ID работы: 9441999

Разорванные небеса

Джен
NC-17
Завершён
20
Размер:
1 336 страниц, 126 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
20 Нравится 201 Отзывы 10 В сборник Скачать

Глава 27 (53). Долг

Настройки текста
      Осень началась, как подобает, обмотав землю пасмурным куполом равнодушия. Прошли первые осенние дожди, на улице стало ощутимо прохладнее. Календарь показывал двести шестьдесят восьмой год с момента Великого Объединения, что означало, что вот-вот должна была стукнуть годовщина войны. Подумать только: целый год разрушений, огня и крови — а сколько таких еще до завершения? Да и кончится ли это вообще? С нынешним раскладом в победе Империи сомневаться и не стоило.       Не так давно Расмус впервые свыкся с мыслью, что абсолютно не желал удракийской победы. В первое время все представлялось гораздо поэтичнее: присоединение к высокотехнологичному космическому государству, новые миры, новые люди, невиданные чудеса и неотразимая Императрица во главе всей этой сказки. Только вот Рейла не была ни божеством и ни чудом; как и все, что она за собой несла. Светлого будущего на пепелище не бывает. Расмус смог отмахнуться от этого дурмана слишком поздно, и вот он уже предатель и символ человека, сделавшего «правильный выбор». Дороги уже назад не было, а то, что ожидало впереди, совершенно не прельщало.       Сидя на балконе своих роскошных апартаментов в Хелдирне, Расмус, одетый в летний халат, оглядывался вокруг, видел лишь написанное богатство и никак не мог взять в толк, как к этому все пришло. Прошлому-ему, наемнику Пепельной пустоши, такая жизнь и не снилась. Однако, променяв простоту на роскошь, он одновременно променял и честность на ложь. Деятельность наемника, по правде говоря, ничего, кроме вранья, вообще собой не подразумевала; но Расмус старался оставаться честным хотя бы с самим с собой. Не вышло. А теперь было тошно: и от обмана, и от лицемерия, и от крови на руках.       «Кровь» — вещало слово, выведенное на обрывке бумаги, который он держал в руках вместе с ручкой. Вернувшись на Немекрону, Расмус открыл в себе страсть к сочинительству совершенно внезапно: сначала все сводилось к целым страницам восхваления Рейлы, а затем медленно переросло в нечто большее. Расмус записывал все, что видел: разрушенные улицы Кретона, испуганных людей, горы трупов, свет смертоносного луча аннигиляторов, металлические пейзажи Кальпары… Список был бесконечен. Вот и сейчас он хотел просто излить все, что накопилось: свой гнев, свою обиду, свое разочарование — но не мог. Почему, и сам не знал. Может быть, боялся выпустить правду за пределы собственного тела?       Расмус так и продолжил бы бессмысленно залипать на почти пустой листок, если бы его вдруг не окликнула Лукреция.       — Доброе утро, — сказала она, остановившись под балконом.       — Доброе, — Расмус лениво повернулся в ее сторону и застал на лице девушке легкую, отдающую теплом улыбку.       По началу Лукреция казалась довольно отстраненной, безразличной и даже, возможно, скучающей, но их первая прогулка и другие, за ней последовавшие, принесли свои плоды: Кавалли смогла оттаять и немного раскрепоститься.       Расмус поднялся с дивана и неспешно прошелся к перилам, смяв в руке так и не пригодившийся листок бумаги, который Лукреция не оставила без внимания:       — Что это у тебя? — полюбопытствовала она, поднимаясь на носочки и вытягиваясь так, как только могла, чтобы рассмотреть то, что было у него в руке.       — Да так, — Расмус пожал плечами, — пробую себя в поэзии.       Лукреция протянула руку в немой просьбе показать ей написанное. Расмус усмехнулся и протянул ей смятый листок. Кавалли взяла его, развернула и нахмурилась.       — «Кровь», — прочитала она и язвительно добавила: — Как многословно.       — Это только название. Ничего больше придумать не смог. Забирай себе, если хочешь.       Расмус рассчитывал, что девушка усмехнется и пустит эту бумажку по ветру, но вместо этого она спрятала ее в карман комбинезона.       — Вообще, у меня еще кое-что есть, — Расмус достал из кармана на груди несколько компактно сложенных на четыре листа, развернул, бегло просмотрел и протянул один из них Лукреции. — Оно, правда, не дописано, но…       «У этой девушки волосы как ночное небо,       И глаза у нее как два пламени,       У нее имя начинается на ту же букву,       На что и имена других прекрасных вещей:       Ликер, любовь…»       — Здесь ведь даже нет рифмы, — скептически заключила Кавалли.       — Знаю, — безразлично отозвался Расмус. — Но попытаться стоило.       — И что это за девушка, если не секрет? — Лукреция лукаво ухмыльнулась и подняла на него точно такой же хитрый взгляд.       — Понятия не имею.       — Ну, признаешься, как надумаешь. А вообще, знаешь, неплохо, — одобрительно сказала она. — Рифмы нет, конечно, но есть образность… Если поработать, словцом владеть будешь крепко — говорю тебе, как поэтесса со стажем.       — Ты пишешь стихи? — Расмус изумленно вскинул брови. То, что у Лукреции хороший вкус на садовые убранства, он заметил сразу, но о поэзии и подумать не мог.       — С десяти лет, — Лукреция кивнула и, поднявшись на носочки, вернула Расмусу его творение.       — А у тебя есть с собой что-нибудь? Или, может, можешь что-нибудь зачитать?       Энтузиазм Расмуса ей заметно прельстил.       — У меня так много стихов, что я ни одного не помню, — Лукреция пожала плечами и призадумалась. — Хотя… Нет, знаешь, вспомнила кое-что…       Календарное лето приносит с собой       Лишь ночь и холода,       От зимы к весне, от весны к зиме, но еще не сведены счета —       И не будут; каждый раз, когда не можешь заснуть до утра,       Спроси: а если не получается, зачем вообще закрывать глаза?       Она закончила так же быстро, как и начала, и Расмус показался разочарованным. Хотелось еще. Эти строки, эти слова, так умело подобранные одно к другому, и мрачная глубина голоса — впечатляюще-обворожительно.       — Великолепно, — изумленно протянул Расмус, не сводя с нее восхищенного взгляда.       — Спасибо.       — Кто-нибудь знает о том, что ты пишешь?       — Только родители, и то… мой отец не большой поклонник литературы.       — А зря, — заключил Расмус. — Почему с таким талантом ты работаешь в этом саду? Могла бы ведь прославиться, быть у всех на слуху, получать гонорары…       — Но мне это не нужно, — спокойно возразила Лукреция. — Я делаю это для себя.       Расмус многозначительно покачал головой и задумчиво посмотрел вдаль. Для себя. Именно это он и занимался всю свою жизнь: делал что-то для себя — чтобы выжить. Только вот особого удовлетворения почему-то не ощущал.

***

      Пока Рейла лежала в постели, укутавшись в шелковый халат, и лениво поглощала инопланетные фрукты, Карла проследовала к столу, чтобы наполнить два бокала вином и вернуться к ней. От прикосновений императрицы, ее слов и одного ее вида попросту мутило, но деваться было некуда, и Карла продолжала расхаживать с легкой блаженной улыбкой, кажущейся предельно искренней и не вызывающей и толики сомнения. Хотя Рейла должна была догадаться: она не могла не сделать этого. Если не об отвращении Карлы, так об отсутствии всякой симпатии — точно. Однако она молчала, позволяя взаимно использовать друг друга, и Карла покорно следовала ее примеру. Пока это не стало для нее проблемой, нет и смысла переживать.       Женщина завороженно наблюдала за тем, как вино вырывается из узкого горла бутылки, как ударяется о стенки бокала и как медленно стекает вниз, наполняя стекло багровым омутом, и могла только надеяться, чтобы эти мгновения длились как можно дольше. В присутствии Рейлы все ее существо замирало: Карла чувствовала себя задавленной и загнанной в угол, в страхе просчитывала каждый вздох и взгляд, опасаясь, что императрица, так или иначе, зацепиться за что-то. Охваченный напряжением организм требовал никотина, но здесь, в этой комнате, Карла не могла позволить себе даже этого.       Второй бокал наполнился, и женщина тяжело вздохнула, опуская бутылку на стол. Неосознанно подняла взгляд на зеркало, висящее на стене, и в очередной раз ужаснулась, медленно подтянув подрагивающую руку к лицу. Карла с самых молодых лет пристальное внимание уделяла своей внешности, старалась всегда выглядеть свежо, подтянуто и младше, чем она есть; и так и было — до того, как она села на удракийский корабль и покинула Немекрону. С тех пор прошло порядка четырех месяцев, а Карла словно успела постареть на несколько лет. Ее новая прическа — коротко-коротко остриженные по приказу Рейлы волосы (чем ей не угодила прежняя длина, до сих пор оставалось неясным) — делала картину еще плачевнее. Было до ужаса непривычно видеть себя такой. Карла словно увядала, и виной всему была исключительно императрица, овладевшая всем: ее телом, ее душой, ее жизнью. Карла не привыкла быть ведомой; однако не привыкла она и оставаться на невыгодной позиции. У нее был выбор между гордостью и амбициями, и она сделала его в пользу второго. Жалеть себя сейчас не имеет никакого смысла.       — Госпожа Карла.       Рейла приподнялась на кровати, бросив на нее требовательный взгляд. По ее интонации Карла поняла, что задержалась слишком надолго. Приняв беспристрастное выражение лица, женщина подхватила бокалы и вальяжной походкой прошлась к кровати. Опустилась на край, закинув ногу на ногу, и протянула один из бокалов Рейле, сама принявшись опустошать второй. Только алкоголь помогал ей воспринимать происходящее не так остро. Императрица сделала маленький глоток и подняла на Карлу неудовлетворенный взгляд, которого та, правда, заметить не могла.       — Вы сегодня слишком мрачны.       — Я всего-лишь думаю, Ваше Величество, — спокойно парировала Карла и утопила в вине тяжелый вздох.       — И о чем же? — Женщина молчала, взвешивая слова, и Рейле такое неприкрытое игнорирование совершенно не нравилось. — Не заставляйте меня вытягивать из вас по слову, — недовольно протянула она, сверкнув хризолитовыми глазами.       — Да вот, — Карла вскинула брови и провела ладонью по багровой простыне, — о войне… Что-то я немного беспокоюсь.       — А чего же беспокоиться? — с насмешкой опустила Рейла. — Через четыре дней Бур уже будет в Пепельной пустоши, а через пять дней мы завладеем Сердцем Немекроны. Еще через какое-то время у нас будет оружие, и тогда никто не сможет противостоять Империи. Или же… вы волнуетесь за свой дом? — в голосе Рейлы отчетливо слышалась угроза и враждебность, от который Карле стало не по себе. — Надеетесь, что я проиграю?       — Ни в коем случае. Я верна Вам, Ваше Величество, и даже не смейте сомневаться. Дело в другом… Боюсь, во дворце могли остаться шпионы бывшего правительства. Если королеве Кармен стало известно о Ваших планах, она может постараться Вам помешать.       — Королева Кармен — всего-лишь упрямая девчонка, у которой толком ничего и нет. Она просто физически не способна достойно мне противостоять. Да и к тому же, — губы императрицы тронула лукавая ухмылка, — шпионы есть и у меня.       Карла не ожидала услышать подобное, но этот ход был вполне в духе Рейлы. Само наличие шпиона — человека, который согласился бы переметнуться на сторону врага и проникнуть в тыл бывших союзников ради предательства — чем-то удивительным, впрочем, не было: с каждым днем все больше людей понимали, что сотрудничать с Империей куда выгоднее, чем продолжать бить руки в кровь во имя ничего. Даже выступление королевы и принцессы не могло обратить этот процесс вспять, считала Карла.       — Мой человек из Гарнизона уже донес до меня, что их предводительнице известно о моих планах, и что она собирается отправить войска в Пепельную пустошь, чтобы мне помешать. Но вот чего не знает она, так это то, что вместо тысячи человек я отправлю туда все десять. Ей ни за что меня не победить, — самодовольно заключила Рейла и прошептала Карле прямо в спину, в самый позвоночник, заставляя женщину всколыхнуться от пробежавших мурашек: — И даже не смейте сомневаться во мне.       Карла сглотнула и постаралась как можно убедительнее кивнуть головой. Самоуверенность Рейлы была просто титанической, но она же казалась женщине безрассудством. Одно дело, быть уверенным в себе, как в человеке, другое дело — слепо верить в успех, когда жизнь так переменчива.       — А что насчет Вашей сестры?       — Церен? — протянула Рейла с надменной насмешкой и расхохоталась. — Умеете рассмешить, госпожа Карла, умеете… Но она, как раз-таки, — меньшее из всех зол. Конечно, сбежав и попав в общество отбросов, она почувствовала себя сильнее и увереннее, но это ненадолго. Я знаю, на что надавить, чтобы сломать ее. Скоро она больше не будет мешаться у меня на пути.       Простыня за спиной Карлы тихо скрипнула, и в ту же секунду губы Рейлы оказались у ее уха, обдавая кожу горячим ядовитым дыханием.       — Есть еще что-то, что я должна вам сказать, — протянула императрица глубоким змеиным тоном, от которого, как и от опаляющих вдохов-выдохов, спина Карлы натянулась по струнке, выгнутая легкой дрожью. — Я вижу вашу преданность и самоотдачу, и думаю, что вы заслужили того, чтобы вернуть себе пост мэра Дреттона. Карла ошеломленно повернула голову в сторону Рейлы и столкнулась с пронзительным взглядом хризолитовых глаз. Ей взгляд был холоден, непроницаем и властен — и ровно в тот момент женщина вспомнила, что даже несмотря на возвращение к былой должности все еще будет принадлежать ей.       — Ваше Величество…       — Ничего не говорите, нет, — Рейла отстранилась и требовательно взмахнула рукой. — Я знаю, что вы думаете: вы рождены ради власти, и мое великодушие примете как должное, — она выдохнула и поднялась с постели, уже опустошив бокал вина и направившись за новым. Рейла шла, виляя стройными бедрами, обтянутыми черным халатом, и Карла, если бы ей только нравились женщины, вероятно, нашла бы их привлекательными. — Но у меня другой взгляд на эти вещи, и другой стандарт. Я дам вам испытательный срок, а уже потом решу, оставить вас мэром и дать шанс подняться выше, или отправить на плаху.       Юмор Рейлы редко казался ей забавным, но она все же выдавила легкую усмешку. Так или иначе, шанс встать на путь славы и величия у нее есть, и Карла сделать все, чтобы выжать из него по максимуму.

***

      Снова оказаться в зале совещаний спустя столько времени демонстративного игнорирования казалось Картеру непривычным и в равной степени напряженным. Все присутствующие в лице королевы, маршала, принцессы и — как же Картеру хотело провалиться сквозь землю, едва он увидел эту рыжую копну волос — Кертиса, а также майора Маркес, сохранили тяжелое молчание, когда Картер мрачной тенью показался в дверях и направился к своему месту. О его конфликте с королевой не знали лишь последние двое (хотя Картер не сомневался, что благодаря болтливым языкам это дошло до всех), но и они выглядели потрясенными. Дело, наверное, было в его внешнем виде: болезненной бледности, мешках под глазами и совсем неторопливо сходящим со скулы синяке. Эти пристальные взгляды жутко нервировали его; но еще сильнее вгоняло в напряжение упрямое молчание. Каждая кубический сантиметр этой комнаты была пропитан осуждением.       Картер занял свое место, устало откинувшись на спинку стула, и уловил на себе строгий неодобрительный взгляд королевы. Даже когда он посмотрел на нее в ответ, она не отвела взгляда, задержав на несколько секунд, а затем демонстративно закатила глаза и отвернулась. Картер невольно поежился. В тот раз он перегнул палку; но это не отменяла того факта, что он был прав.       — Раз уж все в сборе, — заговорила Кармен, — не будем тратить время и перейдем сразу к делу.       На столе вспыхнула голографическая карта горных районов Пепельной пустоши, на которой вырвиглазной красной точкой горело Сердце Немекроны.       — Уже через три дня удракийцы развернут свою экспедицию, и мы обязаны будем им помешать. Послезавтра войска под руководством командующего Карраско должны быть уже там, чтобы выступить на рассвете следующего дня.       Картер чудом не подавился, услышав слова королевы. Он не ожидал даже того, что его пригласят сюда, не говоря уже о том, что вверят командование операцией. Что же это: прощение и милосердие, или же наказание и отправка на верную смерть? Картер поднял на нее изумленные глаза, и Кармен удостоила его беглым мимолетным взглядом, мол, не обольщайтесь. А затем продолжила:       — Экспедиция в сопровождении тысячной армии зайдет с северо-запада к южному подножью Костяных гор, — Кармен поднялась с указкой в руках и проводила ею по карте. — Все самое важное случится здесь, — она ткнула кончиком в место, параллельное Сердцу Немекроны. — У нас будет три основных задачи: атаковать войска Рейлы с запада, атаковать с юга, и разбить центр вместе с самим буром. На нашей стороне численный перевес, но это вовсе не означает, что нужно расслабиться: удракийцы все еще превосходят нас в военной технике, — Кармен хотела отрезвить их, спустить на землю, но этого и не требовалось: серьезные, сосредоточенные лица говорили сами за себя. Год войны потрепал мечтателя внутри каждого из них. — Мы с маршалом Кито утвердили план, согласно которому все должно пройти максимально успешно. Сейчас он вам его представит.       Кармен присела обратно, повелительно кивнув в сторону мужчины, и тот поднялся, прочистив горло, и заговорил:       — Благодарю, Ваше Величество. Итак, обо всем по порядку…       Следующий час прошел в обсуждении плана. Роджер Кито детально выложил все, что они вместе с королевой, принцессой и Каспером, чье вмешательство как «мозга» было необходимо, распланировали, ответив на возникшие между делом вопросы Кертиса и Сесилии; и умолчал лишь о роли Картера в этой битве. Тем не менее, сам он не старался влезть, или же что-то оспорить и где-то возразить. Картер молча, почти апатично, слушал маршала и остальных и просто старался запоминать все услышанное. От былого энтузиазма в какой-то момент не осталось и следа. Ему плевать, что они сделают с ним: пусть решают, как посчитают нужным — хоть даже убьют. От собственного безразличия хотелось выть. Еще недавно он готов был перегрызть глотку за то, чтобы снова оказаться здесь и почувствовать себя нужным. А сейчас… сейчас он чувствовал только космическую усталость и вытекающее из этого безразличие.       Закончив, маршал спросил:       — Еще вопросы будут?       — Можно как-нибудь написать завещание? — съязвила Сесилия. Роджер Кито неодобрительно нахмурился.       — Нет, потому что я строго-настрого запрещаю кому-то из вас умирать, — мрачно отчеканил он, так, словно это был приказ, не подлежащий неподчинению. — И все же, кроме глупостей… вопросы есть?       Молчание было знаком отрицания.       — Хорошо. В таком случае, майор Маркес, майор Гарридо, вы свободны. Командующий Карраско, останьтесь.       Кертис и Сесилия встали, ничего не говоря, и удалились, провожаемые растерянно-испуганным взглядом Картера, и когда двери за ними шумно закрылись, оставив его наедине с маршалом и королевой, сердце предательски замерло, провалившись в пятки.       — Что-то не так? — протянул Картер, не в силах оторвать глаз от маршала, который, пусть и прожигал его суровым, отдающим укоризной взглядом, вселял куда меньше напряжения, чем Ее Величество.       — Нам нужно обсудить один из пунктов плана наедине, — ответила за него Кармен, сцепив руки в замок и удерживая их на локтях. — Как вы знаете, в наших рядах есть шпионы, и мне бы не хотелось, чтобы об этом узнали посторонние. Итак, майору Маркес мы поручили атаку с запада, майору Гарридо — с юга. Вам же мы хотим поручить атаку центральной части войск и уничтожение бура. Он — наша главная цель, и я верю, что вы сможете с этим справиться.       Даже после всего, она верила в него. Картер нахмурился и кивнул, выражая немое согласие, невозмутимый и кажущийся безмерно уверенным, а сам внутренне съежился от смутного горького, саднящего чувства. Стыд? Отвращение, направленное на самого себя? Негодование? Он не мог понять, чем из этого оно было; а может, и всем сразу, но Картеру стало тошно. Он не заслужил слышать эти слова, он не хотел их слышать.       — Помимо корабля, команда Каспера также занималась строительством пушки, которая сможет уничтожить бур почти с одного выстрела. Ее разработка держалась в строгом секрете, и о ее существовании никто не должен узнать до того, как вы выйдете на поле боя. Как лучше подойти к этому вопросу, я думаю, вы разберетесь и сами, — заключила королева и подвела с язвительной укоризной: — Все равно нет смысла пытаться вам как-то указывать.       Картер воспринял ее слова с толикой смущения, но в целом был согласен. Еще ни один его план не воплощался в жизнь от начала и до конца.       — Теперь можете идти, — бросила Кармен, и Картер незамедлительно подскочил с места, желая как можно быстрее убраться с глаз королевы. Лишь когда он оказался у двери, она произнесла: — И да, командующий Карраско, слишком не обольщайтесь. Я не забыла ваше хамство, но между чувствами и долгом перед Родиной я выбрала второе. Вы нужны мне, как командующий, и не более того.       Откровение королевы оставило Картера в растерянности, но он быстро нашелся с подходящими словами:       — Благодарю, Ваше Величество.       Кармен отвела взгляд, включаясь в беседу с маршалом, и он наконец смог покинуть зал совещаний, загнанный теперь в состояние еще более паршивое, чем раньше. Слова королевы не были чем-то удивительным: всегда, всем и каждому, он был нужен только пока был полезен и безукоризненно отвечал всем их требованиям.       Королеве и маршалу он нужен как командующий. Командующему Джейсону был нужен как талантливый кадет. Алиссе как друг пай-мальчик, стремящийся к угождению и геройству, как и она сама. Касперу как посредник между королевой и ее расположением, а Нейтану — как его замена. Отцу как продолжение собственного честолюбия и повод для гордости и хвастовства. Но кому был нужен он настоящий?
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.