Грустные люди

Спит. Уже через несколько часов она уедет, и хочется скорее растормошить, натрогаться, надышаться – когда она будет, эта следующая встреча? И одновременно жалко – такая трогательная и такая нежная сейчас. По-девчоночьи длинные, выгоревшие на концах ресницы, на носу – в который я влюблена, кажется, даже отдельно от неё – горстка веснушек, на губах потрескалась кожа – конечно, зачем придумали помады. Но всё это настолько любимое, настолько близкое, родное, знакомое, засмотренное, зацелованное, что даже страшно вспоминать о том времени, когда, казалось, потеряла навсегда. Вот и сейчас – не могу сдержаться: подаюсь вперёд и легко целую, и это, казалось бы, невинное прикосновение к её губам почему-то бьёт судорогой по животу. Разбудить? И тут же понимаю: а ведь я могу и так, без предупреждения, потому что в нашей постели нет и никогда не было табу, и она, конечно, даже спящая – уже заранее на всё согласна. Аккуратно откидываю одеяло, скольжу взглядом по рельефу спины, узким бёдрам, ногам, которые явно лепили какие-то нездешние боги; вижу, как от перепадов температур тело покрывается гусиной кожей, завороженно разглядываю, как встают и топорщатся светлые волоски. Хочется смотреть вечность, и любить вечность, и каждый раз удивляться, как открытию – какая же она красивая. Прокладываю дорожку из поцелуев от шеи до ягодиц – вздрагивает в ответ, но так до конца и не просыпается. Спускаюсь ниже – и чувствую, как сбивается дыхание: она спит, согнув одну ногу в колене, и вся эта гладкость, мягкость, влажность – которые через несколько минут превратятся в жар и плен – вышибают из головы последние сомнения. Бережно касаюсь кончиками пальцев и начинаю неспешно двигаться, оглаживая, ощупывая, надавливая. И почти сразу так же аккуратно проникаю другой рукой – всего одним, чтобы ни намёка на боль. Утренний свет бьёт в окно, видна каждая деталь – как блестит смазка, как алеет кожа, как вскидывается навстречу движениям тело – и всё это так близко, так ярко, что я, почти не контролируя, начинаю говорить вслух: – Любимая моя… Какая же ты красивая. Девочка моя, хорошая моя, боже, с ума можно сойти… – Я очень извиняюсь, – хрипло, заспанно, но уже ехидно, – но что там за монологи у моей задницы? Меньше говори – больше… – Дурочка, – молниеносно меняю позу, наваливаясь сверху, целую в шею и добавляю объём и темп, – давно не спишь? – Неважно, – мурлычет она в ответ, – но когда проснулась, думала, что умерла и попала в рай. Светка, ммм… – Что? Что? – даже не произношу – выдыхаю, чувствуя, как подводят связки, мышцы, лёгкие – тело словно чужое, трепещущее, пульсирующее, существующее только для того, чтобы соединяться с другим. – Люби меня, – то ли приказ, то ли мольба, но я в любом случае готова подчиниться. И больше – никаких слов: только вздохи и стоны, только скорость и влажность, только мягкость плоти, только твёрдость пальцев. И её громкий оргазм – как финальный аккорд нашей общей музыки. Сползаю вбок, какая-то мгновенно уставшая, устраиваю голову на плече и замираю. Она всё ещё тяжело дышит, и сердца синхронно бухают в тишине, и подрагивают мышцы, и ползут по спинам капли пота. Вот оно, безвременье – первые минуты после. – Раньше ты так не делала. – С кем поведёшься, – смеюсь. – Мне нравится… слушай, сколько там времени? – Одиннадцать почти. А у тебя когда поезд? – В час с копейками, но из этой задницы ещё доехать надо. – Как будто сама в центре живёшь! – Тшшш, – прижимается губами к виску, – не буянь. Это определение, а не суть. Я просто о том, что больше ничего, наверное, не успеем. Простишь? – Ни за что! – подрываюсь, оказываюсь сверху и пристально заглядываю в глаза. – Но три главных слова хотя бы скажешь на прощание? – Погоди, сейчас угадаю, какие, – хитро прищуривается в ответ, – ммм… снайперов всегда двое? Живуч, горюч, дерзновенен? Пройди по Абрикосовой? Сверни на Виноградную? – Плохая девочка! – Не говори так, иначе я никуда не уеду. – На то и расчёт. – Так, ладно, – аккуратно высвобождается из-под меня, встаёт, шлепает босыми ногами к креслу в углу, на который накануне небрежно свалила рюкзак. – Сегодня Новый год, и у меня для тебя подарок. Держи. Мне кажется, эта вещь скажет о моей любви лучше меня. Удивленно разглядываю белый конверт, в котором явно какие-то бумаги, вскрываю, достаю, вчитываюсь – и всё равно ничего не понимаю. – Это что? – поднимаю глаза на неё. – Это сертификат на покупку звукозаписывающего оборудования для твоего пространства. Они такие штуки не дают, но для меня сделали. Идёшь и выбираешь, что нравится. – Я не могу, – в горле встаёт ком, и приходится откашливаться, – это какие-то безумные деньги. – Забей. Хочу, чтобы у тебя все было по высшему классу. – Ты… спасибо, – притягиваю к себе за бёдра, зарываюсь лицом в живот, целую судорожно, чтобы хоть как-то справиться с эмоциями. – Вот, сразу бы так, – проводит рукой по волосам, и столько нежности в этом, что действительно не нужно никаких слов. – А ты это, хоть крохотную открыточку мне подписала? – Обижаешь, – тянусь одной рукой к тумбочке, специально положила в верхний ящик, – сейчас. Вот. На моей ладони простая чёрная коробка, но она, конечно, сразу догадывается, что внутри. – Так! Вот это уже не по правилам. – Нет, стой, это не обручальное, – пытаюсь удержать и уговорить одновременно, – клянусь, просто кольцо. Ты же любишь кольца. – Я должна была первая. – Ну какая разница, Динь? – Такая, что я давно хочу! Но боюсь, что ты испугаешься. Что типа хочу тебя привязать. Парюсь о твоих чувствах, а ты! – Так подари, если хочешь! – кричу в ответ. – И какая разница, как я отреагирую! Если хочешь – делай, я тебе что, мамка? – Да конечно, блядь, – она торопливо одевается, и я вижу, как трясутся её руки, – знаю я тебя. Не торопи! Дай подумать! Я не могу тебе доверять! А тебе как будто можно доверять?! Прошли те времена, когда ты одна была жертвой! Пять лет мне голову морочишь со своей ненаглядной, скажешь, нет? Я ей сейчас нужнее, ага! Да ты бы меня сожрала вместе с этим кольцом! Вы же только расстались! Нельзя так сразу! – Да! Потому что я уважаю людей, которые были рядом! И сегодня она придёт на Новый год! Потому что это её дом, и потому что она одинока, и потому что здесь будут её друзья! А ты не пуп земли, чтобы всё вокруг тебя крутилось! – Ах, придёт… Прекрасно. Смотрит не мигая, как будто прямо сейчас решает мою судьбу, а я тону в страхе и стыде – за то, что не сказала раньше. Я знала, что она поймёт, если я объясню, разозлится, но простит, потому что только честность – в её системе координат – может оправдать любое безумие. И кто, как не она, знает меня лучше других – что я не умею отказывать, и рвать с корнем тоже не умею, и, даже разрушая собственную жизнь, я всё равно буду спасать остальных. Кто, как не она, если сама всегда этим пользовалась? Но именно так – было нельзя. Только не так. – Динка… прости. – С Новым годом, – дёргает коробку с ладони и выходит из комнаты.