Разорванные небеса

      Два охранника, крепко держащих девушку под руки, небрежно подтолкнули ее вперед, от чего та, ослабленная, чуть не упала на колени. Черно-красный костюм, вероятно, был слишком тяжелым для ее хрупкого тела.       — Когда мой дядя узнает обо всем, вам будет мало места, — раздраженно выпалила она, испуганно при этом оглядываясь по сторонам. — Вот, увидите он…       — Не сделает ровным счетом ничего, — оборвала ее на полуслове вошедшая Рейла.       Марджери вздрогнула и вмиг замолчала, затравленно опустив взгляд. Она боялась принцессы, и это было очевидно даже невооруженным глазом. Впрочем, кто только не боялся ее… Все трепетали перед наследницей удракийского престола, которой было предзнаменовано однажды править Великой Империей.       — Он жалкий трус, который сдал город и вместе с ним — половину материка ради глупой привязанности, — жестко отчеканила Рейла и прошла вперед, громко стуча каблуками, нависнув над Марджери грозной тенью. — Он испугался, и ему не хватит духу противостоять мне. Пусть только попробует восстать против меня — и я тут же прикажу отрубить ему голову. А что же до тебя, я повторяла уже не раз… — она нарочно ухмыльнулась и выдержала интригующую, гнетущую паузу, после которой, презрительно прищурив зеленые, как будто змеиные глаза, произнесла: — Твоя участь была предрешена с самого начала. Твоя жизнь не стоит ровным счетом ничего. Однако даже будучи настолько жалкой, ты сможешь послужить на благо Империи, — Рейла перевела строгий взгляд на одного из охранников и скомандовала: — Впустите ее. Сами заходить не смейте.       Двери, расположившиеся вдоль небольшого коридора, шумно раздвинулись, когда охранники подвели к ним Марджери, и девочку вновь грубо впихнули в комнату. Она хотела выбежать, но двери мгновенно задвинулись за ее спиной. Раздался громкий щелчок.       Девочка испуганно осмотрела помещение, в котором оказалась. Это была просторная, с высокими настолько, что их даже не было видно, потолками комната, в центре которой расположился огромный лиловый кристалл. К нему было подключено множество проводов, тянущихся изо всех углов; а на стенах было установлено прорва других конструкций, порядком пугающих Марджери своим внешним видом, мрачным и внушительным.       Из-за непрозрачного темного стекла за ней наблюдала Рейла, за спиной которой, весь задумчивый и угрюмый, стоял Каллан.       — Это может не принести никаких результатов, — процедил он. — Немекронцы отличаются от нас, и влияние облучения тоже может быть иным.       — И все же, все мы созданы по одному подобию, — парировала Рейла. — Я больше не хочу ничего слышать, Каллан. Я хочу наконец увидеть практический результат всех твоих научных трудов, — произнесла она с некоторой насмешкой, словно относилась к его стараниям без всякой серьезности. — К тому же, держать здесь эту девчонку больше нет смысла.       — И что ты скажешь Рейесу, который сдал Хелдирн ради ее сохранности?       — Разве я должна перед ним оправдываться? — насмешливо фыркнула Рейла, вскинув бровь. — Он ничтожество, и с ним в скором времени также будет покончено.       Каллан нахмурился. Конечно, этого стоило ожидать. Лейт Рейес — слишком слабый человек для того, чтобы служить Империи, и для того, чтобы угодить Рейле, — тем более. Мягкотелый и излишне гибкий, он бы совершенно не вписался в жестокую, беспощадную удракийскую систему.       Систему, что ломала любого, кто был недостаточно идеален.       — Запускайте.       Ученый удракиец в белом халате, стоявший чуть поодаль у небольшой панели управления, потянул рычаг. Нажал несколько кнопок на экране-голограмме. Вокруг кристалла пронеслась небольшая розоватая молния; он засветился, механизмы загудели.       «Ничего не получится, — подумал Каллан. — Глупо ожидать, что в этот раз я сделал что-то стоящее».       Он заранее ожидал провала, и потому, вероятно, и пытался придумать причины, по которым испытание следовало отложить. Но дело было вовсе не в страхе вновь не оправдать чужие ожидания… Эта немекронская девчонка, пусть и не значила для него ровным счетом ничего, не должна была погибнуть. Не так мучительно, не по его вине. Руки Каллана были по локоть в крови, и от этого воротило. Он зашел слишком далеко, и с каждым разом падал все ниже и ниже.       Принц вспоминал, как прибыл сюда много лет назад, как впервые встретил Каталину, его горячо любимую, но им же убитую Каталину, и его пожирала несоизмеримая ни с чем горечь. Немекрона могла стать его новым домом, но именно он стал тем, кто поспособствовал началу ее конца. И все это — ради семьи, которая таковой для него никогда и не была.       — Повышайте мощность, — требовательно произнесла Рейла, понаблюдав за происходящим некоторое время. — Я хочу знать пределы того, на что способен этот костюм.       Удракиец потянул голубой ползунок на экране. Свет от кристалла стал ярче, послышалось отчетливое, неприятно давящее на уши гудение, которое доходило сюда даже сквозь плотную защитную стену.       Очень скоро Марджери согнуло пополам от боли. Она рухнула на колени, хватаясь за голову, и громко, болезненно взвыла.       Каллан поморщился и в конце концов отвел взгляд. Ее хрипы напомнили ему о том, как Каталина, захлебываясь кровью на его руках, все еще пыталась глотать воздух, отчаянно цепляясь за жизнь. А в ее глазах был лишь ужас.. Рейла же продолжала смотреть, не отрывая взгляда. На ее лице отразилось изумление, яркое и искреннее. В этом чудовищном, разрушительном воздействии она видела силу. Несомненно, это она и была — сколько людей можно было бы уничтожить, если бы только облучение вышло за пределы этой испытательной камеры?..       Затем бездыханное тело Марджери окончательно рухнуло на пол. Гримасы боли, застывшей на ее лице, увидеть было нельзя: визор был запачкан кровью.       Это было чудовищно.       — Жалкое зрелище, — презрительно фыркнула Рейла. — И это то, над чем ты работал столько времени?       — Это была лишь первая попытка, — попытался оправдаться Каллан. — Наука достигает высот методом проб и ошибок…       — А война ошибок не терпит, — пресекла Рейла. — Уберите ее отсюда, — приказала она. — Ты, — обернулась на Каллана, — продолжай работать. А мне нужно проследить за подготовкой к наступлению на Дреттон.

***

      Оставив позади Королевский дворец, Кретон, паланкин и императорских стражников, без которых ей с трудом удавалось сделать лишний шаг, Церен наконец почувствовала себя свободной. Она ступала по лесу, который, как она узнала совершенно случайно, был сохранен здесь по приказу немекронского короля Ригольда и чудом не пострадал от развернувшихся военных действий, и ощущала несоизмеримую ни с чем легкость. Каждая веточка, что хрустела под ее ногами, каждое дуновение ветра, ощущавшееся на коже легкой прохладой, — все это словно окрыляло ее. Она была здесь одна и могла полностью отдаться моменту.       Вскоре Церен вышла на пустое, ничем не заросшее поле, и была изумлена и восхищена простирающимися вдаль зелеными просторами. Немекрона была удивительной планетой.       Принцесса смахнула с ног черные туфли и сделала несколько шагов вперед, с осторожностью ступая по мягкой траве, щекочущей ее смуглые ступни. Все, что было под ее ногами, казалось до ужаса хрупким; но, вопреки опасениям, ничего из того, чего она успела коснуться, не сломалось. Это было так диковинно. Ведь в императорской крови заложено разрушение. Церен сделала еще несколько шагов и опустилась на колени, касаясь пальцами живой земли.       Оглядываясь по сторонам, она поражалась тому, насколько была прекрасна эта планета. Все еще полная жизни, не истощенная пагубным влиянием воинственной разрушительной цивилизации, она разительно отличалась от Удракии, ставшей спустя многие тысячелетия унылым мрачным камнем. Та же участь постепенно настигала остальные удракийские колонии, и Немекрона, без всяких сомнений, станет следующей.       Это было ужасно и до безобразия неправильно. Но кто бы стал задумываться об этом всерьез? Инакомыслие в Империи не приветствовалось. Удракийцы, ради собственного выживания, жестоко покоряли сотни и тысячи миров, и это, впрочем, было вполне закономерно для истории разумных цивилизаций; только вот Церен пугало отсутствие всякой эмпатии в этих поступках. Ради собственного могущества Империя беспощадно уничтожала целые миры и расы, а к выжившим относилась как к никчемным рабам.       У Церен сжималось сердце, стоило ей задуматься об этом; и она злилась. Злилась на гребанную идеологию превосходства, сложившуюся при правлении узурпатора Керука Жестокого, злилась на несправедливость и жестокость лидеров Империи и особенно злилась на свою беспомощность. Церен выросла в эпицентре бури. Она знала лишь насилие, и это насилие она хотела прекратить. Только вот… она не могла. Принцесса была слаба и не имела никакой реальной власти. В Империи ее идеи поддержали бы немногие; и то — прежде, чем они успели бы распространиться, отец бы непременно жестоко наказал ее за столь дерзкое инакомыслие. Изгнание было бы для нее милостью, о которой она бы его молила.       Церен вздрогнула. И это тоже было неправильно. Дочь не должна бояться отца, и она не должна проявлять слабость в виде страха. Страх был губительным чувством, но увы, он преследовал ее на протяжении всей жизни, потому что она всегда была другой. Церен никогда не вписывалась в удракийскую общественность, но, к счастью, была достаточно умна, чтобы притворяться и приспосабливаться.       И если бы только она однажды набралась смелости, решилась бы перешагнуть через себя, Азгара и Рейлу, через всех тех людей, что будут смотреть на нее с осуждением и ненавистью, звать изменницей и предательницей, — непременно смогла бы сделать нечто невозможное. Церен, будь она достаточно храбра и могущественна, перевернула бы многовековые устои, лишенные всякой человечности, перекроила бы Империю и изменила бы этот мир.       Но сейчас она слишком слаба для этого.