She's in love with the legend

«Я не выбирала: быть мне Молчуньей, или нет. Мне хотелось высказать тебе свои чувства. Мне жаль, что мы не разговариваем на одном языке.» Слова срываются с дрожащих уст, уносимые ветром, под глухой треск записывающего устройства. Она понимает, что на этом всё кончится. Весь тот долгий путь, что она прошла, поступки, действия, несказанные слова, ничего этого не изменить. И это останется лишь в её памяти. В её памяти, и в памяти Снейка. Молчунья знает, что её конец близок, знает, что она должна делать. Она освобождена от пленения, освобождена от запретов, освобождена от чувства долга. Она свободна. Но она не чувствует этой свободы. Ей не нужна эта свобода. Такая свобода. Свобода без него. Она влюбилась, как девчонка. Это тонкая игра, будто кошки-мышки, и они знали, чем это закончится. Он сам говорил об этом. Молчунья знала, что рука Снейка не дрогнет — и когда придёт время, он убьёт снайпера. Она не боялась этого. С самого начала она знала, на что идёт — намеренно медлила тогда, в руинах. Могла оставить в голове Биг Босса аккуратное отверстие, но лишь игралась с ним. Наивно. И очень глупо. Но она осталась жива. Тогда она хотела, чтобы Босс убил её. Хотела, чтобы инфекция не могла распространиться. Хотела, чтобы её паразиты, английские паразиты, умерли в тот же момент, когда Веном Снейк вдавит спуск до упора. Но пуля так и не покинула ствола пистолета. Молчунья размышляла о том, чтобы закончить жизнь прямо там — спрыгнуть с летящего вертолёта прямо там, над морем, раствориться в солёной воде. Но девушка понимала, что тогда есть риск распространить инфекцию. Ничего не могло помочь, и единственным путём смерти было сожжение. Её заперли на Главной Базе, но это не было проблемой. Подобно животным в зоопарке, это не Базу защищали от неё, а её от Базы. Для Молчуньи стальные прутья не были преградой, она легко могла выбраться, если бы хотела, а охрана была лишь условностью. Нужно было лишь соблюдать правила приличия… Она считает Базу Домом — пускай, там, где не все её рады, но Домом. Но каждый раз, выходя с Боссом на задание, она не чувствует свободы. Дом, он же тюрьма. А много ли разницы? И возвращаться назад её заставляет лишь одно чувство. Молчунья не берётся называть его любовью. Любовь — слишком громкое слово. Слишком громкое для неё. Привязанность, доверие. Они прошли слишком много вместе, не раз спасали друг другу жизни, чтобы не привязаться. Между ними возникла особая связь. Лишь когда прибыл Код, когда её допрашивал Оцелот, она пришла к однозначному выводу. Оцелот всегда стрелял метко, и его «Она влюблена в легенду» было также метко. Потому что она была влюблена.