Героиня на героине

*** На утро волоком тащу Мирку умываться, делаю нам омлет, подбираю приличную одежду, варю кофе наравне с элеутерококком, пою себя, заливаю в глотку Мирке. Думаю, мы оба знатно заебались в последнее время. Взращиваю в себе «материнские» чувства, которых отродясь не было и не будет никогда. Силюсь одновременно ей стать любящей мамкой, лучшей подружкой, заботливым братом — в общем, кем-то, кому НЕ насрать. А она все равно не верит, глядит косо, так и продолжает кутаться в свою железобетонную броню под названием «Отвали». Ну ничего. В противовес её ухудшающемуся настроению, моё взлетает аж до стратосфер. И хочется заботиться, заботиться, заботиться. *** Психотерапевт встречает нас фразой: — Бывших наркоманов не бывает. — Такое себе начало, — парирую я, раздумывая над тем, чтоб развернуться нам и уйти, чтоб не тратить времени. — Да, но я научу вас с этим справляться и жить. Вам, Мирослава Леонидовна, — ОНА НЕ ЛЕОНИДОВНА! ОТЦЫ РАЗНЫЕ! — Необходимо, будучи в состоянии «завязки» помнить, всегда помнить о том, как вы себя чувствовали в моменты до, во время и после употребления «дозы». Но к этому мы еще вернёмся… Есть пока вопросы? — Ты мне не нравишься, — щурится Мирка, отодвигаясь от него подальше, — Больно радостный, что ли… Мужчина сразу серьёзнеет, как по указке. Подходит к Мире, но не близко, не нарушает личных пространств, которые она так бережёт. Внимательно заглядывает в её красные глаза. — Я тоже употреблял. И мои «бед трипы» тоже не раз заканчивались на грани двух миров. Не торопись обесценивать мой труд. Мне необходимо, чтобы ты захотела этого сама. Иначе ничего не выйдет. Он постепенно втягивает её в диалог, а меня выгоняют из кабинета, мол, я не должен мешать психотерапии. Иду курить в машину. Жду. После часового мозгоправства Мира садится в машину. Выглядит загруженно, будто какие-то мысловые процессы в её голове пытаются штурмовать мозг, но сквозь кумар отходняка это происходит болезненно и медленно. — Тебя Димка звал. Побазарить о чём-то хочет. Димка… Мда, резко её Дмитрий Сергеевич к себе расположил. Поднимаюсь по лестничному пролету к психу. Он повествует мне о затяжной депрессии сестры, я повествую о её неразделенной любви и нелюбви ко мне. Псих последнее связывает с гиперопекой с моей стороны; что называется, как с писаной торбой таскаюсь. Возразить не спешу — может, и прав. — Беда наркоманов в том, что они не только разрушили себя изнутри, но и постепенно разрушили связь с социумом, стали изгоем в обычной реальности, по сторону которой стоим с вами Вы и я. — Сомневаюсь, что мы с Вами по одну сторону стоим, — не соглашаюсь, не вдаваясь в подробности, что именно я имею ввиду. Старичок советует мне помогать ей влиться в социум, но не слишком навязчиво. — Купите ей, быть может, милую животинку. Или, если есть близкие с маленькими детьми, старайтесь увеличить её контакт с ними. Ни те, ни другие не поймут, что она «другая», не как все, они не дифференцируют её как плохую, и если она будет увлечена общением с ними, они даже не заметят подвоха. *** Дома мы разбредаемся по разным комнатам. Я сажусь немного поработать — бабок не осталось от слова совсем. Спустя какое-то время слышу, как Мира на верхнем этаже топает ногами по полу, и орёт в трубку: — Отстань от меня, Костя, я тебе больше не верю!!! Не верю! Дари свои фантики другой малолетней дуре, а ко мне не приходи! — и остервенело бросает телефон, видимо, в стену. Недурно. Моя похвала психу, если это он так на неё подействовал. Обычно у неё трудности с произнесением слова «нет». Вечером мне звонит Маринка и зовёт пересечься ночью, пока дочь будет спать. Я вспоминаю слова «Димки» и зову её к нам вместе с дочерью в гости, в баньку с пивом и шашлыками — завтра как раз суббота. Она радостно соглашается, её подкупает, что я не открещиваюсь от её ребёнка, а наоборот зову их вместе. Весь следующий день солнце прячется на другом конце мира; вместо него хлещет дождь, но я не отменяю планов. Натягиваю капюшон дождевика на голову и выхожу во двор рубить дрова для бани и костра. Скоро придут гости: Маринка предложила ещё позвать пару знакомых — я не против, мне, как бы это странно ни звучало, нужен её ребёнок. Мысленно представляю, как возьму сердце младенца которое принесу в жертву ради жизни Мирки. Не смешно. Но попробовать надо — вдруг псих прав и получится растопить свою ледышку-сестрёнку? Она, кстати, на моё удивление, решила отвлечься и помочь мне с подготовкой дома к гостям. Прибралась дома, выкинула некоторый хлам, скрыла недостатки старого ремонта, которые видеть другим не обязательно. Сделав все дела, я иду к будке и отвязываю собаку. Веду её в дом, в ванной мою тщательно тело, лапы, чтоб не замызгала грязью только что намытый пол и выпускаю бегать по дому. Больше контакта с беспомощными существами — напоминаю себе слова мозгоправа. Проходя мимо, Мирка останавливается рядом с дрожащей после душа собакой и лениво треплет её по лохматой голове. Пёс виляет хвостом. — Чего это ты вдруг его сюда притащил? — спрашивает. — Он поводок прогрыз, боюсь, что сбежит, — вру ей. — Понятно. Скоро все пришли. Помогаю Марине занести коляску через лестницу в дом. — Здарова, Макс, — жму руку парням, здороваюсь. — Максимка, приветик! — улыбается мне Марина, тянется обняться, обнимаю в ответ. — А это Лерочка — моё чудесное чудо. Она берёт ребёнка из коляски на руки и демонстрирует нам своё чадо. — Лерочка, помаши дяде ручкой, — целует её в висок. Пиздец. Почему я не подумал о том, что я сам не буду готов к детям? Я ж не знаю, что с ними делать, они для меня — инопланетяне. Вымученно улыбаюсь в ответ, наклоняюсь, говоря, как мне кажется, сюсюкающим голосом: — Привет, Лера. Я — дядька Максим! — и беру её за малюсенькую ручку. Девчонка заливисто начинает смеяться, кривляться. Оборачиваюсь за спину, где стоит Мира и странно, почти с отвращением, смотрит на дитя. Ладно, подождём, немного. Не всё сразу, Максим — терпение! Рассаживаемся за стол. Я приношу миску шашлыков, Витька достаёт холодное пиво из пакета, разливаю по кружкам. Мира сидит на табуретке, подогнув ноги под себя, несколько отстраненно, но главное, что хотя б сидит, не уходит. Едим, пьём, болтаем. Я постоянно таращусь на ребёнка на коленях Марины. У молодой мамочки, наверное, уже сложилось впечатление, что я приглядываюсь к ней, как к своей дочери. — Хочешь подержать? А мы пока покурить сходим на улицу, — спрашивает. Беру трясущимися руками на колени. Мне нужно привыкнуть самому и показать Мире, что этот милый комок не так страшен. Парни же и Мирка косятся на ребёнка, как на лишний предмет здесь — пиво же пришли пить, в бане париться, — к чему это здесь? Гремлю погремушкой перед дитём на вид года 1,5-2, другой поддерживаю аккуратно. А если уроню? — Ты ей нравишься! — восклицает Маринка. Улыбаюсь Лере в ответ её беззубой улыбке, она тянет ко мне ручки. После Маринка с пацанами уходят курить на улицу. Но как только они уходят, ребёнок, не видя матери, начинает плакать. Беру на руки и хожу с ней по комнате, но та не успокаивается. Улюлюкаю — не помогает. — Чёрт, — вздыхаю, не зная, что делать, — Мир, подай, там в коляске вроде соска её лежала. Сестра вымученно вздыхает и плетется к коляске. Ей явно не нравится вся эта моя затея. Подносит соску через расстояние, как будто у меня на руках не ребёнок, а, как минимум, всепоглощающая атомная война. Не отходит и таращится на неё с удивлением, когда та, взяв соску в рот начинает улыбаться Мире. Сестра неловко улыбается ей в ответ. — Примеряешь на себя роль папашки? — язвительно спрашивает. — Почему бы и нет? — вру, в ответ хмыкает мне. — Папка, папочка, папуля, — издевательски кривится Мира, произнося слова и пялившись на меня. Ребёнок выплевывает изо рта соску и говорит впервые за сегодняшний вечер: — Па-па? — и рожицу до невозможности удивленную делает, как будто только что нашла своего отца. — Папа, папа, — продолжает издеваться Мира, подходя и улыбаясь нам. — Да, малышка? Быстро вы с мамкой нашли себе папку? Как, наверное, и хотели. — Хватит, Мир, — прошу вежливо. — Это всего лишь ребёнок, что ты такая злая? Не хочу с ней ссориться, но как всегда напрашивается на укор. — Ладно, не буду лезть. Пойду перекушу чего-нибудь, — хватает зубами шашлык и уходит к себе наверх. Вот и поговорили… Терпение, Макс! Возвратившиеся ребята зовут испробовать баньку. Я соглашаюсь и мы с мужиками идём жарить вторую порцию шашлыков на костре, пока Маринка укладывает ляльку в комнате на 2 этаже, чтоб не разбудить. Дров на вторую партию костра не хватает, и я опять иду их колоть за дом. Курю, колю, размышляю, что идея была дрянь. Ну, хотя бы сидим неплохо, вроде. Щас попаримся, мысли пояснее станут, тело расслабится. А завтра придумаю, может быть, иную тактику по реабилитации. Только денег еще на следующий сеанс к психу надо наскрести. Хорошо, хоть с понедельника отпуск кончается и на работу, а то совсем на мели. — Ой, Макс, тебе так идёт борода, — ага, просто станки закончились, а со всеми этими нервяками бриться даже некогда. — Спасибо, — коротко отвечаю, зажимая в зубах сигарету. — Ты такой мужественных с ней, да ещё с этим топором и сигаретой во рту. Очень сексуально, знаешь ли… Останавливаюсь, вынимаю сигарету, стряхиваю пепел, смотрю на Марину. Чё ей надо — не понимаю. — Дай, пару затяжек сделаю, — говорит. Протягиваю. Меня что, грубо клеят сейчас? Смотрю как забирает у меня сигарету и тянется ко мне, — Холодно что-то сегодня, — говорит, кладя голову мне на плечо и затягиваясь. Под крылышко моё хочет? Маринка не плохая, хоть и нахрен мне не сдалась. А с другой стороны — почему бы и нет? Сегодня, видимо, день «почему бы и нет». Приобнимаю барышню слегка за плечо, она прижимается ко мне ближе в ответ. — Какие сильные у тебя сигареты. Голову кружит, — морщится, выбрасывает бычок на землю. Медленно поворачивает голову ко мне и нежно целует в губы. Ответить — не ответить? Несколько углубляю поцелуй, чисто ради интереса — встанет или не встанет на неё. Но спустя секунд 10 никакой реакции. Что ж… я пытался. Несколько отстраняю её от себя. Она отходит от меня и обиженно смотрит. — Там парни уже заждались, наверное, — говорю неловко. — Да, пойдём. Оставшийся вечер проводим в беседке у бани. Мира так и не выглядывала. Ну, хотя бы дома сидит, а отсюда мне всё видно и свалить под шумок она не сможет. После пива меня расслабляет, Марина уже настойчиво примазывается ко второму парню — Пете. Он персонаж простой и совсем не против Маринки, в отличие от меня. Вот она и переметнулась резво. Празднество продолжается армейскими анекдотами и песнями. После второго захода в парилку пиво кончается. Петя предлагает с Витьком сгонять в магазин. Марина говорит, что устала и хочет спать. Я её не гоню, когда она предлагает переночевать у нас, чтоб не тревожить на ночь глядя ребёнка и не вытаскивать его на холод. Стелю ей на диване первого этажа. Оставшись один, подкидываю дров в печь, беру остатки прохладного пива и иду париться. В принципе, для вечера субботы — довольно неплохо, думаю. Сегодня в миллион раз спокойней, чем в любой другой день за прошедшие 2 недели отпуска. Какие истерики были у нас дома, постоянные побеги Миры и мои сожжённые бессмысленно нервы. Неплохое окончание отпуска. Я доволен. Да, пожалуй, сегодня я доволен. Сижу, обёрнутый в полотенце, на скамье, гляжу на огонь за решёткой печи. Довольно умиротворяюще. С улице слышно радио, играет песня «Восьмиклассница» группы Кино. Откидываю голову назад, закрываю глаза. Эх, школьные времена… Почему я чувствую себя сорокалетним мужиком, будто всё это было в прошлой жизни? Смеюсь сам себе. Старею, что ли. Вроде, всего 24 года. — Над чем смеёшься? — раздаётся у входа. Открываю глаза, но смотрю в потолок. — Наобижалась, Мира? — спрашиваю. — Холодно сегодня что-то, — говорит тихо, вкрадчиво. Опускаю голову на неё и медленно-медленно ахуеваю. Моя сестра, дочь нашей общей матери, стоит в чём эта самая мать и родила и смотрит на меня. — Ты чего разнагалась-то? — нервно смеюсь, заостряя внимание на… да на всём одновременно. — Да вот… подумала… чего это вы паритесь тут, а меня даже не позвали ни разу, — объясняет, медленно подходя ко мне. С моего лба скатывается бисеринка пота. Градус в парилке разом повышается. — Так ты ж сама не захотела, — отвечаю, смотря на колышащуюся небольшую грудь перед моими глазами. Она просто стоит, но уж слишком близко, что я аж слюну сглатываю с трудом, не сводя глаз с соска около рта. — Перехотела, — шёпотом говорит, приобнимая меня за плечи. Опускает взгляд ниже и одобрительно улыбается. Ну, конечно, у меня встал, а кто ожидал чего-то другого? Она медленно ведёт одной рукой по торсу к белому полотенцу на бёдрах и пренебрежительно мажет движением кисти по члену через ткань. Присаживается передо мной на колени и тянется к моему лицу, не сбавляя той загадочной улыбки, с которой сюда и пришла. А затем нежно-нежно целует меня, будто делает это в первый раз. Я не закрываю глаз, наблюдая за ней. А вот она глаза прикрыла, ресницы трепещут, словно крылья бабочки, словно ей это приносит удовольствие — целовать меня. Не раздумываясь отвечаю на поцелуй, углубляя его. Она отвечает мне, продолжая наглаживать мои плечи. Кровь стучит в мозгу. Это мираж? Я перебухал или пересидел в парилке? Может, я сейчас без сознания на этом полу валяюсь? Но ощущения вполне реальны, эмоции искрят. Мира отрывается от моих губ. Садится на скамейку, стоящую напротив меня, и слегка раздвигает ноги, кисти кидает себе на колени, не сводит от меня взгляда. — Потрогай себя, — говорит мне. — А то взорвёшься. Я таращусь на её обнаженное тело во все глаза и не шевелюсь. — Тебе же не понравилось в прошлый раз? — щурюсь, игнорируя кобеля внутри себя, который давно встал в стойку и подначивает меня сделать, что она хочет. — А в этот понравилось. Ты хорошо целуешься, — она начинается прикасаться к себе между ног и самозабвенно прикрывает глаза, продолжая смотреть в мои. — Ты тоже неплохо, — киваю в ответ, отбрасывая край полотенца и прикасаясь рукой к члену. — М-ммм… — выдыхаю с закрытым ртом. Как же чувствительно! — Так ты же меня и научил. Любимый братик, — улыбается, продолжая рукоблудство. — Любимый братик, говоришь… — тоже ухмыляюсь, надрачивая себе рукой и сходя с ума от нереальности происходящего. — Ты выглядишь очень сексуально, знаешь ли, — смеётся она, наматывая пальцами круги по клитору. — Введи в себя два пальца, — говорю ей. Послушно выполняет. У меня захватывает дух. — Подсматривала за нами с Мариной? — Да, и мне не понравилось, что ты ответил на её поцелуй. Рычу, ускоряя темп от её негромкого, специально поставленного бархатного тона. — Ревнуешь? — спрашиваю через одышку; невыносимо жарко, но и довести дело конца хочется. Мира встает со скамейки и опять подходит ко мне. Слегка насаживается на кончик члена, но не садится полностью, настаивая, чтоб я продолжил себя ласкать. Она постанывает скользя по концу вверх-вниз, всего на несколько сантиметров и продолжая массировать себя. Я запрокидываю голову и вбираю в рот сосок. — Не ревную. Просто тебе не нужна эта шмарина, — отвечает она, и я чувствую как её мышцы внутри меня начинают сокращаться. Тихо постанывает. После чего слезает с меня и вновь садиться на колени, внимательно глядя на мои незамысловатые и резкие движения. И стоит ей только прикоснуться кончиком языка к головке моего члена, как я смачно изливаюсь ей на рот. — Хороший братик, — довольно улыбается Мира, чмокнув меня в губы, с которых стекает белесоватая сперма. — Твою мать! — Мою мать. И твою мать, брат. — Я говорю — твою мать КАК ЖЕ ЖАРКО! — Максим. Да, блять, Макс! Открой глаза. Ты слышишь меня, Макс?! — сквозь белый шум в ушах слышу Миркин голос. Открываю глаза. Находимся в предбаннике, но Мира уже одетая в халат. Или… подождите-ка… Меня правда глюкануло? — В бане пересидел и отключился, — говорит она, прикладывая к моему лбу ледяную бутылку с водой и поправляя руками распахнувшееся на мне полотенце, демонстрировавшее мои причиндалы всему белому свету. — Ты давно здесь? — спрашиваю. — Ну… — Мира оглянулась вокруг себя на отсутствие людей, — Я тебя поцеловала в бане и ты отрубился. — А зачем ты?.. — Да так, стало интересно, какого это — целоваться всяким Маринам с моим бородатым братом. — А… парни из магазина? — Ещё не пришли, не волнуйся. И надень штанцы, чтоб твои приятели, когда вы пойдете ещё раз в баню, чего лишнего не подумали и не отмудохали тебя, — и смеётся заливисто. Вот это переклинило.