От неба до солнца

"Интересно, что ждёт человека на той стороне? Великий суд, где высшие существа решают, страдать ли тебе в вечности или насладиться райским покоем? Хах, у нас и на земле этого хватает. Надутые, упрямые тупицы, нацепившие на себя чин депутатов и министров решают, в какую категорию людей тебя поставить. Прямо, как в той молитве, как на земле - так и на небе. Или, всё таки, стоит человеку в последний раз закрыть свои глаза и он прекратит своё существование во всех измерениях сразу? Если за ширмой ничего нет и твоё сознание просто стирается, превращается в ничто. Да, как ни посмотри, варианты весьма безрадостные. Чего бы я хотел? Не знаю даже... Я и здесь неплохо устроился, и у меня ещё слишком много дел, чтобы задумываться о таких глупостях. " -Дедуля! Эй, ты что уснул? -Успокойся, Даня, дедушке тоже нужен отдых. -Братик, но ведь сейчас утро, разве можно успеть устать? -В моём возрасте, молодой человек, сам процесс пробуждения уже является трудом, - приоткрывая свои блеклые, бесцветные глаза, спокойно ответил Уильям, так бестактно ворвавшимся в его кабинет мальчишкам. -Ооо, понятно... тогда я не хочу быть в твоём возрасте! - запрыгивая на посадочное место рядом с широким креслом, где сидел старик, словно уяснив для себя очевидную и ничем неоспоримую мысль, уверенно промычал ребёнок. -Неужели? Может ты знаешь рецепт вечной молодости, Даниил, иначе, боюсь, у тебя не будет выхода. -Ещё не знаю, но уверен, я что нибудь придумаю! И для тебя, дедушка, обязательно. Ты только подожди, я сделаю тебя молодым и красивым! -Жду не дождусь дитя, а то, судя по твоим словам, вашему страшному, старому деду только людей отпугивать остается. -Нет, ты не такой и страшный....пока не злишься, - последнюю часть предложения Даня высказал шепотом, однако старик был достаточно внимательным в разговоре со своими детишками, чтобы услышать и издать легкий, немного булькающий смешок согласия. -Дедушка, ты принял свои таблетки? - озабоченно смотря на болезненно бледного старика, спросил старший внук. -Это подождет. Лекарства, что мне выписали, вызывают сонливость, а в разговоре с инвесторами, которые вот-вот нагрянут, они могут стать существенной помехой. С этими людьми нужно всегда быть наготове, упустишь один, малейший фактор и моргнуть не успеешь, как налоговая ангельским голосом попросит тебя занять своё место у мусорки. -Но доктор сказал... -Я знаю, слышал. Я приму их, как только закончу, не переживай, - от рождения выделяясь безмерной упрямостью, непреклонно ответил старик.       Работа у Уильяма никогда не была лёгкой, но сейчас всё осложнилось куда сильнее. Годы неумолимо забирали по крупице здоровья и сил, да и отсутствие Альберта, не только как сына, но и заместителя, сделали свой удар по ослабленному состоянию старика. Всю жизнь сражаясь и выгрызая себе, и своей семье путь в безбедное существование, приправленное идеалистическими взглядами на хоть и крохотное, но изменение этого мира, всегда наступает момент выгорания, когда человек должен опустить свои руки и просто насладиться последними мгновениями уходящей жизни. Уильям был не такой. Вернее, он был таким, но некоторая цепочка моментов изменило его мышление, заставляя каждый день хвататься за новую, пусть и неосуществимую, возможность. Момент, который всё изменил, случился с ним, когда он приковано сидел в инвалидном кресле, каждый божий день со скорбью вспоминая улыбку своего первенца и его жены. Момент, когда он осознал свою беспомощность, в котором не мог сделать ничего. Не мог унять боль маленьких внуков, не мог унять собственную, даже на ноги, как ему пророчили врачи, встать не мог. К чему тогда пытаться? Момент, когда он с таким несвойственным ему волнением, смотрел на лужу ярко бордовой жидкости смешивающуюся с грязью и растекающуюся под телом молодой девушки у его порога. Момент, когда он увидел отражение бесконечной пустоты в глазах совсем ещё ребёнка. Такого выражения полного безразличия не найти даже у пластмассовых кукол, от того было так страшно в них смотреть. Момент, когда он ощутил в себе бурлящую ярость к жизни, которая не выбирала кто заслужил её пинков, а просто била наугад, как невоспитанное, зазнавшееся дитя, ломающее свои игрушки. И наконец, момент, когда он, стиснув зубы до жалобного скрипа, снова встал на ноги и дал себе клятву бороться, бороться до конца, чтобы быть примером и опорой, защитой и поддержкой до самого последнего, предсмертного вздоха. И он держал клятву. Он боролся. Он не боялся тех знакомых "подарков" судьбы за поворотом, а гордо шел вперед, бодро постукивая своей тростью. В этом был весь Уильям. Для друзей, для семьи, для себя. -О, точно! Дедуля, к нам совсем скоро должна приехать семья Оконнеллов с сестренкой Клаудией! - сверкая счастьем в невинных глазах, громко объявил Даня. -Это деловой визит? - приподнимая бровь, удивленно спросил старик, в мыслях прокручивая все возможные рабочие вопросы и проблемы, которые могли возникнуть у его дорогих партнеров. -Нет, они навестить тебя хотят, за здоровье твоё переживают! -Эта ещё что за новость! По таким пустякам нечего и задумываться! - нахохлился старик, не принимая даже мысли о том, что кто то посчитает его слабым, нуждающимся в заботе. Всё таки гордость статного мужчины брала своё. -Ты им дорог, дедушка, не только как деловой товарищ, но и как часть семьи, - зная точный способ прервать бурчания Уилла, спокойно проговорил Ник. -...Кхм.. чтож, тогда стоит устроить хороший ужин, скажи дворецкому, чтобы позаботился о наличии хорошего вина, - прокряхтев что то неразборчивое вначале, командным тоном закончил старик, после чего неловко повернул голову, чтобы не выдать свои непростительное краски смущения. -Конечно, дедушка, - не пытаясь скрыть улыбку, Ник покинул кабинет исполнять поручение.       По земле ходили единицы, от кого ворчливый старик никогда не мог скрыть свои настоящие эмоции, за какой бы суровой маской он их не прятал. Те всегда могли читать его, как открытую книгу, без запинок и недопониманий. Этими немногочисленными людьми без сомнения были - Ласточка, Даня и Николас. Его дорогие детишки. Это началось ещё в детстве, когда будучи совсем маленьким, Ник проводил с дедушкой большее количество времени, чем с собственными родителями, но потом эта связь казалась утеряна под необъятным грузом скорби, дедушка отстранился от внука, а внук отстранился от дедушки и примкнул телом, и душой к дяде Альберту, младшему брату покойного отца. Однако такой уровень понимания сложно подавить и это был явно не тот случай. Даня же был тем, кто сыграл самую главную роль в процессе появления седины на голове старика. Носясь вокруг дедушки и тараторя тысячи бессвязных слов в минуту, он стал полноценным олицетворением пряника и кнута в одном. Не зацикливаясь на одной мысли больше минуты, Даня заставлял извилины старика взрываться в попытке чему то его научить и искренне смеялся, когда всегда сдержанный Уильям с досады хотел биться головой об стену. О, обучение малыша Дани было сродни самой ужасной пытки, но даже учитывая все мертвые нервные клетки, Уильям никогда бы не отказался от проведения ещё одного урока. Что да Ласточки, она отличалась от его любимых хулиганов не только тем, что не была связанна со стариком кровью, хотя в каком то смысле красная субстанция на пороге Уилла их и связала, а тем, что если мальчишки были его воплощением души, она была сердцем. Его, как бы это грубо не звучало, больным, раненным, но продолжающим свой жизненный ритм сердцем. Только красноволосая знала, каким Уильям был мечтателем! ... ну и любителем хорошего чая. Она для старика стала собеседником, от которого он не уставал и у которого он не мог выиграть в эти проклятые шахматы, каждый раз заикаясь, что следующая партия обязательно принесёт ему победу. Даже сейчас, когда Ласточки нет в его доме и следы её пребывания исчезли, он смотрит на расставленные фигуры незаконченного матча и с лёгкой улыбкой понимает, что и в этой партии ему не быть победителем. Но в следующую...       Каждое новое пробуждение по утрам давалось тяжелее предыдущего. Уилл не хотел думать с чем это связанно и что предвещает, у него осталось ещё слишком много работы, поэтому списывая всё на усталость, держась за область рвано колотящегося сердце, он поднимался с кровати и сдерживая дыхание от тупой, тянущей боли, смотрел на расписание нескончаемых дел. Старик Уильям старался сделать всё правильно. Всё свою долгую жизнь старался.       Маленьким, несуразным ребёнком пытался оправданно заслужить гордость родителей, когда свободная, молодая душа рвалась на поиски приключений, малыш Уилл, сжимая ещё не обременённые мозолями ладошки, заставлял себя в тёмной комнатке отца, освещенной одной единственной тусклой лампочкой, впитывать гранит науки, невнятно бормоча оскорбления, когда гулкий смех соседских детей, задорно играющих в салочки, заставлял мысли сбиваться и перечитывать страницу старой, заплесневелой и совсем неинтересной книги заново. Даже сейчас, тот маленький, но уже старый Уильям, никогда не признается, что безумно хотел поиграть в эти глупые салочки с необразованной, но такой счастливой ребятней.       Будучи студентом, подросток Уилл оказался за чертой компании своих однокурсников. Перепрыгнув несколько классов за счёт своей образованности, он стал белой вороной, умником, которого не особо любили ученики и преподаватели. В ту пору он познал вкус лести, за которой скрывалась слепая зависть и этот урок был усвоен им настолько хорошо, что сохранился до седины его волос. Молодой Уильям отказался бежать за толпой, обрести нескончаемое множество друзей и всем нравится, он ставил себе четкую цель и отбросив средства, которые шли в разрез с его принципами, добивался цели. У него был друг. Один единственный, настоящий друг, имя которого стерлось из памяти пройденными годами. Или может Уильям никогда не спрашивал его имени... Он даже не был студентом, простой тенью слоняющейся по коридору со шваброй. Бесперспективным идиотом, который вытирал грязь за молодыми умами будущего. И как, казалось, две противоположности обрели между собой дружеские связи? А как это обычно бывает? Восходящая звезда университета и серый, бесхарактерный раб низшего сословия. Случайность. Глупая, а может и судьбоносная случайность. Это можно описать, как столкновение двух совершенно разных миров, двух сторон одной медали огромного общества, но если не вдаваться в семантику, это была встреча двух замкнутых людей на территории универа, испорченная полугодовая работа и перевернутое ведро грязной воды. Это была поистине удивительная и прекрасная дружба. Единственный минус...она была недолгой. Можно долго рассуждать о том, что именно повлекло уборщика на столь смелое и отчаянное решение. Презрение со стороны окружающих? Окончание учебы, а значит и присутствия в стенах учебного заведения единственного друга? Или всё таки его глупость и бесхарактерность? Возможно, всё вместе. Уильяма это уже не волновало, когда он, спустя несколько лет, получив совсем ненужное ему признание среди добившихся немалых высот людей, вернулся из заграницы, и обнаружил университетского уборщика, только... уже не того. Тот, кого хотел увидеть молодой Уилл, уже завершил свой естественный процесс разложения, под несколькими метрами сбившейся грязи, которую он так тщательно отмывал с паркета долгие годы своей бессмысленной жизни. Уильям не посещал его могилу ни разу, зачем ему тратить своё время на мертвых, тем более на тех, кто сам решил покинуть этот мир, но он соврал бы, если бы сказал, что вновь не побежал бы по коридорам, вызывая осуждающее бормотания дежурных, чтобы рассказать о новой, интересной мысли, которая его посетила, своему единственному другу, зная, что тот совершенно не поймёт о чем речь, но дружески похлопает по плечу, уверяя, что скоро Уильям станет великим и изменит этот до боли несправедливый мир. Уильям соврал бы, если бы сказал, что спустя столько лет, не желает повторить один из множества разговоров восходящей звезды университета и серого, бесхарактерного раба низшего сословия. Уильям соврал бы, если бы сказал, что не скучает.       Проведя дрожащей, тяжелой ладонью по головам своих внуков, старик пожелал им доброй ночи и приняв лекарства, медленно побрел в свои покои. В его груди словно забыли булыжник, с каждым шагом всё сильнее притягивающий к земле. Тяжесть не уходила ни с помощью таблеток, ни с помощью сна. Закрывая свои потерявшие цвет глаза, Уильям вслушивался в неровный бит, стучащий у него в висках. В такие моменты различные мысли медленным потоком вливались в его сознание, возвращая дряхлого старика в прошлое на проселок его хороших и не очень воспоминаний, но отбрасывая их все, Уильям силой заставлял себя заснуть, у него не было времени думать о таких мелочах, завтра у него ещё много работы.       Двадцати пяти летний Уильям был красив. Не из тех, кого печатали на обложках журналов, но из тех, кто был частым поводом обсуждений у молодых дам. Длинные, чёрные волосы чуть выше плеч, туго завязанные в хвост, как делали раньше сыны дворянского общества. Строгий, наглаженный до блеска костюм мог посоревноваться только с лицом своего хозяина. Серые, беспристрастные глаза твердо смотрели вперед, излучая уверенность, непоколебимость сильного духа. Прямая, офицерская осанка, четкий, размеренный, твердый шаг, сильные руки, что не боялись физической работы. Да, женским вниманием Уильям обделен не был. Однако с его избранницей и будущей женой он познакомился раньше, чем с букварем, благодаря уже устаревшей традиции знатных семей, его родители посватали своего сына на дочери друзей. Был ли он против? Нет, совсем нет. Его избранница была умной, красивой, начитанной девушкой, поэтому включать свою "нехочуху", молодой Уилл посчитал не обязательным. Была ли между ними любовь? Нет, скорее полное понимание и уважение друг к другу, но не любовь. А вот их общих сыновей они любили по настоящему. Идеально, как с картинки, сочетаясь друг с другом, они послужили для многих примером прекрасной семьи. Однако, когда их родители давно покинули мир, а значит и посты пристальных надзирателей, когда уже их дети достигли возраста, в котором принято заводить свою семью, их союзу суждено было распасться. Супруга Уильяма нашла своё счастье с другим человеком, обрела свою настоящую любовь и уже взрослый Уильям был рад за неё, искренне рад, как за своего друга, партнера и нелюбимую, но всё таки родную женщину. С легким сердцем отпустив её за океан в компании нового мужа, Уилл потратил множество сил и все свои дипломатические знания, дабы объяснить всё сыновьям, чтобы те не ненавидели мать, что их оставила, а приняли её решения и возжелали для неё заслуженного счастья. Даже спустя множество лет, уложив спать внуков и проходя мимо огромного окна в своём особняке, Уильям поднимал свою седую голову к небу и словно отчитывался перед звездами, что так напоминали веснушки его первой и единственной женщины, за состояние их небольшой, но священной семьи.       Завершив лишь половину из назначенной на день работы, Уильям окончательно выбился из сил в то время, как стрелки на часах только близились к полудню. Игнорировать сильную боль в груди стало сложнее, даже с учётом лекарств, которые он пил весомыми пригоршнями. Сидя за своим рабочим столом, старик не мог сконцентрировать на документах, что лежали перед его глазами, и принял для себя решение сделать небольшой перерыв, после которого обязательно вернётся к работе. Его дрожащая ладонь медленно потянулась к трости, которая находилась всегда рядом со своим обладателем и была его верным спутником во всех старческих приключениях. Испытав новый, гораздо сильнее предыдущего, спазм боли, старик судорожно дернулся и трость, так и не угодив в руку хозяина, упала на пол. Прохрипев что то неразборчивое, Уильям согнулся, дабы поднять своё надежное средство передвижения, но его тело снова дало сбой. Старик покачнулся, не успев ухватиться за рядом находящиеся предметы, рухнул вниз. Только тогда, свернувшись калачиком на холодном полу ослабевшим существом, Уильям впервые подумал, что подняться уже не сможет никогда. Это была мимолетная, шальная мысль, на подобии из тех, кому всегда светил элегантный, огрубевший годами, средний палец старика. Но сейчас всё было иначе, Уильям это чувствовал.       На шум от падения в кабинет спустя минуту влетел Ник, до ужаса испуганный увиденной картиной, парень незамедлительно вызвал врача, параллельно помогая дедушке принять более менее устойчивую позицию. А что мог сказать врач старику - трудоголику? "Полный покой и регулярное принятие медикаментов!" Но стоило только взглянуть в его запавшие глаза, как тихо читалось конструирование планов для покупки чёрного костюма и заготовочные фразы достойной речи для некролога. В этот момент только пульсирующая, болезненная область, не позволила Уильяму рассмеяться врачу прямо в лицо. "Умирать? Пххх.. о чём этот балбес думает, у меня ещё много работы нужно закончить, чтобы я мог только помыслить об уходе в отставку!"       Работа, которую нужно выполнить кровью и потом. Дети, которых нужно оберегать и воспитывать. Товарищи, которым нужна поддержка и советы. Кто справится с этой миссией лучше старика Уилла? Ответ был прост - таких, как он, больше не было. С раннего возраста взяв за привычку справляться со всеми трудностями и непременно доводить дело до конца, Уильям не мог бросить свои обязанности и свою ответственность. Он не был из тех, кто сбегал с поля боя. Эдакий бравый солдатик, сжимающий палку для большей устойчивости, который любому молодняку даст сто очков вперед и выйдет победителем. Таким был Уильям, таким он и останется в сердцах тех, кто о нём помнит.       На утро следующего дня старик Уильям умер. В своём стиле, конечно, сопротивляясь до последнего, хватаясь всем своим естеством за отголоски жизни в его умирающем теле, дабы продлить мгновение ещё на минуту. Окруженный внуками, Уилл улыбался, зная, что лучшее, что с ним когда либо случалось, это нахождение на посту сварливого деда для этих прекрасных детишек. Потухающим зрением он смотрел в их лица. Он гордился ими, он их любил, он и сейчас продолжает это делать. -Всё у вас будет хорошо, мальчишки... Старик Уильям закрыл глаза и спустя всю свою долгую жизнь позволил себе отдохнуть.