***
Слава и Ванечка по дороге так раздухарились, что, ввалившись в незнакомую квартиру сходу начали радостно приветствовать хозяина, его длинного друга-фотогрофа. Слава довольно правдоподобно изобразил сожаление по поводу того, что они не встретили по дороге ни одного цветочного магазина. Ванечка сразу начал спрашивать остаются ли они на ужин или у них свидание ака детский утренник. Мирон собирался сразу взять деловой тон… Но, когда дошло до диалога, выяснилось, что деловой тон или даже, простая человеческая серьёзность - задача не из лёгких. - У меня к тебе дело, - обратился он к Карелину. - Предсказуемо, - Слава улыбнулся, достаточно дружелюбно. - А я уже было поверил, что ты соскучился! - Нихуя. Слава, мне нужно, чтобы ты кое-что нарисовал! - И что же это кое-что, - Слава с трудом сдерживался, чтобы не заржать снова, скорее всего на нервной почве. - Ну, а что ты умеешь рисовать, сначала скажи, - Мирон кокетливо поднял бровь и мысленно отвесил самому себе затрещину. Не с этого надо начинать, ох не с этого. - О… У меня талант к рисованию. Я могу нарисовать всё что угодно. - Уверен, ты сумеешь нарисовать нужный мне предмет. - Ну, если ты скажешь, что это, - Слава нахмурился. Что-то явно шло не так. Было сложно разговаривать с Мироном, начинало казаться, что это он водит Славу за нос, а не наоборот. Фаллен смотрел на всё это с крайне недовольным видом, но пока что не вмешивался. - У меня иногда возникают проблемы с нематериальным, нарисовать счастье, согласись не так-то просто, так что, если тебе не хватает чего-то подобного платить больше придётся. - Ага, будет тебе столько мармеладок, сколько захочешь. - Нет, за мармеладки не работаю. - Всё, Гнойный, мне надоело! – В противовес недавнему игривому веселью Мирон испытал внезапное раздражение. - Так это ты начал… - Не важно кто начал, теперь я говорю перестать! Мирон закатил глаза и беспомощно посмотрел на Ваню, Рудбой хмыкнул: - Видишь, Миро, я же говорил, что будет весело. - Ох, Ваня, мне, знаешь ли, совсем не весело! – Мирон вроде и пафосно это сказал, но в то же время немного сам над собой стебался. Охра знал, что самоирония – довольно плохой признак. Обычно после этого Окси начинал испытывать всё что он успел рассказать как бы в шутку на полном серьёзе… Но он не знал как с этим бороться поэтому поддержал выбранный тон разговора. - Да, я понимаю, тебе сейчас нелегко! - А то! - Слав, чего это они? – театральным шёпотом поинтересовался Фаллен. - Не знаю! - Эм, ну, я попробую объяснить… - смущённо сказал Охра. - Нет! – Мирон махнул на Ваню рукой. – Это не их дело, я передумал! - Мирон, не дури! – строго сказал Охра. - Это слишком личное. Не стоило даже тебе показы… говорить. - Что показывать? – Слава смотрел на Мирона и Ваню, которые спорили между собой, не обращая на них внимания. - Гнойный, - Мирон повернулся к Славе. – У меня проблема… - Окси, не смущайся! – Фаллен улыбнулся. – Мы не будем смеяться. - Точно? – Мирон оценивающе посмотрел на Славу и Фаллена. В этот раз прозвучало предельно серьёзно, и именно от этого было сложно сдержать смех, но Слава справился: - Точно! - Честное пионерское, - добавил Фаллен. - У меня пропал хер, - тихо сказал Мирон и тут же выбежал в другую комнату. Охра растерянно улыбнулся, не зная, что делать дальше. - Что эта истеричка сейчас спизданула? – Слава удивлённо хлопал глазами. - Оксана говорит, что у неё член пропал! – Фаллен заржал. Охра хмуро зыркнул на Ваню и кивнул: - Да, у Оксимирона пропал хуй, как нос в рассказе у Гоголя – ушёл с концами. Прикинте, там реально яйца и волосня, а члена нет, - Рудбой непроизвольно опустил руки к своей паховой области и зажестикулировал. Пассы, которые он выполнял, даже условно сложно было назвать иллюстрацией к происшествию, но Охра не мог остановиться. - Фу, надеюсь вы не собираетесь нам показывать, - Фаллен наморщил нос. - А я бы посмотрел! А то что-то не верится! – Слава осторожно сделал шаг в сторону от Ванечки, как будто думал, что ему за эти слова достанется.***
Мирон придирчиво разглядывал великое произведение искусства, преподнесённое Гнойным, который вёл себя очень развязно, но по покрасневшей физиономии можно было догадаться, что не такой уж он непробиваемый. Внимание Славы к этой его части тела было приятно. Хотя при отсутствии оной не применимо на практике. Мирон вздохнул. Он наблюдал за Славой и Фалленом. Идея Рудбоя была хороша ещё тем, что через них он мог что-нибудь узнать о Замае. Мирон, с момента, когда он наконец пришёл в себя перекатывал в голове не то надежду, не то подозрение, что пропажа хуя – просто месть неприятного божка в лице Андрея Андреевича, за попытку украсть у него ценный артефакт. Рудбой уже несколько раз заглянул Мирону через плечо и после каждого сгибался пополам, заходясь в новом приступе хохота. — Это не подходит! Он не похож. Охра продолжил ржать с ещё большим энтузиазмом. Фаллен сначала бросил на него уничтожительный взгляд, а потом ехидно улыбнулся: — Ваня, у тебя живот не болит? — Смех продлевает жизнь, — Рудбой наставительно поднял вверх указательный палец. — Художника может обидеть каждый! — Слава вырвал рисунок из рук Мирона. Тоже как-то демонстративно. Как будто они тут не разговоры разговаривают, а на сцене играли. Фаллен забрал у Славы «картину» и принялся сосредоточенно разглядывать её. — Это гениально! Произведение ставит точку, к которой стремились все творцы. Это подобие чёрного квадрата, но на современный лад. Более того, я считаю, что этот пенис подводит итог всему творческому пути современного художника Вячеслава Карелина. А ещё, по-моему, это портрет. Фаллен разместил рисунок между собой и Мироном и принялся водить глазами туда-сюда, сверяясь. — Дай мне ещё посмотреть, - Рудбой успокоился и выглядел заинтересованным. Ванечка не стал препираться с Охрой, а молча протянул ему лист, на котором не особенно по центру красовалось весьма условное изображение пениса. Все уставились на Охру, ожидая оглашения вердикта. — Я думаю это не важно. — Что? — хором сказали Ваня, Мирон и Слава. Рудбой внимательно осмотрел их взглядом-рентгеном. Это была минимальная мера предосторожности, без которой никак нельзя продолжать разговор. Признаков того, что говорящие хором рэперы внезапно сколотили из нихуя коллективный разум не обнаруживалось: Мирон ковырялся мизинцем в ухе, сосредоточенно наморщив нос, Ванечка переминался с ноги на ногу, чуть приоткрыв рот, а Слава просто глядел на Фаллена и странно улыбался — причин для беспокойства больше, вроде как не оставалось… Только что на ноги подскочили все, но это как раз вполне объяснимо. Охра продолжил: — Ну, я не думаю, что существует большая вероятность что потерянных членов бесконечное множество, — Мирон снова погрустнел. — Я передал здесь всю суть его хера! — Слава решил продолжить речь Фаллена. — посмотрите, изогнутая форма пениса символизирует хитровыебанность его хозяина. А залупа взаимодействует с этими волнистыми диоганалями крайне интересным… Мирон заткнул уши и принялся смешно прыгать на одном месте, приговаривая: «А я не слышу, а я не слышу…» — Мироша, тебя в детский садик проводить? – к концу фразы Ванечка всё-таки совладал со своими интонациями, так, чтоб выходило шуточно, а не зло. — Отъебись, — незамедлительно отреагировал Мирон.***
Когда начали составлять текст объявления Ванечка почувствовал себя как во сне, в голове крутились философские рассуждения на тему «В какой момент жизни я свернул не туда», он начал мысленно составлять об этом твит. Слава впал в истерику: он то нервно смеялся, то вдруг начинал тихонько фристайлить рандомными словами, когда к симптомам добавилась ещё и икота Фаллен закатил глаза и похлопал его по спине, чтобы тот хоть немного успокоился. Охра, наоборот, взял себя в руки. Оказалось, он всё-таки не может ржать бесконечно долго. Оксимирон совсем раскис и как будто даже уменьшился в размерах. Сидел на полу, прислонившись к дивану, одинокий и печальный. — Ну, что, пойдём расклеивать? — без особого энтузиазма сказал Мирон, когда Охра продемонстрировал ему одобренный и отредактированный текст. Окси даже смотреть на это безобразие не стал. — А давайте сначала наебенимся! — предложил Ванечка. — А давайте! Хоть удовольствие получим от операции, — Рудбой отложил объявление о пропаже на журнальный столик. — Вот и развлекайтесь, блять, сами! — рявкнул Окси, — я на такое не подписывался! Делайте что хотите, но это совсем не смешно! Он развернулся и собрался уже выйти из комнаты, но Слава оказался на удивление проворным, он метнулся огромным питоном и схватил Оксимирона за ногу. — Окси, прости, мы больше не будем! Давай садись, хоть расслабишься немного, мы тебе водочки нальём или ещё чего-нибудь! — Уж не побрезгуйте, ваше императорское величество, — Фаллен сказал это на удивление ядовито и посмотрел на Славу. — Ты так и будешь меня держать? Пойдём бухло с кухни притащим, - Мирон попытался как-то сгладить ситуацию.***
Мысли Рудбоя плавно перетекали внутри черепной коробки, смешиваясь с новоприбывшими ощущениями. Например: нога Оксимирона — сама по себе она ничего такая, но в бок упирается не очень удобно. Стакан с алкоголем выглядит странно и держать его не особо приятно. Может, потому что это стакан. Ване всегда больше нравились бутылки, не как объект для «посидеть», разумеется, хотя, и это тоже, с точки зрения каких-нибудь противных хейтеров. Охра посмотрел на Гнойного, который пиздел без остановки. Евстигнеев с удивлением отметил, что все кроме него погружены в разговор и прекрасно понимают о чём идёт речь. Сначала он ещё пытался поймать убегающие слова за хвостики и посадить в клетку, но они утекали как коты, которые не хотят на ручках... Вникнуть в происходящее не получалось. Недовольство росло и росло, Ваня уже и сам чувствовал — ещё немного и будет уже через край. Охра попытался подняться и сразу завалился обратно. — Блять, — Ваня возмущённо посмотрел на Оксимирона. Фаллен радостно заржал, глядя на своего недовольного тёзку. — Что, Ванюша, гравитация тебя задиссила? — Скорее ударила, — зевнул Слава и сразу вернулся к «основному» разговору. — Оксимирон Янович, вот вы говорите, что вас более всего ку-ультура в нашей стране волнует. Процветание, все дела… — Держит руку на пульсе подыхающего хип-хап-чудовища! — Ванечка вставил свои три копейки. — А в том то и дело, что не держит! — Слава изобразил на своём лице довольно правдоподобное отчаяние, а может и не изобразил. Кто ж его пьяного то разберёт. Охра почувствовал, что следующее высказывание о Культуре растолкает бешеный огурчик ярости, зреющий в его голове, и он ка-ак бабахнет. — Всё, я курить! — не терпящим возражений тоном проговорил Рудбой. То есть, довольно внятно, но в нынешней ситуации этого было достаточно. — Как же так, неужели не выпьешь за баттолрэп… - Слава уже с трудом собирал слова в предложения, хотя говорил по-прежнему чётко. — За мёртвый баттолрэп, — поправил его Оксимирон. — Нет, — отрезал Евстигнеев. Сам подумал, что Миро и Гнойный как-то слишком быстро спелись.***
Слава распахнул дверь и с улыбкой уставился на Андрея Андреевича. Он не стал размышлять почему Андрей вместо того, чтобы сидеть в засаде пришёл сюда. Просто обрадовался, когда увидел. Брови Замая змейками ползли по лицу, как будто стремились воссоединиться в страстном поцелуе прямо на переносице. Слава залип на это необычное зрелище, а потом шагнул к Андрею: — Привет, Хан, — смотрел Слава не в глаза, а на брови главы антихайпа. — Что это у тебя? Твои бровки-гусенички, пьют и ясных глаз водичку, а водичка не простая, ой, блять… Слава схватил Замая за голову, чтобы удержать равновесие, но решил совместить полезное с приятным — большими пальцами он попытался перетянуть его брови в привычное положение. Замай отмахнулся от Славы и продолжил негодовать. — А ты что здесь делаешь? – Мирон к незаметно возник за спиной Славы и теперь выглядел как кошка-дуга, которую в угол загнали. Злющий и опасный несмотря на то, что ПОПАЛСЯ.