болезни, из-за которой он слёг. Но казалось, что даже если бы Хибари и подумал o чём-то подобном, то не смог бы ничего сделать. Он сидел на коленях у края постели и слегка дрожащей рукой водил по растрёпанным ото сна волосам сына, задевая липкий от пота и несколько сменных лоскутков ткани лоб. Если бы Тсуна не встретила его с порога, не проследила взглядом за его спешной фигурой, то не признала бы в этом человеке того Хибари, который заставлял дрожать её колени только одним своим существованием. Он был бледен. В глазах и нерешительных движениях читался страх. Настолько неуловимый, настолько хорошо скрываемый, что Тсуна сама не верила, что видит именно его. Она и не видела. Просто чувствовала сырой запах страха, витающий в этой комнате. Он был ей хорошо знаком. Переминаясь с ноги на ногу на одном месте, девушка нерешительно отступила от дверного косяка и подошла к постели, встав рядом с Кёей. Ребяческий страх того, что грозный Хибари скажет несколько грубых слов, надаёт по попе и уволит, отошёл на второй план. - Кхм, - Тсуна чувствовала, как у неё пересохло в горле. – Я дала лекарства, которые посоветовала мама. Ему стало лучше. И ещё записала расписание доктора, к которому мы ходим. Правда, приём уже окончен, а по выходным он не работает и… - она тяжело вздохнула, - простите за то, что я не уследила. - Я не знаю, что делать, - словно не слыша её слова, пробормотал Кёя. Тсуна подавилась воздухом. Она посмотрела на Хибари, который продолжал глядеть на сына и гладить его по голове, словно это могло прогнать температуру. - O чём вы? - Он ещё ни разу не болел, - тихо, чтобы не потревожить сон сына, шептал Хибари. – Я не знаю, как себя вести и что делать, кроме как обратиться к доктору, но это теперь лишь в понедельник. Я могу только набрать номер скорой, но не может быть настолько всё плохо, - он убрал руку. - Нет общепринятого плана, руководствуясь которым можно выполнить задачу… Нет, есть, но, что если случится что-то…. Хибари провёл ладонями по всему лицу, будто стирая пот, и встал на ноги прежде чем выйти из комнаты. Тсуна проследила за ним взглядом. В комнате стало слишком пусто. Бросив короткий взгляд на Коту и удостоверившись, что он до сих пор спит, она вышла следом, аккуратно прикрыв дверь, оставляя небольшую щёлочку. На всякий случай. Кёю она нашла на кухне возле стола. Немного ссутулившись, он стоял, положив руку на спинку стула, и со спины нельзя было сказать, куда он смотрит и что делает. Тсуна подошла ближе, подыскивая в голове подходящие слова, чтобы нарушить тишину. Но даже в мыслях её речь была бессвязной, нелогичной и странной. Девушка больше чувствовала, что хотела сказать. Скользя взглядом по сутулой фигуре, Савада вновь не ощущала привычного страха, как в то утро, когда в квартире ещё была Нацуко. Тогда Хибари был уставший, сонный, спокойный. Тогда были таблетки. И то, её коленки временами дрожали, но больше от непривычности ситуации, от её… Странности. Сейчас же перед Тсуной был обычный человек. Не пугающий, не сильный. Чуть старше, чем она сама. Тсуну впервые посетила мысль, что они оба ещё учатся в университете, что у них у обоих есть житейские и студенческие трудности, что… Хибари Кёя такой же человек, как и она сама. Сложный, с тяжёлым характером, неизвестной судьбой, но такой же живой и имеющий свои слабости, одна из которых сейчас боролась с простудой и спала, не подозревая, как сильно влияет на своего отца. - Если хотите, я могу остаться. На всякий случай, - Тсуна привычным жестом подняла руку, но остановила в воздухе, так и не дотронувшись до плеча мужчины. - Это список лекарств, которые нужны? - Э? – Савада не сразу осознала, что её слова пропустили. – М-мама сказала, что это можно дать Коте, пока не сходите на приём. - Хорошо, - Хибари шумно выдохнул, - я схожу в аптеку. Ты пока останься и посиди с ним. - Да, конечно. Кёя быстро накинул пальто, сунул смятый листок в карман и вышел, оставив няню и сына одних. Тсуна услышала, как стало необычайно тихо после его ухода. Она вернулась к мальчику. Кота перевернулся на бок, чуть убрав одеяло: стало жарко. Его раскрасневшееся личико было влажным от пота и немного хмурым. Присев рядом на корточки, Савада убрала прилипшие ко лбу волосы и тихо спросила: - Ты проснулся? - Двель, - только и выдохнул Кота, слегка приоткрывая глаза и глядя на няню с усталостью и сонливостью во взгляде. - O, понятно, - улыбнулась девушка. – Твой папа очень спешил купить тебе лекарства. Знаешь, он приехал, как только я ему позвонила. - Быстло? - Очень быстро. И ещё быстрее он вернётся и проведёт с тобой столько времени, сколько ты захочешь. Кота попытался улыбнуться. Но он лишь от слабости прикрыл глаза. - Ты отдыхай пока. Тсуна гладила его по голове. Чуть мягче и нежнее, чем Кёя. Но так же осторожно. Она сидела подле мальчика, разглядывала его лицо и витала в своих мыслях. Даже когда вернулся Хибари, она не встала. Когда он заглянул в комнату, Тсуна лишь повернулась на звук осторожных шагов и шуршания пакета. Кёя выглядел слегка уставшим в распахнутом пальто и повисшем на шее шарфом, размотавшимся от спешки. В тишине комнаты можно было услышать, что дышит Хибари глубже и сильнее обычного. Он скользнул взглядом по ней и сыну и, что-то для себя решив, так же тихо ушёл на кухню, оставляя их вдвоём. «Кажется, я останусь здесь ещё на пару часов» - мимоходом подумала девушка, продолжая мягко водить рукой по волосам вновь задремавшего мальчика.