Героиня на героине

А Мирка, все-таки, в заброшенной церкви не обнаружилась тем утром. Пьяная ушла к своему Васе или Костику — не помню, как его там. Ближе к ночи следующего дня, когда я умирал от катастрофического похмелья, её привёз её хахаль. Из окна сквозь ажурные шторы, за которыми стоял, приложившись к полотенцу со льдом и опохмеляясь остатками самогонки, мне грозно блестнул фарами с проезжей части чёрный БМВ. Отлично, она теперь и отсасывает какому-то хую в надежде на красивую жизнь. Понимаю. Жить с братом, который, сука, из-за неё же еле-еле сводит концы с концами — не комильфо, хочется стремиться к дорогому, шикарному и, конечно, опасному; там, где нет опасности, Мирке ведь и не интересно. Блядь. Макс, у нас новые проблемы. Ещё от каких-нибудь мафиози мне не хватало её спасать. Как только заваливается на порог, встречаю её приветливым: — Шалава! — И тебе здравствуй, любимый братик… Подхожу к ней почти впритык, оцениваю внешнее состояние: чулки рваные, дорожки туши под глазами, краснотой рдеют на шее синяки. — Краса-а-авица! — тяну презрительно, поддевая пальцем за подбородок и заглядывая в бесстыжие глаза. — А где цветы, подарки? Или вы без конфетно-букетного периода — сразу к делу? — смеюсь, издеваюсь над ней. У самого уже истерика сейчас начнётся. — Отъебись, Макс. Сама разберусь. — Сама разберёшься? — заливаюсь от души смехом, да потому что уже смешно! — Завтра в наркушку на учёт. Оттуда прямиком к психу. Так что, планов особо не строй. Никак не реагируя на мои слова, молча проходит мимо меня прямиком в ванную, где запирается, включив воду. Ясно. Неразделённая любовь, упаднические настроения. Моря слёз и какофония звуков из всхлипываний и плача. Даже комментировать не хочу, в миллионный раз повторяя про себя, какая же она дурочка. Меня, конечно, не особо прельщает мысль побыть ей жилеткой для слёз, но она настолько дикая, что за 19 лет своей яркой жизни так и не обзавелась ни одной подругой. Иномирная Мира. Всегда вела себя со всеми довольно отстранённо, не особо проникаясь чужими судьбами и при этом не распространясь о своей. С одной стороны, правильно, а с другой — вот и плачь из-за всяких придурков одна в подушку теперь, даже поделиться не с кем. А для брата такие подробности слишком интимны, да и она всегда строит из себя бойкую девчонку, которой всё нипочём. Она примеряет на себя разные маски. На половину проблемная, озорная девчонка, любящая дразниться, показывать язык и идти наперекор всему миру — зачем ей этот мир, когда внутри свой собственный, с другими законами и правилами приличия? Но в последнее время всё чаще она такая — сплошная кровоточащая боль и мрачное, депрессивное, бесчувственное чучело, забитое мишурой и таблетками. Под толстым слоем купола наркоманки её давно никто не видел настоящей. И даже сам Макс. И ему так сильно хочется пробить эту её броню, что он обещает себе обязательно завтра пойти с ней к психу разбираться с тараканами. Спустя час она так и не выходит. Скребусь к ней в дверь, прошу впустить, спрашиваю — всё ли в порядке. — Максим, отстань. Иди спать. Хера с два оставлю. Выбиваю дверь. Она топиться в остывшей холодной воде, хнычет, обнимая себя руками за тощие коленки и раскачивается из стороны в сторону. Смотрит строго перед собой, невидяще. Аккуратно поднимаю её, беру на руки и несу на диван, укутываю пледом. Дрожит. От дядечки Коли не спас, может, хоть на этот раз удастся?