Грустные люди

Снова. Очередное позорное бегство. Этот город видел их столько, что я уже сбилась со счёта. И каждый раз мучительно стыдно, но я в этом ни за что не признаюсь. Наоборот – даже по сторонам не смотрю, как будто делая виноватым и его тоже. Может, стоило промолчать? Проглотить новость о бывшей, надеть на палец кольцо, которого мы обе так боялись, но ты почему-то сделала; скомкано – иначе не вышло бы – заняться сексом, выпить прощального чая с твоей мамой – и как будто ничего не случилось? Нет, это только твоя тактика: делать вид, что проблемы не существует. А я не хочу становиться тобой. Я ненавидела это двадцать лет назад, ненавижу и сейчас. Только тогда мне хотелось сделать больно, чтобы тебя расшевелить. Почти спортивный интерес – где та точка, в которой ты перестанешь отрицать очевидное? Точку я так и не нашла. Даже когда совершала настоящие гадости. Мне до сих пор стыдно за последнюю нашу близость перед расставанием. Я пришла домой под градусом, и ещё в прихожей почувствовала, как сильно ты меня раздражаешь – одним лишь присутствием. Раздражение разливалось в воздухе, пульсировало в горле, елозило где-то за грудной клеткой, и казалось, что единственный способ выплеснуть его – это наказать ту, которая его порождает. Ты спала в нашей общей кровати, отвернувшись к стене, и первое, что нащупала моя рука, когда я нырнула к тебе под одеяло – это тёплые ягодицы, обтянутые бельём. Раздражения стало ещё больше – какого черта ты лежишь тут, как ни в чем не бывало, как будто между нами все в порядке? Почему твоя кожа такая же мягкая, и я так же на тебя реагирую, хотя мы никто, мы враги, я не должна больше тебя хотеть? Раздражение заставило меня больно смять твою ягодицу в ладони. Это оно, а не я, внедрилось под майку, нащупало грудь, оттянуло и выкрутило сосок. И это точно не мой голос ответил на твоё «Дин, я так не хочу» – «Зато я хочу». Больше ты не сопротивлялась, и эта покорность подстёгивала ещё сильнее. А когда всё закончилось – спустя полчаса беззвучных истязаний – я с удивлением почувствовала, что раздражения больше нет. Теперь мне было просто стыдно. И именно стыд, не раздражение, произнёс вместо меня однажды «нам нужно расстаться». Каждый раз, когда мы встречались взглядами, я чувствовала себя дрянью, и это было просто невыносимо. Тогда мне казалось, что лучше уж один раз, но до конца. Впервые признаться – тебе и самой себе – тоже было стыдно. Я за каким-то чёртом приехала в Питер, ещё на перроне чувствуя горький привкус, который теперь навсегда пропитал город; на автопилоте дошла до Женькиного дома – хотелось прикоснуться к тебе хоть так, через кого-то, кто знал нашу общую историю. Не говорить о тебе – боже упаси! – просто чувствовать, что ничто не забыто. А там – ты. Сначала мы почти не разговаривали, потом разговаривали на повышенных тонах, а Женька пыталась нас успокоить. Затем, уже глубокой ночью, ты засобиралась домой, а я всё так же раздражённо – но это тоже был стыд – припечатала «провожу, а то кокнет тебя кто-нибудь, а повесят на меня». Проводила. И поцеловала первая – прямо у двери квартиры. Это не было потрясением – после разрыва мы уже пережили несколько подобных эпизодов, правда, всегда в хмельном угаре и с пометкой «просто секс». Но тогда я впервые почувствовала, что ледяная корка в моей груди если не тает, то уже отчётливо трещит, а всё, что жгло под рёбрами до – ярость, ненависть, противная жалость и стыд, стыд, стыд – растворяется без остатка во вкусе твоего поцелуя. А потом ты отстранилась, стараясь не встречаться взглядами, сосредоточенно пожевала нижнюю губу, посмотрела на собственную ладонь, в которой были зажаты ключи. Шаг, толчок в плечо – «отойди», скрежет железа о железо, распахнутая настежь дверь и кивок-приглашение – внутрь, за собой. В спальне мы раздевались молча, по-прежнему не глядя друг на друга, и обе, я уверена, чувствовали непонятную неловкость. Я перешагнула её первой – подошла вплотную, провела руками по плечам, с трепетом, на который давно не была способна, поцеловала, изумляясь про себя, что люблю, всё ещё люблю, всё ещё люблю так, что сердце готово вспыхнуть и сгореть как спичка. И вот ты уже мнёшь лопатками простыни, а я проникаю в тебя, сильно и бережно, оглаживая губами всё, до чего могу дотянуться – грудь, плечи, ключицы, шею, живот, на котором буквально пару месяцев вырос самый большой – последний – шрам. Мы впервые за целую вечность финишируем в унисон, и это тоже кажется мне знаком – пора наконец сдаться. И я начинаю говорить, долго и путано, про раздражение и стыд, про то, что жалею и не жалею одновременно, что всё это было нужно нам обеим, но не так, точно не так, как в итоге вышло. И плевать, что вскоре мы снова расстанемся, в тысячный раз навсегда – зато, кажется, впервые поверим, что и мы – навсегда тоже. И после всего этого – разве я могу сейчас по-настоящему злиться? На всём, что меня раздражает в сегодняшней тебе – безотказности, упёртости, легкомыслии, непоследовательности, глупости, граничащей с безумием, – стоит моя печать. …Дома уже пахнет едой, носятся взбудораженные дети, мама визртуозно вскрывает банки одну за другой, а я чувствую только тоску. Что будет, если ты больше не напишешь? Все под бой курантов будут жечь бумажки с желаниями, а я – умирать. Строчки всплывают из ниоткуда, почему-то накрепко сплетаясь с нашими дурацкими «раз, два, три» и старинным припевом про гопника. Записываю всё вместе на листе, наспех вынутом из принтера, – и уже знаю, как она будет звучать. «любимая моя девочка! новый год начинается не совсем так как я себе представляла. но я всё равно спешу поздравить. и пожелать счастья которое будет вращать твой мир. потому что всё иное суррогат. моей точкой опоры всегда была ты. сейчас это кристально ясно. как и фатальность нашего союза. помнишь как мы впервые занимались сексом (любовью язык не повернётся назвать) после эпохального расставания? и ты мне тогда сказала: глупая! мы друг другу назначены. а я велела не нести чушь. странно же верить в судьбу когда у тебя параллельно десяток других романов. и все как на подбор. тогда мне наоборот казалось что связь с тобой самая неудачная из всех. я даже объясняла её… жалостью? снисхождением? привычкой? как с наркотой: я всегда могу бросить потому что я сильнее. просто пока меня устраивает. ага. ключевое здесь – мне казалось. и как хорошо милая что ты никогда меня не слушала. ты точно знала зачем мы здесь. и что бы ни случилось потом – спасибо. обрести себя таковым каким задуман самое ценное что может случиться с человеком. новый год уже через полчаса. я отправлю сразу после. я не злюсь на тебя. кровь ушла в землю и там где она пролилась уже растут виноградные гроздья. мы обе исцелимся столько раз сколько потребуется но не устанем бежать друг к другу. я люблю тебя.»