***
Когда Церен вошла в кабинет принцессы Кармен, та, закинув ногу на ногу, сидела в своем кресле, сложив руки на подлокотники и уперевшись в нее грозным, задумчивым взглядом. — Приветствую Вас, Ваше Высочество, — тихо сказала Церен, сложила руки в замок и расправила плечи. Сидя в камере, она, как ни странно, чувствовала себя смелой и решительной, как никогда прежде. До сих пор было сложно проверить, что прямо сейчас она находится здесь — в здании Бурайского Гарнизона, стоя прямо перед принцессой Немекроны. Неужели она правда оказалась настолько храбра, и все это не сон? Только вот перед принцессой Кармен она отчего-то робела. На сердце было совсем неспокойно: она все еще помнила, как та, едва увидев ее, посмотрела на нее с сильнейшей ненавистью и презрением, какие только могли быть во Вселенной. Да и предупреждение Алиссы ничего хорошего не внушало. Принцесса Кармен была настроена негативно, и это было заметно невооруженным глазом; но всё-таки, если она решилась выслушать Церен, значит, возможно, сможет изменить и свое мнение на ее счет. — Вас так же, — сухо отозвалась Кармен и перевела мрачный взгляд в сторону. Церен невольно посмотрела в ту же точку, а затем и бегло изучила все помещение. Кабинет принцессы был минималистичен и идеально прибран. Светлый, просторный и аккуратный — даже незашторенные окна, казалось, были намыты настолько тщательно, что блестели в свете солнечных лучей. На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Мрачный настрой Кармен, казалось, пропитал собой весь воздух и теперь болезненно скреб в груди. Почему же Церен так тяжело вымолвить хотя бы слово? Она нашла в себе силы предать Империю — разве может быть разговор с принцессой страшнее этого? Церен решительно выдохнула и виновато, с искренним сожалением, произнесла: — Мне очень жаль, Ваше Высочество… То, как мой брат поступил с Вашей сестрой, — просто отвратительно, — Кармен резко посмотрела на нее, изумленно сверкнув темными глазами, и все ее хладнокровие, казалось, испарилось. Конечно, как бы принцесса не хотела казаться величественной и совершенной, на самом деле ей было больно. Церен, будучи достаточно проницательной, сразу поняла это; и гнев, который она испытывала по отношению к ней, впрочем, был справедливым. — То, как он и моя сестра поступили с Вашим домом — вдвойне хуже. Но я не они. Я никогда не хотела навредить ни Вашей семье, ни Вашей родине. Напротив: я старалась, как только могла, помочь людям в развалинах Кретона. И я знаю, что это звучит лишь как попытка оправдать и защитить себя, но это не так. Церен невольно вздрогнула от внутреннего напряжения. На самом деле, в глубине души, она точно так же, как и Кармен, ненавидела свою семью. Даже Каллана, в котором она всегда видела лишь жертву отцовской жестокости, презирала за все, что он совершил. На императорской семье веками лежал кровавый несмываемый отпечаток, и ей было… противно, наверное, быть частью всего этого. Заведомо, сама того не желая, Церен была врагом для каждого обитателя Вселенной. Прежде всего она — потомок жестоких тиранов, дочь властного безумца, сестра властолюбивых убийц, и в глазах всей Вселенной она была была точно такой же. — Я готова принять смерть, если придется; только перед этим я хочу знать, что поступила правильно. Кармен недоверчиво прищурилась и поджала губы. «Уж лучше я умру, чем сдамся», — сказала она, когда Рейла пригрозила ей тотальным уничтожением. Церен никогда не забудет той смелости и бескомпромиссной решительности в ее голосе. Наверное, эти слова и были тем самым спускным рычагом, который подтолкнул ее к действию. — Прошу Вас лишь об одном: не нужно судить человека по поступкам его семьи. — Это будет не так просто, Вы ведь понимаете? — вскинув бровь, произнесла Кармен. — Ваш брат клялся моей сестре вечной любви, а она, как последняя дура, верила ему, — мрачно процедила она, подавшись вперед, — и в итоге он всадил нож ей под ребра. Ваша сестра обещала быть милосердной к тем, кто добровольно преклонит колено. Так и поступил Лейт Рейес — и где он сейчас? Тоже мертв, вероятно, — она язвительно фыркнула. — Что Каллан, что Рейла — оба лжецы. Так почему мне стоит ожидать, что и Вы не поступите так же? — Потому что, если бы Вы не верили мне, хотя бы самую малость, Вы бы ни за что не выпустили меня из-под стражи. Как и сказал майор Карраско, информацию от меня можно было бы получить даже из тюремной камеры. Церен мысленно удивилась своей рассудительности и резкости, а затем и тому, как Кармен растерянно нахмурилась, словно и правда не ожидала от нее такого ответа. — Но кто сказал, что я Вам доверилась? — чуть пораскинув, парировала немекронская принцесса. — Я всего-то дала Вам шанс, а доверие еще долго придется заслуживать. — Разумеется, — спокойно отозвалась Церен, почувствовав недюжинное облегчение. Данный шанс — это уже прекрасно. — И за это я Вам премного благодарна. — Вы даже не поинтересуетесь, почему я решилась на это? — Наверное, нет… — она пожала плечами. — Хотя в принципе, я догадываюсь… Вам это выгодно. Каждый политический ход строится на потенциальной выгоде — об этом Церен помнила еще из давних уроков политической грамоты. Все императорские дети, независимо от этого, первый ты ребенок, или десятый, были потенциальными престолонаследниками и потому получали обязательное, тщательное образование о государственном управлении. И хотя Церен подозревала, что ей, как младшей дочери, не вовлеченной в борьбу за престол вряд ли пригодятся эти знания, она все равно запоминала все, что говорили учителя. — Верно, — кивнула Кармен. — Я попросила майора Карраско допросить Вас в последний раз и в зависимости от Ваших ответов решить, стоит ли выпускать Вас, или нет, — призналась она. — Похоже, Вы предложили что-то действительное полезное. Расскажите и мне, Ваше Высочество. — Я подумала, — протянула Церен, нахмурившись, — что, если бы я заявила о себе, другие колонии Удракийской Империи поддержали бы меня — а значит и Вас — в этой войне. Также, недовольные есть и среди самих удракийцев. — Похоже, правители Империи успели нажить себе врагов, — колко заметила Кармен. — И знаете, я ведь предполагала такой вариант… Даже глупцу очевидно, что если есть один инопланетный народ, значит есть и сотни других. Кроме того, сам Каллан говорил что-то о своей огромной Империи. Мне нужно было всего-лишь сложить два плюс два — и я не прогадала. У меня есть только один вопрос: что Вы понимаете под «заявить о себе»? Церен изумленно выдохнула и растерянно замерла. Ответ был очевиден и лежал на поверхности, но она не осмеливалась открыто озвучить его. Церен всегда была третьим ребенком, младшей дочерью, и не более того: собственный отец всегда игнорировал ее, словно бы ее не существовало. Каллана он ненавидел, Рейлу лелеял, а она словно была каким-то придатком. Азгар давно обозначил ей отсутствие выдающегося будущего: скорее всего, он бы отдал ее замуж за какого-нибудь аристократа в политических целях, пусть она и никогда не представляла себя рядом с каким бы то ни было мужчиной, и все на том. Жизнь Церен должна была сложиться предельно просто и обыкновенно… до этого момента. Теперь она строит свою судьбу самостоятельно. — Полагаю, — неуверенно протянула она, — я должна говорить от имени Империи, как принцесса… Возможно, я даже должна объявить о своем желании стать императрицей, пусть его и, признаю честно, у меня совсем нет. — Но у Вас есть желание изменить этот мир и прекратить войну? — Кармен казалась порядком впечатленной словами Церен; да и та, право слово, сама чуть ли не дрожала от волнения. Как же только все могло так быстро повернуться — вплоть до того, что в ее голове родилась такая мысль? — Да, Ваше Высочество. — В таком случае, у Вас нет выбора, — подвела немекронская принцесса. — В нашем мире лишь человек, у которого есть власть, способен делать то, что пожелает. Только став Императрицей, Вы сможете положить конец всему этому безумию. Церен невольно вздрогнула: она вспомнила, как отец однажды сказал, что власть — это ключ ото всех дверей, и лишь будучи на вершине мира можно играть с ним так, как тебе вздумается. Ей никогда не нравилась эта резкая формулировка, но прямо сейчас Церен в очередной раз убедилась в том, насколько она правдива.***
Шел девятый день пребывания Джоанны в лазарете. Четыре дня назад ей сняли швы, позавчера отменили прием анестетиков, ограничившись одними антибиотиками и капельницами; и теперь ее чуть привыкшее за это время к обезболивающим тело явно решило поиздеваться на ней. Конечно, теперь, когда она не пребывала в полупьяном состоянии, намного легче стало двигаться и ходить; но вместе с этим появилась и куча других проблем. То вдруг ее голова, словно под давлением бормашины, начинала раскалываться от жуткой мигрени, то вдруг она просыпалась посреди ночи оттого, что резко перехотела спать, то еще что. Медсестры говорили, что это нормальная реакция организма, который, как никак, пережил большой стресс. Но только вот они не знали о главной проблеме, возникшей после того, как доктор решил отменить эти гребаные анестетики. Будучи под их постоянным воздействием, Джоанна почти ничего не чувствовала и мало что запоминала. День за днем пролетал, словно в полудреме, и ей стало так легко, как никогда раньше, — и даже отвратительные белые стены, запах лекарств и смертная скука казались несущественными мелочами. Но затем… Джоанна вспомнила все свои страхи. К ней вернулись позабытые кошмары, из которых по утру она помнила лишь беснующиеся языки пламени, презрительно искривленное лицо матери и бурлящий в подсознании гнев и страх. Она просыпалась, находила себя среди белых стен и едва не задыхалась от щемящего ощущения в груди. Отчетливое чувство дежавю приходило по несколько раз за день, вплоть до того, что в голову волей-неволей начинала приходить довольно глупая, но такая пугающая мысль: а правда ли реальна та жизнь, которой она живет сейчас? Может быть, она окончательно выжила из ума в стенах лечебницы? Но что еще хуже, так это то, что Картер за это время так и не навестил ее, ни разу. «Пока я рядом, ничего страшного не случится», — сказал он, когда она едва не сдохла на том гребаном корабле. А теперь его не было рядом. От Каспера Джоанна узнала достаточно о том, что происходит в Гарнизоне и по всему миру прямо сейчас (новость об удракийской принцессе на их стороне потрясла ее в особенности), и вновь пришла к мысли, что Картер попросту весь потонул в делах. Но чем дольше она тешила себя этим, тем более абсурдным оно казалось. Джоанна шумно выдохнула и резко поднялась, свесив ноги на край кровати. Убрала за ухо прядь мокрых волос, помыть которые она нашла в себе силы только сегодня, и перевела тяжелый взгляд на Нейтана. Он лежал к ней спиной и не двигался. Гребаный счастливчик — его завтра выписывают. А ей останется только прозябать здесь в скуке и одиночестве. — Нейтан! — громко позвала она. — Ты спишь? — Мог бы, если бы ты не кричала, — язвительно буркнул тот, даже не повернувшись. — Чудно. Нейтан, — протянула она уже тише, но еще более нетерпеливо и настойчиво, — ты же все равно будешь приходить сюда? — Буду, конечно, — уверенно отозвался тот, и явно не солгал. Джоанна невольно заулыбалась. За время, проведенное здесь, они с Нейтаном успели немало сблизиться, и она была по-настоящему рада, что у нее появился такой хороший друг — да, она с уверенностью могла назвать его своим другом. Дверь в палату тихо скрипнула, и Джоанна, обернувшись, застала на пороге медсестру, чье лицо, появляющееся по три раза на день с уколом в придачу, успело набить оскомину. — Мисс Лиггер, к вам посетитель. Тяжело вздохнув, Джоанна спрыгнула с койки и медленно побрела к двери. В лазарете существовало какое-то дурацкое правило, по которому посторонние не могли заходить в палаты к пациентам (только если те не были лежачие), но которое каждый раз благополучно обходил Каспер, едва ли не устраивая скандал. Значит, если все так спокойно, это точно был не он… Джоанна вышла в коридор и изумленно замерла, когда застала там Картера. — Привет, — как-то хмуро произнес он, на что, впрочем, девушка не обратила внимания. Широко улыбаясь, она поспешно поправила мокрые растрепанные волосы и бодро поприветствовала его в ответ. — Как себя чувствуешь? — Нормально, вполне, — пожав плечами, бросила Джоанна. — От всех этих уколов зад болит, конечно, но зато теперь я могу хотя бы дойти до туалета. — Это хорошо, — Картер вяло кивнул и улыбнулся. Что-то с ним было не так: может быть, он устал? Все-таки, был уже вечер, и он наверное, за весь день уйму дел переделал… Хотя, конечно, такая пассивность очень не нравилась Джоанне. — А сам-то ты как? — поинтересовалась она и укоризненно, совсем как Алисса, добавила: — По глазам вижу, что мало спишь. — Работы много, — буркнул Картер, — так что, конечно, мало. — Вообще-то, не стоит так перетруждаться. Отдыхать тоже нужно. — А меня как будто кто-то спрашивает, — язвительно фыркнул он. — Посмотрел бы я на тебя на моем месте… — Ага, только вот я бы на твоем месте не оказалась. Делать мне больше нечего, что-ли?.. — парировала Джоанна и тут же прикусила язык. Как-то грубо вышло, но иначе у нее никак не получается. — Слушай, давай пойдем отсюда. Тут аура плохая, тошнотворная. — Как хочешь, — Картер лишь пожал плечами и спокойно проследовал за ней в сторону лифта. По дороге большую часть времени они молчали, и Джоанна, огорченная таким необычайно молчаливым настроением Картера, совсем не находила повода для того, чтобы хоть как-то завязать диалог. Он пару раз поинтересовался о ее состоянии, облегченно улыбнулся, когда она убедила его в том, что с ней все в порядке, и все на том. Джоанна завела Картера на небольшое крыльцо у одного из запасных выходов. Местечко одинокое, тихое и довольно мрачное, с одним только скучным видом на металлическую, довольно грязную стену. Джоанна вдруг словила себя на мысли, что стены Гарнизона были словно клеткой. Здесь они, с редкими поездками в ближайшую южную деревеньку, прятались от врага, а когда он впервые подошел так близко, чуть ли не падали насмерть за это место. И пусть с точки зрения политики и военного дела Гарнизон был последним оплотом, а подобные действия — предельно рациональными и правильными; но Джоанна ощущала себя именно так. Но что самое диковинное: она добровольно загнала себя в эту клетку. У нее ведь было столько возможностей, чтобы уйти и жить так, как ей хочется, — но она упорно игнорировала их. Джоанна отмахнулась от вновь нахлынувших мрачных размышлений и повернулась к Картеру. Наверное, тогда перед ее глазами просто открылась еще одна, совершенно другая возможность. Он, опираясь о перила, сверлил угрюмым задумчивым взглядом обитую металлом серую стену, заметно напряженный. — Картер, — Джоанна обеспокоенно нахмурилась и пристально посмотрела на него, — у тебя все в порядке? — Все. Врет и не краснеет! До чего же она не выносила ложь. — Да кого ты обманываешь?! У тебя на лице написано, что все совершенно не в порядке. Признавайся, что случилось, — потребовала она. — Тебе опять что-то наговорил твой противный отец? — Да нет же! — раздраженно воскликнул он. — Причем тут он вообще? — Ну, — Джоанна заметно растерялась, — просто я подумала, что… — Хватит уже все себе надумывать, — ощетинился Картер. — Что за дурацкая привычка лезть туда, куда тебя не просят? Его лицо настолько быстро исказила злость, что Джоанна невольно отшатнулась, как будто бы испугавшись, и рефлекторно сжала руки в кулаки. Она совершенно ничего не понимала — откуда вдруг эта агрессия по отношению к ней? Почему он так ведет себя, почему сердится и огрызается? Что она опять сделала не так? — Ну уж извини, — угрюмо процедила она, стиснув зубы, — что я просто беспокоюсь. — Не припомню, чтобы я просил тебя беспокоиться. — Картер, — требовательно протянула Джоанна и жестко, не скрывая раздражения, отчеканила: — не смей со мной так разговаривать. Ты мне нравишься, но не настолько. Он лишь бросил на нее растерянный взгляд и пренебрежительно фыркнул. Вновь повисло молчание. Джоанна смотрела вдаль, слышала отдаленный шелест деревьев и с трудом сдерживала рвушееся наружу пламя. Сжимая пальцами перила, она отчаянно хотела сейчас же впиться в металл раскаленной кожей — да так, чтобы он промялся под ее силой. Только вот как бы не было велико желание Джоанны направить свой гнев хоть куда-нибудь, ее тело было слишком слабым для этого. — Сигары есть? — холодно прохрипела Джоанна. — Нет, — отозвался в той же манере Картер. Девушка недовольно цокнула. — Да и не советовал бы я курить тебе сейчас. — Только не надо учить меня жизни, — огрызнулась Лиггер. — Я сама разберусь, что мне делать. — Уверена? — Картер перевел на нее укоризненный взгляд и, словно насмехаясь над ней, вскинул бровь. — По-моему, у тебя не очень хорошо получается решать проблемы. — Поясни-ка. — Примеров много, на самом-то деле, — он пожал плечами и столь же недовольно, как и прежде, протянул: — Вспомним, например, Окулус. А еще, конечно же, корабль гребаных принцесс… С чего ты вообще взяла, что это была хорошая идея?! — Ясно, — Джоанна нервно усмехнулась, — мне все ясно… Значит, ты меня решил обвинить во всех проблемах?.. — голос предательски дрогнул, но она не отступила. Кажется, между ними возникло небольшое недопонимание, в котором она в очередной раз оказалась самым дерьмовым человеком. «Кто бы мог подумать?..» — раздраженно подумала девушка и с трудом удержалась от неуместной прямо сейчас колкости. — Так вот, спешу напомнить, что я спасала твою шкуру. Ты хотел победить в Окулусе — я помогла победить в Окулусе. Ты хотел провернуть свой остроумный план на корабле принцесс — ну, и тут я помогла, чем смогла! — Джоанна всплеснула рука в бессильной злобе и посмотрела на него так, словно готова была щелчком пальцев испепелить на месте. — Я чуть не сдохла ради тебя! И теперь ты говоришь мне, что я создаю проблемы?! — Но я этого не говорил, — воскликнул Картер и мгновенно стушевался. Джоанна заметила странный, печальный блеск в его глазах. Понурив плечи и скрестив руки на груди, он пробормотал: — Ты-то вообще ни в чем не виновата… Это я… Я все испортил… — он вздохнул и уткнулся потерянным взглядом в пол. Ей показалось, или в уголках его глаз скопились слезы? Весь гнев Джоанны тут же утих, сменившись беспокойством. — Картер? — Я много думал о том, что произошло… — мрачно протянул он. — Ты ведь и правда чуть не погибла из-за меня. А ты ведь даже не солдат — значит, ты вообще не должна участвовать в войне! — он раздраженно шикнул и сжал челюсть так сильно, что у него задрожали губы. Почему именно в такие моменты теряются все слова? Почему именно сейчас Джоанне было сложно вымолвить хоть слово, хоть пальцем пошевелить? Так хотелось подойти к Картеру, положить руку ему на плечо и настойчиво — так, чтобы страшно было сомневаться — выплюнуть два простых слова: «ты невиноват»; но на пути как будто встал невидимый блок. Джоанна словно оцепенела и чувствовала себя совершенно растерянной. — Наверное... — выдавил Картер, выдохнув, и, словно сомневаясь в своих словах, процедил: — Было бы лучше, если бы тогда ты вообще не пришла сюда. Он резко замолчал, поджал губы и не издав ни звука прошагал к двери. Протяжный скрип и громкий хлопок эхом разнеслись по прохладному уличному воздуху, застревая где-то между ребрами. Джоанна хотела окликнуть его, броситься следом, но вместо этого так и продолжила стоять на месте. Прохладный ветер щекотал ее усеянные синяками икры, игрался с мокрыми, лохматыми волосами, неприятно жег рану на боку; но она не чувствовала ровным счетом ничего. Внутри все вновь трещало по швам. Три года ушло на то, чтобы хоть как-то преобразиться. Начать новую жизнь, построить новые отношения, стать новым человек — над всем эти Джоанна усердно работала не без помощи психологов, чье участие, согласно условиям «Мережи», было обязательно. И она почти смогла отпустить свою боль и гребаную Марселлу Галлагер, пока ее вдруг не застала война, и она, вновь сбегая от проблем, в очередной не попала в ловушку чувств. В тот самый момент, когда Джоанна почувствовала, как йокнуло ее сердце при виде нового, совершенно незнакомого человека, все развалилось на части. Старые страхи и обиды всплыли наружу: они никуда не ушли — лишь притаились в ожидании удобного случая. Кажется только, она так и не научилась с ними бороться.***
Императорский дворец встретил принцессу Рейлы приветливо и с достойным почетом. На посадочной площадке, где приземлился ее внушительный размеров корабль, отбрасывающий грозную тень, заранее выстроились слуги и несколько гвардейцев. Когда Рейла сошла с трапа, они все тут же синхронно поклонились ей, выслушали четкие приказы и тут же взялись за их исполнение под чутким надзором чрезмерно строгой, прямо как ее госпожа, Мерены. Принцесса Рейла же, в сопровождении Расмуса и еще нескольких гвардейцев, направилась в покои отца, с недавних пор оборудованные под больничную палату. — Вы волнуетесь, Ваше Высочество? — тихо поинтересовался Расмус, когда Рейла, громко стуча толстыми каблуками, миновала очередной поворот. — Разумеется, волнуюсь, — холодно, с легким раздражением, отозвалась она. — От этого ведь зависит судьба всей Империи. «От этого зависит мое положение. Чем быстрее умрет отец, тем быстрее я заполучу корону», — вот, что подумала Рейла на самом деле в тот момент, но озвучить эту мысль не решилась. Во дворце даже у стен есть уши, и за подобные неосмотрительно брошенные слова ее могли тут же отправить на плаху. Пока она не взберется на последнюю ступень, торжествовать рано. В коридорах ее почти что на каждом углу приветствовали многочисленные придворные, глубоко кланялись и поздравляли с возвращением домой, словно пребывание на Немекроне было какой-то непосильной каторгой. Все эти люди смотрели на нее с почтением и восхищением, и Рейла прекрасно знала, что они думают: это начало ее правления. Пусть отец и был жив, но определенно был не в состоянии управлять Империей. А она, как регент, имела почти абсолютную власть. Но «почти» — недостаточно. Остановившись у высоких металлических дверей императорских покоев, Рейла повелительно взмахнула рукой, вынуждая сопровождающих остановиться. — Ждите здесь, — скомандовала она и, распахнув двери, вальяжно прошагала внутрь. Как и всегда, в покоях отца было мрачно и прохладно. Окна были зашторены, и лишь воздух их небольшой приоткрытой щели гонял ветер по полу комнаты. Вяло мерцала лампа над устланной шелками кроватью, тихо пищал кардиомонитор. В воздухе стоял приторный запах лекарств. Рейла осторожно закрыла двери, заправила за ухо прядь серебряных волос и прошагала в сторону отца, сверля его фигуру хмурым взглядом. Он неподвижно лежал на животе и тяжело дышал, а на его спине зияла глубокая, уже затянувшаяся тонкой багровой коркой рана. Принцесса брезгливо фыркнула, но тут же взяла себя в руки и, притворно, но со стороны так естественно, нахмурившись, печально протянула: — Отец… — Рейла? — растерянно прохрипел тот и тяжело простонал. Казалось, он хотел пошевелиться; но ничего не вышло — как и сказал доктор, он был полностью парализован. Жалкое зрелище. — Хвала звездам, ты прибыла… — Не могла ведь я бросить Вас и Империю в такую трудную минуту, — потупив взгляд, мрачно отозвалась она. — Расскажите, что здесь произошло? Что натворил Каллан? — Этот непутевый идиот решил восстать против меня… Решил отомстить за эту немекронскую девку. Но это неважно: он жизнью поплатился за свое неповиновение. — Вы правильно поступили, отец, — лукаво протянула Рейла. — Предателей нельзя оставлять без ответа. Даже если это Ваши собственные дети. — Верно, — задумчиво хмыкнул Азгар. Принцесса вдруг поймала себя на мысли, что была бы не против заглянуть в его истощенное лицо, в его глаза, в которых увядало пламя жизни, если бы только он не уткнулся носом в простыни из-за своей отвратительной раны на спине. В тот же момент она осознала, что не хотела бы кончить также. Лежать на кровати без возможности самостоятельно пошевелиться — нет ничего унизительнее и хуже этого. Уж лучше умереть, чем доживать свои дни в состоянии овоща, в окружении лицемерной заботы. — Предателей, кем бы они ни были, нельзя щадить. Их нужно давить, как жуков-паразитов… А теперь объясни мне, Рейла, — недовольно процедил он, — как ты допустила то, что Церен перешла на сторону Немекроны? Принцесса растерянно выдохнула и задумчиво нахмурилась. Она совсем не думала, что в таком состоянии Азгар еще найдет силы размышлять о подобных вещах. Впрочем, Рейла быстро нашлась с ответом: — Вы ведь знаете, отец, она всегда была такой — наивной, недалекой и падкой на жалость ко всем подряд, — презрительно фыркнула она. — Наверное, в этот раз ее ранимое сердце все-таки не выдержало суровой реальности, раз уж она решилась на подобную глупость… И поэтому нам, на самом-то деле, не стоит переживать об этом. Церен слишком слаба, чтобы сделать хоть что-то стоящее. Скорее всего, немекронская принцесса и вовсе уже казнила ее, — Азгар в ответ лишь тяжело вздохнул и замолчал. Рейла успешно смогла солгать и перевернуть все факты так, чтобы обелить себя; только вот вся проблема и заключалась в том, что это — ложь. Принцесса перед отбытием попросила командующую Айзеллу сообщать все новости лично ей и не распространять их где-либо еще. Итак, она узнала, что немекронская принцесса так и не казнила Церен, а та все это время по-прежнему пребывала в Гарнизоне. Неизвестно, что с ней все это время делали, но избавляться от нее никто определенно не собирался. Рейла даже допускала возможность, что Немекрона решится на сотрудничество с ее сестрой. Правда вот, она все еще не видела повода для переживаний. Сами по себе и Немекрона, и Церен были слишком слабы. Этот союз будет самым бесполезным и смехотворным из всех: что только может сделать какая-то ничтожная планета против Империи, простирающейся на множество солнечных систем? Только вот мрачное настроение отца ей совершенно не нравилось. Как может он злиться на нее — свою лучшую и на теперешний момент единственную наследницу? Он должен благодарить ее за то, что она рядом! — Отец, — мягко и искренне, насколько только могла, протянула Рейла, подлетев к его кровати, чуть ли не падая на колени, — забудьте о них. Ни Каллан, ни Церен никогда не были достойны Вашей любви. Они так ничтожны… Но у Вас все еще есть я, отец, — она пристально посмотрела в его прищуренные глаза, уверенно вздернув подбородок. — Я всегда буду верно служить Вам и работать на благо Империи. — Неужели? — недоверчиво протянул Азгар — Рейла едва не потеряла дар речи. — Каллан и Церен предали меня. Так разве могу я быть уверен, что и ты не поступишь так же? «Каллан ему все мозги вышиб», — раздражительно подумала принцесса, невольно отпрянув. Отец — тот человек, что всегда возводил ее на пьедестал, кого единственной с настоящей, неподдельной гордостью называл «своей кровью» — смеет сомневаться в ней. Смеет считать, что она способна предать его, и, что самое главное, говорить об этом вслух. Значит, он и правда не доверяет никому, даже ей. — Даже не смейте сомневаться, — твердо выплюнула Рейла. — Я готова жизнь свою отдать ради Империи! — Оставь меня, — устало буркнул Азгар. — Я хочу спать. Сжав руки в кулаки, принцесса шумно выдохнула, пытаясь успокоить вспыхнувший внутри гнев, и медленно выпрямилась. — Как пожелаете, — пробормотала она и направилась в сторону выхода. — Будьте здоровы. Чем дольше он влачит жалкие остатки своего существования, тем труднее будет терпеть. За считанные дни Азгар превратился из великого правителя, внушающего страх, в до омерзения беспомощное дитя. Теперь он — лишь обуза на ее плечах, как регента; и единственное последнее препятствие ко власти над всей Вселенной. Рейла до последнего отказывалась от этой мысли, но все-таки… если придется, она собственноручно готова была избавиться от него. Как-то раз отец сказал, что власть — ключ ото всех дверей. И чтобы заполучить его, принцесса пойдет на все, что угодно.